Танец масок (СИ)

Глава 7. Семья

— Мира, я не запрещала тебе смотреть в окно, — улыбнувшись, сказала Фрида, не поднимая глаз от книги.

Юная камеристка тут же уставилась в пол. Тот поскрипывал — или это были колёса кареты? — и качался, почти как лодка на плаву. Или Фриде это казалось от недосыпа?..

— П-простите, миледи…

— Ты уже полчаса пытаешься заглянуть за эту занавеску. Не проще ли сделать вот так? — Фрида потянулась и отодвинула лёгкий узорчатый тюль. В карете сразу стало светлее… И в разы скучнее. До этого тени от узоров ещё как-то расцвечивали обитые чёрным бархатом стены, потолок и два диванчика. Сейчас всё слилось в одно тёмное пятно… Впрочем, и за окном было не лучше. День стоял пасмурный, солнце почти не появлялось из-за облаков, и даже луг за дорогой казался скучно-серым, словно кто-то посыпал его пеплом.

Мира всё равно прильнула к окну, стоило хозяйке отвернуться. Пейзаж тянулся и тянулся, однообразный, монотонный и неподвижный. Даже листья на редких деревьях, видневшихся тут и там, не шевелились: воздух был влажен, густ и тяжёл.

— Дождь собирается, — заметила Фрида, не глядя в окно. — Забавно, всё время, когда возвращаюсь, идёт дождь…

— Миледи, но это же совсем не похоже на столицу! — изумлённо выдохнула Мира. — Вы же говорили, мы едем в столицу!

Фрида бросила на неё короткий взгляд и усмехнулась: девушка сейчас очень напоминала стоящую на задних лапах и машущую куцым хвостиком матушкину болонку. Того и гляди затявкает от возбуждения.

— Мы и едем. Моё родовое поместье Уайтхилл, стоит на одном из семи холмов старого города. Мы сейчас как раз объезжаем Средний город и приближаемся к Высокому. Скоро въедем на мост, дорога повернёт, и ты их увидишь. Просто на нашем холме давно уже никто, кроме нас не живёт. Видишь ли, внизу река — строить опасно. А за домом, вон те луга, видишь, до горизонта? Они принадлежат моей семье. На них никто ничего не строит, считается, что это проклятое место, — небрежно добавила она.

— Госпожа очень богата, — выдохнула Мира, изумлённо глядя вдаль. Горизонт терялся там, сливаясь с серым лугом и серым же небом. — Но почему здесь такая странная трава, миледи? Она… как сталь!

— Скорее уж как пепел, — хмыкнула Фрида. — Когда-то, лет пятьсот назад здесь был лес. Часть Великого леса, царства фейри. Как раз заканчивалась война между ними и людьми, и лес сожгли наши волшебники. Много позже на его месте вырос этот луг с такой вот травой. Предупреждаю, она пропитана волшебством до самых корней и даже дальше. Туман над ней… странный, поэтому если соберёшься на рассвете или закате, а уж тем более ночью тут прогуляться, не удивляйся: здесь полно призраков.

А про себя добавила: «И фейри встретить легко». Именно здесь некогда мать Фриды повстречала Лесного короля. Гадала во время недели Цветения, издали увидела его, а потом… потом пришла на этот луг уже сама. И позвала тоже сама, даже призраков не испугалась. А после приходила ещё и ещё и каждый раз звала сама. Большая была любовь… Пару месяцев.

— Но всё это принадлежит не мне, — продолжила Фрида, отвернувшись от окна. — Моё приданное было Вейтрепер, замок среди болот. Унылое место, так и ветшает — туда уже лет сто, кажется, никто не ездил. А это родовое гнездо достанется брату.

— О, у вас есть брат, миледи? — Мира тоже отвлеклась от окна и впервые посмотрела на Фриду открыто.

— Да, младший, ему сейчас десять. И две сестры, тоже младшие: Розалинда, ей двадцать, и она замужем за графом Соулсбери. И Эвелина, ей недавно исполнилось восемнадцать, и мы как раз поедем на её первый в жизни бал. После которого она тоже отыщет себе жениха и лет в девятнадцать-двадцать выйдет за него, а потом и уедет. — Фрида погрустнела. — В общем, всё закончится плохо.

— Миледи, но… Прошу прощения, это, конечно, совсем не моё дело…

— Продолжай.

— Простите, миледи. Просто я всегда думала, что у богатых… ну, то есть… у вас… Что всё складывается хорошо. Муж не будет колотить жену, вам не приходится работать, и у вас есть слуги, чтобы присматривать за детьми… Это же, наверное, прекрасная семейная жизнь!

Сдерживая смех, Фрида в упор посмотрела на девушку. Её снова и снова изумляло, во-первых, как чисто та говорит, а во-вторых, что она говорит. Девочка казалась умнее обеих сестёр Фриды. «Впрочем, ничего удивительного. Она же фейри», — подумала Фрида, бросая взгляд на ошейник Миры.

— Моя дорогая, ты действительно думаешь, что деньги дарят счастье? — с улыбкой поинтересовалась она.

Мира опустила взгляд и тихо ответила:

— В работном доме деньги принесли бы нам счастье, миледи.

— Да, — вздохнула Фрида. — Пожалуй. Но, поверь, и у богатых хватает тревог. Мать найдёт Эвелине подходящего жениха, тот будет хорошо если древним стариком — а если нет? Если он будет молод, азартен, вскоре проиграет всё состояние, вынужден будет жить на приданое сестры, станет злиться и срывать эту злость на жене… Наши мужья, моя дорогая Мира, на самом деле колотят нас ничуть не меньше, чем мужья из Нижнего города — своих несчастных жён.

— Но, миледи, а что если муж вашей сестры будет любить её и заботиться о ней? Ведь и такое случается.

Фрида усмехнулась.

— Тогда он, конечно, будет никчёмен в постели, если ты понимаешь, о чём я. И моя дорогая сестрёнка найдёт себе более умелого любовника, и хорошо, если это будет кто-то из слуг — его только уволят, когда всё откроется. А если это кто-нибудь из нашего круга? Тогда случится дуэль, и любящего, заботливого мужа моей сестры убьют, а Эвелина останется вдовой… Что?

— Простите, миледи, — теперь голос камеристки дрожал от едва сдерживаемого смеха. — Мне кажется, вы всё видите хуже, чем оно есть.

— Я всё вижу таким, какое оно есть. — Фрида снова повернулась к окну. — Не хуже и не лучше. Радости брака, неземная любовь — всё это для сентиментальных романов. В жизни всё куда прозаичнее, моя дорогая. Любовь девушек из Высокого города оценивается по их приданному, а также титулу. Увы, но это так… Мира, посмотри, мы въезжаем на мост. Вон там, справа — видишь город?

Мира снова прильнула к окну. Карета действительно взбиралась на крутой выгнутый мостик, тоже серый. Под ним текла очень спокойная и, естественно, также серая река, а справа Нижний город тяжко выдыхал дым из труб.

— Здесь редко солнце, — заметила Фрида, тоже глядя в окно. — И часто дождь. Раньше это связывали с проклятьем фейри, но недавно учёные доказали, что всё дело в частицах дыма в воздухе… — Она зевнула, стукнула книгой по открытой ладони свободной руки. — На меня всегда это нагоняет тоску… Мира, ну что такое? Ты так на меня смотришь — у тебя ещё остались вопросы? Я люблю хорошую беседу, и мне нравится разговаривать с тобой: можешь спрашивать меня совершенно свободно всё, что пожелаешь. По крайней мере, когда мы одни.

Мира отрывисто кивнула и тут же выпалила:

— Миледи, простите, это, наверное, личное…

— М-м-м? Я уже заинтригована. Что же личное тебя интересует?

