Этой ночью не спалось многим. Такрана тщетно пыталась сомкнуть глаза, ручейки слез на ее щеках почти не пересыхали, и она с ужасом представляла, что принесет ей новый день. Вдруг опять неудача? Вдруг ардикта посчитает, что вести уроки отречения — призвание кого-нибудь другого?
— Ах, что же на них нашло? Почему музы предпочли искусственную магию магическим свойствам собственной души? Неужели им невдомёк, что только тот, кто не колдует, может творить настоящие чудеса! — жалобно причитала Такрана, лежа в своей кровати.
Между тем в покоях китайского учителя велась неторопливая беседа о смысле жизни и о том, как следует готовиться к ее исходу. По такому поводу Катори-сан даже отменил ритуальное затачивание дедушкиного кинжала. Ученицы сидели на ковре и жадно вслушивались в его слова.
— Вот что букашка? — говорил Катори-сан. — Ползет себе, ползет и знать не знает, что ее деньки сочтены. А чем мы лучше этой букашки? Как погрязнем в мелочах житейских, так и не выберемся из них до самой смерти.
— Извините, — робко перебила его одна из муз. — Люди всё же кое-чем отличаются от насекомых. Они изо всех сил ищут то, ради чего стоит жить; какую-нибудь догму, идею, высшее предназначение…
— Которого в принципе не существует, — закончил Катори-сан. Ученицы удивленно переглянулись. Они были иного мнения на этот счет. — Вся наша жизнь сводится к тому, чтобы достойно из нее уйти!
«Как пафосно», — подумала робкая муза.
«Фи!» — скривились две ее соседки.
Катори-сан явно поторопился с выбором учениц.
— Я вот к чему веду, — не сдавался он. — Каждое утро думайте о том, как надо умирать. Когда ваша мысль будет постоянно вращаться около смерти, ваш жизненный путь будет прям и прост.
— Да-да, это всё очень хорошо, но нам пора, — сказали девушки, поднимаясь с ковра.
— Куда? Куда пора? — всполошился Катори-сан. — Мы же только начали!
— Спать пора, — отрезали музы и выскользнули за дверь. Они раз и навсегда зареклись связываться с философами в мастерской и решили посвятить свою жизнь физике.
Минорис набросила на спину кофту, что потеплее, и двинулась на башню, где господин Каэтта считал звезды. Маловероятно, чтобы там, наверху, вместо звезд, он считал овец, прыгающих через забор. Не та сегодня ночь, чтобы носом окуней ловить.
Минорис не спалось в преддверии завтрашних событий, и ей было просто необходимо хоть как-то отвести душу.
— Кто здесь? — услыхав шаги, насторожился Каэтта.
— Позвольте мне посмотреть на звезды, как тогда, на яхте, — нерешительно попросила Минорис.
— А, это вы! Посмотреть? Ну, конечно! Становитесь сюда, — И Каэтта уступил ей место у телескопа. — Но как на яхте уж не будет, — вздохнул он. — На яхте я был стариком, а у вас была длинная коса.
Он замолчал, рассчитывая, что Минорис что-нибудь скажет, но та словно воды в рот набрала.
— Кхм, — кашлянул философ. — Я тут справлялся у Ипвы насчет катастрофы в Ланрии. Так вот, она утверждает, что ни о какой Ланрии не слыхала.
— Однозначно врет, — заключила Минорис, не отрываясь от объектива. — Значит, ей есть, что скрывать.
— Вы так полагате? На всякий случай я поинтересовался у нее, кто такая Вестница Весны…
— А вот это вы зря. Мне кажется, именно поэтому она набирает команду из учениц. Видно, вы ее окончательно допекли. Ипва не из тех, кто станет откровенничать.
— Команду?! — вскричал Каэтта.
— Да тише вы, тише! Вдруг кто подслушивает?
Она покинула свой пост у телескопа, чтобы изложить философу, как обстоят дела.
… - Ардикта говорила, что хочет кого-то проучить, — шептала Минорис. — Как бы этим кем-то не оказались вы. Я посоветовала бы вам быть начеку.
