Таймири

6. О зыбучих песках и светящихся скалах

«Когда-то я была беззаботной песчинкой, и не страшны мне были грозные бури, потому что они носили меня на своих воздушных руках, не причиняя вреда. Когда я упала на бархан, то стала его частью, и с тех пор тревожилась, если ветер внезапно усиливался: он мог развеять мой новый дом, и мне, бесприютной, снова пришлось бы носиться по свету. Чем больше мы приобретаем, тем несчастнее становимся», — читала Таймири главу под названием «Притчи пустынь». Остер Кинн примостился рядышком и иногда заглядывал ей через плечо. Книжки для него были так же внове, как и всё остальное.

Таймири уже привыкла к тому, что, едва только заходит солнце, пустыня из раскаленной сковороды превращается в настоящий морозильник. Не зря, всё-таки, придумали для плайверов защитные купола. С таким куполом водителю что зной, что морозы — всё трын-трава.

После того как у фонарика сели батарейки, Таймири прибегла к помощи самодельной масляной лампы. Эта доисторическая лампа недовольно мигала и всем своим видом показывала, что эксплуатировать себя не позволит. А вокруг другого светильника, в вышине, мерцал серповидный ореол.

Сэй-Тэнь была категорически против того, чтобы лететь ночью. У нее уже которые сутки слипались глаза, а оставлять у руля Минорис чревато последствиями. Поэтому решили сделать привал. Утешало, что к их непредсказуемой тройке примкнул столь опытный путешественник, как Остер Кинн. Уж он-то наверняка сумеет выручить их из любой неприятности. Из такой, например, как зыбучие пески…

— Вот ведь ума палата! — разорялась Сэй-Тэнь. Она по оплошности посадила свой плайвер вдали от обочины дороги, и теперь его медленно, но верно затягивало в большую воронку. Чем тут мог помочь Остер Кинн?

Чутьём, конечно, он обладал отменным, и потому сразу сообразил, что пески в этой части пустыни особенно коварны. Но поднять машину силой мысли — уж простите.

Ночное зрение у Остера Кинна было острое, как у взрослой кошки. Таймири же в темноте видела не больше, чем подслеповатый котенок.

— Что там происходит? — занервничала она.

— Со вторым плайвером неладно, — глухо отозвался тот. Задув лампу, он стал напряженно вглядываться в темноту. — Ты когда-нибудь попадала в зыбучие пески?

У Таймири перехватило дыхание. Зыбучие пески?! Она бросилась к панели управления и дрожащей рукой повернула ключ зажигания. Где-то в недрах плайвера завибрировал мотор.

— Только купол не опускай, — предупредил Остер Кинн. Несмотря ни на что, он был спокоен, как слон.

Сонно урча, плайвер взмыл в воздух. Но почему же Сэй-Тэнь не взлетает? Неужели…

— Ее машина уже почти провалилась, — объяснил Остер Кинн. — Да и нам не следует отставать. Давай, газу! Сядем на них сверху!

— Вы самоубийца, да? — вскричала Таймири. — Хотите, чтобы и нас засосало?

— Именно так! — рявкнул тот. В нем разом проявилась вся армейская выправка (а школу в свое время он прошел суровую), и Таймири сейчас была для него едва ли главнее рядового. — Садись! Опускай машину, кому говорю! — проорал он ей в лицо.

Но та решила быть непреклонной.

— Вам надо, вот вы вниз и прыгайте. А я жить хочу!

Однако Остер Кинн оказался куда настойчивее, чем представлялось на первый взгляд. Он схватился за руль обеими руками и постарался вытеснить Таймири. Отличная попытка, но Таймири не из тех, кто уступает. Силы были неравны, и вскоре она почувствовала, как по виску сползает тоненькая струйка пота. А спустя еще несколько мгновений Остер Кинн окончательно завладел рулем. Он быстро приноровился к управлению и приземлился ровно на крышу плайвера Сэй-Тэнь — в самый центр воронки.

— Вы спятили! — ослабевшим голосом крикнула Таймири. — Вы маньяк!