— Вы совсем-совсем не были счастливы в браке?

— Честно? — хмыкнула Фрида. — Была. Когда мой старик-муж умер. Ты удивишься, какое это было облегчение! — И сама изумилась, как цинично это прозвучало.

— Миледи, но… Вы так говорите… Как будто любви совсем-совсем нет на свете.

— Ты тоже читаешь эти книги? — изумилась Фрида, вспомнив Мэри и её любвеобильную героиню-монашку. — Пухлые сентиментальные романы в мягких обложках с красивой девицей и двустрочным названием? — добавила Фрида. — Они и до работных домов добрались?

— Нет, миледи. — Камеристка на это не обиделась и улыбалась как-то… сочувствующе. Фрида не понимала: зачем ей сочувствовать? — Но неужели вы никогда не любили?

«Фейри в образе четырнадцатилетней девочки — всё равно фейри», — напомнила себе Фрида. И честно ответила:

— Нет. Никогда.

Мира нахмурилась.

— И никогда… вам не было с мужчиной хорошо?

Фрида потянула носом воздух — ей показалось, что в карету вдруг залетел морской бриз, и даже шёпот моря откуда-то послышался.

— Было. Один раз. Из-за этого мне, между прочим, будет плохо ближайшие пять лет. Мужчины, Мира, всегда к беде. Запомни и если тебя позовут на сеновал, крепко призадумайся. Как там: пять минут удовольствия, девять месяцев позора? — И широко улыбнулась, давая понять, что это шутка.

Но Мира, кажется, не поняла. Она опустила взгляд, покачала головой и тоскливо вздохнула.

— Ты не согласна? — удивилась Фрида.

— Нет. Простите, миледи. Только… если любви на свете нет, то зачем тогда жить?

— Потому что жизнь — безумно интересная штука, — подмигнула камеристке Фрида. — Я лишь одного не понимаю: это ты в работном доме о любви наслушалась?

— Нет, — качнула головой служанка. — Я… Ай! — Ошейник на ней сверкнул, и девушка принялась гладить его, будто успокаивала чужое проклятье. — Простите, миледи. Шея…

— Болит? — Фрида подалась вперёд, а Мира, наоборот, вжалась в спинку дивана.

— Н-нет… Всё хорошо. П-простите, миледи.

«Кто же тебя так проклял?» — думала Фрида, отсаживаясь от девочки подальше: она уже заметила, что когда Мира в таком состоянии, её пугает всё. Девушке просто нужно дать время. Нужно отдохнуть. И проводить «на ту сторону», там наверняка знают, как снять её проклятье. Может быть, стоило остаться дома ещё на день и отвести Миру к озеру утром? Фрида прикусила губу и тяжело вздохнула. Наверное, стоило. Мать бы потом вся изошла ядом из-за этой задержки, зато Мира была бы уже свободна… Фриде просто не пришла в голову эта идея. Жаль, сейчас возвращаться уже поздно…

Колёса кареты тем временем мягко зашуршали по песку, и Фрида невольно придвинулась к окну: там, за следующим поворотом выплывало её родовое поместье.

— К-какой… внушительный у вас дом, миледи! — восхищённо прошептала Мира, тоже глядя в окно.

— Когда-то это был замок, — пожала плечами Фрида. — Крепость, одна из семи — для защиты столицы от короля фейри. Видишь вон тут толстую башню? Некогда это был донжон, там до сих пор находится главный холл, погреба и хозяйские спальни. А вон те две башенки слева и справа — это для дозорных и лучников. Фейри, знаешь ли, отлично стреляют, но и люди когда-то им не уступали. Сейчас это, конечно, гостевые. Там забавное расположение комнат, не удивляйся. Зато… Целая башня будет принадлежать нам одним, — Фрида улыбнулась. — Ты бывала когда-нибудь в замках?

— Н-нет, миледи…

— Что ж… Это, конечно, уже не настоящий замок, мои предки хорошенько его перестроили, когда война закончилась. Но дух сохранился. Так что не удивляйся, если наткнёшься на парочку привидений, уверяю, они безобидные.

— Привидения? — выдохнула Мира, и Фрида кивнула. — Миледи, я не понимаю, вы так говорите, словно это всё правда: привидения, фейри…

— Ну конечно, правда! — улыбнулась Фрида. — Почему ты сомневаешься?

— Миледи, нам в работном доме рассказывали, что это предрассудки.

— А ещё вам, кажется, говорили, что любовь существует, — не сдержалась Фрида. — Милая моя, насчёт любви я сильно сомневаюсь, но фейри существуют точно, уж поверь мне. — А про себя добавила: «И одна из них сидит сейчас передо мной».

— Но… их же уже давным-давно никто не видел.

Вот с этим Фрида бы поспорила, но вместо этого сказала:

— Любовь, знаешь ли, тоже.

— Но, миледи, это же другое! И… А как же… Покойный отец императора ведь безумно любил его матушку!..

Тут Фрида не выдержала и расхохоталась в открытую. Мира потерянно глянула на неё.

— Моя дорогая… — чуть успокоившись, произнесла Фрида. — Я бы рассказала тебе о любви покойного императора к… Ко многому. Но, видят боги, мне не хочется разбивать твою невинную веру в чистую любовь!

— Миледи?..

— Всё, — Фрида выставила перед собой открытые ладони. — Сейчас помолчи, пожалуйста. Мы подъезжаем.

Карета действительно выехала на главную аллею: по бокам росли громадные, древние и буквально дышащие магией буки; слева поблёскивал длинный искусственный пруд.

Когда-то прапрадедушка Фриды нанял архитектора из-за моря, чтобы тот разработал план парка для Уайтхилла, а также сделал замок более уютным. Под уютом тогда, конечно, понимался воздушный, тонкий, как облачко особняк, весь пронизанный светом. Замок тонким не назвал бы никто, да и со светом была беда: высокие, но узкие окна солнце почти не пропускали. Архитектор так и не придумал, как истончить хотя бы на первый взгляд стены, зато намудрил с окнами и разбил красивый, очень воздушный сад (на взгляд Фриды он был слишком правильным, слишком геометричным). Что же касается света, то оконные проёмы расширили, добавили витражи, и с тех пор замок стал выглядеть так, будто эти окна к нему прилепили, приклеили, как попало.

Фриду передёрнуло: впереди показался подъезд и жестоко, точно цепи, сверкнул над дверьми бывшего донжона знак рода — летящая по небу ласточка. «Моя ласточка», — звал Фриду Лесной король. Она спросила как-то, повзрослев, называл ли он так же её мать. Фейри улыбнулся — как он один умел, как если бы прогретая солнцем дубовая роща улыбнулась каждым листком — и ответил: «Конечно, нет, Эльфрида. Марго совсем не похожа на ласточку. Она лунь, полевой лунь». И вытянул руку, на которую тут же слетела эта птица: более изящная, чем ястреб, более элегантная, красивая, но, несомненно, хищная. «Он любит вересковую пустошь», — добавил Лесной король и плавно повёл рукой…

Однако Маргарита Уайтхилл была главой рода и печать с ласточкой принадлежала ей. Фрида же, хоть и носившая до сих пор фамилию Вустермор, но не имевшая права на родовое поместье покойного маркиза, не владела никакой печатью. Впрочем, думала Фрида, глядя на увитые плющом мраморные статуи богов и героев у подъезда, и хорошо, что печать Вустерморов ей не досталось. Скреплять свои письма зайцем…

Стоило карете остановиться, как начался дождь. Зашелестел по листьям, зазвенел тоненько (людям не слышно, но Фрида прекрасно этот звук отличала) по статуям. Пульк-пульк — по воде в пруду и шурх-шурх — по алому песку дороги. Дружно, словно только и готовились, ответил ему лягушачий хор.