— Спасибо, что предупредили, — вполголоса отвечал Каэтта. — Ипва знает мое слабое место. Если она и намерена мстить, то гнев ее, в первую очередь, падет на свиток с именами жителей моего города. Я, дурак, внял ее увещеваниям и сдал свиток в книгохранилище! Если Ипва до него доберется, не миновать беды. Надо срочно переложить его в укромное место. Не могли бы вы сделать это для меня?
— В укромное место? — задумалась Минорис. — Пожалуй, у меня получится.
— Только не откладывай в долгий ящик. У нас мало времени, — сказал напоследок философ. — И… я буду рад видеть тебя снова.
«Тебя! Он сказал «тебя»! — ликовала Минорис, сбегая по ступенькам. — Неужели это значит, что мы больше не чужие друг для друга? И всё снова будет, как на реке Стрилл? Мои волосы вновь отрастут, а Каэтта… надеюсь, он не состарится».
«Глупая, чему радуешься! — тут же осадила она себя. — «Снова» может и не наступить. Вспомни о том, что тебе предстоит. Уж кто-кто, а Ипва точно не станет с тобой церемониться».
Библиотекарша Магорта-Сакке скрепя сердце пропустила ее в секретный архив, да и то лишь потому, что Минорис предоставила ей письменное поручение от господина Каэтты. Прежде чем забрезжит рассвет, бесстрашная девушка отнесет свиток в пустошь и спрячет в дупле старого дерева, где некогда жил Эльтер. А потом надо непременно успеть на сеанс отречения от колдовства, ведь единственный способ попасть в логово ардикты — притвориться зачарованной…
…Засыпая на ходу, Минорис добралась до свободной парты в кабинете, куда с минуты на минуту должна была войти Такрана. Музы пребывали в возбужденном состоянии, и только одну непреодолимо клонило в сон. Так и тянуло уронить голову на руки. Но расслабляться было рано.
Минорис нащупала в кармане платья тонкую палочку, переданную ей Кронваром, — копию магического атрибута, которая, в отличие от оригинала, не была заколдована. (Ведь ардикта навела чары почти на все волшебные палочки в мастерской!) Минорис очень надеялась, что ее маленькая хитрость сработает.
Преподавательница явилась с опозданием, бледная и взволнованная.
— Следовало бы отменить занятие, но свыше поступило распоряжение, чтобы я придерживалась графика. Поэтому начнем, — умирающим голосом произнесла Такрана. Где ей завладеть вниманием учениц! Не проще ли сразу выдать им палочки и удалиться восвояси? Нет, она зачем-то медлила.
— Не мучьте себя, — обратилась к ней Минорис. — Приступайте прямиком к завершающей стадии отречения. Эти музы поведут себя ничуть не лучше вчерашних, и вы не сможете им помешать.
Такрана смерила ее презрительным взглядом.
— Полно нести вздор! Кто здесь учитель, в конце концов?! Девушки, девушки, эй, прекращайте балаган! Не на базаре ведь!
Галдеж в кабинете стоял неописуемый, и попытка призвать муз к тишине обернулась полным провалом.
«Вы так грациозны, — подумала Минорис, — и вновь грациозно сядете в лужу. О предыдущем вашем фиаско трубят на всю мастерскую».
Провала было не избежать, и уже на середине урока музы взбунтовались. На сей раз Такрана не встала у них на пути и позволила беспрепятственно покинуть кабинет. Она решила просить отстранения от должности. А Минорис теперь придется заглушать в себе любые чувства, потому что ей выпало играть роль безответной рабыни. Справится ли она?
«Если б ты вернулась, не ходила бы я в оборванном платье и мы бы не страдали от голода, — мысленно укоряла маму Айрин, сидя на коленках у окна. — Папа злится, потому что я не слушаюсь. Это он во всем виноват. Зачем он прогнал тебя? Мамочка, возвращайся домой, и мы заживем как прежде. Гулять на улице сейчас опасно. Папа говорит, детей стали похищать. И меня похитят, если я хоть на шаг отойду от дома. Когда ты приедешь, я уверена, всё закончится. Только приезжай! Не забывай нас…»
Сэй-Тэнь встала с кровати и несколько раз прошлась по комнате. Лестница-в-никуда придала ей мужества, и о том, чтобы уехать из училища, мысли больше не возникало. Но Айрин, Айрин! Она ждет, что мама вернется. Ох, как нескоро это произойдет!
