Задребезжал школьный звонок — я замолчал, но не отвёл взгляда от лица Лидии Николаевны. Видел, что мои слова учительницу смутили и озадачили. Окрашенные хной волосы Некрасовой блестели при свете ламп. Поблёскивали и глаза учительницы. Лидия Николаевна смотрела на меня настороженно. Я отметил, что мои слова всё же пробудили в ней любопытство. Сигнал звонка стих — будто бы расстроено скрипнула подо мной деревянная лавка.
— Ты сказал: двадцать второе июня тысяча девятьсот девяносто первого года? — спросила Некрасова.
Я кивнул.
— Да, вам приснилось, что прошло ровно пятьдесят лет со дня начала Великой Отечественной войны, — сообщил я. — Вы будто бы приехали к той братской могиле, где в сорок первом году похоронили вашего сына вместе с другими жертвами фашистской бомбёжки. Вы обнаружили, что власти возвели около той могилы настоящий мемориал. На новеньких плитах вы прочли знакомые фамилии тех людей, которые вместе с вами выехали в сторону Минска в том самом эшелоне. Вы снова увидели там фамилию своего сына. А ещё прочли там своё имя и фамилию. Лидия Николаевна, вы знаете, что в списках погибших у той братской могилы значитесь и вы?
Некрасова кивнула.
— Да… — сказала она. — Знаю. Вася, а ты как об этом узнал?
Я покачал головой.
Сообщил:
— Я об этом не знал. Вы мне об этом только что рассказали.
Учительница нахмурилась.
— Лидия Николаевна, — сказал я, — почему вы не настояли на том, чтобы те списки исправили?
Некрасова дёрнула плечом, чуть заметно улыбнулась.
— Зачем? — спросила она. — Вася, я ведь в тот день тоже умерла: там, в вагоне поезда, вместе с Колей. После той бомбёжки у меня полностью поседели волосы. Я за несколько минут прожила всю оставшуюся жизнь. С того дня я больше не живу — я доживаю.
Лидия Николаевна покачала головой.
— Да и не так просто исправить те списки на каменных плитах, — сказала она. — Они ведь не чернилами написаны. Пусть всё остаётся, как есть. Не знаю, где меня похоронят. Но я хочу, чтобы моё имя значилось и там: рядом с именем моего сына.
Я вздохнул и продолжил:
— Лидия Николаевна, вопрос о той ошибке в списках задал вам во сне мужчина, которого вы встретили около Полесского мемориала. Вы этого мужчину сразу узнали. Несмотря на то, что с момента вашей предыдущей встречи он постарел на пятьдесят лет, а его лицо обезобразили шрамы от старых ожогов. Вот только вы не сразу поверили своим глазам. Как и тот мужчина, который при виде вас будто бы потерял дар речи. И вы сказали мужчине в ответ те же слова, которые произнесли сейчас: о том, что предыдущие пятьдесят лет вы не жили, а доживали. Знаете, что удивительно? Мужчина сказал вам, что он почти пятьдесят лет испытывал те же чувства.
Мне показалось, что глаза учительницы заблестели ярче, чем в начале моего монолога.
— Вася, я не понимаю… — сказала Лидия Николаевна. — Какой ещё мужчина?
На слове «мужчина» её голос совершенно точно дрогнул.
— Он представился вам, как Леонид Аристархович Некрасов…
— Лёня?
— … Вас его слова не удивили. Потому что вы узнали своего мужа сразу, как только увидели его среди людей, явившихся к Полесскому мемориалу. Он тоже вас узнал. И сразу рванул к вам через толпу. Потом он вам признался, что при виде вас у него едва не остановилось сердце. Ещё он сказал, что за пятьдесят лет вы почти не изменились. А ещё он сообщил, что приезжал в деревню Полесье каждый год, после освобождения в сорок седьмом году из фильтрационного лагеря для бывших военнопленных. Он приходил к братской могиле, всякий раз оставлял цветы около каменной таблички: той самой, где было написано ваше имя и имя вашего сына.
