Таких не берут в космонавты. Часть 2

Глава 23

В кафе «Юность» звучала тихая музыка (работал радиоприёмник). Голоса посетителей её почти заглушали. Они сливались в единый гул, из которого изредка выделялся то звонкий девичий смех, то звон упавшей чашки или стакана. Я чувствовал витавший в воздухе аромат сосисок, запах женских духов («Красная Москва» — ими пахло и от Иришки, и от Нади), хвойный запашок Генкиного одеколона «Карпаты» и резкий запах Лёшиного парфюма (название которого я у Черепанова не спросил). За окном кафе по-весеннему светило солнце. В самом верху панорамных окон со стороны улицы поблёскивали большие сосульки.

Я заметил, что Алексея слегка смутил Генкин вопрос.

Лёша взглянул на Степанову, будто в поиске поддержки. Надя улыбнулась ему, сделала глоток из стакана, в который Черепанов минуту назад налил из стеклянной бутылки лимонад.

Алексей повернулся к Генке и заявил:

— Нет, в лётное училище я не пойду. Решил, что не моё это. Мне интересно другое.

Он перевёл взгляд на меня.

— Мы с Надей решили, что поедем в Москву, — сообщил Черепанов. — Поступим в Московский авиационный институт имени Серго Орджоникидзе. Будем строить самолёты. И космические корабли. Я подумал, что в космос и без меня есть кому полететь. Да и не люблю я… все эти тренировки. Я лучше над постройкой орбитальных платформ поработаю. Мы с Надей тут подумали и решили, что космический лифт — это не такая уж и фантастическая идея.

«Мы с Надей», — отметил я.

— Что ещё за космический лифт? — спросил Тюляев.

— Это… — начал, было, Алексей, но замолчал.

Потому что у него за спиной прозвучал громкий и знакомый девичий смех. Я посмотрел поверх Генкиного плеча — заметил, что Света Клубничкина стрельнула в нашу сторону глазами. Но она тут же отвернулась, встретившись со мной взглядами.

Лёша обернулся. Надя и Иришка тоже посмотрели в сторону стола, где разместились Клубничкина и братья Ермолаевы. А вот Генка Тюляев голову не повернул — он склонился над тарелкой, наколол на вилку сразу три горошины.

— Явилась, не запылилась, — сказала Лукина.

Она нахмурила брови.

Я запоздало толкнул Иришку под столом ногой.

Лукина опустила взгляд — будто бы с удивлением обнаружила перед собой пустую тарелку.

— Вася, закажем мороженое? — спросила она.

На Генку моя сестра не взглянула — повернула лицо в мою сторону.

Тюляев её услышал, встрепенулся.

— Иришка, какое мороженое ты будешь? — спросил он.

— Мне нравится мороженое с тёртым шоколадом, — ответила Лукина.

Геннадий дёрнулся, но вдруг замер. Он посмотрел на меня, перевёл взгляд на Надю (в сторону Черепанова не взглянул).

Спросил:

— Мороженое будете?

Надя и Алексей покачали головами.

— Позже возьмём, — ответил я. — Мы ещё с сосисками не разобрались.

Тюляев буквально вспорхнул со стула и поспешил к официантке.

Я чуть склонился к сестре и тихо сказал:

— Молодец, сестрёнка. Пока всё идёт нормально. На Клубничкину не смотри. Она для тебя сейчас не существует. Помни, что Светлана тебе не соперница. У тебя вообще нет соперниц. Потому что ты единственная и неповторимая. Как сказочный аленький цветочек. Почаще улыбайся. Что я тебе говорил? Улыбка — это твоё оружие. Помни об этом. Рази мужиков наповал.

Иришка тряхнула волосами — те снова заискрились.

Тюляев вернулся за стол и сообщил, что мороженое «сейчас принесут». Иришка поблагодарила его улыбкой. Генка дёрнулся, словно у него кольнуло в сердце, кашлянул.

Он подлил в Иришкин стакан лимонад. Черепанов повторил за ним это действие: чуть суетливо и слегка неуклюже долил напиток Наде (пролил пару капель лимонада на столешницу).

Тюляев заметил Лёшины действия, иронично усмехнулся.

— Череп, что ты там про лифт говорил? — напомнил он.

Из общего гула голосов снова выделился смех Клубничкиной.

На этот раз никто из сидевших за нашим столом школьников в сторону Светланы не взглянул.