— Честное слово! Похоже, пора прекращать общения при помощи медитаций! — воскликнула Сэй-Тэнь. — Слишком много боли, слишком часто щемит сердце. Если не прогонять тоску, то, боюсь, я скоро слягу. Дочка жалуется, что ей не уделяют должного внимания, что наступили голодные времена. Что ж, это мне известно. Она не понимает одного: мое возвращение вряд ли что-нибудь изменит. Айрин еще очень мала, чтобы понять.
«Думаешь, мама сильная? Думаешь, мама примчится и одной рукой сметет с престола Авантигварда, а пальцем другой руки раздавит ведьму? Увы, мне далеко до полубогов античности…»
Сэй-Тэнь знала, что страна лежит в руинах, знала о порабощении горожан и о безумствах правителя. Но многое было скрыто от нее. Например, связь между Ипвой и Терри. Как раз в данную минуту ардикта пересылала ведьме свежие координаты необработанных подземных пещер и сообщала, что в скором времени сделает мастерскую счастья Лисса собственной крепостью, где Вазавр сможет разместиться вместе со всем своим взводом.
Вазавр! Далек от истины тот, кто полагает, будто командир потерял след мальчика. Стоило Кариону выйти из массива, как воронья стая с карканьем набросилась на него и буквально облепила бедного юношу. Птицы заклевали бы его до смерти, если бы не подоспели индейцы с палками да копьями и не пообломали бы воронам крылья. Вазавру и его покалеченным воинам не осталось ничего другого, кроме как принять истинный облик и вступить в борьбу с краснокожими. Схватка продолжалась недолго, и вскоре индейцы потерпели поражение. Их томагавки и стрелы не могли поспорить с оружием белых, да и численное превосходство было явно не на их стороне.
Когда Кариона окружили, изрядно взмыленный и потрепанный Вазавр не без удовольствия обвязал его шею веревкой.
— Будешь теперь как цепная собака. Меня еще никто не сумел обвести вокруг пальца, и тебе не удастся.
С этой поры солдаты стали еще больше сторониться Вазавра и вели себя тише воды, ниже травы. А если поступал какой-нибудь приказ, опрометью бросались его исполнять, лишь бы только грозный мучитель не рассвирепел да не обрушил свой гнев на их головы.
…Был самый суровый, самый темный час, когда Карион, истерзанный хлестким кнутом, замертво упал на землю. Солдаты подумали, что ему пришел конец, и сняли шапки в знак скорби. Пока Вазавр стегал мальчика, полагая, что тот притворяется, они сгрудились в сторонке и стали шептаться.
Если бы на востоке не занялась заря и кое-кто не крикнул, что видит вдалеке башню мастерской, Карион бы уже, наверное, отправился на тот свет. Но, едва долгожданная новость облетела роту, Вазавр бросил кнут в песок. Вперед, только вперед! А мальчишка? Его решили оставить на дороге — иссушающее, испепеляющее солнце пустыни довершит начатое Вазавром.
Ипва медленно шагала вдоль выстроившихся рядами учениц. Созерцать свою волшебную армию, которая за прошедшие сутки еще и умножилась, доставляло ей явное удовольствие.
— Ах, вы мои музы войны, — говорила она. — Странное дело, почему-то никто, кроме меня, не догадался ввести в классификацию муз войны. Покровительницы астрономии — пожалуйста, танца — милости просим, поэзии — ну, куда уж без муз поэзии! У войны тоже должны быть покровительницы, не так ли?
Девушки молча держали перед собой волшебные палочки, концы которых время от времени вспыхивали голубоватым пламенем. Только палочка Минорис не подавала признаков «жизни». К счастью, ардикта этого не заметила. Она заметила лишь то, что Минорис у нее в строю.
— Надо же! Кого я вижу! — потирая руки, воскликнула она. — Уж теперь-то я сполна на тебе отыграюсь. Ты загипнотизирована, ты безвольна, а значит, я могу делать с тобой всё, что захочу, — И ардикта небрежно похлопала ее по щеке.