— Ну как всегда, — вздохнула Фрида, вслед за Мирой выбираясь из кареты.

Воздух по-прежнему давил, но дышать стало чуть легче: дождь уже успел прибить пыль. Зато пряно, густо пахло прелыми листьями и мокрой землёй.

— Миледи, — поклонился Фриде дворецкий. — Добро пожаловать домой.

Фрида проглотила искреннее: «Век бы меня здесь не было!» и заученно улыбнулась.

— Благодарю, Дэймер. Леди Уайтхилл, полагаю, ждёт меня?

— Миледи отправилась в Верхний город, мэм. Но леди Эвелина ждёт вас. — Дворецкий сделал знак, и один из лакеев за его спиной вышел вперёд и тоже поклонился. — Том проводит вас, мэм.

Фрида кивнула. Дома она бы отмахнулась и от дворецкого, и от лакея: уж сестру-то она может найти самостоятельно. Но здесь чужое место, чужие правила.

— Моя камеристка. — Фрида повернулась к робко замершей у кареты Мире. — Прошу, Дэймер, помогите ей справиться с моими вещами. И устройте моего конюха.

— Конечно, миледи.

«Конвой», — думала Фрида, идя вслед за лакеем. Дома у леди Уайтхилл всё-всё было подчинено правилам, вплоть до каждого вздоха. Причём, за нарушение доставалось не только слугам (им, конечно, больше), но и домочадцам. Именно поэтому серебряная ласточка над дверьми всегда напоминала Фриде цепи. Ненастоящие, но крепче реальных. Впрочем, ещё в детстве Фрида раз и навсегда выучила, что и в цепях можно быть свободной — если нарушать правила тихонько, незаметно. Она могла не отдавать себе отчёт, но до сих пор жила по этому принципу: пусть внешне она связана устоями, традициями и нормами, а внутри… Внутри Фрида ведьма, но об этом почти никто не знал.

Лакей и Фрида миновали главный зал, где камин зиял громадной беззубой пастью, и ещё один лакей молча, но тоже с поклоном, забрал у Фриды накидку, мокрую шляпку и перчатки. Поднялись по лестнице на второй этаж, в жилые комнаты, когда-то огромные, просторные, но потом разделённые дополнительными стенами. Сейчас здесь был целый лабиринт, по которому сейчас они и шли… к Малой гостиной, поняла Фрида.

Задрапированные золотым переливчатым шёлком, стены комнаты отражали любой свет, пусть сейчас это и были свечи — солнце давно спряталось за серыми облаками. Отодвинут к стене был изящный, но совершенно неудобный диванчик, тоже украшенный золотым шёлком. Убран столик, зато расставлены зеркала — полным ходом шла примерка. Фриде сразу бросилось в глаза муаровое платье нежно-персикового цвета, украшенное по подолу и лифу не законченной ещё жемчужной вышивкой. В платье, как в броне, стояла юная красавица — такую невозможно было бы не заметить, даже в полной людей комнате. Она словно тоже светилась — золотые волосы уж точно сияли, так же, как и яркие голубые глаза. И даже нежно-белая кожа будто отражала этот свет. Фрида остановилась в дверях и поймала себя на том, что улыбается, глядя на это маленькое человеческое солнышко.

Последний раз она видела Эвелину, когда той только исполнилось одиннадцать, и девочку отправили в школу — ту же, что закончила Фрида. Эвелина и тогда сияла, и улыбалась, словно ехала на праздник. Как будто всё всегда прекрасно, отлично и замечательно — впрочем, вокруг Эвелины всё так и было. Её даже мать баловала.

— Фрида! — ахнула девушка, поймав отражение сестры в зеркале. И тут же: — Ой, простите! — Это она попыталась, стоя на стуле, обернуться, но тяжёлая конструкция платья только закачалась, да с него дождём посыпались иголки. — Простите, я нечаянно!

Портниха с помощницами молча принялись снова скреплять подол, а Фрида подумала, что и правда, даже школа не сделала Эвелину серьёзной. Всё-таки как приятно, что некоторые вещи не меняются.

— Фрида, Фрида, ах Фрида, это правда ты? — выдохнула Эвелина, выглядывая сестру в зеркале. И хихикнула так заразительно, что Фрида тоже улыбнулась.

— Да, Эви. Здравствуй. Не возражаешь, если я обниму тебя, когда ты выпутаешься из этой брони?

Эвелина в ответ рассмеялась — звонко и так весело, что разулыбались даже предельно серьёзные портниха с помощницами.

— Точно ты! Фрида, Фрида, моя любимая старшая сестрёнка!..

— Платье очень тебе идёт, Эви, — перебила Фрида, зная, что это «Фрида, сестрёнка, Фрида!» может продолжаться до бесконечности. Когда-то это умиляло, но сейчас Фриде хотелось поздороваться и отправиться в гостевую башню, проверить как там Мира. Воображение рисовало заплаканную девочку, мечущуюся от сундука к сундуку. «Глупости, — одернула себя Фрида. — Ей, несомненно, помогут. Матушкины слуги отлично вышколены». Но всё равно лучше проверить самой.

— Правда? — Теперь Эвелина рассматривала в зеркале уже себя. — Правда, правда, правда? О, этот цвет, Фрида, он изумителен! Наша матушка такая искусница, она так хорошо знает, что мне нужно и что подойдёт, мне так повезло!

— Это она выбирала?

— О да, Фрида, наша матушка просто чудо!

— Да. Конечно. — «Уж любимой дочери-то могла бы позволить выбрать хотя бы цвет самой!» — подумала Фрида. Леди Уайтхилл всегда лучше дочерей знала, что им нужно, начиная от цвета первого бального платья и заканчивая супругом. Впрочем, Эвелина расстроенной не выглядела. «Вот бы и мне находить радость во всём», — вздохнула Фрида. Цвет Эви действительно очень шёл.

— Фрида, милая, матушка и тебе платье приготовила. Ты же едешь на бал со мной, правда? Она подыщет жениха и тебе!

Фрида и так это знала, но сердце всё равно ёкнуло: подыщет, уж конечно. Но, видят боги, это в последний раз!

— Платье? Какое… — Фрида обернулась и уставилась на… платье. Уже готовое. Изумрудно-зелёное, атласное, с открытыми по последней моде плечами, с глубоким, сердечком, лифом, тугим корсетом, пышной юбкой и вышивкой такой богатой, что Фрида тут же пожалела мастерицу: наверняка все глаза себе испортила, создавая этот шедевр. Крупные шестигранные изумруды, блёстки алмазов, мелкие, как капельки, нефриты и даже кошачий глаз украшали подол и лиф. И ярким акцентом на одном из рукавов сверкала подвеска из лунного камня.

— О… — только и смогла выдохнуть Фрида, пока Эвелина, сияя от восторга, щебетала:

— Правда, оно прекрасно? Ах, Фрида, милая, тебе же так идёт зелёный!

«Ну да, и именно потому я таскаюсь в нём на каждый бал», — мысленно вставила Фрида. Леди Уайтхилл всегда заказывала ей только зелёные платья, и обязательно насыщенных тонов, хотя самой Фриде нравились нежные, пастельные. И, желательно, синие или сиреневые.

— Сестра, ах, милая, ты будешь самой красивой!

Фрида посмотрела на отражение Эвелины и подавила честное: «Вряд ли».

