Таких не берут в космонавты. Часть 2

Глава 7

Клавдия Ивановна Кульженко, директор сорок восьмой школы, встретила меня у двери своего кабинета. В руках она держала жёлтую пластмассовую лейку для полива цветов. Выглядела Клавдия Ивановна совершенно привычно: стандартная причёска (седые волосы были собраны на затылке в пучок), серый пиджак и серая юбка. Директриса поприветствовала меня. Лейкой указала мне вглубь своего кабинета, не слишком просторного, половину пространства в котором занимали (будто в оранжерее) стеллажи с комнатными растениями. Я шагнул через порог, вдохнул запах ландышей, смешавшийся в воздухе с ароматом сырой земли и свежезаваренного чая.

— Проходи, Василий, — сказала Клавдия Ивановна. — Присаживайся.

Я прошёл к столу директрисы, уселся на приставленный к нему стул для посетителей кабинета. Директриса поставила лейку на полку, вытерла руки о невзрачное выцветшее сине-зелёное полотенце. Пока она шла к столу, бросила привычный взгляд в настенное зеркало. Я наблюдал за тем, как Клавдия Иванова прошла мимо окна, за которым уже почти рассвело. Директриса чуть отодвинула по ходу от края стола большой дырокол — переместила его к стопке папок с грязно-белыми завязками. Замерла около своего массивного стула, посмотрела на меня сверху вниз. Задержала взгляд на моём лице, будто бы на пару секунд задумалась.

— Чаю не хочешь, Василий? — спросила она.

Я покачал головой, ответил:

— Нет, спасибо.

Клавдия Ивановна кивнула, уселась за стол напротив меня, положила на столешницу руки. Я не заметил на её тонких узловатых пальцах ни единого чернильного пятна. Хотя перед ней сейчас лежал наполовину исписанный лист бумаги и обычная советская авторучка с крохотным шариком на кончике пера.

— Честно признаюсь, Василий, ты меня удивил, — сказала директриса.

Она посмотрела мне в глаза — спокойно, внимательно.

Сообщила:

— Я внимательно ознакомилась с твоим личным делом, когда только ты к нам пришёл. Не пришла от него в восторг. И это ещё мягко сказано. Я понаблюдала за тобой со стороны. Поначалу пришла к выводу, что ты доставишь нам немало проблем. Поговорила с учителями. Она по большей части подтвердили мои опасения. Но теперь я вижу, что мы ошибались. Должно быть, в прошлой школе тебе приходилось нелегко. По известным причинам. Поэтому и у нас поначалу тебе было неуютно.

Клавдия Ивановна покачала головой.

— Рада, что ты быстро освоился, — сказала она. — Вижу, что моё первое впечатление о тебе было ошибочным. Я редко ошибаюсь в оценке учеников. Но в твоём случае я допустила промашку. Признаю это. Василий, твои учителя в один голос твердят, что ты избавился от первоначальной скованности и нелюдимости. Говорят: ты демонстрируешь успехи в учёбе. Я вижу, что и в общественной жизни школы ты тоже не отсиживаешься в стороне. Даже проявляешь себя по комсомольской линии. Молодец.

Директриса одобрительно кивнула.

— Продолжай в том же духе, Василий. Тогда в жизни ты достигнешь значительных успехов. Которыми будет гордиться и наша школа. Вне зависимости от того, по какому пути ты пойдёшь. Знаю, что ты за свою недолгую жизнь уже пережил значительные взлёты и падения. Скажу так: любые события награждают тебя ценным жизненным опытом. Этот опыт поможет избежать повторных неприятностей в будущем. Главное — не расслабляйся и твёрдо следуй к своей цели. Но не забывай об осторожности.

— Не забуду, Клавдия Ивановна, — ответил я.

Директриса улыбнулась — мне почудилась лёгкая грусть в её взгляде.

Клавдия Ивановна снова заглянула мне в глаза и спросила:

— Василий, ты умеешь хранить секреты?