Но Остер Кинн и ухом не повел.

— Под нами голубые горы! — таинственно прошептал он. И Таймири могла бы поклясться, что в этот момент его глаза сверкнули, как два граненых изумруда.

Скалы лучились ровным голубоватым пламенем, отчего в подземной пещере было довольно светло. Здесь, куда ни глянь, повсюду громоздились горы. Одни — гигантские и величественные, как статуи королей древности. Другие — поменьше, точь-в-точь карлики-шуты при этих королях. И форма у них была причудливее некуда.

Таймири протерла глаза и осоловело поглядела по сторонам. Выходит, Остер Кинн не наврал, и под ними вправду находилась пещера! Да какая пещера! Сверкающая, переливающаяся! А если отколоть кусочек от скалы? Будет он светиться?

Таймири сразу вспомнила про амулет. Достав из сумки перочинный ножик, она подбежала к скале и уже занесла руку, как вдруг над головой прозвучало осуждающее «ай-яй-яй» Остера Кинна.

— Ну, и на кого мы похожи? На вандала?

— Да не вандал я, — обиделась Таймири. — Мне амулет нужен.

— Во-первых, эта порода твоему ножику не по зубам, — авторитетно сказал Остер Кинн. — А во-вторых, осколки блекнут и становятся обычным лунным камнем. Без всякого сияния.

— Спасибо, что разъяснили, — процедила та и хмуро уселась на песок рядом со злосчастной скалой. А Остер Кинн, посвистывая, ушел к подземному ручью.

Пики голубых гигантов искрились во тьме и втихомолку спорили, кто острее. Но были в пещере и горы без пиков — с вершинами плоскими, как подошва ботинок Остера Кинна. Одна такая гора упиралась в самый потолок, где зияла широченная дыра. И из дыры время от времени с шуршанием сыпался песок.

«Так вот куда мы провалились! — сообразила Таймири. И вспомнила о Сэй-Тэнь. — Как там, интересно, они с Минорис?»

Минорис сидела на песке со скрещенными ногами и растерянно моргала. Сразу стало понятно, какое действие произвели на нее сияющие скалы. Таймири потормошила ее за плечо:

— Сэй-Тэнь не видала?

— Видала, видала, — безучастно откликнулась та. — Только в плайвере ее нет. Она сказала, что хочет разведать обстановку.

— А ты почему не с ней? — изумилась Таймири.

— Да куда мне за нею поспеть! — удрученно ответила Минорис. — У нее прыти хоть отбавляй! Так припустила, что только пятки сверкали.

Таймири призадумалась. Чтобы у Сэй-Тэнь да вдруг засверкали пятки, нужно крепко ее заинтересовать. Иначе она и с места не сдвинется. Что же там такое было?

— Куда она побежала?

— Да во-о-он туда, — показала пальцем Минорис. — И нет чтобы мне хоть что-нибудь объяснить.

— А пойдем-ка мы к ручью, — решила Таймири. — Сэй-Тэнь всегда была себе на уме, тут уж ничего не попишешь. А у ручья мы наверняка встретим нашего странника со странностями.

Минорис хихикнула и, поднявшись на ноги, отряхнулась от песка.

Остеру Кинну спешить было совершенно некуда. Присев на корточки, он следил за движением воды в ручье и что-то мурлыкал себе под нос. Когда подошли Таймири и Минорис, он задумчиво изрек:

— Древние говорили: если ты на горе, спускайся в долину. Набредешь на ручей — не удаляйся от него. Ручьи сольются с рекой, а река приведет тебя к людям.

— Мудрая мысль, — заметила Минорис. Остер Кинн пытливо на нее взглянул, и на его лице обозначилась улыбка.

— Если мы пойдем вдоль ручья, вполне возможно, это нас спасет, — сказал он.

— Незачем идти, — вздернула подбородок Таймири. — Батареи плайверов еще не разрядились. Мы полетим на плайверах.

— А вы случайно не видели Сэй-Тэнь? — с надеждой спросила Минорис.

— Это та упрямица с короткой стрижкой? — небрежно уточнил Остер Кинн.