— Леди, позвольте… — К Фриде подступила портниха с одной из помощниц. Вот уж кто платьем старался не выделяться: на портнихе, немолодой уже строгой женщине было коричневое бархатное, а на помощнице — грязно-синее, уходящее в серое. К тому же, как заметила Фрида, застиранное. «Бедные девочки, неужели, имея таких богатых клиенток, как моя мать, портниха им почти не платит?»

Фрида дала увести себя за ширму, раздеть и упаковать в платье. Корсет, естественно оказался жёстким — Фриде пришлось держаться за стену, пока его утягивали. Но хотя бы юбки получились не неподъёмными — на свой первый бал Фриде пришлось тащить на себе платье весом не меньше чем в пять стоунов. Это за вычетом украшений, которые ещё стоун точно добавили, а то и два.

— О, Великая Богиня! — пропела Эвелина, глядя на Фриду в зеркале. — Ты ве-лико-лепна!

— Х-ха, — только и смогла сказать Фрида, и портниха, бросив на неё быстрый взгляд, приказала помощнице ослабить корсет. Сильно легче от этого не стало.

«Я прокляну этот бал ещё до того, как он закончится», — тоскливо подумала Фрида. Будь её воля, ничего такого роскошного и трудно носимого она бы не заказала. Но матушку точно не переспорить, а значит…

Фрида подозвала портниху и принялась дотошно объяснять ей, где в платье нужно сделать потайную складочку — а лучше и в лифе тоже — и какую сумочку к торжеству успеть сшить, а также как украсить. Сумочка Фриде была очень нужна: куда ещё положить парочку зелий — так, на непредвиденный случай? Это милая, возвышенная Эвелина могла восхищаться балом, а Фрида отлично знала, что отнюдь не все сиятельные лорды галантны и хорошо воспитаны. Особенно после проигрыша в вист и бутылки шерри.

С примеркой управились быстро, и Фрида с превеликим удовольствием сняла свои бальные доспехи, надела простое дорожное платье и пожелала Эвелине, работа над платьем которой была ещё в самом разгаре, удачи.

— Зайди ко мне вечером, сестрёнка! — умильно хлопая ресницами, попросила Эвелина. — Пожа-а-а-алуйста. Я столько всего хочу тебе рассказать!

Фрида предпочла бы выспаться, но это же Эви…

— Конечно, милая. Между прочим, ты не знаешь ли, где сейчас может быть Уилл?

Эвелину вопрос отчего-то рассмешил. Впрочем, она всегда через слово смеялась.

— О, ну конечно же в поле!

— В поле? Эви, что ему делать в поле?

— Ты бы видела, сестра, он такой прекрасный наездник!..

«И его гувернёр позволил десятилетнему мальчику скакать в поле под дождём?» — изумилась Фрида. А вслух сказала:

— Отлично. Как раз и посмотрю.

— Ты обещала, Фрида! — пропела ей вслед Эвелина и тут же снова рассмеялась. Как ручеёк в солнечный день…

У конюшен Фриде пришлось ещё немного подождать, пока ей приведут коня. Юный лорд Уильям действительно поехал в поля, а гувернёр… ну, так с гувернёром и поехал. Фрида, последний раз видевшая Уилла шестилетним мальчишкой под опекой няни, только удивилась, что за странного гувернера наняла матушка. Кататься в полях, в дождь… Ладно бы Уилл сбежал, это было бы понятно — он и раньше был непоседливый, няня ему даже руки пару раз связывала. Всего пару, потому что леди Уайтхилл быстро это заметила и оправдания, что другие благородные семьи одобряют подобный метод воспитания, мисс Витек не помогли. «Девочек — пожалуйста! — возмущалась леди. — А Уилли наследник!» Впрочем, и сбегать Уиллу больше не давали: матушка следила. Действительно, зачем связывать мальчика в поместье, полном слуг? Ребёнку можно испортить жизнь другим способом: против телесных наказаний леди Уайтхилл ничего не имела.

В полях серое небо низко нависало над серой травой — просто туман поднялся и висел в воздухе, а дождь превратился в морось и вмиг намочил Фриде платье (шляпку она оставила в доме). Костюм-амазонка лучше бы подошёл, но Фриде не терпелось увидеть брата. К тому же, она и сама любила верховую езду — а по деревне да мимо школы не больно-то одна поездишь. Особенно когда в деревне ты слывёшь ведьмой, а в школе на тебя косо смотрят за то, что занимаешь место мужчины. Нет-нет, Фрида прилично сидела дома или гуляла по лесу, ну а уж чем она там занималась — её дело.

Уилла она нашла быстро: хоть поля и были бескрайни, но когда в них загорается маленькое солнце, не заметить его почти невозможно. Светился, конечно, не мальчик — сиял юноша рядом с ним — лет семнадцати на вид, не больше (хотя Фрида отлично знала, что ему за сорок), изящный, тонкий, как молодой тополь. Он что-то рассказывал Уиллу, и голос его так красиво вплетался в шёпот дождя, что Фрида даже не сразу решилась их окликнуть.

— Уилли?

Всадники обернулись — и Фрида подвела коня к ним ближе. Грэгори, она заметила, побледнел: значит, не ожидал, не знал… Что ж, и она не ожидала увидеть менестреля Лесного короля здесь, в Уайтхилле. Да ещё и гувернёром.

— Фрида! — завопил довольный и мокрый, наверное, до нитки Уилл. — Ты правда вернулась! Эви о тебе чуть не неделю трепалась!

— Господин Уильям, не «трепалась», а «говорила», — настороженно глядя на Фриду, поправил Грэг. — Что о вас подумает юная мисс?

— Ой, да чё она подумает, как будто не вместе яблоки тянули у Старого Виктора! — захохотал мальчик, и Фрида не выдержала: рассмеялась с ним в унисон. Почему-то вдруг стало легче — даже дышать.

— Вместе? Ты только на стрёме стоял, малыш, — невольно переходя на «низкий» язык, добавила Фрида.

— Да, а когда ты с яблони свалилась…

— Господин Уильям, уймитесь! — пересёк их веселье строгий (Фрида даже не знала, что он так может) голос Грэгори. — Мисс, прошу и вас вспомнить о приличиях. Не пристало компаньонке…

Уильям снова прыснул:

— Компаньонке!.. Грэг, ну ты скажешь! Это же Фрида, она моя старшая сестра!..

— … и мистеру Грэгори совершенно неоткуда было это знать, — закончила Фрида. — Уилли, правда, уймись. — Она убрала со лба мокрую прядь — с неё противно капало на нос. — Господа, вам пора возвращаться, не так ли? Леди Уайтхилл скоро приедет…

— И будет нам всем хана, как обычно, — вставил юный лорд Уайтхилл.

— Уильям! — шикнули на него в унисон Фрида и Грэгори. Последний добавил:

— Нам действительно пора ехать. Вы наверняка замёрзли, господин…

— Нет!

— Уилли, ты замёрз, — подмигнула Фрида. — И чем скорее ты поскачешь домой, тем быстрее узнаешь, что я тебе привезла…

Уильям, не дав ей закончить, хлестнул коня — и тот стрелой сорвался с места.

— О, он уже умеет ездить галопом? — ахнула Фрида, глядя ему вслед.

— Не умеет! — Грэг тоже пришпорил коня. — Сэр Уильям, прошу вас, потише!

Фрида немного задержалась: в тумане ей почудилась странная фигура — не то волк, не то вставший на четвереньки человек. Но потом вздохнул ветер, туман отнесло, и ничего кроме серебряной травы за ним не оказалось.

«Почудилось», — решила Фрида и тоже пришпорила коня.

