Таких не берут в космонавты. Часть 2

Глава 10

После уроков одноклассники вновь поинтересовались у меня, пойду ли я к пианино в актовый зал. Теперь делегацию учеников десятого «Б» класса возглавляла не староста, а комсорг (Надя-маленькая в это время стояла рядом с Черепановым, скромно опустив глаза: приключения Джона Гордона в звёздных королевствах будущего сейчас волновали её больше, чем моё пение). Я ответил школьникам, что концерта сегодня не будет. Пояснил, что вечером займусь возложенным на меня комсомольским поручением. Пообещал, что устрою для одноклассников небольшой концерт в ближайшие дни.

— Когда в актовом зале не будет этой… Клубничкиной, — добавила Иришка.

О Клубничкиной Лукина снова заговорила, едва мы только отошли от школы.

Иришка подняла на меня глаза и спросила:

— Вася, как мы поступим с этой гадиной?

— С какой ещё гадиной? — уточнил я.

— С Клубничкиной, конечно! — сказала Лукина. — Мы же не спустим ей это с рук?

Надя Степанова, шагавшая рядом с хмурым Черепановым, едва заметно кивнула — она будто бы поддержала вопрос моей двоюродной сестры.

— Иришка, что ты подразумеваешь под словом «это»? — спросил я.

— Её выходку с письмом, конечно же! — заявила Лукина. — Она ведь подумала, что письмо написал Лёша! Как ты предположил. Светка растрезвонила о письме на всю школу! Не только она, конечно. Но ведь она нарочно показала письмо девчонкам!

Иришка скривила губы и произнесла, передразнивая Клубничкину:

— Смотрите, как красиво мне признался в любви мальчик из десятого «Б»!

Она фыркнула.

— Это Светкины слова! — сообщила Лукина. — Мне их подружка из десятого «А» пересказала. Она сама их слышала на перемене. У Клубничкиной спросили имя этого мальчика. Она назвала нашего Лёшу!

Мне показалось, что Черепанов споткнулся: я увидел, как Алексей дёрнулся, но Надя придержала его за локоть.

— Я считаю, что поведение Светланы Клубничкиной должны обсудить на собрании комсомольской ячейки десятого «А» класса, — заявила Степанова. — А затем и на школьном комсомольском собрании. Клубничкина повела себя не по-товарищески в отношении нашего Алексея. Мы обязаны осудить её поведение. И вынести Клубничкиной коллективное порицание!

— Из комсомола её исключить! — потребовала Лукина. — И из школы!

Она махнула рукой — будто ребром ладони разрубила невидимую Клубничкину на две части.

— Поддерживаю! — сказала Степанова.

Она стрельнула взглядом в лицо Алексея.

Черепанов вздохнул — меховая шапка скользнула по его лбу и задержалась на нахмуренных бровях.

— Расстрелять! — добавил я. — Нет, предлагаю четвертовать Клубничкину в школьном спортзале. Завтра перед началом уроков. После вынесения приговора школьным трибуналом.

Иришка, Надя и Алексей одновременно посмотрели мне в глаза.

Я усмехнулся и добавил:

— Собрание мы устроить можем. Но будет ли от него толк? Что мы предъявим Клубничкиной? Пренебрежительное отношение к чувствам Лёши Черепанова? Так Света заявит, что сразу раскусила нашу шутку. Скажет, что узнала пересказ отрывка из «Евгения Онегина». Объяснит на собрании, что пришла в восторг от нашей затеи. Потому и показала письмо подругам.

Я развёл руками — взмахнул портфелем.

— Клубничкина сыграет перед вами очередной спектакль. Исполнит роль честной комсомолки — строго по системе Станиславского. Вы сами поверите в то, что Света — обиженная невинность. Ещё и пожалеете её. Проклянёте себя и меня за «глупую выходку» с письмом. Весь наш дружный квартет схлопочет выговор по комсомольской линии. Вот чем закончатся ваши собрания.

Я кивнул на Черепанова, сказал:

— Лёша пригласит Клубничкину в кафе. Чтобы загладить свою вину. В которую он поверит после Светиного выступления. Как тогда, когда Клубничкина явилась к нам в класс. Почти уверен, что Света явится к Лёше на встречу в «Юность». Чтобы все увидели: она не обманула — Черепанов действительно в неё влюблён. Как она это продемонстрирует, я не знаю: тут возможны варианты.

Иришка невесело усмехнулась.

— Вася, ты говоришь так, словно знаешь будущее, — сказала она.

— Я говорю так, потому что сталкивался с похожими на Свету девицами.

— В Москве? — спросила Надя.