Черепанов вытер ладонью свои губы и сказал:

— Идею космического лифта ещё в прошлом столетии озвучил Циолковский. Константин Эдуардович предположил, что грузы на орбиту экономнее было бы доставлять без ракет. Достаточно было бы перемещать вдоль сверхпрочного троса с земли на орбиту блоки, способные выдержать значительную нагрузку. Если ты читал роман Александра Беляева «Звезда КЭЦ», то ты понимаешь, о чём я говорю…

— Понимаю, — ответил Генка. — И понимаю, что эта идея не выполнима. Где ты возьмёшь трос для своего лифта?

Лёша вздохнул и признал:

— Да, пока она невыполнима. Но мы с Надей вот о чём подумали…

Я слушал Лёшины рассуждения и будто бы невзначай посматривал мимо него на стол Клубничкиной и Ермолаевых.

Дважды я заметил, как один из кудрявых братьев оборачивался и смотрел в нашу сторону (будто именно мы были темой для беседы Светы и Ермолаевых). Видел, как Клубничкина посмеивалась над шутками и рассказами братьев (на мой взгляд, делала она это излишне демонстративно). Слышал, как Света ещё раз громко рассмеялась — она снова не привлекла к себе наше внимание.

Надя, Генка, Иришка и Алексей не обращали на Клубничкину внимания. Они будто бы с головой погрузились в обсуждение перспектив использования орбитального лифта (который уже через десять минут обсуждения получил продолжение в виде лифта между земной и лунной орбитой). Причём, в обсуждении идеи Циолковского-Черепанова активно участвовала даже Иришка.

— … Череп, ты не учитываешь, что лунное притяжение меньше земного.

— В данном конкретном случае это не имеет особого значения…

Я потерял нить беседы о перемещениях в космосе, когда увидел неспешно вошедших в зал кафе Лену Зосимову и Фёдора Митрошкина. Комсорг сорок восьмой школы шагала с прямой спиной, будто на параде. Покачивались у неё за спиной заплетённые в длинную косу волосы. Блестели голубые глаза Мальвины. Зосимова придерживала за руку своего кавалера, выглядела спокойной, серьёзной. Не улыбался и Митрошкин — он близоруко щурил глаза, оглядывался в поисках незанятого стола. Я отметил, что Лена не торопила своего кавалера с выбором. Она выждала, пока Фёдор определится — пошла рядом за ним через зал.

Школьники замечали Лену, здоровались с ней. Зосимова охотно отвечала на приветствия, одаривала старшеклассников улыбкой. Заметил Лена и меня — она кивнула мне и тут же отвела взгляд. Митрошкин привёл свою спутницу к столу, махнул рукой длинноносой официантке. Официантка быстро откликнулась на его зов. Подошла к Фёдору и Лене. Я увидел, что на её лице застыла (будто бы нарисованная) улыбка. Официантка выслушала Митрошкина, кивнула. Резво зашагала через весь зал к витринам. Фёдор и Лена стояли у стола до тех пор, пока вернувшаяся официантка не протёрла столешницу влажной тряпкой. Лишь после этого парочка заняла места.

Я наблюдал за тем, как Зосимова потирала кончиком указательного пальца подбородок и вчитывалась в строки меню. Отметил, что Фёдор сделал выбор в считанные секунды. Метрошкин опустил лист с меню, посмотрел на Лену. Не поторопил её, не проявил нетерпение. Фёдор слегка поморщил курносый нос, будто принюхивался. Мне даже почудилось, что он уловил запах лежавших передо мной на тарелке сосисок. Потому что Митрошкин взглянул в мою сторону, изобразил на своём покрытом веснушками лице радостное удивление, поприветствовал меня взмахом руки. Лена заметила его жест и тоже на меня взглянула. Снова улыбнулась.

Краем уха я слушал разговоры о космосе, что велись за нашим столом (Черепанов и Тюляев увлечённо обсуждали особенности полёта космического корабля к Венере — своими высказываниями они будто бы набирали очки в глазах девчонок). Я в беседу парней не вмешивался (лишь следил, чтобы Гена и Лёша не перешли на повышенные тона). Наблюдал за тем, как Лена и Фёдор диктовали официантке заказ. Заметил, как Фёдор накрыл ладонью Ленино запястье. Зосимова не отдёрнула руку, поощрила своего кавалера взглядом. Митрошкин тут же приосанился, по-богатырски расправил плечи (будто ощутил себя победителем).

«Эмма, назови мне имя первой жены заведующего Отделом партийных органов ЦК КПСС по РСФСР Фёдора Матвеевича Митрошкина. Уроженца города Кировозаводск. Того, что в шестьдесят восьмом году стал первым секретарём Кировозаводского городского комитета ВЛКСМ и депутатом Верховного Совета СССР».