Копия императорского поезда восхитила Уилла до глубины души. «Что, и дверцы открываются? И в двигатель залезть можно? Грэг, Грэг посмотри!» Гувернёр тем временем пытался настоять на том, чтобы юный господин хотя бы переоделся, если уж не хочет греться в горячей ванне. Уилл успешно не обращал на него внимания.

— Оставь, — тихо попросила Грэгори Фрида, устав наблюдать за его бесплодными попытками. — Пускай играет. Когда матушка вернётся, уверена, он сразу же понесётся переодеваться.

— Как скажете, миледи, — напряжённо ответил Грэгори и замер, когда Фрида положила руку ему на локоть и ещё тише попросила:

— Не нужно. Мы ведь можем быть знакомы и здесь, не так ли? Неужели ты думаешь, что я тебя выдам?

Грэгори обернулся, ищуще взглянул на Фриду и выдохнул:

— Но как? Как ты можешь быть… леди?

Фрида фыркнула:

— Ты же видел мою мать.

И Грэгори улыбнулся ей знакомой весёлой улыбкой — как улыбался, когда играл на своей скрипке, а Фрида танцевала под неё, заканчивая каждый бал… Каждый, кроме последнего.

— Я рада тебя видеть, — шепнула Фрида на фейрийском. И не выдержала: — Моя мать знает?

— Что я полукровка? — усмехнулся Грэгори. — Полагаю, нет, или меня бы здесь не было. Нет, кажется, ей понравилось моё знание фейрийского. И моя внешность.

— Ну конечно. — Фрида нахмурилась. — Она…

Грэгори снова улыбнулся и уже сам накрыл ладонь Фриды своей.

— Всё хорошо, Ласточка.

Фрида усмехнулась, но развивать тему не стала. Сказала только:

— Я привезла камеристку, ты её наверное встретишь… Не удивляйся, хорошо?

— Ту самую, что ты забрала из работного дома? — поднял брови Грэгори.

— Что, уже весь свет знает? — закатила глаза Фрида. — Она фейри, и на ней проклятье. Я везла её отцу, но меня вызвали сюда раньше, чем я успела её показать. Никто не должен знать, хорошо?

— У тебя моя тайна, у меня твоя, — улыбнулся Грэгори.

Фрида кивнула. И, подойдя к увлечённому поездом Уиллу, словно между прочим заметила, что привезла вместе с ним ещё копию вокзала принца Альберта, но отдаст его только когда Уилл приведёт себя в порядок.

— И ты не сказала?! — завопил тот. — Что, и с рельсами?

Фрида вместо ответа позвала лакеев и приказала готовить юному господину ванну.

Ни леди Уайтхилл, ни её супруг (отправившийся, по словам дворецкого, в клуб) к обеду не вернулись. Фрида, поняв, что получила передышку, приказала накрыть ей в гостевой башне и, так как кусок в горло не лез, угостила ещё и Миру. Девочке особенно понравились устрицы — её даже не пришлось учить, как их есть. Фрида, которая к морепродуктам относилась прохладно, с удовольствием отдала их камеристке, а потом, умиляясь, смотрела, как Мира уплетает за обе щёки.

— Надо будет попросить приготовить суп из креветок, — заметила Фрида, отдавая должное рисовому пудингу со сладким абрикосовым соусом. — Матушкина повариха раньше так его готовила — слюнки потекут от одного запаха.

Мира робко улыбнулась.

— Миледи, мне, наверное, не положено сидеть с вами за одним столом…

— Брось! — фыркнула Фрида. — Пусть такая, как моя мать, делит человечество на слуг и равных. Это так скучно — жить в мире на два этажа!

Мира нахмурилась, но ничего не сказала — ещё бы, Фрида как раз придвинула ей запечённые мидии с заморским розовым соусом.

«А ведь правда, — думала Фрида, разливая ароматный чай в тонкие фарфоровые чашечки, — как это грустно жить в мире, где практически все для тебя — не люди, а так, можно сказать, насекомые». Леди Уайтхилл действительно чётко соблюдала это деление: её никогда нельзя было заметить любезничающей со слугами. Низший класс, да даже и люди из Среднего города — всё это были винтики в механизме, который должен был работать на благо леди Уайтхилл и ей подобным. Фрида не смогла бы разделить мнение матери на этот счёт, даже если бы захотела: когда на «той стороне» ты заводишь дружбу с полукровкой, который обязательно окажется низкорождённым или того хуже, слугой в твоём доме, как тот же Грэг — ты уже не можешь считать его ниже себя. В стране фейри ты смеёшься над его шутками, называешь его на «ты», танцуешь под его музыку — и неужели сможешь задирать нос, возвращаясь в мир людей? Фрида не могла.

Мира довольно быстро — Фриду даже удивило, насколько — освоилась в Уайтхилле. Вещи уже были развешены по шкафам и разложены по полочкам, и на кухне маленькую камеристку, видимо, полюбили: вернулась она с двумя яблоками в карамели: «Я и вам, миледи, взяла». Фрида не отказалась.

После обеда она решила отдохнуть. Мире, чтобы не мельтешила, было выдано вышивание (девочка в нём ничего не смыслила, пришлось достать схему и объяснять, что к чему), а сама Фрида вытянулась на диване у окна с книгой. Снаружи всё ещё шёл дождь, и мокрый ясень нет-нет да шлёпал мокрой веткой по окну. Фрида посматривала на него, слушала, как тикают часы на каминной полке и медленно успокаивалась. Ну что ж, всё не так плохо, как могло бы быть. Сестру и брата повидать было приятно, а уж свидеться с другом с «той стороны» и вовсе подарок! Никто не беспокоит, огонь в камине потрескивает уютно, дождь за окном внутрь не ворвётся, тепло, на ужин можно попросить у поварихи, Толстой Берт, любимые сырные палочки… Что и говорить, жизнь прекрасна! Зря Фрида придумала себе невесть что, всё ещё будет хоро…

— Это на неё ты променяла рекомендованную мной камеристку? — раздался за спиной холодный голос матери. Вздрогнув, Фрида обернулась, чуть не перевернув диван. — Девочку с блестящими рекомендациями, служившую самой императрице! На вот это… — Мать стояла над замершей, как птичка перед змеёй, Мирой и бесцеремонно вертела её за подбородок. — Великая Флора, хранительница очага, что, что в ней может быть лучше?

Фрида улыбнулась, заставляя себя успокоиться.

— Матушка, простите, я запамятовала, во сколько вам обошлась Мэри? Десять тысяч фунтов? Двадцать?

Леди Уайтхилл отпустила Миру, отступила на середину комнаты и сокрушённо покачала головой.

— Фрида, моя дорогая, как ты не видишь: я желаю тебе счастья… Подбирать сироток по работным домам, конечно, благородно, но приставь её… хотя бы на кухню посудомойкой! Бедная моя девочка, давай я пришлю тебе свою камеристку?..

— Чтобы она следила за каждым моим шагом? — хмыкнула Фрида. — Благодарю, не стоит.

Леди Уайтхилл снова покачала головой и распахнула объятья.

— Фрида, девочка моя… Иди же, я тебя обниму.

Фрида не пошевелилась. Мира испуганно наблюдала за этой сценой, и пяльцы в её руках дрожали, как осиновый лист.

Леди Уайтхилл постояла так немного, потом опустила руки и совсем другим, деловым, голосом произнесла:

— Идёмте прогуляемся, дочь. Нам есть о чём поговорить.

— Матушка, там дождь, — тоскливо протянула Фрида, но поднялась.

Идти по мокрому саду, впрочем, долго не пришлось: мать вела Фриду в подземелья. Под замком когда-то были обширные катакомбы, позже переделанные в темницы. А леди Уайтхилл нашла им своё применение: сюда она сажала на цепь людей. В прямом смысле. В основном, слуг, конечно, но иногда и домочадцам доставалось.