Я выпрямил спину — стул подо мной заскрипел.

— Разумеется, Клавдия Ивановна.

— Тогда я тебе кое-что расскажу.

Директриса бросила взгляд на дверь, но тут же посмотрела на моё лицо.

— У меня есть… кое-какие планы, — сказала она. — Пока называю их мечтой. Я надеюсь, что однажды обустрою в школе небольшой музей, посвящённый нашим бывшим ученикам. Как ты понимаешь, во время Великой Отечественной войны многие ученики нашей школы показали себя настоящими героями. Многих из них наградили орденами и медалями. Но проявили себя наши ученики не только в войну. Они совершали подвиги и во время мирной жизни. Пока я собираю экспонаты и информацию для школьного музея.

Клавдия Ивановна взяла лежавшую поверх папок газету и положила её передо мной.

Я опустил взгляд, прочёл название газеты: «Комсомольская правда».

— Местную газету, где была статья о твоём смелом поступке, — сказала директриса, — я уже приобщила к прочим экспонатам из нашей музейной коллекции. Но «Комсомольская правда», согласись, это уже гораздо более весомый экспонат. Это первый случай на моей памяти, когда о нашей школе упомянули в центральной газете страны. Весомее было бы только сообщение в «Правде» или в «Известиях». Но и статья в газете «Комсомольская правда» — это для нас очень значимое событие.

Клавдия Ивановна придвинула газету ко мне и заявила:

— Василий, я хочу, чтобы в нашем школьном музее эта газета хранилась украшенная твой подписью. Для потомков, так сказать.

— Почему, моей? — удивился я.

— А чьей же ещё?

Директриса развернула на столе газету, перевернула страницу.

— Ничего себе! — сказал я.

Потому что увидел в газете свою фотографию: то самое фото, которое примерно неделю назад напечатали в кировозаводской газете «Комсомолец». Вот только здесь она была в два раза больше. Мой фотопортрет красовался в газете в одиночестве (без изображения пятиклассника Коли Осинкина). Я нашёл взглядом название: «Комсомолец-герой». Пробежался глазами по первому абзацу статьи. «В каждом поколении комсомольцев есть свои герои…» Увидел я и имя автора текста: Анастасия Рева.

— Ничего себе, — повторил я.

— Ты ещё не видел эту статью? — сказала директриса.

Я посмотрел на указанную в газете дату: «понедельник, 31 января 1966 год».

— Где бы я её видел? Это сегодняшняя газета.

— Значит, скоро ещё насмотришься, — сказала Клавдия Ивановна.

Она хмыкнула и спросила:

— Подпишешь? Для музея.

Я взял со стола авторучку и написал рядом со своим чёрно-белым изображением: «Для директора 48-й школы Клавдии Ивановны Кульженко. С уважением, Василий Пиняев, ученик 10-го „Б“ класса». Рядом с надписью сделал неаккуратную чернильную кляксу. Отметил, что почерк мой выглядел кривоватым, пусть и размашистым.

Клавдия Ивановна улыбнулась.

— Спасибо, Василий, — сказала она. — Только…

Директриса выразительно вскинула брови.

Я поднял руки и заявил:

— Никому не расскажу, Клавдия Ивановна. Честное слово.

Газету «Комсомольская правда» принесла в класс Надя Веретенникова после пятого урока.

Она с порога рванула к моей парте и воскликнула:

— Вася, ты уже видел⁈

Она показала мне газету, уже сложенную так, словно моя юная чёрно-белая физиономия красовалась на первой странице.

— Ух, ты! — первым отреагировал Черепанов. — Про Васю снова в газете написали!

— В «Комсомольской правде»! — объявила Надя-большая.

Её глаза торжествующе блестели, будто бы она только что завоевала золото Олимпиады.

После её слов классная комната заполнилась шорохами и радостными восклицаниями.

— Правда, что ли?

— В «Комсомолке»?

— Ничего себе!

— Надя, покажи!