— И в Москве тоже. Но важно не это. Важно то, что даже я много раз попадался на подобные уловки хитрых, но талантливых девиц. Всегда это заканчивалось печально: чаще всего, для меня.

Иришка недоверчиво улыбнулась.

— Для тебя? — переспросила она.

На меховых ворсинках её шапки блеснули снежинки.

— Есть три типа людей, — сказал я. — Первые учатся на чужих ошибках. Вторые учатся на своих. А третьи вообще не учатся.

Я посмотрел на Черепанова — тот опустил глаза.

— Мужчины бывают только двух видов. Я из тех мужчин, которые помнят только о собственных шишках. Этих шишек я набил предостаточно. Они напоминают о себе, когда я вижу похожих на Клубничкину девиц. Но большинство мужчин в отношениях с женщинами не учатся вообще: они раз за разом наступают на одни и те же грабли. Ни к чему хорошему это их не приводит.

Надя Степанова кивнула, потёрла варежкой кончик носа.

Лёша сдвинул на затылок шапку.

— Так что мы сделаем? — спросила Иришка.

— С чем? — поинтересовался я.

— С Клубничкиной, конечно, — ответила Лукина.

Она дёрнула меня за руку и спросила:

— Мы же не спустим ей с рук… всё это?

Иришка всплеснула руками — внутри её портфеля раздалось громыхание собранных в пенале авторучек и карандашей.

— Лично мне от Клубничкиной ничего не нужно, — сообщил я. — Моей целью было показать вам её во всей красе. Чтобы вы не упрекали меня в чёрствости и бесчувственности. Лёша увидел, что случится, если он вдруг доверит Светлане свои чувства и мечтания. Надеюсь, случай с моим письмом заставил его задуматься. Мои цели достигнуты. Расстреливать Клубничкину я не планировал.

— Это понятно, — сказала Иришка, — но…

— Без всяких «но», — прервал я. — Игры в преступления и наказания меня не интересуют. Цените своё время, товарищи комсомольцы. Не тратьте их на ненужные занятия. Что нам даст война с Клубничкиной? Мы только напрасно растратим на неё время. Авантюрой с письмом я предостерёг друга от опасности. Учтёт он это предостережение или нет — это другое дело.

— Лёша, ты же теперь не позовёшь эту дуру Клубничкину в кафе? — спросила Иришка.

— Нет, — буркнул Черепанов.

Уверенности в его голосе я не услышал.

Заметил, что Лукина и Степанова улыбнулись.

— Вот и молодец! — сказала Иришка. — Пусть она туда со своим Станиславским идёт. Правильно Вася говорит: ну её эту… дурочку. Летом Клубничкина укатит в свою Москву — мы о ней больше и не вспомним.

— Лёша, всегда чётко представляй свою цель, — сказал я, — прежде чем приступишь к новому делу. Только тогда ты поймёшь, когда цель достигнута, и пора остановиться. Не бросишься вдогонку за чужими целями.

Чтение романа «Звёздные короли» я сегодня не завершил — к огорчению комсомольцев ограничился пересказом пяти глав. Ещё в школе Черепанов и Степанова вручили мне подписанные открытки. Дома я сложил открытки для мужчин в одну стопку. Но не передал их Иришкиному отцу. Решил, что сделаю это позже.

Вечером я снова прогулялся к приглашённой на февральский школьный концерт работнице тракторного завода. Она жила на улице Ленина — найти её дом не составило труда. Я снова представился посыльным от школьного комитета комсомола. Показал женщине и нарисованные Черепановым портреты физруков.

Женщина указала пальцем на черно-белое лицо Ильи Муромца.

— Этого знаю, — сказала она. — Это муж поварихи из нашей заводской столовой. Не помню, как его зовут…

Илья Муромец сегодня получил в свой актив очередной «плюс».

В четверг за завтраком Иришка у меня спросила:

— Ну? Она приземлилась?

— Кто? — сказал я.

— Станция «Луна-9»!

Иришка пристально посмотрела мне в глаза.

Я усмехнулся и ответил:

— Сигнал с Луны до меня пока не дошёл.

— А когда дойдёт?

— Иришка, ты шутишь? — спросил я. — Решила, что советское правительство и ЦК КПСС присылают мне ночью по секретному каналу связи отчёты о проделанной за день работе? Или подумала: мне из Центра управления полётами телеграмму прислали? «Правду» нужно читать, сестрёнка. Но не сегодняшний номер. По моим прикидкам, о прилунении станции «Луна-9» сообщат в газете завтра.

«Эмма, назови мне время прилунения советской станции „Луна-9“ в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году».

«Господин Шульц, автоматическая станция „Луна-9“ совершила посадку на поверхности Луны в двадцать один час сорок пять минут и тридцать секунд по московскому времени».