— Почему упрямица? — нахмурилась Таймири.

— Самовольно в разведку уходят только упрямцы! Я уговаривал ее подождать, пока не подтянутся остальные или, по крайней мере, пока я не наберу во флягу воды. Но она забрала себе в голову, что великие открытия совершаются в одиночку.

— В одиночку проще всего не открытие совершить, а потеряться, — буркнула Таймири. — Вот и где она теперь?

— Следы на песке, — проговорил Остер Кинн.

— Что?

— Мы отыщем ее по следам.

Одинокая дорожка следов петляла между скал, чертила на земле кривые и прямые, а возле ручья обрывалась. Сэй-Тэнь шла против течения, и это почему-то очень не нравилось Остеру Кинну. Он всё больше хмурился, а его «так-так-так» звучали всё более зловеще.

— С ней ведь ничего не случилось? — заглядывала ему в глаза Минорис. — Ведь, правда, ничего?

— Кто знает, кто знает, — пробормотал Остер Кинн. — Какого зверья здесь только ни водится…

На землю лилось холодное свечение, как если бы в подземной пещере сгрудились тысячи лун. Но стоило поднять глаза, и перед тобой возникали сияющие, полированные горы. Их сияние затуманивало разум, рождало несбыточные мечты и, Таймири даже подозревала, могло навязать человеку волю самих гор.

— Никогда нельзя терять бдительности, — приглушенно произнес Остер Кинн. — Скалы волшебные, они живут своей жизнью и, может статься, нарочно спрятались под землей. К чему им незваные гости?

Таймири совершенно запамятовала, что собиралась взять плайвер.

— Не голова, а решето! — воскликнула она и куда-то умчалась, сообщив, что скоро вернется.

Того недолгого времени, пока она была в отлучке, хватило, чтобы Минорис должным образом познакомилась с Остером Кинном и расспросила его про амулет, который болтался у него на шее.

— Это? Янтарь, — гордо ответил тот, покручивая амулет в пальцах. Величины янтарь был внушительной, а внутри оказалась замурована какая-то доисторическая гусеница. Никто раньше камнем не интересовался, и путешественник с нескрываемым удовольствием поведал Минорис о его замечательных свойствах.

— Вообще-то, это вовсе не камень, а застывшая смола деревьев, — заметил он. Но поскольку деревьев в стране Лунного камня было раз, два и обчелся, то ничего удивительного, что один только вид янтаря так потряс Минорис.

Как выяснилось, Остер Кинн суеверен дальше некуда и неудач боится больше, чем диких кошек, которые обитают в сосновых лесах. А амулет защищает его от бед и болезней.

— Я скорее пойду на дно горного озера, чем разлучусь с янтарем, — признался он. — Только об этом лучше помалкивай.

А Минорис так и не смогла понять, почему люди бывают настолько одержимы всякими талисманами.

Тетушка Ария привыкла мириться с любыми неудобствами. Но таких неудобств она и вообразить себе не могла! Чего только ни придумают люди, чтобы унизить других! Чего только ни изобретут! Но даже на каторге, в светящейся зловещим светом пещере, она не потеряла присутствие духа и старалась в любых вещах находить положительные стороны. Ничего, что от угрюмого однообразного стука раскалывается голова. Зато, кроме головы, с каждым ударом кирки раскалывается заодно и светящаяся порода. Ничего, что из пещеры не видно неба, неизменно разукрашенного в желто-розовую полоску. Зато здесь прохладно и свежо, и солнце не мешает работать.

Ария наполняет воз обломками адуляра, чтобы потом свезти эти обломки к общей куче на другом конце пещеры. Можно подумать, она — грузчик на стройке! Но даже если и грузчик, то не простой. За работу принято получать вознаграждение. Здесь же вознаграждением, по всей видимости, являются сырые лепешки на завтрак, обед и ужин. Нет, она, конечно, не против. Хуже было бы, если б совсем не кормили.

Сама стройка тоже непростая. Вместо того чтобы строить, они разрушают.