Злорадство Ипвы было встречено с каменным лицом, но внутри всё так и кипело. Ах, лучше б Минорис и вправду была под гипнозом! Как вынести ей эти муки? От кого ждать заступничества?
«Мне велено довести ардикту до слез, но, судя по всему, раньше до слез доведут меня», — крепясь изо всех сил, думала она.
Первым делом Ипва заставила муз войны выдраить полы в лаборатории, почистить клетки с крысами и вымести паутину из углов. Сама ардикта редко бралась за метлу, а жить в грязи ей совсем не хотелось.
Минорис досталась особая служба: она выполняла функцию подставки для ног — чего-то наподобие живого табурета, куда Ипва клала ноги во время отдыха. Разумеется, пока ардикта отдыхала, остальные музы трудились не покладая рук. А Минорис покорно стояла на четвереньках, выдерживая поток едкостей и колкостей со стороны своей хозяйки.
Волшебное воинство увеличивалось с каждым днем, и Ипва эксплуатировала муз по своему усмотрению, забывая, что собирала их отнюдь не для домашней работы. Возможно, она ждала, пока число учениц не станет достаточным, чтобы очистить мастерскую от «лишних» профессоров и муз. Так или иначе, требовалось освободить пространство для отряда Вазавра на ночь, а то и на две. Ипва собиралась передать командиру свиток господина Каэтта, чтобы помочь завоевать город Цвета Морской Волны. Так она надеялась снискать милость Авантигварда и доверие Терри. Она всё продумала и мысленно уже наслаждалась жизнью в шикарном особняке, где-нибудь на берегу моря Санмир. Правитель, несомненно, пожалует ей особняк у моря в награду за заслуги перед короной, и Ипва будет роскошествовать там, как какой-нибудь набоб. Нет, как три набоба! Перед ней предстанут невиданные возможности, ей будут доступны последние чудеса техники, и наука в стране расцветет под ее руководством. Более всего она мечтает о карьере и славе ученого, и всемирное признание ее ума станет для нее высшей отрадой.
Но довольно тебе, Ипва, купаться в вымышленном золоте — пора бы вернуться в реальность. Почему вдруг стали чахнуть музы войны? Вот уже двое суток ты гнетешь их, лишая самого насущного — отдыха и пищи. Забыла, что твои прислужницы тоже люди?
От внезапного осознания этого факта ардикта выпрямилась в кресле и так сильно надавила ногами на спину ослабевшей Минорис, что у той захрустел позвоночник.
— Хватит, хватит! — крикнула она на весь зал. — Перестаньте! Работа окончена!
Она велела им рассесться вдоль стены, а сама отправилась к повару.
Загипнотизированные, усыпленные музы не двигались с места и даже не смотрели в сторону Минорис, которая боролась с дверным замком, гадая, как бы его сломать.
— Я не была готова к тому, что ардикта станет морить нас голодом, — бормотала она. — Скоро этот подвал превратится в настоящий склеп. Вот куда она теперь пошла? Не иначе, за гробовщиком. Завтра истекает третий день без пищи и воды — значит, мы протянем ноги. Нет больше сил притворяться…
Когда-то Ипва хвалилась, что продумывает всё до мелочей. Но на сей раз она упустила из виду кое-какие обстоятельства, и одним из таких обстоятельств стал Лорик. Он выбрался из непрочного загончика в комнате Сэй-Тэнь, процокал по паркету через приоткрытую дверь и благополучно провалился в ту самую дыру, куда некогда упали Минорис с Ризомериллом. С недоуменным «ме-е-е!» проехался на хвосте по каменной трубе и плюхнулся прямехонько на белую перину. Гостям, угодившим в нехитрую ловушку, Ипва обеспечивала мягкое приземление.
Лорику очень повезло: музы у стенки в данный момент больше походили на статуи, чем на живых людей, и его появление не вызвало у них ровным счетом никаких эмоций. Что и говорить, если даже в голове у здравомыслящей Минорис на секунду возникла мысль: «Ням-ням, баранина!». Впрочем, эта мысль тут же исчезла, потому что в аппетитной «баранине» девушка признала Лорика.
— И что ж тебе в загончике не сиделось? — вздыхала Минорис, поглаживая его по волнистой шерсти. — Теперь тебя надо куда-то спрятать. Только вот куда?