«Господин Шульц, Фёдор Матвеевич Митрошкин женился в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году на Лидии Егоровне Матвеевой. В браке у них родились трое детей. Старший сын…»

«Стоп, Эмма. Погоди. Как ты сказала? Лидия Егоровна Матвеева? Ты ничего не перепутала? Проверь ещё раз».

«Господин Шульц, — произнесла виртуальная помощница, — найдена сто семнадцать источников информации о супруге Фёдора Матвеевича Митрошкина. Её имя и фамилия в каждом из них совпадает. Но только в двадцати двух присутствует её девичья фамилия. Лидия Егоровна Матвеева-Митрошкина родилась…»

«Стоп, Эмма. К чёрту Матвееву. Лидия Егоровна меня совершенно не интересует. Меня волнует, почему этот рыжий засранец не женился на Ленке Зосимовой. Вон какими влюблёнными глазами он на неё смотрит. Предпочёл себе в жёны дочку известных родителей? Ладно. Просвети меня на тему родителей этой Матвеевой».

«Господин Шульц, информация о родителях Лидии Егоровны Матвеевной не найдена. Уточните, пожалуйста, запрос».

«Что значит, не найдена?»

«Господин Шульц…»

«Стоп, Эмма. Я понял. Неужто Лидия Егоровна не дочка замминистра и не внучка первого секретаря горкома партии? Интересно. Неужели Федя женился по залёту? Когда, ты говорила, родился его первенец?»

«Господин Шульц, старший сын Фёдора Матвеевича Митрошкина родился десятого марта тысяча девятьсот шестьдесят девятого года».

«В шестьдесят девятом? — удивился я. — Не похоже на залёт. Ничего не понимаю. Ленка его бросила? Почему? Или ради кого? Эмма, найди мне информацию о Елене Зосимовой. Отчество я не знаю. Родилась в декабре тысяча девятьсот сорок седьмого года. Проживала в городе Кировозаводск».

«Господин Шульц, найдено пять источников информации, в которых упоминаются все перечисленные вами поисковые параметры».

«Неужели? Неожиданно. И интересно. Ленка зарегистрирована под девичьей фамилией в соцсетях? Какую информацию она о себе указала?»

«Господин Шульц, в социальных сетях не найдено ни одного источника информации, где совпали все заданные вами параметры поиска…»

«На каких сайтах ты их нашла?»

«Господин Шульц, наиболее полная информация присутствует на сайте „Жертвы политического террора в СССР“, на эту же страницу сайта ссылается…»

«Стоп, Эмма. Жертвы политического террора? Ты серьёзно?»

«Господин Шульц…»

«Озвучь мне информацию с этого сайта».

«Зосимова Елена Ильинична. Родилась в тысяча девятьсот сорок седьмом году, Кировозаводск, русская. Проживала в городе Кировозаводск. Убита двадцатого февраля тысяча девятьсот шестьдесят шестом году во время антисоветского восстания в городе Кировозаводск».

— Чего? — сказал я.

Черепанов замолчал.

Сидевшие со мной за столом старшеклассники повернули в мою сторону лица

— Я говорю, что атмосфера на Венере, наверняка, отличается от атмосферы Земли, — сказал Черепанов. — Автоматические станции уже скоро добудут нам о ней информацию. Тогда мы уже более-менее чётко представим сложности, с которыми столкнёмся при планировании высадки человека на Венеру.

Я моргнул.

Кивнул.

Сказал:

— Мне послышалось, что ты упомянул Сатурн.

Черепанов улыбнулся.

— Нет, до полёта пилотируемого корабля на Сатурн, боюсь, мы не доживём, — сказал он. — Эту проблему решат наши дети, если не внуки. Луна, Венера и Марс — вот наши ближайшие цели.

— Ты забыл про пояс астероидов, — сказал Тюляев. — Он следующий после Луны.

— Я считаю, что исследованием пояса астероидов мы займёмся одновременно с изучением Венеры и Марса, — уточнил Алексей.

— Мне кажется, с Марсом ты, Череп, торопишься…

Я снова посмотрел на сидевшую ко мне вполоборота Зосимову.

Лена о чём-то говорила своему кавалеру, улыбалась.

«Эмма, что ещё за антисоветское восстание в шестьдесят шестом году? В Кировозаводске? Ты пошутила?»