По щеке учительницы скользнула подкрашенная чёрной тушью слеза.
— Что ты такое говоришь, Вася? — спросила Некрасова
— Пересказываю ваш сон, Лидия Николаевна, — ответил я. — В том сне вы много разговаривали со своим постаревшим мужем. Рассказали ему о своей жизни. Слушали его рассказы. Вы оба недоумевали: как так получилось, что вы на пять десятков лет потеряли друг друга. Оказалось, что вы мужа и не искали. Потому что у вас в шкафу хранилась похоронка. А ваш муж видел вас и вашего общего сына в списке погибших при бомбёжке эшелона в сорок первом году. Поэтому не сомневался в том, что вы умерли. Но вы оба ежегодно приезжали в деревню Полесье. Вот только вы бывали там в разное время. До тысяча девятьсот девяносто первого года.
Лидия Николаевна судорожно вздохнула.
— Муж в том сне рассказал вам историю своей жизни, — сообщил я. — От него вы узнали, что в июне сорок первого года его танк подбили. Но он выбрался из горящей машины. Сутки он пролежал в яме около дороги, пока его не подобрали деревенские жители. Почти две недели они лечили вашего раненного мужа и прятали его на сеновале. Но немцы его всё же обнаружили: с ещё не зажившими ожогами на теле. Леонид Аристархович попал в плен, его отконвоировали в лагерь для военнопленных. В том лагере он находился семь месяцев. Зимой сорок второго года он организовал побег. Вместе с другими бывшими военнопленными создал партизанский отряд.
Я смотрел на бледное лицо учительницы, говорил:
— Весной сорок третьего года ваш муж вывел свой отряд на встречу с действующими частями Советской армии. Там его арестовали, разжаловали в рядовые. Он вернулся на фронт в составе штрафной роты. Летом, во время Витебско-Оршанской операции он вновь был ранен и снова угодил в плен. На этот раз вашего мужа, вместе с другими военнопленными, вывезли в Германию. Из концентрационного лагеря его освободили в сорок пятом году наступавшие на Берлин советские войска. Леонид Аристархович вернулся в Советский Союз. До сорок седьмого года он находился в нашем фильтрационном лагере для бывших военнопленных.
С подбородка Некрасовой сорвалась большая слеза — она упала классный журнал одиннадцатого «А» класса.
— Вася, — тихо сказала Лидия Николаевна, — зачем ты мне всё это говоришь?
Я пожал плечами.
Заявил:
— Пересказываю ваш сон. Чтобы вы не забыли подробностей. Кто знает, Лидия Николаевна: может, этот ваш сон как раз и окажется вещим. Ведь проверить его правдивость несложно. Муж в том сне рассказал вам, что после освобождения из лагеря он очутился в посёлке Гавриково Новосибирской области. Там он работал трактористом до середины семидесятых годов. В семьдесят пятом году ваш муж перебрался в Новосибирск, до выхода на пенсию работал шофёром на продовольственной базе. Во второй раз он не женился, детьми не обзавёлся. Во время отпусков ездил из Новосибирска в Брест: приносил цветы на кладбище около деревни Полесье.
Я развёл руками.
— Лидия Николаевна, я понятия не имею, почему вы именно мне пересказали свой сон. Но я согласен с вами: вещие сны бывают. Ведь об этом ещё Пушкин в своих стихотворениях писал. Посёлок Гавриково в Новосибирской области — это далеко от Кировозаводска. Но ведь и туда доставляют письма. Так почему бы вам не отправить туда запрос? Ведь это же несложно и совсем недорого. Полностью поддерживаю эту вашу идею. И не считаю её глупой или смешной. Ведь Коля Осинкин всё же оказался в том сарае. Не так ли, Лидия Николаевна? Так почему бы не проверить и ваш сон? Или вы дождётесь девяносто первого года?