Медлить было нельзя — с минуты на минуту должна была вернуться Ипва. Одно облегчение — музы не выдадут местонахождение Лорика, даже если пытать их самыми изуверскими пытками. В итоге, Минорис заволокла упирающегося барашка в лабораторию и заперла в шкафчике для посуды. Посуду она предварительно вынула и расставила по полкам. Правда, нашлась одна вредная колба, которая решила показать характер и разбилась вдребезги. Судорожные поиски совка и метлы ни к чему не привели, поэтому острые осколки пришлось собирать на ладонь.
— Ай-яй! — вскрикнула Минорис. Надо же было ей пораниться!
Кто-то снаружи стал поворачивать ключ в замке. Наскоро обмотав руку первой попавшейся тряпкой, она выбежала из лаборатории в главный зал, где вновь опустилась на четвереньки перед креслом «хозяйки». Только бы ардикта ничего не заподозрила! Ах, только б не заподозрила!
Ардикта разъяснила повару суть своей проблемы еще на кухне, и сейчас Мелисс вышагивал вслед за нею, придерживая животом неохватную кастрюлю.
— Так, сюда, осторожнее, — командовала Ипва. — Ставьте в центре. Огромное вам спасибо!
— Да уж не за что! — заулыбался повар. — Вижу, ваши ученицы совсем выдохлись. Как науку любят, а!
— Пылают бескорыстной страстью! — подтвердила Ипва.
— Пусть себе пылают, лишь бы поесть вовремя не забывали, — ухмыльнулся Мелисс. — А как ваш предмет-то называется? У вас здесь факультатив, что ли?
Ардикта сверкнула на повара ненавистным взглядом, и того из подземелья точно ветром сдуло. Минорис знала, что ей не достанется ни ложки из его стряпни. Пока музы толклись возле кастрюли, источавшей дивные ароматы, она глотала слюну и мысленно облизывалась. А верховная преподавательница, скрестив ноги на ее спине, почитывала какой-то научный журнальчик. Для Минорис она припасла другое «лакомство» — картофельные очистки и кожуру тепличных томатов. Дождавшись, когда музы покончат с варевом, она поставила перед изголодавшейся рабыней тарелку с отбросами и окунула ее туда носом.
— Лопай!
В этот момент из лаборатории послышалось блеяние. Почуяв запах съестного, Лорик засуетился в своем укрытии и проломил копытом дверцу ветхого шкафчика, да там и застрял. Минорис призвала на помощь всё свое самообладание, чтобы не выдать испуга. Зато ардикта не пожалела ушей окружающих и разразилась такими страшными ругательствами, что отборная матросская ругань не шла с ними ни в какое сравнение. Отпихнув Минорис, так, что та не удержалась на коленях, она стрелой вылетела из зала. То ли закончилось действие гипноза, то ли любопытство взяло верх над чарами, но все ученицы потянулись за ней, и скоро в лаборатории было не продохнуть. Минорис подошла на цыпочках и привстала, чтобы видеть, что творится у шкафчика.
Ипва искрилась, как бенгальский огонь. Казалось, еще немного, и она начнет метать молнии.
— Откуда здесь эта тварь?! — орала она. — Какой идиот догадался… — Тут ардикта запнулась и обвела взглядом собравшуюся толпу. — Нет, какая идиотка?! Что ж, это мы быстро выясним. А ну, построиться!
Шеренга образовалась быстрее, чем сгорела бы спичка. Надо признать, в этом была заслуга Ипвы. Она вымуштровала учениц так, что позавидовал бы даже Вазавр.
На сей раз ардикта не ограничилась простым разглядыванием предполагаемых виновниц, она искала различия. И одно различие прямо-таки бросалось в глаза: у всех руки были вытянуты по швам, а у последней музы — заведены за спину.
— Покажи руки, Минорис! — потребовала Ипва.
