Тайны затерянных звезд. Том 2

Глава 14

— Быстро за Пиявкой! — велел я Магнусу, аккуратно подхватывая девушку и придерживая от падения.

— Я? — он тупо посмотрел на меня, как будто я с ним двоичным кодом разговариваю.

— Ты! — не выдержав, рявкнул я. — Бегом!

Магнус всё так же тупо смотрел на меня. Нужно было как-то переключить его, привести в чувство.

Продолжая удерживать Кори одной рукой, второй я коротко ударил негра в челюсть.

Это сработало. Рефлексы сработали раньше мозга, и Магнус, чей мозг всё ещё по инерции находился в состоянии боя, отшатнулся, не позволяя удару достичь цели. Руки взлетели к лицу, в привычную боксёрскую стойку, но потом взгляд его упал на Кори, в глазах наконец-то появилось понимание. Он снова окинул быстрым взглядом сначала меня, потом — отключившуюся в моих руках Кори, и наконец кивнул:

— Понял. Иду.

И уже на ходу — молодец, сам догадался! — прижал палец к уху, вызывая по комлинку Пиявку прямым каналом связи:

— Пиявка! Пиявка, срочно ответь!

Перехватив Кори поудобнее, я аккуратно поднял её. Она была совсем лёгкая, но из-за её состояния казалось, что у меня в руках фотонная торпеда или наоборот, нечто текучее, а не хрупкая тонкая девушка. Все мышцы Кори были расслаблены, руки и голова болтались, как на шарнирах, и поэтому я шёл медленно, чтобы ненароком не задеть какой-нибудь угол.

Я прошёл четверть пути до лазарета, когда подоспели Магнус и Пиявка.

Пиявке хватило всего одного взгляда на Кори, чтобы брови её хмуро сошлись на лбу, и она коротко приказала:

— В лазарет! Быстро!

Магнус протянул было руки, чтобы забрать у меня Кори, но Пиявка неожиданно ловко шлёпнула его по ладони:

— Убери свои грабли! Ими только урановые ломы топить в ртути, поломаешь ещё девочку! Кар, быстро в лазарет! Не медли!

Пиявка оттолкнула Магнуса с пути, и выглядело это примерно так же, как если бы я попытался оттолкнуть Жи.

Но, как ни странно, здоровяк покорно отошёл в сторону, пропуская меня с Кори на руках вперёд.

Его реакция сейчас вообще не вязалась с тем, как он держался обычно или тем более во время нашего с ним поединка.

Я это отметил между делом, скорее по привычке. Отметил и отмахнулся — сейчас было немного не до того.

Когда мы добрались до лазарета, там уже был капитан. Ну ещё бы, где же ещё ему быть, когда с его дочерью беда приключилась?

— Сюда! — Пиявка подскочила к столу и подкатила к нему стойку с автоматическим диагностом.

Действовала она сосредоточенно, с предельной точностью. Никаких заигрываний или шуточек, что только подтверждало серьёзность ситуации.

Я аккуратно положил Кори на стол.

— Не так! — Пиявка снова подскочила ко мне. — Посади её!

Я приподнял девушку, придавая ей сидячее положение, и Пиявка сноровисто, словно уже не в первый раз это делала, в два движения скинула с неё короткую куртку. Кори осталась только в белой майке-безрукавке и штанах, но их, кажется, снимать никто не собирался.

— Клади! — велела Пиявка, хватая с диагноста сразу целый пук проводов с датчиками на концах и начиная прикреплять их на Кори даже раньше, чем я успел её уложить.

— Пиявка! — напомнил о себе капитан из-за моей спины. — Что с ней? Опять⁈..

— Опять! — огрызнулась Пиявка. — Да, опять!

— Опять что? — я обернулся на капитана, и тот нахмурился и коротко ответил:

— «Звёздочка».

«Звёздочка»…

Когда-то раньше, говорят, этим милым словом мамы называли своих любимых дочерей. Но это было очень давно, ещё до того, как человечество начало плотно осваивать космос. До того, как были колонизированы и тем более заселены первые планеты, до того, как появились первые промышленные миры, до того, как построили первые космические станции… И, конечно, до того, как появилась Администрация и спейс-технология.

