- Не прибедняйтесь, коллега! Обсерватория всегда в вашем распоряжении, — говорил старичок, расплываясь в щербатой улыбке. Этот допотопный старик опирался на клюку, вечно теребил свою жиденькую бороденку и вот уже второй год обещал, что скоро уйдет на пенсию. — Я здесь практически не появляюсь. Радикулит, ломота в суставах. Если и поднимусь когда, то раз в неделю — не чаще. Так что, можете считать, обсерватория ваша.
Диоксид-Каэтта учтиво поклонился.
— Вы ведь специалист по облакам? — шепеляво поинтересовался старичок. — В бытность мою студентом основатель училища, Лисс, как-то сказал: «Тому, кто отыщет в небе усыпанное звездами облако, фортуна будет покровительствовать всю оставшуюся жизнь». Я искал. Пятьдесят лет искал, но безуспешно. Глядишь, вам повезет больше.
Каэтта на его слова снисходительно улыбнулся. Он не верил в подобные истории, полагался на собственный опыт и придавал значение лишь прочным, неоспоримым фактам. А еще он знал, что, когда солнце в зените, облака приобретают самые правдивые очертания.
Простившись со стариком-звездочетом, он стал подниматься по винтовой лестнице на башню, где его ждал телескоп с хорошими линзами и герметичной позолоченной трубой.
«Небо сильное, — думал Каэтта. — Оно сильнее человека, потому что человеку приходится задирать голову, чтобы его увидеть. И даже если мы исследуем его от корки до корки, мы едва ли научимся им управлять. Небо вернее будет управлять нами».
Лестница сделала последний виток, и философ вышел на огражденную парапетом площадку. Вдали, на циановом полотне, розовели непостижимые узоры облаков. А ниже, упираясь в лазурную стену массива, простиралась бурая равнина с одним-единственным высохшим деревом, которое почему-то никто до сих пор не срубил.
Таймири, как назло, отвели самую бедную комнату с истрепанными серо-буро-малиновыми занавесками на окнах и немытым полом. Ржавый кран в не менее ржавом умывальнике протекал. Старинные напольные часы стояли без завода. А белые волокна паутины колыхались над кроватью, наверное, еще со времен основателя.
— Вот, значит, как они нам рады! — сказала Таймири пауку, который спустился с потолка на тонкой ниточке и повис перед ее носом. — Или я в чем-то провинилась?
Паук поспешно смотал свою пряжу и убрался восвояси. Теперь он точно знает, чего остерегаться: увесистой туфли новой хозяйки.
Таймири с размаху плюхнулась на кровать и тут же расчихалась, потому что вокруг поднялось густое облако пыли.
«Не выбивали, — заключила она. — Вспоминается, на яхте Кэйтайрона нам приходилось спать на чем-то подобном».
Сбросила обувь и, поджав под себя ноги, принялась размышлять.
«Ипва, Ипва, Ипва… Кто же ты на самом деле? Кошка, человек или какой-нибудь высший разум? Зловредной ты не выглядишь, на людоедку непохожа. Не хватало еще, чтобы грамотная, ученая женщина шныряла по массиву в облике кошки! Чушь какая-то».
Рядом с кроватью на коротеньких деревянных ножках неуклюже стояла тумба, и, чтобы чем-нибудь себя занять, Таймири решила проверить, что лежит в ящиках. В верхнем оказалась помятая тетрадь, цветные карандаши и множество черных юрких жучков, наматывающих круги по фанерному дну. Неутешительно. Таймири покривилась-покривилась, схватила тетрадку и принялась их нещадно давить.
— Нет, музой естествознания мне точно не стать, — пробормотала она, припомнив недавний диалог с воспитанницей училища, Лироей. Они случайно столкнулись в вестибюле, и Лироя незамедлительно выложила ей всё, что знает о нравах преподавателей и местных правилах.
— Колдовать, — сказала она, — у нас строго запрещено. Если кого-нибудь застукают, сразу выгоняют. Попробуй, заикнись, что под кроватью у тебя спрятана книга с заклинаниями или приворотное зелье. Вылетишь из мастерской, как пробка из бутылки.