— Вы решили заняться хиромантией? — попыталась отшутиться та. Но от ардикты не отшутишься и не отвертишься. И обмануть ее редко кому случалось. Разъярившись, она схватила бедняжку за волосы и потащила к лаборатории по живому коридору из застывших муз, которые не удосужились даже скосить глаза в сторону плачущей и умоляющей Минорис. Под конец она уже перестала плакать и умолять, а Ипва всю дорогу цедила, не разжимая зубов:
— Ах ты, дрянь! Гнусная предательница! Я так и знала, что ты выкинешь нечто подобное. Таких, как ты, нужно или на гильотину, или на костер. Но я придумала кое-что получше: будешь донором крови, донором клеток, тканей и всего остального. Захочу поставить на тебе серию опытов — вколю снотворное или просто ударю по голове. Побудешь в шкуре моих крысок!
На Ипву было страшно смотреть: ее лицо перекосилось от ярости, а звериный оскал сделал ее до ужаса неузнаваемой. Пылающая электрическая корона и взметающаяся электрическая мантия стали срастаться с плотью, проникать в органы, завладевать разумом. Теперь Ипву жгла изнутри уже даже не злоба. Ее душил огонь. Она чувствовала, что сгорает, подобно метеору, прорывающемуся сквозь слои атмосферы.
Жертву свою ардикта с нечеловеческой силой отшвырнула в дальний конец лаборатории, где она и осталась лежать. Сквозь пелену, застилавшую глаза, Минорис видела, как ардикта склонилась над Лориком и принялась его остригать.
«Неужели она решила ставить опыты и на нем тоже?» — пронеслось в мыслях у Минорис.
Она попыталась встать, но тело не слушалось. Кожа головы пылала, а боль в спине не прекращалась ни на миг. Минорис чувствовала себя так, будто ее долго волокли по стиральной доске. Не найдя в себе сил встать, она просто вытянула руку в том направлении, где Ипва возилась с барашком; вытянула — и уронила на пол.
Откуда ей было знать, что у ардикты аллергия на овечью шерсть? О, да если б Минорис знала, то была бы уже наготове — она бы уже раздобыла пипетку и стаканчик, чтобы собирать туда слезы. И чихание ардикты прозвучало бы для нее, как стартовый выстрел для участника марафона. Но вот раздалось последнее жутковатое «Апчхи!», и увертюра сменилась основной частью — слезопролитием.
Ипва всё стригла и стригла, а неприятная, солоноватая на вкус жидкость катилась и катилась у нее по щекам, попадала в рот и капала на забрызганный реактивами халат.
— Тьфу! Да что же это такое? Что за мерзость течет у меня из глаз?! — в исступлении воскликнула она. Раньше ей никогда не доводилось плакать.
«Может, девчонка навела на меня порчу? — сверкнуло молнией у нее в голове, и она гневно глянула на Минорис. Но та лежала в углу без сознания. — Тогда, может… может, во всём виновато это животное? Эй, ты ведь из страны, которую я собственноручно предала огню!» — Ипва пнула Лорика в бок, и барашек отскочил с жалобным блеянием. Она ненавидела ситуации, в которых не разбиралась.
Слезы продолжали литься, как ни в чем не бывало, и на Ипву нашло настоящее безумство. Она стала метаться по лаборатории, сшибать с полок посуду и изрыгать проклятия. Колдовские чары уже давно перестали действовать на муз, и они покинули логово верховной преподавательницы, недоумевая, как сюда попали. Остановить Ипву было решительно некому. Она осталась совсем одна, если не считать забившегося под раковину барана и безмолвной Минорис. Минорис к тому времени хоть и очнулась, но виду предпочла не подавать.
В пылу гнева Ипва нечаянно вывела из строя генератор тока, отчего обозлилась еще больше. Многоликий на ее месте уже давно разорвался бы на части. Ардикта разрываться не спешила — с ней произошло несколько иное: ее закоротило, как какой-нибудь электроприбор. Импульс прокатил по телу волной и опрокинул навзничь. Больше Ипва не буйствовала.
Услышав страшный вскрик, за которым последовал глухой удар об пол, Минорис вскочила на ноги и подбежала к своей бездыханной мучительнице.
— О, нет, только не это! — заламывала она руки. — Вам нельзя умирать! Не сейчас! Как же теперь добыть слезы раскаяния?!
Она внимательно осмотрела адикту: капли у ресниц вряд ли сойдут за плоды раскаяния, как и те, что замочили рукав. А может, дерзнуть? Вдруг в какой-то момент Ипва всё же испытала сожаление? Девушка порылась в ящиках и нашла флакон, куда можно было собрать жидкость. Битое стекло хрустело под ногами, Лорик тихонько копошился под раковиной, генератор тока нервно искрил.