Сейчас этим милым словом никто никого не называет. Его вообще стараются не произносить вслух, даже в контексте настоящих звёзд. Слишком странным и непонятным оно остаётся до сих пор, даже несмотря на многие попытки исследовать этот феномен.

«Звёздочка» или «звёздная лихорадка» — это болезнь, которая преследует человечество с того самого момента, как только появилась спейс-технология. Болезнь странная и болезнь страшная, потому что никто не понимал, что она из себя представляет, что её вызывает и как это «что» выбирает для себя жертв.

За все эти годы получилось собрать только некоторую статистику по вопросу «звёздочки», и она была неутешительной. Почти пятнадцать процентов людей являются переносчиками болезни, не болея самостоятельно. Больше чем пять процентов людей болеют «звёздочкой» в открытой форме.

Понятие «в открытой форме» означает, что у них в любой момент, независимо от того, где они находятся, в каком состоянии и в каких условиях, может начаться приступ. Судороги, рвота, резкое повышение и понижение температуры в пределах четырёх градусов в период до получаса, отсутствия реакции на внешние раздражители — и это лишь общие симптомы, которые проявляются у всех болеющих. А ведь помимо них, у многих болеющих есть и своя собственная реакция на болезнь, которую нельзя предугадать, пока не столкнёшься с приступом вплотную.

Защиты нет. Защититься от «звёздочки» невозможно никак, пробовали даже жить в скафандрах высшей степени защиты, и всё равно заражались, на основе чего учёные сделали осторожное предположение, что корни «звёздочки» лежат в сфере психологии, а не физиологии.

Естественно, эта версия тоже оспаривалась, однако не выявленный возбудитель, не понятный способ заражения и многое другое склоняло чашу весов в эту сторону. Но работа психологов и психиатров с больными тоже ничего не дала.

Лечения нет — ни один известный человечеству препарат не лечил от «звёздочки», потому что никто не понимал, что именно надо лечить. Единственное, что хоть как-то помогало (причём этот эффект был обнаружен случайно) — это старый, уже полузабытый в эпоху освоения космоса препарат под броским названием «иммуноза». Когда-то раньше он был популярен, поскольку представлял собой мощный иммуномодулятор, буквально подстёгивающий организм к борьбе с заразой собственными силами, но потом в нём обнаружили множество незаявленных побочных эффектов (включая привыкание при использовании чаще, чем раз в неделю), и запретили его применение.

«Иммуноза» не была лечением от «звёздочки», отнюдь. Но за счёт своего мощного эффекта она позволяла организму пережить приступы, не страдая от них так сильно, как это происходит без неё.

Альтернатива «иммунозе» тоже была — это целый коктейль из разных препаратов, часть которых конфликтует между собой, и суммарные побочки которых давали в этом вопросе фору даже просроченной «иммунозе». Плюс, в идеале, требовалось расположить больного в невесомости, да ещё и при контролируемом температурном режиме, чтобы и не перегреть его, и не переохладить во время резких скачков температуры.

Или вколоть всего одну дозу «иммунозы», которой больному хватит, чтобы пережить приступ.

А если не сделать ни того, ни того, вполне вероятен летальный исход. Причём вероятность маленькой не назвать — около двадцати процентов. Один шанс из пяти, что либо диафрагму сведёт такой сильной судорогой, что даже искусственная вентиляция лёгких не поможет наполнить их кислородом, или температура поднимется до таких значений, что белки крови начнут сворачиваться, или наоборот — опустится до того, что клетки мозга начнут отмирать.

Что интересно — нельзя сказать, что «звёздочкой» болеют все космики. Те, кто родился и всю жизнь прожил на космической станции, не болели. Те, кто родился на планете и всю жизнь провёл на ней — не болели. Те, кто летал с планеты на орбитальную станцию и обратно — не болели.

Болели только пять процентов тех, кто хоть раз в жизни проходил через спейсер. Но в сумме это получались миллионы.