А отколотые куски ледяного шпата блекнут и перестают излучать сияние. От этого становится грустно. Но прекратить работу никак нельзя — повсюду надзиратели. Они следят за тобой из темных углов пещеры и время от времени угрожающе пощелкивают хлыстами. До сих пор тетушке Арии везло — ей еще ни разу не попало хлыстом по спине, потому как трудилась она исправно. Правда, с каждой сваленной в кучу порцией обломков на душе все больше появлялась какая-то тяжесть, хотелось согнуться и заплакать.

Не столько напряженный физический труд, сколько осознание напрасности этого труда заставляло людей ссутуливаться, вжимать голову в плечи и вгоняло в их сердца, как в живое древо, гвозди неустранимой печали.

Ария не смела поднять глаза от своей тележки с камнями. Ей казалось, что прямой взгляд, бесстрашный взгляд насторожит надзирателей и наведет их на мысль о зарождающемся восстании. А восстание карается здесь ударами кнута. Ты — всего лишь бессловесный раб, уничтожающий красоту по чьему-то повелению.

Когда объявили получасовой перерыв на обед, тетушке Арии наконец-то удалось присесть. Всем раздали те же безвкусные лепешки, что и всегда. Всегда… Как легко, однако, можно свыкнуться с рабской участью! Ария не пробыла в пещере и недели, а ей казалось, что камни она таскала с рождения. И будет таскать, наверное, до самой смерти. Жуя лепешку, тетушка Ария стала невольно думать о своей жизни. Что она сделала не так? За какие грехи страдает? И есть ли из пещеры выход?

Пока она так думала, к ней на камень подсел какой-то субъект в продранной испачканной куртке. Руки у него были мозолистые и обветренные, а на лице блуждала странная ухмылка. Горящий взгляд, волевой подбородок. По виду — так самый настоящий бунтарь. Сегодня он трудился не разгибая спины. Но, судя по всему, наказание плетьми совсем его не пугало. Он явно что-то затевал.

— Вечером делаем ноги, — коротко шепнул он на ухо тетушке Арии. И тотчас отвернулся, делая вид, будто ничего не замышляет. — Кирка, лопата — хватай первое, что под руку попадется. Осколки адуляра тоже пустим в ход. Попробуем с тобой уложить вон того верзилу, — сказал он, указав глазами на упитанного стражника. Стражник тем временем налегал на какое-то заморское блюдо (это вам не черствые лепешки!). С усов у него капало масло, а чавкал он на редкость громко, чем ужасно раздражал начальника охраны.

— Действуем точно по моему свистку, — распорядился бунтарь и отправился инструктировать остальных.

«Какой же он всё-таки смелый, — с восхищением подумала тетушка Ария. — И какие глупые эти стражники! Были бы они хоть капельку повнимательней, сразу бы его раскусили».

«Тетя, ты не поверишь, но в нашей стране есть подземные пещеры с волшебными скалами, а в этих пещерах водятся духи гор! Друзья только посмеялись, когда я сказала, что белый щенок — горный дух. Но я-то знаю! Своими глазами видела: у щенка со скалами какая-то связь. И следов на песке он не оставляет…»

Таймири отложила незаконченное письмо и безмятежно растянулась под пледом. Сон брал своё. Плайвер покачивался в прохладном воздухе, точно челн на воде, а под ним, чуть ниже, тек взаправдашний ручей. И это в пустотах под пустыней, на камнях которой можно в два счета изжарить яичницу! Плайвер вел Остер Кинн, причем вел на удивление хорошо. Он досконально изучил инструкцию, долго рассматривал панель управления и заключил, что машина вполне себе сносная. А ведь еще вчера, кажется, утверждал, будто блага прогресса ничто, в сравнении с умело разведенным костром да шашлыком из пойманной дичи.

Белый пес — вообще отдельная история. Когда Таймири, Минорис и Остер Кинн отыскали, наконец, Сэй-Тэнь, она веселилась от души и потерянной себя вовсе не считала. А перед нею, звонко тявкая, прыгал какой-то белый пушистый комок. Он приседал на передние лапы, как сумасшедший вилял хвостом, но стоило Сэй-Тэнь к нему нагнуться, как он с громким «тяв!» отскакивал в сторону.