Могло только показаться, будто Ипве настал конец. Она всего-навсего отключилась из-за невыносимого напряжения, и Минорис отшатнулась, заметив, как у тиранки задергалось веко.
На донышко флакона упало несколько капель. Казалось бы, можно уходить. Но Минорис решила подстраховаться: мало ли, что взбредет в голову ардикте, когда она придет в себя?
Не помешала бы крепкая веревка… Но шнур от генератора тоже вполне сгодится.
«Р-р-р!» — прорычала Ипва, открыв глаза. Она сидела, связанная, спиной к своей ненаглядной динамо-машине. Кто-то смел стекло в одну кучу у урны, затворил дверцы шкафчиков и унес клетки с подопытными животными. Тут ардикта припомнила всё до мельчайших подробностей, и ее стал бить озноб. Минуты две она силилась освободиться от пут, но потом быстро сообразила и превратилась в черную кошку. Путы ослабли сами собой.
«Мяу!» — Она запрыгнула на столик возле двери и надавила лапами на ручку. Но тот, кто убрался в лаборатории, предусмотрительно запер дверь на хитроумный замок. И кошке ничего не оставалось, кроме как следовать по сети вентиляционных труб. Было просто необходимо разнюхать обстановку. План с захватом мастерской потерпел полный провал, однако у кошки всё же оставался один козырь — свиток с именами. Она незамеченной пробралась по коридорам, неслышно юркнула в отверстие «Тысяча и одного компартмента» и, проигнорировав почтительный полупоклон Магорты-Сакке, проникла в отсек с ценными документами. Шкатулка, где лежал свиток, оказалась пустой.
«Тысяча корявых сосен! — выругалась Ипва. — Они его перепрятали!»
Но что за трудность для кошки отыскать пропажу? Ведь можно использовать нюх! Покинув библиотеку, она вскоре напала на след, ведущий из здания в пустошь…
— Таймири, Таймири, я сделала это! Ты не поверишь! — взволнованно говорила Минорис.
— Почему же? Волей-неволей поверишь, раз ты стоишь здесь и вопишь, как ненормальная, — улыбнулась та.
— Вот! Я добыла ее слезы! Пора действовать! — не унималась Минорис.
— Что тут у вас происходит? — появившись в дверях, осведомилась Сэй-Тэнь. — На нас из пустоши движется армия!
— Армия? — вздрогнула Таймири.
— К тому же, вооруженная. Господин Каэтта бьет тревогу. Слышите колокола?
Только сейчас Минорис и Таймири обратили внимание на гулкий перезвон в вышине, недоступной их взорам.
— Если это то, о чем я думаю… — пробормотала Минорис. — О, небеса! Свиток! Каэтта просил выбрать для него надежный тайник, а я…
— Что еще за свиток? — удивилась Сэй-Тэнь. — Не та ли это рукопись, которую философ отказался сдавать на хранение?
— Она самая, — кивнула Минорис.
— Но почему с ней носятся, как с писаной торбой? — спросила Таймири. — Эка важность, какой-то свиток!
— О свитке поговорим потом, — заторопилась Минорис. — Мне срочно надо в пустошь!
Когда она умчалась, Таймири и Сэй-Тэнь переглянулись: что за срочное дело могло возникнуть у нее в пустоши? Уж не собралась ли Минорис в одиночку противостоять отряду?
Не говоря друг другу ни слова, они одновременно бросились за подругой вдогонку. По дороге им встретился бледный и измученный Ризомерилл. Он выглядел так, словно попал под молот. Весть о нападении прозвучала для него как гром среди ясного неба.
На первом этаже Таймири замешкалась — у нее возникла кое-какая идея.
— Я догоню! — крикнула она Сэй-Тэнь. — Мне надо в «испытательную теплицу»!
Та пожала плечами и направилась к выходу в сад.
— Не нравится мне это, ой не нравится, — бормотала Сэй-Тэнь, огибая клумбы с розами. — Мы втроем сумеем обезоружить солдат только в том случае, если до смерти их насмешим.