Лидия Николаевна вдруг напряглась, чуть подалась вперёд.
Под её ладонью смялась страница классного журнала.
— Василий, — сказала Некрасова, — у тебя есть информация…
— Нет.
Я снова вскинул руки в защитном жесте.
Заявил:
— Никакой информации у меня нет, Лидия Николаевна. Откуда бы она у меня появилась? Разве что из этого вашего сна.
— Но ведь ты сказал, что…
— Я ничего такого не говорил, Лидия Николаевна. Вам показалось.
С подбородка учительницы вновь сорвалась слеза — она блестела подобно бриллианту, пока летела к столу.
— Лидия Николаевна, я лишь предложил проверить ВАШ сон, — сказал я. — Ведь это же несложно. Нужно лишь отправить запрос. Что вы в таком случае потеряете? Ничего. Потратитесь на конверт и на марку. Но есть и другой вариант. Совершенно сумасшедший. Можно купить билет до Новосибирска. От Новосибирска добраться до этого богом забытого Гавриково. В администрации посёлка вам совершенно точно скажут, где найти тракториста Леонида Аристарховича Некрасова. Такой вариант поиска приснившегося вам этой ночью мужа выглядит безумством. Но если вы, Лидия Николаевна, на него всё же решитесь…
Я щёлкнул пряжками, вынул из портфеля сложенные пополам десятирублёвые купюры. Протянул руку — положил банкноты на учительский стол.
Некрасова растерянно взглянула на деньги.
— Что это? — спросила она.
— Здесь двести рублей, — сообщил я. — На поездку в Новосибирск вам хватит.
Закрыл портфель, улыбнулся.
— На какую поездку? — сказала учительница. — Вася, что ты такое говоришь? Я ничего не понимаю.
В голосе Некрасовой мне послышались жалобные нотки.
Я поднял на уровень плеч кисти рук с растопыренными пальцами, сказал:
— Я ничего вам не говорил, Лидия Николаевна. Запомните это. Кому бы вы ни сказали об этом нашем разговоре, я назову вас лгуньей. Понимаете? Это ВАШ сон и ВАША идея отыскать приснившегося вам сегодня мужа. Я тут вообще ни при чём. Меня, пожалуйста, не впутывайте в эту историю. Я ни о чём не знаю и никому ни о чём не расскажу.
Я выбрался из-за парты.
— Приятно было поговорить с вами, Лидия Николаевна, — сказал я.
Тут же добавил:
— Вы только запишите: посёлок Гавриково Новосибирской области, тракторист Леонид Аристархович Некрасов.
Иришка встретила меня вопросом:
— Вася, мы пожалуемся на того алкаша в милицию?
Лукина прошла следом за мной в спальню. Остановилась около шкафа, разделявшего комнату на две части. Подпёрла кулаками бока. Я поставил портфель на пол рядом с письменным столом. Взглянул на сидевших около окна Черепанова и Степанову. Они уже заняли места в зрительном зале: дожидались, когда я начну очередной сеанс чтения книги Гамильтона.
— Какого алкаша? — спросил я.
Повернулся к Лукиной.
— Того, который портит жизнь нашей классухе, — ответила Иришка. — Надя и Лёша мне всё рассказали. Я согласна с ними: мы не должны бездействовать. Если хотите, я сама поговорю с Тюляевым. Попрошу, чтобы он посоветовался со своим отцом. Я не верю, что Генка разболтает об этом деле. Это Клубничкина по школе сплетни распускает!
Я повторил:
— Пока мы ничего не предпримем. Подождите до понедельника.
— Почему? — спросила Лукина. — Вася, что случится в понедельник?
Я улыбнулся и заявил:
— Сестрёнка, я не распускаю слухи, как Клубничкина. На следующей неделе сами всё узнаете.