— Там и про нашу сорок восьмую школу сказали! — объявила Надя-большая. — Даже про наш класс! Сказали, что Василий учится в нашем десятом «Б»!

— Где⁈

— Я тоже хочу такую газету!

— За какое число этот номер?

— Вася молодец!

— Наш Вася — знаменитость!

Меня похлопывали по плечу.

Парни пожимали мне руку. Девчонки мне улыбались.

Женский голос у меня за спиной тихо добавил:

— А Светка Клубничкина дура.

«Эмма, найди мне номер газеты „Комсомольская правда“ за тридцать первое января тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Есть такая? Ты её нашла?»

«Господин Шульц, газета найдена. Я вывела её скан на монитор».

«Не надо на монитор, — сказал я. — Прочти мне в ней статью „Комсомолец-герой“. На третьей странице».

«Господин Шульц, цифровая копия третьей страницы этого номера отсутствует».

Я хмыкнул и сообщил:

«Меня это не удивило. А тебя?»

«Господин Шульц…»

«Стоп, Эмма. Не отвечай. Сам знаю, что удивляться ты пока не научилась».

После уроков я отправился на почту. Меня сопровождали Иришка, Черепанов и Надя-маленькая. По дороге они всё ещё обсуждали статью в сегодняшней газете. Надя Веретенникова перечитала статью вслух всему классу (на перемене после шестого урока). Черепанов обратил наше внимание на то, что текст статьи в «Комсомольской правде» слегка отличался от текста, напечатанного в кировозаводском «Комсомольце». В слегка изменённой статье стало меньше пафоса. Но увеличилось моё фото (за счёт того, что исчезло изображение спасённого мной пионера). Меня в статье называли по имени и фамилии. А вот Коля Осинкин превратился в пятиклассника Николая О.

По пути к зданию почты мы свернули к ларьку «Союзпечать»: Черепанов намеревался приобрести там сразу три номера газеты с моей фотографией. Продавщица в ларьке нам сообщила, что сегодняшние номера уже распроданы. Лёша Черепанов после слов продавщицы нахмурился. Но заявил, что обязательно «выпросит» несколько газет у своих соседей.

— Зачем тебе эти «несколько» газет? — спросила Иришка.

Черепанов улыбнулся и объявил, что одну статью с моим фото он вырежет и повесит на стену в своей комнате рядом с портретами космонавтов. Вторую газету он подклеит в альбом, где собирал газетные вырезки о космосе. Сообщил, что третью он сохранит целой — попросит, чтобы я оставил в ней свой автограф (на случай, если в будущем ему не поверят, что Вася Пиняев учился с ним в одном классе).

— Буду хвастаться этой газетой, когда Вася станет знаменитостью! — заявил он.

После Лёшиных слов Иришка усмехнулась, а Надя-маленькая будто бы задумалась.

На почте мы почти полчаса простояли в очереди. За это время я присмотрелся к ассортименту открыток и выбрал оптимальный вариант, на лицевой стороне которого изобразили большую ракетную установку, плывущий по волнам корабль и три летящих на фоне облаков самолёта. Моим спутникам этот вариант понравился. Я купил сотню штук — на случай, если часть открыток испортим при заполнении.

В квартире Лукиных я разделил список приглашённых на праздничный концерт гостей на три примерно равные по количеству строк части. Вручил их Черепанову, Степановой и Иришке вместе с шаблоном пригласительной надписи (которую сегодня поле первого урока я согласовал с Леной Зосимовой). Предупредил школьников, что открытки для женщин заполню сам.

Десятиклассники кивали головами — соглашались с моими словами.

В их глазах я читал вопрос, который все же озвучил Черепанов.

— Вася, когда ты расскажешь нам следующую главу про Шорр Кана? — спросил Лёша.

— Сейчас расскажу, — пообещал я. — Занимайте места.

Главы из романа Гамильтона сегодня слушали только Лёша, Надя и Иришка. Вчера Иришкин отец с грустными нотами в голосе заявил, чтобы мы его «завтра» не ждали — «читали» без него.