«Спасибо, Эмма».

Я зевнул и сообщил двоюродной сестре:

— Ну, может, сегодня вечером о прилунении станции по радио объявят. Если всё пройдёт хорошо. Как тогда, в шестьдесят первом, когда в космос летал Гагарин.

— Прилунилась? — встретили меня в школе вопросом Черепанов и Лукина. — Сегодня третье февраля!

Я устало покачал головой.

Алексею и Наде ответила за меня Иришка:

— Нет пока. Ещё летит. Результаты сообщат только завтра: в «Правде». Или сегодня вечером по радио скажут.

— Я сегодня после школы домой пойду, — заявил Черепанов. — Радио буду слушать.

Надя кивнула.

— Я тоже, — сказала она.

Третьим уроком у нас сегодня был немецкий язык. Я смотрел, как Черепанов рисовал в тетради советскую автоматическую станцию «Луна-9» (так, как он её себе представлял: на гусеницах, с локаторами и с длинными щупальцами-манипуляторами). Слушал, как учительница рассказывала десятиклассникам о жизни их сверстников в ГДР. Сравнивал то, о чём говорила Лидия Николаевна, со своими собственными воспоминаниями о жизни в Германии. Мысленно я поправлял допущенные учительницей в речи ошибки (немногочисленные, но хорошо мне заметные).

Заметил, что в классе почти минуту установилась тишина. Я поднял глаза и увидел: наша классная руководительница смотрела в окно, словно вдруг задумалась и позабыла об уроке. Я в очередной раз взглянул на серые круги вокруг глаз Лидии Николаевны (такие были у меня на лице во времена частого недосыпания). Надя-маленькая вслух окликнула учительницу. Я увидел, как учительница вздрогнула, растеряно оглядела классную комнату и виновато улыбнулась. Лидия Николаевна поинтересовалась у Степановой, на каком моменте приостановила свой рассказ.

А я на перемене поинтересовался у Иришки информацией о жизни нашей классной руководительницы. Узнал, что Лидия Николаевна Некрасова вдова. Лукина мне по секрету сообщила, что маленький сын и муж Лидии Николаевны погибли в сорок первом году, в июне, в первые дни Великой Отечественной войны. На вопрос о нынешней личной жизни Некрасовой Иришка мне ничего конкретного не ответила. Она пожала плечами и сообщила, что не интересовалась личной жизнью «классухи». Не слышала Иришки и о том, чтобы в школе шушукались о болезни Лидии Николаевны.

— А что, разве она заболела? — спросила Лукина.

Я развёл руками.

— Понятия не имею. Потому и спросил. Но вид у нашей классухи неважный.

Иришка задумалась — будто порылась в памяти. Кивнула.

— Да, — сказала она. — В последнее время Лидия Николаевна плохо выглядит. Может, она устала? Или не выспалась.

После урока я неторопливо собирал свои вещи в портфель, слушал рассуждения Черепанова о перспективах полётов на Луну и посматривал на учительницу. Некрасова сидела за столом (худая, бледная, наряженная в серое платье). Она смотрела в окно, где ветер то и дело сбрасывал с крыши порции ледяных крошек. Не шевелилась, словно уснула с открытыми глазами. Я отметил, что Лидия Николаевна не казалась сейчас ни грустной, ни испуганной, ни расстроенной. На её лице застыла маска усталого спокойствия и безразличия ко всему. Я застегнул портфель, пошёл к выходу.

Но около первой парты свернул не к двери, а к учительскому столу. Иришка, Черепанов и Надя-маленькая замерли. Я махнул им рукой и сказал, чтобы они ждали меня около гардероба. Подошёл к Лидии Николаевне, выждал, пока выйдут из кабинета мои одноклассники — учительница всё ещё смотрела в окно, изображала восковую фигуру. Я остановился рядом с классной руководительницей, беззастенчиво её оглядел. Заметил отверстия от серьги в левом ухе (правое ухо не увидел), обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки. Увидел чёрно-жёлтые пятна кровоподтёков на запястьях учительницы.

Кашлянул.

Лидия Николаевна вздрогнула, повернула в мою сторону лицо.

Мне показалось, что она на мгновение растерялась и едва ли не испугалась.

Но классная руководительница узнала меня — и будто бы расслабилась.

Она спросила:

— Что ты хотел, Вася?

— Лидия Николаевна, у вас всё в порядке? — спросил я. — Вы сегодня выглядите уставшей.

— Я действительно устала, Вася, — ответила Некрасова. — И не выспалась. Что, я так плохо выгляжу?

— Неважно выглядите, — признал я. — Лидия Николаевна, вам помощь не нужна?

Учительница улыбнулась: невесело. Покачала головой.