Я пересказал три главы романа «Звёздные короли», прежде чем вернулись с работы Иришкины родители. В квартиру они вошли шумно. Громко хлопнули дверью. Я прервал свой рассказ, прислушался к доносившимся уже из гостиной громким голосам Виктора Семёновича и Веры Петровны. Заметил, как лежавшая рядом со мной на кровати Лукина удивлённо вскинула брови.
— Они что там… напились, что ли? — произнесла Иришка.
Моя двоюродная сестра вскочила с кровати, поспешила к родителям. Надя и Лёша печально вздохнули: сообразили, что продолжение приключений Джона Гордона в звёздных королевствах далёкого будущего сегодня уже не услышат. Я приподнялся на локтях и слушал то ли споры, то ли ругань Иришкиных родителей. Сообразил, что ещё не видел Виктора Семёновича пьяным.
В комнату вернулась Лукина.
Она поманила нас рукой и сказала:
— Вася, ребята, идите сюда. Полюбуйтесь.
Черепанов и Степанова неохотно поднялись со стульев, взглянули на меня. Я пожал плечами, свесил ноги с кровати и сунул пальцы в тапки. Лукина не прикрыла дверь — голоса её родителей звучали отчётливо. Я сообразил: Виктор Семёнович не ругался с женой — это Вера Петровна вымещала на муже своё недовольство. Я взбодрил улыбкой Лёшу и Надю, пошел следом за сестрой.
Первым делом я в гостиной увидел слегка смущённого, но всё же буквально светившегося от счастья и гордости Иришкиного отца. Виктор Семёнович замер около дивана с курительной трубкой в руке. Он улыбался и будто бы не слышал длинные тирады своей супруги. Лукин чуть щурил правый глаз и смотрел в сторону телевизора, где на полу блистал чистыми стёклами новенький аквариум.
Виктор Семёнович увидел меня, горделиво приосанился.
Он указал на аквариум трубкой и спросил:
— Ну? Как вам мой новый красавец? Объём почти сто двадцать литров! В нём не только для барбусов, в нём и для гурами места хватит. Мужики на заводе его три дня испытывали — не протекает. Хоть сейчас можно рыб запускать…
Лукин взглянул на жену и поспешно добавил:
— После ужина, разумеется.
Появление в квартире Лукиных нового аквариума стало неожиданностью для всех её обитателей, кроме Виктора Семёновича. Оказалось, что Иришкин отец ещё два дня назад поставил отстаиваться воду в вёдрах и в тазах. Я только теперь сообразил, что Лукин собирался не просто сменить воду в старом аквариуме — он заранее запланировал на вечер субботы переезд рыб в новое жилище. Этому обстоятельству меньше всех обрадовалась Вера Петровна. Я сообразил, что она до последнего момента надеялась: новый аквариум навсегда останется лишь в мечтах её мужа.
Степанова и Черепанов ушли. Я в компании Лукиных поужинал в гостиной. Иришка сегодня исполнила роль официантки: она накрывала на стол и уносила пустую посуду. Делала она это в одиночестве. Потому что Вера Петровна изображала то праведный гнев, то предынфарктное состояние. Виктор Семёнович без особого аппетита ел тушёную картошку, невпопад отвечал на вопросы жены, бросал наполненные восторгом и обожанием взгляды на свой новый аквариум. Он даже позабыл о трубке: ни разу не прикоснулся к ней за время ужина — снова взял её в руку, лишь когда допил чай.
После чаепития Вера Петровна уселась в кресло у телевизора, демонстративно уставилась в экран (она будто не замечала той суеты, что началась в квартире). С моёй помощью Виктор Семёнович перенёс новый аквариум в ванную, промыл его раствором пищевой соды. В это время Иришка вооружилась сачком — вылавливала рыб и пересаживала их в банки с водой. Растения из старого аквариума Иришкин отец поместил в старую кастрюлю. Доверил их промывку мне — я плескался в раковине на кухне, словно мыл зелень для овощного салата. Виктор Семёнович тем временем почистил в ванной комнате аквариумный грунт.