Я даже слыхал, что вроде бы какая-то медицинская корпорация полностью переквалифицировалась на исследование «звёздочки» и поиск лекарства от неё, и было это лет десять назад. После этого от них было только одно громкое заявление, что они буквально находятся на пути к лекарству, и потом опять — тишина.

Что ж, теперь я точно могу сказать, что лекарства они так и не нашли. Иначе бы Кори сейчас не лежала на медицинском столе, содрогаясь судорогами, а Пиявка не держала в руках наручники из мягкой кожи, половинки которых были соединены всего лишь одним звеном мощной стальной цепи.

— Помоги! — рявкнула она, не в силах удержать сразу и руки и ноги.

Я взялся за ноги Кори, пытаясь удержать их на месте, и чуть не потерпел фиаско — хрупкая тонкая девушка в минуты приступа становилась сильнее Магнуса! Ее нога вырвалась из моих рук, и чуть не зарядила мне коленом по лбу. Я уклонился, поймал её на возврате обеими руками и навалился всем телом, прижимая к столу. Обездвижил, улучил момент, подхватил вторую ногу, и тоже запихнул под себя, придавливая своим весом.

И всё равно этого было как будто мало. Ноги девушки так и дёргались в припадке, и каждый раз с ними вместе дёргался я — то подлетая над столом, то падая обратно.

— Вот так, держи! — велела Пиявка, и раздались щелчки наручников. — Сейчас помогу!

Пиявка подбежала ко мне, и, пока я держал ноги Кори, пристегнула и их тоже. Девушка оказалась полностью прикована к медицинскому столу, как бешеное животное, приготовленное к вивисекции. И вела она себя как то самое бешеное животное — билась и рвалась, отчего стол глухо гудел и, если бы не был намертво приделан к полу, то, наверное, подпрыгивал бы на одном месте.

— Проклятье! — выругалась Пиявка, вытирая лоб рукавом. — Каждый раз одно и то же!

— Но почему⁈ — вырвалось у капитана, который всё это время держал эмоции в себе, чтобы не отвлекать нас. — У неё же был приступ уже месяц назад!

— Да потому что этот урод! — выплюнула Пиявка так злобно, словно говорила о начальнике участка на Тантале-три, к которому она была приписана в своё время. — Который на корабле остался! Бешеный который!

— Семецкий? — спросил я, и Пиявка скорчилась:

— Вот-вот, он самый! Я ещё когда услышала его голос из динамиков корабля, когда шлюзы были открыты, заподозрила, что с ним не всё в порядке! Но списала это просто на долгое одиночество и поехавшую крышу!

А ведь она права! Я тоже тогда отметил, что Семецкий выглядит нездорово, что в его положении было естественно, но при этом — знакомо! Он, конечно, однозначно был не в себе из-за долгого одиночества и поехавшей крыши… Но не только, явно не только! Он ещё и был заражён «звёздочкой», из-за чего казался ещё более больным и безумным.

Возможно, он даже входил в те самые пятнадцать процентов бессимптомных носителей, которые сами по себе не болеют. Но если больной человек будет контактировать с таким носителем, его собственная болезнь начинает прогрессировать семипарсековыми шагами. При этом, чем ближе контакт, тем скорее случится очередной приступ.

И, когда Семецкий и Кори валялись на полу, обнимаясь как парочка влюблённых, именно это самое и произошло. Несколько суток болезнь созревала в девушке, и вот наконец её прорвало.

— Сукин сын! — в сердцах выругался капитан. — Если бы он не сдох там, на корабле, я бы его!..

Что бы «он его» договаривать капитан не стал, но и так всё было понятно. Семецкий ещё легко отделался, что просто и быстро сгорел в пламени ядерного распада.

— Ладно, — капитан выдохнул и уже более спокойно обратился к Пиявке. — Ты знаешь, что делать.

— Увы, капитан, — непривычно-спокойно отозвалась Пиявка, не став в этот раз выдавать колкости.

— Что значит «увы»? — не понял капитан. — Коли «иммунозу»! Она не получит привыкания, уже месяц прошёл!

— Не в этом дело, капитан, — Пиявка покачала головой. — Всё намного сложнее. «Иммунозы» у нас нет.