Стоило Фриде ступить на каменную лестницу, как леди, взяв фонарь в левую руку, правой размахнулась и ударила дочь по лицу. Фрида отшатнулась, выдохнула, прижала руку к горящей щеке.

— Не смей со мной пререкаться, — холодно отчеканила леди Уайтхилл.

— А не боитесь, матушка, что прокляну? — не выдержала Фрида.

Леди снова размахнулась. Потом спокойно поинтересовалась:

— Достаточно?

На этот раз Фрида промолчала. Леди тонко улыбнулась, снова кинула и, подобрав юбки, стала спускаться.

— Держись за перила, дорогая, ступеньки скользкие, — любезно предупредила она.

— Я помню, — выдохнула Фрида, которая не раз и не два сидела в этих подземельях вместе, кстати, со слугами. Так сказать, скованная одной цепью.

Да, она могла бы заколдовать мать — сил бы хватило. Но вот рука наслать проклятье бы не поднялась. Фрида могла сколько угодно воображать себя свободной и независимой, но протянувшаяся из детства цепь держала её даже в Хэмтокорте — пока она не угрожала репутации леди Уайтхилл, можно было жить спокойно. Впрочем, Фрида сомневалась, что надолго. А ещё она думала, что даже когда мать станет дряхлой старухой — она и тогда будет приказывать Фриде, а та — подчиняться. Рваться с этой цепи, тянуть её, но… подчиняться. Леди Уайтхилл могла решить, что игра не стоит свеч, когда Фрида поехала преподавать. А может, в тайне даже гордилась дочерью: она ведь тоже считала мужчин… чуть менее наравне с собой. А иногда и сильно менее. Сейчас же — брак это отличный куш. И ястребиха его из когтей не упустит.

Всё это пронеслось у Фриды в голове, пока длился спуск. И уже внизу она не выдержала:

— Матушка, если вы ведёте меня в ваше подземелье, чтобы я провела там несколько часов и вам больше не перечила, то не стоит. Я и так согласна с вашим решением по поводу меня.

Леди Уайтхилл остановилась на последней ступеньке, обернулась.

— Моим решением? Разве я что-нибудь о нём говорила?

— Матушка, прошу вас, — вздохнула Фрида. — Давайте не будем повторять, что нам обеим и так известно. Вы хотите выдать меня замуж…

Леди Уайтхилл улыбнулась, и Фрида продолжила:

— Я заранее согласна с любым кандидатом, которого вы выберете.

— Наконец-то, девочка моя, ты повзрослела, — усмехнулась леди Уайтхилл. — Но я привела тебя сюда не за этим.

Фрида оглядела тонущую в сумерках круглую комнату. Цепи блестели в отсветах пламени свечи, где-то — кажется, за стеной — капала вода.

— Тогда зачем же?

Леди поставила фонарь ровно в центре комнаты и внимательно посмотрела на дочь.

— Поначалу я действительно решила, что ты будешь упираться. И наш прошлый подобный разговор занял несколько часов, так что… Можешь считать, я не рассчитала время, моя дорогая. — Её последние слова прервал звук чьих-то тяжёлых шагов. Фрида резко обернулась, всматриваясь в темноту. Ей не нужен был фонарь, чтобы разглядеть мужчину среднего роста, неопрятного, массивного. С мешком в руках, и мешок этот шевелился.

— Матушка? — нахмурилась Фрида, обернувшись.

— Так уж получилось, моя дорогая, что тебе придётся стать свидетельницей небольшой семейной ссоры. Смотри и запоминай: мужа необязательно убивать, чтобы он стал покладистым.

— Убивать? — ахнула Фрида. — Матушка, что вы такое говорите?!

Неопрятный мужчина с мешком тем временем вышел на свет. Леди Уайтхилл указала ему на пару цепей слева от Фриды, и он потащил свою ношу туда.

— Матушка, — выдохнула ошарашенная Фрида, наблюдая, как пленнику в мешке сковывают ноги и руки (оставив мешок на голове), а, закончив, мужчина уходит — чтобы спустя буквально минут пять вернуться (Фрида услышала его шаги ещё на первой ступеньке). — Матушка, вы же не… Это не… Вы же не сделали это с отцом!

— Отчимом, моя дорогая. Твоим отчимом, — поправила леди Уайтхилл, подходя к пленнику и срывая мешок. У Фриды вырвался вздох облегчения: это оказалась незнакомая девушка. Вполне опрятная, симпатичная (впрочем, слегка растрёпанная) девушка в ситцевом синем платье, украшенном только белыми рюшами. — Нет, Фрида, поверь: незачем сковывать мужа, если необходимо напомнить ему о супружеском долге. Эта… — леди размахнулась, и девушка в цепях вскрикнула, схватившись за покрасневшую щёку, как Фрида немногим раньше. Цепь натянулась. — дрянь всего лишь его любовница. Из Среднего города… Потаскушка!

Тем временем мужчина («Наверняка наёмник», — решила Фрида) вернулся и снова приковал кого-то к стене. На этот раз трудиться и самой снимать мешок леди Уайтхилл не стала, она небрежно приказала сделать это молчаливому мужчине.

— Он зачастил в свой «клуб», — объяснила леди, возвращаясь к Фриде. — Словно забыл, какие пересуды могут пойти обо мне в обществе. Но я, конечно же, не опущусь до того, чтобы выказывать свою власть перед супругом — и тебе, милая моя, не советую. Слуги болтливы… Но ничто не мешает мне нанять специального человека, который легко найдёт и приведёт ко мне на, надеюсь, только вечерний визит, всех этих… — Она оглянулась и выплюнула: — шлюх.

Фрида молча наблюдала за этим… Она не могла даже подобрать происходящему правильное слово. Её мать всегда была экстравагантна и изобретательна, но на этот раз… В подземелье становилось людно: довольно скоро число любовниц перевалило за десяток. Из Среднего города, судя по одежде (там женщины следили за модой, хоть и не могли позволить себе дорогие ткани) и из Нижнего (где на одежду обращали мало внимания), совсем юные, как Эвелина, и старше леди Уайтхилл, они дёргались в цепях и что-то мычали в кляпы.

— Матушка, право, это слишком, — на пятнадцатой не выдержала Фрида.

— Всё в порядке, дорогая, — отмахнулась леди.

— Но что вы собираетесь с ними делать?

Леди хохотнула — так смеются на подмостках злодеи. В подземелье после этого на минуту стало тихо-тихо, потом пленницы замычали с ещё большим усердием.

Двадцатым оказался прелестный мальчик из какого-то, судя по курточке, приюта. На вид ему было семнадцать, а на запястье Фрида заметила татуировку одного из столичных борделей.

— Вот кобель! — не выдержала леди Уайтхилл. — Пусть девицы, хорошо, нам всем приходится жить в тени мужчин. А жить на что-то надо, я понимаю, но это…

— А мне, что, не надо?! — заорал мальчишка, выплюнув кляп. — Я что, хуже, что ли? Вы знаете, сколько он мне заплатил?!

— Избавь меня от подробностей, — перебила его леди Уайтхилл. — Валдис, будьте добры, заткните ему рот.

Прислонившись к стене, Фрида смотрела, как мать отдаёт наёмнику деньги — весьма увесистый мешочек — как переглядываются, красные не то от гнева, не то от натуги пленницы, как выкручивает себе запястья мальчишка и что-то безостановочно вопит в кляп…

Потом наверху снова зазвучали шаги — правда на этот раз легче и тише. Они быстро слились в дробь: так-так-так. Кто-то очень спешил, и Фрида отлично знала, кто. Она эти шаги хорошо помнила.