«Господин Шульц, напоминаю вам, что я…»

«Стоп. Я помню, кто ты, Эмма. Найди мне информацию об этом восстании».

«Господин Шульц, найдено сто восемь источников…»

«Давай любой, Эмма. Читай».

«Девятнадцатого февраля…»

Девятнадцатого февраля шестьдесят шестого года в Октябрьском районе города Кировозаводск (неподалёку от Октябрьского рынка) на трамвайной остановке произошла ссора между пенсионером и подвыпившим студентом Кировозаводского государственного университета (Вениамином Морозовым). Ссора случилась «на политической почве». В ситуацию вмешались оказавшиеся рядом пьяные советские милиционеры. Они на глазах у дожидавшихся трамвая граждан избили Морозова, «который выкрикивал антисоветские лозунги и призывал к свержению антинародного строя». Стражи порядка отвели Вениамина в ближайшее отделение милиции.

В отделении милиционеры продолжили избиение «дерзкого студента». Морозов так и не отказался от своих слов. Вениамина избивали до позднего вечера, пока он от полученных травм он не потерял сознание. Милиционеры выбросили Вениамина на улицу, но вызвали скорую помощь. В ночь с девятнадцатое на двадцатое сентября Морозов скончался в городской больнице. Но предварительно он рассказал, что и почему с ним произошло. Его слова и его пример нашли отклик в сердцах граждан, которые уже «не могли терпеть притеснения и унижения, творимые коммунистическим режимом в Советском Союзе».

Рано утром в Октябрьском районе Кировозаводска около отделения милиции собралась огромная толпа, выкрикивавшая те самые антисоветские лозунги, «которые посмел озвучить смелый студент». Собралось больше тысячи человек. Они потребовали выдать им виновных в смерти студента милиционеров, «выдвинули и политические требования». Представители власти не вступили в диалог с представителями народа. Милиционеры «вновь показали себя защитниками преступного режима»: они открыли по «мирным протестующим» стрельбу. «Около десятка» человек было убито, «несколько десятков» протестующих были ранены.

Но «доведённые до крайности» люди не испугались и не разошлись. «Наиболее решительная» группа протестующих людей ринулась в атаку на представителей власти. Возмущённые «произволом коммунистов» граждане разоружили милиционеров. Протестующие ворвались в отделение милиции и устроили там погром. Они схватили милиционеров, виновных в смерти Вениамина Морозова и тех, кто стрелял по протестующим. Рассерженные люди вывели их на улицу. Милиционерам «единогласно» вынесли смертный приговор. «Под радостные крики» граждан «приспешников преступного режима» повесили на столбах.

Собравшиеся около отделения милиции граждане на «народном голосовании» приняли решение о свержении в городе Кировозаводск коммунистического строя и об образовании Кировозаводской республики. Люди «радовались обретённой свободе, пели и веселились». Но их свобода продлилась недолго. Потому что уже к вечеру в Октябрьский район власти ввели отряды внутренних войск. «Мирные протестующие» вновь «увидели звериный оскал коммунизма». «Вдохнувших воздух свободы» людей избивали, и калечили. Почти тысяча человек оказалась «в застенках коммунистического ГУЛАГа…»

«…В застенках коммунистического ГУЛАГа…»

«Эмма, стоп, — скомандовал я. — Scheiße. Что за чушь ты мне только что прочла? Какие развешенные на деревьях милиционеры? Какая Кировозаводская республика в шестьдесят шестом году? Какой к чёрту ГУЛАГ? Что за бред?»

Я вздохнул.

«Это ты мне с англоязычных ресурсов статью прочла?»

«Господин Шульц, перевод статьи…»

«Стоп. Понял. Scheiße2».

Я отодвинул от себя тарелку (не заметил, как опустошил её).

Отметил: дискуссия между Тюляевым и Черепановым проходила вполне мирно, а Настя и Иришка не скучали.

Увидел, как официантка поставила перед Зосимовой и Митрошкиным креманки с мороженым.

«Эмма, загляни в русскоязычный сегмент интернета, — скомандовал я. — Там есть хоть что-то о кировозаводских событиях февраля шестьдесят шестого года? Чтобы имя Лены Зосимовой там тоже присутствовало».

«Господин Шульц, найдено…»

«Прекрасно, Эмма, — сказал я. — Читай».

«Двадцатого февраля тысяча девятьсот шестьдесят шестого года случились массовые беспорядки в городе Кировозаводск. Катализатором этих событий стало задержание милиционерами девятнадцатого февраля студента Кировозаводского государственного университета Вениамина Морозова…»