— Но у меня нет никакого зелья, — опешила Таймири.
— Ясное дело, нету, — замахала руками Лироя. — Это я пример привела. А вот если заикнешься, что тебя интересует физика, живо загребут в лабораторию к профессору Кронвару. Он просто помешан на атомах и молекулах! Отсюда и музы — атомарные.
— Музы? А кто такие музы?
— Ох, и всё-то вам, новичкам, нужно разъяснять! Музы — хранительницы искусства и науки. Но мы не служим кому-то в отдельности, не посещаем писателей и художников, когда их покидает вдохновение. Мы храним и передаем древнее мастерство, ценные знания и рецепты. Существуют музы астрономии, поэзии, прозы, танца, пения, естествознания, скульптуры, живописи и атомарные.
— А что Ипва?..
Лироя поморщилась:
— Не поминай ее имени почем зря. Она сильная и могущественная ко…
— Колдунья? — шепотом продолжила за нее Таймири. — Но ведь колдовство запрещено!
— Ей нет. Только благодаря ее магическому таланту в садах мастерской произрастают целебные травы и плодовые деревья. Но говорят, — понизила голос Лироя, — что изначально волшебного дара у нее не было и что она этот дар украла…
«Как можно, — разлегшись на кровати, думала Таймири, — украсть чей-то дар? Запустить руку в чужой карман, присвоить чужую собственность — это еще понятно. Но дар? Хотя, если принять во внимание, что Ипва — колдунья…»
Ее размышления прервал бесцеремонный стук в дверь, после чего в щелку просунул нос какой-то горбатенький старичок с посохом.
— Обживаетесь? — как можно дружелюбнее прокаркал он.
Таймири бросила на него столь неприязненный и враждебный взгляд, что старичок сделался белее полотна, икнул и немедленно ретировался.
«Честное слово! До чего же мне не повезло, так проспорить! — сетовал он, семеня по коридору с невиданной для себя прыткостью. — А ведь, пока не закончу обход, дотошный профессор от меня не отвяжется!»
Дотошный профессор физики, Кронвар, был человеком не робкого десятка и из любого спора выходил победителем. Всякий здравомыслящий завсегдатай «клуба дебатов», который создали в мастерской специально для полемистов, избегал излагать свою точку зрения в присутствии Кронвара, потому как Кронвар везде искал подвоха и не упускал случая заключить с кем-нибудь пари. Только не просвещенный на этот счет стоик Ризомерилл, прибывший в училище недавно и еще не до конца освоившийся, мог дать слабину и ввязаться в прения.
Дело было в день Восьми звёзд. Обычно в этот день весь ученый совет собирался за круглым столом в «клубе дебатов», чтобы подискутировать за чашечкой кофе. Когда в небе загорелась вторая по счету звезда, Кронвар сварливым тоном начал:
— Философы — паразиты на теле науки, вот что я вам скажу! — И припечатал свою реплику ударом кулака по столешнице. — Вся их мудрость быльём поросла и на одной только науке зиждется!
Ризомерилл, сидевший от ученого по правую руку, от такого заявления не на шутку рассердился. По природе он был человеком тонким, впечатлительным, а коллеги так и вовсе считали его застенчивым. Никто и мысли допустить не мог, что этот философ с куцей бородкой и кустистыми бровями вскочит со стула и примется доказывать, что умозрительные истины также имеют право на существование. Ризомерилл и сам от себя такого не ожидал. Пока между ним и Кронваром шел словесный поединок, остальные молча переглядывались и передавали друг дружке листочек со ставками. Большинство ставило на Кронвара. Тут и гадать было нечего — он любого на лопатки уложит, причем не только иносказательно, но и в прямом смысле этого слова.
Однако к единому мнению спорщики так и не пришли: у философа не хватило аргументов, и он предложил перенести полемику на завтра.
— Ладно, ладно, посмотрим, что вы наваяете за ночь, — ядовито процедил Кронвар.