В обрамлении желтовато-белых облаков пылало полуденное солнце, а розовые узоры на голубом холсте сложились в такую живописную картину, что могли бы доставить истинное эстетическое удовольствие ценителю облачных пейзажей. Но только сейчас этот ценитель был абсолютно не настроен ничего оценивать. Его волновало происходящее на земле.
Если бы спешившая к дереву Минорис остановилась и глянула на башню, то увидела бы, что сверху за ней наблюдает Каэтта. Благодаря своей подзорной трубе он уже успел определить размеры надвигающегося отряда и с замиранием сердца следил, как Минорис метр за метром преодолевает расстояние от ворот до старого дерева. Столкновения было не избежать. Что сделают матерые солдаты? Пленят ее? Убьют? Об этом даже страшно было подумать. В конце концов, философ не выдержал — пулей слетел с винтовой лестницы и взял такой темп, что даже ардикта, натренированная в вылавливании учениц на коридорах, не поспела бы за ним. Он не оставит Минорис в этот трудный час.
«Слабо верится, что Ипва обезврежена, — думала Минорис на бегу. — Я как-то упустила из виду, что она способна менять облик. Если свиток попадет в плохие руки, я никогда себе этого не прощу!»
«Если с Минорис что-нибудь случится, никогда себе этого не прощу!» — в отчаянии думал Каэтта, пробегая по садовой дорожке. Он чуть не сбил с ног Сэй-Тэнь и, проронив какое-то несуразное извинение, помчался дальше.
— Стой! Куда?! Мне приказано тебя не впускать! — жестко произнесла Сатикора, становясь в оборонительную позу. Таймири сжала кулаки.
— Кем приказано?
— Ардиктой. Ты не пройдешь! — припечатала смотрительница теплицы и заградила собою проход.
— Это мы еще посмотрим, — сквозь зубы проговорила Таймири, снимая с шеи цепочку с сияющим кулоном. — У меня для тебя кое-что есть.
— Подарок? — тут же обомлела Сатикора. — Давай, давай его сюда!
Она потеряла всякую бдительность, а Таймири только того и ждала. Удар в живот разом положил конец пререканиям, и теперь проход в теплицу был открыт.
— Как же, размечталась, — процедила Таймири. — Так я тебе его и отдам.
Она скрылась за дверью, в то время как смотрительница, скорчившись от боли, со стоном сползла на пол. Времени оставалось в обрез.
Таймири чувствовала, что судьба мастерской зависит от нее одной, но не знала, с чего начать. А решение было совсем близко. Стоило лишь протянуть руку… и зачерпнуть горсть зерен из ящика, откуда ученицы обыкновенно брали семена для своих опытов.
— Ну что, дорогая, ты узнала, как идут дела с завоеванием строптивого городишки? — поинтересовался Икротаус Великий, приоткрыв заплывшие веки. — Хи-хи, я говорю так, словно этот город — ничтожное существо. Муха, которую можно взять да прихлопнуть.
— Да, мой господин. Очень скоро город падет. На днях хозяйка мастерской счастья сообщала, что единственное средство укрощения находится под крышей училища и будет передано отряду, как только тот подойдет к воротам.
— Очень хорошо, замечательно, — лениво улыбнулся правитель. — Ты умна, моя милая Терри. Не пойму, зачем я пытался с тобой воевать, вместо того чтобы прислушаться к твоим словам!
— О, государь, не приписывайте мне качеств, которыми обладаете сами. Ведь только мудрый человек из множества предложений способен выбрать верное, — раболепно произнесла она, поправляя одеяло, под которым нежился Авантигвард. Полностью отдавшись ее воле, признав себя пораженным болезнью, которая якобы не позволяет ему полноценно править страной, он целыми днями валялся в постели, вкушал редкие яства, тучнел, глупел и предавался праздности. Ему льстила забота Терри, и мысль его не простиралась дальше дворцовых стен. А что там, за этими стенами? Страдания, разруха, бедность? Кого это волнует! Главное, что Авантигвард купается в роскоши. Он перестал смотреться в зеркало, потому что это было бесполезно — отражение больше не появлялось. Странное, неправильное зеркало! Когда-нибудь он разобьет его.