— Как нет⁈ — ахнул капитан. — Куда дела⁈ У нас же всегда две дозы хранятся! И, как только одна тратится, я тут же докупаю новую!

— И они обе разбиты, — Пиявка виновато развела руками. — Я же говорила — лазарет пострадал больше всего остального корабля. И, к сожалению, обе дозы «иммунозы» тоже входят в понятие «пострадал». Простите, капитан.

Пиявка виновато опустила взгляд, теребя подол халата. Капитан смотрел на неё со странным выражением на лице. На нем чётко читалось, что с одной стороны он готов вышвырнуть её за борт, а с другой стороны — он прекрасно понимает, что её вины в этом нет.

А с третьей стороны ему самому стыдно за то, что он допускает мысль о том, чтобы сорваться на Пиявке и выставить её виноватой в этой ситуации. Просто потому, что это быстро и удобно — объявить виноватым ближайшего человека.

Капитан громко вдохнул и выдохнул, приводя мысли в порядок.

— Так… — медленно произнёс он. — Ладно. Какие у нас есть варианты?

— Не самые лучшие, — Пиявка покачала головой. — Я могу ослабить часть симптомов, но лишь ослабить, а не убрать полностью. И лишь часть. Я не могу гарантировать, что она выживет, простите, капитан. Нам нужна «иммуноза», без неё дать гарантии просто невозможно.

— Но у нас нет «иммунозы»! — процедил капитан, явно едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. — Думай, Пиявка, думай! Кто у нас тут корабельный врач⁈

— Я! — закричала на него в ответ Пиявка, сжимая кулаки. — Но я не могу в одиночку придумать то, что не могли десятками лет придумать сотни других, более умных, более образованных и опытных людей! Это невозможно!

— Прекратите орать, — поморщился я. — Я думаю.

Они, будто совершенно забывшие о том, что я тоже тут есть, замолчали и уставились на меня с удивлением на лицах. Я воспользовался наступившей тишиной, чтобы прикинуть пару моментов, додумать мысли, и выдать:

— Сколько нам ещё лететь до той станции… Ну, куда мы летим сейчас.

— «Левиафан»? — капитан на мгновение задумался. — Суток трое. А что?

Я проигнорировал его вопрос и повернулся к Пиявке:

— Каковы шансы, что Кори не ум… Переживёт эти три дня?

— Не берусь судить, — Пиявка покачала головой. — Это лотерея, у которой каждый раз один и тот же шанс на проигрыш — один к пяти. Но, чем дольше она находится в таком состоянии, тем выше вероятность того, что она… Не выживет.

Последние слова Пиявка произнесла сипло, глядя куда-то мимо меня. В уголках её глаз заблестели маленькие капельки.

— А сколько вообще длится приступ? — не отставал я.

— Не угадать. От нескольких часов до нескольких суток, — всё так же глядя мимо меня, ответила Пиявка. — Самый долгий зарегистрированный длился почти неделю. Человек выжил, кстати, но судорогами ему переломало много костей. Говорят, остался инвалидом.

Пиявка явно ещё много чего могла бы рассказать об этом случае, и о других подобных — лишь бы не говорить о том, что происходит прямо сейчас с близким ей человеком.

Лишь бы не говорить о том, чем это всё может закончиться.

Поэтому я поднял ладонь, прерывая рассказ Пиявки, и снова повернулся к капитану:

— Есть ещё один вариант. В этом секторе есть ещё одна база, и от нас до неё лететь меньше суток. Если дадим форсажа, то вообще в десять часов уложимся. Там точно будет «иммуноза», это я гарантирую. Но добыть её будет непросто… И это я тоже гарантирую.

— Что за база? — нахмурился капитан. — Я почему-то ничего не знаю ни о какой другой базе, кроме «Левиафана» в этих краях.

— А это потому, что вам и не положено знать, — вздохнул я. — Это засекреченная структура, о существовании которой знает, наверное, пара тысяч человек на весь космос… Сейчас, может, больше.

— Так что за база, не томи!

— Называется «Василиск тридцать три», — насилу вспомнив название, ответил я. — И это малая перевалочная военная база Администрации.