Двадцать четыре — почти двадцать пять — лет назад юная Маргарита Уайтхилл попала в точно такую же ситуацию, как сейчас Фрида, с тем лишь исключением, что она была юна, только-только представлена ко двору и репутация её ещё была чиста. Такой она и должна была оставаться, но своенравная Марго умудрилась забеременеть, и — тогда ещё живые леди и лорд Уайтхилл — быстро нашли дочери мужа. Это оказался пятый сын небогатого графа ди Вантрише из Конфедерации, мечтательный, очень красивый и совершенно не приспособленный к самостоятельный жизни юноша. Граф, ломавший голову, что ему делать с младшим и, в общем-то, никому в его стране не нужным сыном (ни наследства, ни нормального титула — баронет, да вы смеётесь?), был рад сплавить его хоть и за границу. Да и жизнерадостная Марго ему приглянулась. «Такая воспитает моего тюфячка», — сказал тогда граф и думать о юном Валентине забыл. Родители Маргариты тоже остались довольны: кто бы ещё взял их дочь на шестом-то месяце? А так — и титул остался за ней, и муж какой-никакой есть…

Как уживались вместе эгоистичная Маргарита и витающий в облаках наивный Валентин — осталось тайной, потому что о своих первых годах вместе ни она, ни он говорить не любили. Но к тому времени, как вся семья Валентина там, за морем, скончалась от тифа — прокатилась по Конфедерации тогда ужасная эпидемия — и бывший баронет стал графом, домой он не поехал, ни-ни. Супруга запретила. Маргарита прекрасно понимала, что уедет её благоверный с концами, а потом ещё и детей додумается забрать… И закон что Конфедерации, что Империи будет на его стороне.

Фрида отчима любила. Она была первым ребёнком, Розалинда родилась только через четыре года, и все это время внимание лорда Валентина, которого Фрида по-простому тогда звала «папой» досталось ей одной. Будущая леди Уайтхилл разъезжала по балам и приёмам, а участие в жизни дочери ограничила общением со сначала кормилицей, а потом няней. Валентин, тяжело переживавший переезд и в душе возненавидевший (если он был способен на такие высокие чувства) Империю, с удовольствием участвовал в жизни маленькой Фриды. Это нельзя было сравнить с Лесным королём, да и незачем: фейри и люди слишком сильно отличаются, Фрида это понимала ещё в детстве. И её не слишком беспокоило, что папы у неё два, а мама что есть, что нет.

Младшая из сестёр, Эвелина пошла в отца полностью: Валентин был так же кукольно, точёно красив и так же сиял. Но он чаще уходил в себя, чаще любил заглядываться на дождь, огонь и что-нибудь похожее, успокаивающее. И улыбался чуть иначе, не открыто и радостно, а мягко, нежно. И совсем уж никогда не смеялся. Повзрослев, Фрида поняла, как злило яркую и экспрессивную мать необходимость жить с таким непохожим на неё мужем.

А ещё Валентин всегда, всегда вытаскивал и Фриду, и позже, Розалинду, а вместе с ними и наказанных слуг из подземелья. По крайней мере, пока леди Уайтхилл не забрала у него ключ. Впрочем, он и тогда научился на неё влиять… В какой-то мере. И Фрида, чувствуя тошнотворный привкус во рту, поняла, что сейчас увидит.

— Марго! — от акцента, милой гортанной «р» Валентин так и не избавился. — Как ты можешь… О! — Он огляделся, побледнел и схватился за сердце. Театральный жест в его исполнении смотрелся совершенно естественно.

— Я нашла их всех! — таким довольным тоном, будто сама рыскала по столице, объявила леди Уайтхилл. — Милорд, я подумала, как неудобно, должно быть, вам ездить к ним после клуба — и собрала их здесь. Как раз у нашего дома. Чтобы вам было комфортно, любимый.

Валентин вздрогнул — и Фрида вздрогнула вместе с ним. Леди обернулась, бросила на неё один красноречивый взгляд — «Не вмешивайся!» — и продолжила:

— Милорд, вы не будете против, если я понаблюдаю?

Фриде хотелось заткнуть уши. А ещё — провалиться сквозь землю. Она отлично понимала, что вмешаться сейчас значит просто оказаться или скованной вместе с остальными, или выставленной за дверь. Когда леди Уайтхилл что-то собирается сделать, она это сделает — это все в доме знали даже лучше молитв.

— Д-дорогая, — голос Валентина упал до шёпота. — Тебе не кажется, что это чересчур?

— Чересчур? — Леди указала на скованного мальчишку. — Вот это чересчур!

— Марго, любимая! — Валентин рухнул перед ней на колени. — Прошу…

«А быть выставленной за дверь неплохая идея», — решила Фрида. И, подобрав юбки, аккуратно обошла пленниц — ни леди, ни лорд её уже не замечали — поднялась по лестнице и с удовольствием вышла на свежий воздух. В голове билась одна мысль: «В моей семье такого не будет!» Леди Уайтхилл любила, когда перед ней унижаются, и заставляла это делать как слуг, так и домочадцев. Фриде от этого становилось тошно. А ещё от собственной беспомощности. После подобных сцен она уже не была уверена, что однажды не наберётся смелости и не подмешает матушке какой-нибудь занятный настойчик, после которого леди медленно, но верно увянет.

«Если бы я умела колдовать, как фейри, — думала Фрида, направляясь к гостевой башне. — если бы мне не нужно было соблюдать ритуалы… Только пожелать — и всё». Но крови фейри в ней была только половина, увы…

Снаружи было прохладно, и Фрида пожалела, что не захватила накидку. В воздухе висел стойкий запах мокрой земли, дерева и листвы, к нему тоненько примешивалась сладкая цветочная струйка. Громко, словно соревновались, кто кого перекричит, орали в пруду лягушки.

Фрида вдохнула поглубже — после дождя дышать стало легче, мокрая тяжесть уже не давила — и направилась было к гостевой башне, как тихий голос окликнул:

— Фрида, постой.

Она замерла, выдохнула и, обернувшись, удивлённо спросила, думая, что ослышалась:

— Грэг?

В темноте он казался серым печальным призраком — одним из тех, что действительно бродили по замку и саду вокруг.

— Нам нужно поговорить. Идём, — он поймал её за руку и повёл, как поняла Фрида, к дальней беседке в глубине сада. Дальше была только роща, и она сейчас настороженно шелестела листвой, будто о чём-то предупреждая.

В беседке Фрида отодвинула побег вьюна, стряхнула капли дождя со скамейки и тихо поинтересовалась:

— Что случилось?

Грэгори огляделся, чутко прислушиваясь, потом тоже сел — на скамейку напротив — потянулся и взял Фриду за правую руку.

— Это браслет Лесного короля. — Прозвучало это вовсе не как вопрос, но Фрида кивнула, а потом ответила:

— Да.

— Он попросил тебя найти фейри, который убивает в столице людей. И ты согласилась.

Фрида пожала плечами.

— Да, почему бы и нет? Это не первый раз, когда я кого-то ищу по его просьбе. Ты же знаешь, мне легко принять чужую личину, я вхожа в высокое общество, и у меня достаточно денег, чтобы выкупать время от времени полукровок, вроде нас с тобой, которым, впрочем, повезло меньше. Ну и что же?

— На этот раз это не полукровка, Фрида. Ты разве не чувствуешь? Даже воздух в столице изменился, там разит кровью…

— Грэг, ты поэт, — не сдержалась Фрида. — Я понимаю. Но столичный воздух постоянно чем-то разит, и в этом нет ничего странного.