— У меня всё хорошо, Вася, — заверила она. — Не беспокойся. В воскресенье отосплюсь за всю неделю.

В четверг я посетил ещё два адреса, указанных в списке приглашённых на школьный концерт работников Кировозаводского тракторного завода. Первая из опрошенных мною сегодня женщин опознала только Илью Фёдоровича Иванова. Она тоже сообщила мне о том, что жена нашего Ильи Муромца трудится в заводской столовой, и тоже признала Иванова самым «симпатичным» физруком сорок восьмой школы. Вторая посещённая мною сегодня работница завода не узнала ни одного из мужчин на Лёшиных рисунках. С её подачи я поставил на листе с портретом Ильи Муромца четвёртый «плюс».

По третьему на сегодняшний день адресу я не пошёл. Хотя изначально запланировал такой поход и даже почти добрёл до дома, указанного в списке Иришкиного отца. Но сменил своё решение. Потому что встретил по пути к нему компанию молодых мужчин и женщин. Они шумно переговаривались, вели себя явно неадекватно. Агрессию с их стороны я не почувствовал. Ветер донёс до меня с их стороны запах табачного дыма и душок свежевыпитого алкоголя. Один из мужчин (высокий, с непокрытой головой) заметил меня, остановился. Он посмотрел мне в лицо, широко расставил руки и ринулся мне навстречу.

— Парень! — закричал он. — Ты уже слышал⁈ Мы приземлились на Луну! Сегодня вечером. Мы первые! Представляешь⁈ Первые!

Перед сном Иришка снова явилась в мою часть комнаты. Она улеглась рядом со мной на кровать и спросила, когда наши космонавты высадятся на Луне. Я ответил, что подобной информацией не располагаю. Сказал, что уже почти месяц нахожусь в Кировозаводске — свежие московские сплетни до меня не доходили, а послания от правительства страны задерживались.

Иришка вздохнула.

— Жаль, — сказала она. — Думала, что ты мне расскажешь про космонавтов. Папа считает, что первыми на Луну полетят Гагарин и Леонов. Он говорил, что теперь с полётами на Луну проблем не будет. Раз приземлилась «Луна-9», значит: приземлится и корабль с человеком. Папа сказал, что человеку приземлиться даже проще. Потому что автоматика часто ломается.

Иришка хитро сощурилась и спросила:

— Вася, а ты хочешь погулять по Луне? Я имею в виду, пешком. В скафандре.

Она указала рукой на висевший над письменным столом рисунок Черепанова, с которого улыбалось моё нарисованное карандашом лицо, спрятанное под прозрачный шлем.

Я пожал плечами.

Сказал:

— Хотел бы.

— Скоро погуляешь, — пообещала Иришка. — Папа сегодня говорил маме, что уже лет через десять Советский Союз построит на поверхности Луны настоящий город. Мы с тобой к тому времени как раз закончим учёбу в университете и наберёмся опыта. Поэтому именно нас, молодых, сильных и здоровых, отправят работать на Луне.

Лукина нахмурила брови.

— Я вот теперь думаю, — призналась она. — Может, мне на геолога отучиться? Вася, как ты считаешь? Ведь геологи первыми на Луну полетят — вслед за космонавтами.

Черепанов в пятницу первый раздобыл газету. Он вбежал в класс, размахивая свежим номером «Правды». В классе тут же воцарилась тишина. Все ученики десятого «В» класса (включая меня) выжидающе взглянули на Алексея. Черепанов остановился рядом с учительским столом, втянул живот, приосанился (мне показалось, что Лёша вдруг стал на пару сантиметров выше).

Алексей прочёл:

— Советская станция «Луна-9» на Луне! Новое выдающееся достижение советской науки и техники. Третьего февраля тысяча девятьсот шестьдесят шестого года в двадцать один час сорок пять минут тридцать секунд по московскому времени автоматическая станция «Луна-9», запущенная тридцать первого января, совершила мягкую посадку на поверхность Луны в районе Океана Бурь, западнее кратеров Рейнер и Марий. Радиосвязь со станцией, находящейся на поверхности Луны, устойчивая. Передача ведётся на частоте сто восемьдесят три целых, пятьсот тридцать восемь тысячных мегагерца. Бортовая аппаратура станции работает нормально. Следующий сеанс радиосвязи будет происходить с нуля часов до нуля часов пятнадцати минут московского времени четвёртого февраля.

Черепанов опустил газету, посмотрел на наши лица.

— Мы первые удачно приземлились на Луну! — объявил он. — Ура, товарищи!

И тут же закричал:

— Ура!!!

От нашего дружного «ура!!!» в классной комнате задрожали на окнах стёкла.