— Что еще за невидаль? — выпучила глаза Минорис.

Остер Кинн пожал плечами.

— В заморских странах этот зверь собакой зовется.

Как бы он там в заморских странах ни звался, Сэй-Тэнь привязалась к нему с первой же минуты. На ошейнике у зверька было выгравировано имя Зюм, и Сэй-Тэнь сказала, что более короткого и звучного имени не придумаешь. А Минорис пришла от Зюма в дикий восторг, когда увидела, как смешно он шевелит острыми ушками. Без сомнения, смышленый малыш. Таймири же умилялась ровно до тех пор, пока их «смышленый малыш» не наделал на ее туфли. Причем с самым невозмутимым видом.

— Неправильный ваш Зюм, — скривилась она. — Не иначе, вражеских рук дело.

— Каких таких вражеских? — поинтересовался Остер Кинн.

— А вот таких, — парировала Таймири. — Кому-то же понадобилось увести от нас Сэй-Тэнь!

— У кого-то просто мания преследования, — бросил путешественник.

Сэй-Тэнь стояла, уперев руки в бока, и буравила подругу взглядом — вдруг еще какой-нибудь вздор сморозит. И Таймири ее не разочаровала.

— Я просто уверена, — заявила она, — что это дух гор.

— Горные духи на обувь не писают, — сыронизировал Остер Кинн.

— А то я не знаю! Но они же умеют воплощаться, причем в кого только не лень. Нас еще в школе учили. Дух гор — союзник опасный. Далеко он тебя заведет — заплутаешь!

— Глупости! — вздернула носик Сэй-Тэнь. — Я возьму его в плайвер. Его здесь наверняка забыли…

— Бродячие артисты? — предположила Минорис.

— Проходимцы? — вставил Остер Кинн. Теперь он развеселился окончательно.

Мистика, которую за уши притянула Таймири, никем здесь всерьез не воспринималась.

Хозяева у щенка в любом случае были. А духи гор, как известно, ошейников не носят. Да к тому же еще и именных. Этот последний довод Сэй-Тэнь всем показался разумным. Только Таймири никак не хотела соглашаться. А Остер Кинн, у которого уже довольно долго урчало в животе, сказал, что если бы не его спутницы, то освежевал бы он собаку сию же секунду. По старой привычке.

Удивительно, как лихо у него получалось создавать себе дурную репутацию! Одно невпопад сказанное слово, одна кривая (казалось бы, безобидная) ухмылка — и от тебя уже шарахаются, как от пустынной змеи!

Минорис подобрала щенка и уставилась на Остера Кинна, точно на прокаженного.

— Да это я пошутил, — попытался оправдаться он. Однако с тех пор к Зюму его не подпускали и на пушечный выстрел.

Таймири решила не упоминать в письме о том, как отнеслись к ее доводам. Если сама она расстроилась, то тетушка Ария, несомненно, расстроится вдвое больше — и за нее, и за себя. А надо, чтоб всё было чин по чину: письмо жизнеутверждающее, подпись оптимистичная… И почтальон с улыбкой до ушей. Только где же этого почтальона сыскать, под землей-то?

Остер Кинн, не унимаясь, вертел потрепанную карту и бубнил себе под нос географические названия. Одновременно он как-то умудрялся следить за панелью управления и регулировать скорость.

— Так-так, — доносилось до Таймири. — Если мы свернем вот сюда, а потом сюда, то выедем как раз на главную улицу города Цвета Морской Волны. Там мы прикупим снаряжения и отправимся штурмовать массив Лунных гор. Хм, а город Небесных Даров? Не пойму, зачем он им дался…

Философу Диоксиду нездоровилось.

— Это из-за духоты, — объяснил он участливому ученику, который встретился ему в библиотеке. Диоксид охотно бы расстался со своей плотной, тяжелой хламидой, если бы не правила. По правилам, в академии без хламиды расхаживать не положено. Это, видите ли, неприлично. Если на тебе нет хламиды, то будь ты хоть трижды философом — никто не отнесется к тебе всерьез. Поэтому Диоксиду оставалось лишь вздыхать да утирать пот со лба.