Грэгори её веселья не поддержал, даже не улыбнулся. Наоборот, помолчав некоторое время (Фрида ждала), он очень серьёзно продолжил:

— Я знал одного из убитых. Близко знал. Виконт ди Варни, может быть, ты слышала?..

— Он приехал из Конфедерации поступать в Залесский университет, — подхватила Фрида. — Но откуда ты?..

— Не спрашивай, — оборвал её Грэгори. — Достаточно того, что той ночью мы встречались в… одном месте, но Уиллис ушёл раньше…

Фрида чувствовала, как тяжело Грэгори даётся рассказ — полукровке-менестрелю-то, привыкшему сочинять истории!

— Я ненадолго задержался, — продолжал Грэг, — и отправился за ним.

— Зачем?

— Фрида! — его голос дрогнул. — Леди не нужно знать такие вещи.

— То есть вы встретились в борделе, он заплатил и ушёл, а ты остался, чтобы получить у хозяина свою долю, — кивнула Фрида. — Я, может, и леди, но ты забываешь, что мне иногда приходится рыскать по столице в самых разных обличьях. Так что продолжай спокойно. Ты оправился за этим виконтом: вы договорились продолжить у него дома, я угадала?

— Фрида. — Не нужно было вглядываться, чтобы увидеть, как Грэгори покраснел. — Боги, ты понимаешь, насколько это… Ты дочь моей госпожи…

— А ты представь, что я посудомойка, и тебе сразу станет легче, — перешла на фейрийский Фрида. — Ну так чем ты хотел меня испугать? Ночь была туманная…

— Я видел, как его увели — это была сирена. Она пела…

— Ты можешь наиграть её песню?

Грэг кивнул, но тут же добавил:

— Позже. Никто здесь не знает, что я музыкант, и я хотел бы, чтобы так и оставалось.

Фрида, тоже скрывавшая свой талант танцовщицы — слишком от него несло магией, — только понимающе улыбнулась.

— Дальше за ними я не пошёл, — продолжал Грэгори. — Просто не смог: этот туман, он… сковывает. Наверное, поэтому свидетелей никогда нет. Но позже я видел в тумане женскую фигуру. И… и демона.

— Демона? — ахнула Фрида. — Грэгори, милый, откуда здесь взяться демону?

— Есть множество способов призвать демона, — впервые за весь разговор улыбнулся Грэг.

— Да, но это должен сделать человеческий маг, фейри не могут!..

— Вот именно. Поэтому, Фрида, тебе нужно отказаться от предложения Лесного короля: его магия не защитит тебя от демона.

— Брось, Грэг, он убивает только мужчин.

— Пока, — кивнул Грэгори. — Ты же знаешь, что демону всё равно, кого жрать. Это сирена может поманить только мужчину…

Фрида задумчиво постучала пальцами по скамье.

— Грэг, у меня два вопроса…

— И ты пообещаешь, что откажешь королю?

Фрида покачала головой.

— Честно говоря, мне просто любопытно… На кого был похож демон?

— На волколака, — при этих словах где-то далеко раздался приглушённый волчий вой, и Грэгори содрогнулся.

— Нам ли бояться волков, — усмехнулась Фрида. — Хорошо, назови, в каком борделе вы встречались?

Грэгори назвал, и Фрида смутно вспоминала, что именно его визитку кинула тогда лорду Виндзору на площади. Забавное совпадение… Если лорд-дознаватель уже докопался до этого, то неудивительно, что он приехал тогда с вопросами…

— Фрида, пожалуйста, скажи, что ты откажешь Лесному королю, — повторил Грэгори. — Мне будет очень грустно, если ты погибнешь.

— И некому будет танцевать под твои баллады? — усмехнулась Фрида. — Не беспокойся, я уже очень скоро выйду замуж, и мой муж увезёт меня в свадебное путешествие куда-нибудь за море, в Конфедерацию, как это сейчас модно. — Она грустно улыбнулась.

Грэгори внимательно посмотрел на неё.

— Мне стоит тебя поздравить? Кто твой счастливый избранник?

Фрида рассмеялась.

— Не знаю. Но на днях матушка обязательно скажет. Грэгори, могу я спросить тебя ещё одну вещь? Это прозвучит совсем безумно для леди, я знаю, но если ты предпочитаешь мужчин, а мой брат… — Она осеклась, заметив взгляд Грэгори.

— Хорошего же ты обо мне мнения, леди Вустермор, — глухо отозвался Грэг. — Если думаешь, что я соблазню десятилетнего мальчика. Нет, мне не нравятся мужчины. Но ты удивишься, чем иногда приходится заниматься полукровкам. Хозяин этого борделя знает о нас, ты многих знакомых там встретишь, если вдруг решишь приехать, миледи.

Фрида поймала его руку, сжала.

— Прости. Пожалуйста, я не хотела тебя обидеть. Правда, Грэг. Прости меня. — А про себя подумала: «Приеду. Обязательно приеду и найду эту свинью, а потом так прокляну!..»

Грэгори мягко высвободил руку и встал. Фрида думала, что он так молча и уйдёт, но он обернулся уже на ступеньках беседки.

— Твоя камеристка — селки, Фрида. На ней проклятье, которое связывает её с демоном.

— Чт-что?

— Ты не знала? — Грэгори грустно улыбнулся. — Ты приведёшь демона в свой дом, сама, если не избавишься от неё.

«Селки?» — думала Фрида, позже, ночью, оставив свечу, чтобы немного почитать перед сном. Мире она позволила лечь у своей кровати — пришлось принести сверху матрас, подушки, простыню и одеяло. Но Мира очень просила, просто умоляла не оставлять её одну — после визита леди Уайтхилл девушка вся дрожала.

Селки — безобидные фейри с северного моря. И, лишившись своей шкурки, превращённые в человека, они становились немыми. Но Мира могла говорить — быть может, Грэгори просто ошибся? Он старше, лучше разбирается в магии и сильнее, Фрида знала это. Но все люди ошибаются…

— Миледи? — тихо позвала Мира.

— Ты почему не спишь? — зевнула Фрида.

— Миледи, а здесь правда есть привидения?

— Да-а-а… И мно-о-ого. — Фрида потянулась потушить свечу.

— А в-вон то… чуд-д-двоище в-в-в окне — это т-тоже п-привидение?

— Какое чу… А-а-ах! — вскрикнула Фрида: в окно (второй этаж!) действительно уставилась искажённая волчья морда. Глаза у неё алели просто как фонари — Фриде даже потребовалась минута, чтобы прийти в себя и вспомнить, что полагается делать в таком случае. Она потянулась за шкатулкой на прикроватном столике… — Нет, Мира, это не привидение. Это волколак, и он… — Фрида встала, проклиная холодный пол и любопытство всякой нежити, — …уже уходит!

— Миледи, что вы делаете?! — вскрикнула Мира, когда Фрида потянулась к раме. — Не впускайте его, пожалуйста!

Фрида молча распахнула окно — морда отшатнулась — и сыпанула прямо на ночного гостя серебряный порошок. Запахло палёной шерстью, завыло… Фрида закрыла окно.

— Испугал меня, сволочь, — пробормотала она, укладываясь обратно в постель.

— М-миледи, что вы сделали? — слабым голосом проговорила Мира. — Как?..

Фрида наклонилась к ней.

— Ш-ш-ш, моя дорогая. Спи. — И дунула девушке в лицо. Глаза Миры тут же закрылись, дыхание успокоилось… Улыбнувшись, она обняла подушку и действительно заснула.

Фрида потушила свечу.

А обалдевший демон, прячась в тумане, яростно тёр морду, слизывая в общем-то неопасную для него серебряную пыль…