Подробный пересказ романа «Звёздные короли» я приостановил, когда с работы вернулись Иришкины родители. Завершил очередную главу и сообщил десятиклассникам, что пора «за работу». Черепанов пообещал, что проводит Надю. Мы с Иришкой уселись за письменные уроки. А чуть позже я приступил к заполнению пригласительных открыток.

Первый же экземпляр приглашения я украсил небольшой кляксой. Но признал его годным — отложил на край стола, чтобы подсохли чернила. Эту открытку забраковала явившаяся к моему столу Иришка. Она покачала головой и сказала, что заполнит и свою и мою часть пригласительных карточек. Мотивировала это предложение тем, что писала быстрее и красивее, чем это делал я.

Чуть позже я признал правоту своей двоюродной сестры. Иришка выписывала приглашения неторопливо, но делала это значительно быстрее меня. Она не оставляла на открытках чернильных пятен; её буквы не раскланивались в разные стороны, как мои. Со списком шефов-женщин Лукина разобралась примерно за полтора часа. Заявила, что продолжит завтра.

Первый на этой неделе номер газеты «Комсомольская правда» я хорошо рассмотрел в понедельник вечером.

Поэтому сразу его узнал, когда во вторник мы с Иришкой вошли в школу.

Мне показалось, что в вестибюле школы сегодня эта газета была в руках едва ли не у каждого школьника (хотя в реальности я заметил примерно с десяток экземпляров). На этот раз меня приветствовали в коридоре не только старшеклассники. На меня указывали руками и пионеры. Они толкали друг друга локтями и сообщали: «Смотри! Это же тот пацан из газеты! Это наш Вася!»

Сегодня мне улыбались не только комсомолки, но и девчонки в пионерских галстуках. И все они повторяли эту фразу: «Наш Вася».

Шуршание газетной бумаги я услышал и в классе. Подумал о том, что такое количество газет я видел в школе лишь однажды: после первого полёта человека в космос. Но тогда с фотографий в газетах мне улыбался Юрий Гагарин. Сегодня же я повсюду видел свои чёрно-белые фотопортреты.

Первым мне сунул на подпись свою газету Черепанов.

— Вася, напиши, что мы с тобой за одной партой сидели, — попросил он. — А то ведь мне потом не поверят.

Примеру Черепанова последовала Надя-маленькая.

Она смущённо улыбнулась и сказала:

— Вася, напиши, пожалуйста, что я твоя одноклассница.

Степанова повторила Лёшину фразу:

— А то ведь мне потом не поверят.

Ученики десятого «Б» класса встрепенулись.

Я ещё выводил на газетной бумаге слова «…твой одноклассник Василий Пиняев», когда к моей парте выстроилась длинная очередь (в неё стали все, кто принёс сегодня в класс газету).

Наш класс явился на пятый урок в кабинет физики.

Черепанов, Иришка и остановившаяся около нашей парты Надя-маленькая обсуждали, что сделает «сегодня» Шорр Кан с попавшим к нему в плен Джоном Гордоном. Они не сомневались, что Джон уцелеет и сбежит из Облака. Вот только выдвигали разные предположения о последствиях той процедуры, которую провёл над разумом Гордона диктатор Лиги Тёмных миров. Они высказывали мнения и посматривали в мою сторону: дожидались моего подтверждения.

Но я стойко молчал, разглядывал картинки в учебнике.

— … Нет, это же ещё не конец книги, — сказала Иришка. — Не мог он сойти с ума.

— А если он потеряет память? — произнёс Черепанов. — Как тогда он спасёт галактику?

— … И принцессу Лиану, — добавила Надя-маленькая.

— Мне кажется… — сообщил Алексей.

Он не договорил. Толкнул меня локтем.

Я усмехнулся и сказал:

— Ничего не расскажу. Скоро сами всё узнаете.

Черепанов снова меня толкнул.

— Вася! — сказал он. — К тебе пришли.