Он снял с полки первую попавшуюся книгу и пробежал глазами содержание. Потом еще и еще одну. Страницы пестрели умными высказываниями, а кое-где помещались даже древние трактаты. Такие древние, что дух захватывало. Но ничего, совершенно ничего не говорилось в них о предчувствиях! У философа же, как назло, предчувствий было хоть отбавляй.

— Учитель, почему вы сказали, что к нам придет беда? Неужто взаправду? — спросил его какой-то юноша. На руках у него громоздилось столько книг, что диву можно было даться. Сам бледен, худощав — а наберет гору учебников, идет, шатается.

— Прости, если напугал. Иногда я размышляю вслух. Дурная привычка. Но этих мыслей в себе мне было не удержать. Знаешь, Карион, когда всё твое существо бьет тревогу, хочешь — не хочешь, а прислушаешься. Беда, о которой я упомянул, не свалится на нас с неба. Она подкрадется. То есть, уже подкрадывается. И источник ее мне неизвестен. Кстати, ты был сегодня на привокзальной площади?

— А то как же, — посмелел Карион. — Конечно, был. Людей там тьма тьмущая! Ни дать ни взять, переселение народов!

— Вот то-то и оно, — кивнул старик. — К нам прибыл караван из города Огней. Как я и предсказывал. А ты почему лекции прогуливаешь?

Карион покраснел до кончиков волос и потупился.

— Я это… Я того…

Ни для кого не секрет, что студентов вроде Кариона привокзальная площадь притягивает, как магнит. Им там медом намазано, причем в прямом смысле этого слова. Лавочники торгуют на площади сладостями, художники устраивают выставки картин, поэты декламируют свои стихи. А еще там продается множество сувениров, среди которых особое место занимают крошечные фигурки из раскрашенного дерева. У фигурок этих есть ручки, ножки, смешные носы и раскосые глаза. Ручки с ножками двигаются, из носов при желании можно пускать мыльные пузыри, а глаза моргают и смотрят на тебя так озорно, что ради одних только глаз ты уже готов спустить на фигурки всю свою стипендию.

Пропуская занятия, Карион часто наведывался в академическую библиотеку. Он был убежден, что посещение лекций — пустая трата времени, предпочитал одного наставника многим и весьма скептически относился к тоненьким учебникам-брошюркам, которые им раздавали в начале каждого семестра. Куда этим учебникам до увесистых, запылившихся фолиантов! Вот где настоящие залежи знаний!

Диоксид Кариона распекать даже и не думал, потому как в его возрасте сам профессоров не шибко-то жаловал. И гляньте теперь, что из этого вышло — маститый философ, который любому профессору фору задаст. Но если бы не балахон, было бы вообще замечательно.

— Учитель, а учитель, — робко напомнил Карион. — Так что же получается, эти туристы… ну, приезжие… Из-за них неприятности начнутся?

— Нет, путешественники здесь не виноваты. Сам посуди, разве повинны птицы в том, что с наступлением зимы улетают в теплые края? Никак. Их отлет лишь предвещает пришествие холодов.

— Но так случается в заморских странах.

— А теперь случилось и у нас. И ты поймешь, что путники есть птицы. Они бегут из нынешней столицы, чтоб поискать места, где нету гнета, где благодать для горнего полета.

Философ заговорил стихами, а это значило, что пора Кариону уносить ноги. Что он, собственно, и сделал.

Может, и небезосновательны были опасения Диоксида, но, поделись он предчувствиями с четверкой наших путников, те бы только фыркнули в ответ. Их сейчас волновало другое: все свободные номера в единственной гостинице наверняка расхватали проворные туристы. А о том, что гостиница единственная, сказал Остер Кинн. Он, похоже, знал всё на свете.