На следующее утро он кружил рядом с беднягой Ризомериллом настоящим коршуном. Ризомерилл кутался в свою тогу и суетливо вынимал из толстенной папки труды некоего Резонериса-Меонира-Линна. На эту папку философ возлагал большие надежды, но надежды рухнули, как только было опровергнуто последнее доказательство.
— Вы пытались убедить меня, что философия — самостоятельная стезя, а в результате факты всё равно упираются в науку, — довольно потирая руки, говорил физик. — Вы проиграли, и вот моё условие: пойдете на осмотр комнат вместо меня.
— Но как же так? Мы ведь не договаривались! — запротестовал Ризомерилл.
— Вас разве не предупредили? — с притворным изумлением спросил Кронвар. — Спор со мной подразумевает условие. А уж какое это условие, я сообщаю позднее.
— Но позвольте… А Ипва в курсе? — осторожно полюбопытствовал стоик.
— Ой, только не вмешивайте сюда Ипву! У нее и без вас забот хватает!
И Ризомерилл сразу понял, что Ипву непременно надо вмешать. Но так вмешать, чтобы не прослыть при этом доносчиком…
Сейчас он чуть ли не вприпрыжку бежал по сумеречному коридору. Под конец пути даже сердце зашлось с непривычки.
«Если во второй комнате меня встретят так же неучтиво, я, пожалуй, отсижусь где-нибудь в теплом уголке, а потом отчитаюсь перед Кронваром, что обход совершен и постояльцы всем довольны», — подумал он и остановился. Следующая дверь таращилась на него свирепыми глазищами древесных годовых колец. Собрался с духом, постучал. Открыла разрумянившаяся Минорис. Она зачем-то держала молоток, а когда видишь молоток в руках у хорошенькой девушки, справиться с волнением бывает невероятно трудно. Особенно если представить, что впоследствии это орудие обрушится на твою несчастную голову.
— Не подумайте, я не грабитель, — прошамкал Ризомерилл и на всякий случай отступил назад.
— Что вы! Как можно! — всплеснула руками Минорис. Она не стала говорить, что в почтенном возрасте Ризомерилла ограбить кого бы то ни было в принципе проблематично. — Представляете, какая досада! Отвалилась спинка кровати, и я раздобыла гвоздей, чтобы ее приколотить. А гвозди гнутся один за другим!
— И правда, досада, — понимающе кивнул стоик. — Я сообщу кому нужно, и вам помогут. Обязательно.
— А вы кто? — спросила Минорис, пряча молоток за спину.
— Я? Никто. Так… Обход совершаю. Может, у вас в комнате еще что-нибудь починить требуется?
— Вообще-то здесь поселили Сэй-Тэнь. Моя комната соседняя. Там ужасно скрипит паркет, а матрас отсырел, и в нем огромная дыра. Если не возражаете, я провожу.
— Что ж, не возражаю, — прокряхтел Ризомерилл. — Сегодня исключительный день. Сегодня всё складывается не совсем обычно…
Денек действительно выдался незаурядный. Минорис прочувствовала это особенно остро, когда твердая почва в буквальном смысле ушла у нее из-под ног. Кто знал, что идя по коридору, следует остерегаться ям? Вот так шагаешь, шагаешь, ничего не подозревая, а потом как ухнешь в пустоту! Философ даже не успел задать издавна мучивший его вопрос: «Куда это мы катимся?», как свалился на белую пуховую перину. Минорис зарылась в нее с головой.
— Добро пожаловать! — чарующе прозвучал чей-то голос. Ризомерилл давно утратил способность удивляться. Он степенно поднялся, подобрал свою трость, и, расправив мантию, медленно оглядел эбонитово-черный зал. Под сводчатым потолком холодным светом горел единственный торшер, а у стены напротив, на столе, плясали крохотные язычки пламени. — Как вы находите моё гостеприимство?
— Вы большая оригиналка, — ответил старик. — А ведь сперва я вас и не приметил!
Только сейчас Минорис различила в полутьме женщину в грязном, местами продырявленном лабораторном халате. Ипва собственной персоной! По рукам у нее стекала какая-то темная жидкость. И когда ардикта приблизилась к перине, оказалось, что на пол капает самая настоящая кровь.