Я повернулся к нему лицом… но вопрос не задал.

Потому что услышал голос Светы Клубничкиной, который произнёс:

— Здравствуй, Василий.

Клубничкина стояла около моей парты, улыбалась — демонстрировала прекрасный набор белоснежных зубов. Она чуть покачивалась: перекатывалась с пятки на носки и обратно. От чего её идеально расчесанные волосы едва заметно шевелились. Я отметил, что такими же белоснежными, как и зубы, были воротник и манжеты Светиного серого платья. На Свету сейчас смотрели все собравшиеся в кабинете физики ученики десятого «Б» класса. Клубничкину этот факт будто бы не смущал.

— Вася, я видела твою фотографию в газете, — сообщила Света. — Ты прекрасно на ней выглядишь.

Она взмахнула длинными густыми ресницами.

— Ещё бы, — буркнула Иришка. — Мой брат всегда хорошо выглядит. В отличие от некоторых.

Клубничкина будто бы и не услышала слова моей двоюродной сестры: её улыбка не померкла.

— Вася, я пришла, чтобы извиниться перед тобой, — сказала Светлана. — За то, что не пришла в воскресенье в кафе.

Она «выключила» улыбку, печально вздохнула.

Сообщила:

— Я плохо себя чувствовала в тот день.

Клубничкина прижала ладонь к своему животу и чуть поморщила нос, словно почувствовала болезненный укол в желудке.

— Понимаю, что меня это не оправдывает. Но я решила: пусть лучше совсем не явлюсь в кафе, чем приду и испорчу вам настроение своим дурным самочувствием.

Светлана дёрнула плечами, виновато поджала губы.

Я отметил, что печаль в её глазах сейчас выглядела очень натурально, почти как настоящая.

Ироничные шепотки в классе смолкли — ученики десятого «Б» оценили Светино актёрское мастерство.

— Вася, я пришла сказать, что сожалею о случившемся, — сообщила Клубничкина. — Это был непорядочный поступок с моей стороны. Всё же мне следовало тебя заранее предупредить. Или немного потерпеть…

Она вновь чуть поморщилась — словно опять среагировала на боль в животе.

Краем глаза я увидел, что с лица Иришки исчезла ухмылка. Заметил печальный блеск в глазах Нади-маленькой. Услышал, как тяжело вздохнул сидевший слева от меня Лёша Черепанов.

— Вася, я понимаю, что ты обиделся, — сказала Света. — Прости, что так получилось. Я виновата, понимаю. Сегодня я чувствую себя уже значительно лучше. Надеюсь, что к выходному буду в полном порядке. Если захочешь…

Клубничкина пристально посмотрела мне в глаза, выдержала паузу.

— На это воскресенье у меня пока нет никаких планов, — произнесла она. — Я буду совершенно свободна. Если, конечно, нас не завалят домашними заданиями. Поэтому я с удовольствием прогулялась бы в «Юность». Или ещё куда-нибудь.

Она пожала плечами и добавила:

— С тобой.

Я снова отметил, что ни один из моих одноклассников сейчас не ухмыльнулся — даже Иришка Лукина.

Клубничкина печально улыбнулась.

— Вася, я буду только рада, если ты пригласишь меня в кафе снова, — заявила она. — Уверена, что ты решительный мужчина. Надеюсь, что тебя не испугало случившееся в минувшее воскресенье недоразумение.

Света расправила на правом рукаве платья манжету, махнула ресницами. Бросила на меня призывный взгляд.

Я услышал, как судорожно вздохнул Лёша Черепанов.

— До встречи, Василий, — сказала Клубничкина.

Светлана вновь одарила меня улыбкой и направилась к выходу.

— Выздоравливай, — пожелал я.

— Выздоравливай, — продублировал моё пожелание Черепанов.

— Выздоравливай, — прозвучали в кабинете сразу несколько голосов.

Клубничкина вышла из класса.

Заинтригованные её далеко не бесталанным выступлением десятиклассники зачаровано смотрели ей вслед.