В подземном тоннеле, который привел отчаянную компанию прямиком в город Цвета Морской Волны, было куда прохладнее и тише, чем на узкой улочке, запруженной повозками, цветочными киосками и булочными ларьками. Весь этот гам-тарарам жутко раздражал Остера Кинна. Люди беспокойно сновали туда-сюда, то и дело натыкаясь на плайверы. Фосфорных дорог в этом городе не проложили, а энергия в батареях иссякала… Но Сэй-Тэнь не растерялась. Она объявила, что продаст оба плайвера, не сходя с места. Для Таймири это стало настоящим ударом. Как так продаст?! Она сложила руки на груди и выдала подруге своё веское «нет». Никто не имеет права распоряжаться ее собственностью! Пока они спорили и размахивали руками, Остер Кинн устроил себе перекур, выудив из карманов затейливо изогнутую трубку. Набив ее табаком, тоже непонятно откуда взявшимся, он принялся пускать клубы дыма. Запальчивость Таймири, горячность Сэй-Тэнь и, вдобавок, заливистый лай Зюма притянули толпу лучше всякой рекламной акции.

— Неужели ты не понимаешь?! — разорялась Сэй-Тэнь. — Если мы продадим наши плайверы, у нас появятся деньги, чтобы сесть на речной паром! Не возьмешь же ты с собой эту неуклюжую громадину!

— Но если привязать плайвер позади парома, будет очень даже хорошо, — возражала Таймири.

Как тут не признать, что запасная шлюпка может сослужить на реке добрую службу? Сэй-Тэнь уступила, однако от затеи сбыть свою машину не отказалась. От покупателей немедленно посыпались предложения, и спустя какое-то время Сэй-Тэнь уже подсчитывала выручку, перекочевав в плайвер к подруге.

— Знатный куш, — сказал Остер Кинн. — Этого вам, безусловно, будет достаточно, чтобы доплыть до массива. С меня же странствий хватит. Осяду, пожалуй, в этом городке.

— А жаль. Вы бы нам пригодились, — сказала Таймири и лукаво поглядела на него. Тот похлопал ее по плечу и шустро выпрыгнул из плайвера.

— Еще увидимся!

Вскоре он уже растворился в толпе, независимый и бесшабашный. «Интересно, — подумала Таймири, — кто кого? Он этих суетливых горожан или они его?»

Сэй-Тэнь вызвалась побегать по речной пристани и порасспросить владельцев паромов о возможности отчалить без промедления. Но все, как один, были несговорчивы и заявляли, что отдадут концы не ранее, чем зайдет солнце. Странное упорство, но что поделаешь? Пришлось Сэй-Тэнь умерить аппетиты и удовольствоваться яхтой.

Таймири и Минорис ждали ее в плайвере, неподалеку от порта, и лакомились бутербродами с колбасой. Они даже не заметили, что Зюм куда-то пропал.

— Как дела?

— Получилось? — хором спросили они.

— Нашелся один уступчивый капитан, который готов предложить нам свою яхту, — разочарованно сказала Сэй-Тэнь. Ну, еще бы! Искала паром, а поплывет на яхте. Прямо хоть плачь!

— Яхта тоже сгодится, — утешила ее Таймири.

— Да, сойдет! — подхватила Минорис.

И все вдруг разом почувствовали, что им очень не хватает поддержки Остера Кинна. Эх, как он там сейчас?

— Куда вы, философ? — воскликнул Карион, вбегая на причал.

— Я поплыву к массиву Лунных гор, — ответил Диоксид. — Неймется мне, не дают мне покоя мысли. Может, я самый глупый философ на свете, но я хочу отыскать корень грядущих несчастий и попытаться их предотвратить.

Философ был стар, немного худощав. Изможденное лицо, осиянное светом печальных голубых глаз, глядящих, несомненно, дальше, чем просто в даль, было изрезано тонкими морщинками. Точь-в-точь пустыня, испещренная каналами безводных рек.

— Прощай, Карион! Учись исправно! Когда вернусь, устрою тебе экзамен, — сказал Диоксид, восходя по трапу на ту самую яхту, которая уже сейчас могла отправляться в плаванье…