— Вы ранены? — встревожилась Минорис.
— О, ничуть нет. Просто провожу эксперименты на мышах… И крысах. Обыденное, знаете ли, занятие.
— Вы их убиваете? — не сумела подавить отвращение Минорис.
— В целях эксперимента, — успокаивающе сказала Ипва и усмехнулась. — Кроме крыс и мышей, я пока еще никого зарезать не успела.
Повисла давящая тишина, нарушаемая лишь странными, зловещими звуками. Где-то в отдаленном подвальном помещении стежок за стежком выстрачивала огромная швейная машина. Скрипя, поворачивалось мельничное колесо, да не унималась трещотка.
— Это шумит динамо-машина, — пояснила Ипва. — Не пугайтесь.
— А правда, что вы истязаете лабораторных животных и потом выращиваете из них монстров? — спросил Ризомерилл, содрогнувшись от собственного предположения.
— Правда, мой друг, состоит в том, что сплетни имеют особенность распространяться быстрее вирусов, — осадила его женщина-ученый. — Советую не принимать на веру сведения, которые поступают из сомнительных источников. Я спустила вас сюда по очень важному делу, поэтому не будем отвлекаться. В мастерскую, а тем более, в мою лабораторию допускаются лишь избранные. И ты, Минорис, одна из них.
Минорис удивленно вздернула голову, и тут ардикта перешла в атаку:
— Твой дар был поистине неоценим, ты мне сразу приглянулась.
— По-моему, вы что-то путаете. Неоценимый дар мастерам преподнесла Сэй-Тэнь, — неуверенно заметила та.
— Ее дар — бесценный. А бесценный и неоценимый — несколько разные вещи, — сухо произнесла Ипва, после чего вновь перешла на торжественный тон.
Она долго упражнялась в витийстве, восхваляя достоинства муз. Говорила что-то про доброту и честность и напоследок сдобрила свою речь соусом лести, сказав, что дар Минорис не имеет себе равных. Во время ее тирады Минорис то краснела, то бледнела и не знала, куда себя деть от смущения.
Сначала она теребила бант на платье, потом завела руки за спину, но, сообразив, что так стоять неприлично, тотчас приняла исходную позу. Советуют же умные люди: если хочешь кого на свою сторону склонить, хорошенько его заболтай. Да начни, желательно, издалека, чтобы не огорошить собеседника своим внезапным предложением. Вот Ипва и заговорила Минорис зубы, а потом всучила ей какой-то подозрительный матерчатый мешочек на бечевке. Сказала, что в мешочке споры, и развязывать строго-настрого запретила.
— Носи на шее, не снимай, — посоветовала ардикта.
— А зачем он мне?
— Он поможет тебе стать искусной музой. Любая муза не муза до тех пор, пока не осчастливит хотя бы одного простого человека. В данном случае, вполне подойдет Таймири.
— Это еще почему? — вспыхнула Минорис.
— Я не разглядела в ней таланта на церемонии дароприношения, — солгала Ипва. — Полагаю, надолго она здесь не задержится. Настроение у нее наверняка будет портиться день за днем. Сама подумай: видеть, как товарищи играючи справляются с заданиями, которые ты раз за разом проваливаешь. Невелика радость.
Минорис вздохнула.
— Мне тоже ее жаль, — с сочувствием отозвалась Ипва. — Но ничего не поделаешь. Вернее, сделать-то кое-что можно…
— Я поняла, — твердо сказала та. — Если споры помогут ей собраться с духом… Но, выходит, я везде должна быть с нею рядом?
— Верно, — подтвердила ардикта. — Задачка не из легких, но ты справишься. С сегодняшнего дня можешь считать себя моей студенткой.
— Студенткой?! — ахнула Минорис. Быть студенткой у самой верховной преподавательницы! Вот обзавидуется Диоксид! Да что там обзавидуется! Локти кусать будет, что такую ученицу не удержал.
На задание под кодовым названием «Осчастливить Таймири» ардикта отвела своей подопечной ровно полгода и заявила, что желает получать отчеты каждые две недели.
— Какие такие отчеты? — оторопела Минорис. У нее как-то из головы вылетело, что в училищах заставляют марать бумагу по любому поводу. Причем не только студентов, но и профессоров. Вспомнилось, как Диоксид понуждал переписывать свитки и как сильно после этого болела рука.
Ипва заскрежетала зубами. На непонятливость у нее была аллергия особого рода. Поскольку большую часть дня ардикта проводила за налаживанием работы своего генератора тока, электричеством она пропиталась насквозь. Стоило ей раздражиться, как вокруг головы тотчас появлялся мерцающий нимб, а волосы, наэлектризовавшись, вставали дыбом.
— Ой, что это с вами? — испугалась Минорис.
— Пройдет, — с кривой усмешкой ответила та. — В отчетах ты должна будешь описывать реакцию Таймири на споры. Самочувствие, настроение, цвет кожи, цвет глаз, если он вдруг изменится. И лучше, если твои друзья не узнают, что ты была у меня. Тем более не стоит разглашать, что ты моя ученица. Пусть наш сегодняшний разговор останется в тайне.
— Тайна? Обожаю тайны! — улыбнулась Минорис, а про себя подумала, что так и не сможет отомстить Диоксиду. Ведь ему теперь даже намекнуть нельзя — ни об Ипве, ни о секретном задании.
Внезапно Ардикта обернулась, задев Минорис отлетевшей полой халата.
— А чем это занят наш глубокоуважаемый философ? — едко поинтересовалась она.
Пока Ипва инструктировала свою новую подопечную, философ бродил по залу, высматривая на стенах хоть что-нибудь, достойное внимания: какую-нибудь картину или гобелен. Так и не найдя ничего стоящего, он приблизился к загадочному столику, где, пыхтя дымом, горело несколько десятков свечей. Некоторые из них уже довольно сильно оплавились и стояли этакими рыжеволосыми вельможами в восковых камзолах. Другие и вовсе были погашены. Подставкой для свечей служила карта страны Лунного камня.
«Почему именно карта? Неужели нельзя было найти что-нибудь понадежнее? — думал Ризомерилл. — Например, коробку с песком. Если бы я не знал ардикту, решил бы, что она разрабатывает план военных действий или что-нибудь еще в том же духе. Тогда погасшие свечки означали бы завоеванные территории, а зажженные — места, где война в самом разгаре».
Оклик ардикты оторвал его от дедуктивных рассуждений.
— Чем занят? — дернувшись, переспросил он. — Карту вашу разглядываю. И должен заметить, воску тут накапало порядочно. Вы его что, не счищаете?
— А отчего вас так заинтриговала моя карта? Подите, подите-ка сюда. У меня для вас кое-что есть.
Ее язвительный тон настораживал, однако ослушаться философ не посмел. Часто моргая, поплелся к ардикте.
— Больно смотреть, как вы ковыляете на своих двоих. Может, вам пошло бы на пользу небольшое превращение? Сублимация, так сказать. Этого порошка, — Ипва похлопала по карману халата, — вполне хватит для осуществления эксперимента. Не хотите ли побыть джинном… в колбе с притертой крышкой?
— Нет-нет, пощадите! — прокаркал Ризомерилл и, отпрянув, спрятался за спиной Минорис.
Ардикта рассмеялась низким, грудным смехом, отчего похолодели оба.
— Не принимайте мою шутку за чистую монету, — сказала она. — Я вообще люблю пошутить над гостями, особенно если гости глазеют по сторонам и суют нос в чужие дела.
Она подтолкнула философа, поманила Минорис пальцем и направилась к высокой железной двери, за которой начиналась старая каменная лестница на первый этаж.
— Еще увидимся.
Всё тот же злорадно-ядовитый тон. Как Ипве только удается держать посетителей в страхе? Наверное, дело в мышах. Если бы она ставила чуть меньше опытов и почаще бывала на свежем воздухе, это определенно пошло бы ей впрок.