Новый аквариум мы водрузили на место старого едва ли не под торжественные фанфары — даже Вера Петровна повернула голову и взглянула на его вымытые до блеска стёкла. Раскладывал по дну грунт и рассаживал растения Виктор Семёнович: ни мне, ни Иришке он это ответственное дело не доверил. Зато он поручил мне таскать вёдра с водой. Виктор Семёнович всё же уступил своей дочери право запустить в аквариум первых рыб (хотя он первым делом предложил эту привилегию жене — та от неё горделиво отказалась). Я наблюдал из-за Иришкиной спины, как плюхнулись в воду чёрно-оранжевые меченосцы.
Новый аквариум занял в квартире не намного больше места, чем занимал старый (который сейчас обсыхал в ванне). Он был заметно выше прежнего и на полтора десятка сантиметров шире. Сейчас он казался полупустым — об этом вслух сказала Иришка. Виктор Семёнович не ответил на слова дочери. Но он загадочно улыбнулся, хитро сощурил глаза и закусил загубник курительной трубки. Последствия смены аквариума мы ликвидировали быстро и дружно. Не дружила с нами сегодня вечером только Вера Петровна — она искоса посматривала на нас, сидя в кресле, недовольно поджимала губы.
— Ну, вот и всё, — выдохнул Виктор Семёнович.
Он уселся на диван между мной и Иришкой. Взглянул на новый аквариум, внутри которого метались ошарашенные простором рыбы.
Перевёл взгляд на жену и заявил:
— Верочка, ну ведь красиво же! Тебе нравится?
Вера Петровна всё же оторвала взгляд от экрана телевизора и посмотрела на новый аквариум.
— Нормально, — сквозь зубы процедила она.
Иришка и её отец просияли от радости.
Вечером я всё же отдал Виктору Семёновичу заполненные моими одноклассниками пригласительные открытки (только для мужчин). Сказал Лукину, что женщинам открытки я раздам сам. Иришкин отец кивнул и сообщил: ему уже рассказали о проводимом в нашей школе конкурсе на лучшего физрука. Я порадовался, что об этом конкурсе Лукин упомянул после того, как звякнул в прихожей звонок, и Иришка помчалась открывать дверь (о «конкурсе красоты» я ей пока не рассказал).
Иришка вернулась в гостиную — я отметил, что из её взгляда исчезла сонливость.
— Вася, — сказала она, — это к тебе.
— Кто? — поинтересовался я.
Иришка склонилась к моей голове (я сидел на диване), прошептала:
— Лидия Николаевна пришла. Наша класуха.
Некрасова не вошла в прихожую — я вышел к ней на лестничную площадку.
Вдохнул запах табачного дыма. Взглянул на будто бы воспалённые глаза Лидии Николаевны.
Прикрыл за своей спиной дверь.
— Добрый вечер, Лидия Николаевна, — сказал я. — Что случилось?
Некрасова подошла ко мне на расстояние вытянутой руки, запрокинула голову, впилась в моё лицо взглядом.
Я почувствовал запашок валерианы.
— Вася, скажи, — попросила Некрасова, — ты действительно знаешь, что Лёня жив?
Я вздохнул, пожал плечами.
— Лидия Николаевна, я не понимаю, о чём вы говорите.
Некрасова судорожно сглотнула, холодными кончиками пальцев прикоснулась к моему плечу.
— Васенька, ты только скажи: да или нет.
Я тихо ответил:
— Да.
Лидия Николаевна отдёрнула от меня руку, прижала ладонь к своей груди.
По её щекам потекли слёзы, но она улыбнулась.
— Я ведь чувствовала, — произнесла Некрасова. — Чувствовала…
— Лидия Николаевна, я вам ничего не…
Некрасова вскинула руку, прикрыла пальцами мои губы.
— Я помню, Вася, — сказала она. — Ты тут ни при чём. Лёня мне приснился. Мне. Прошлой ночью. Живой. Он мне раньше часто снился. Я же не думала…
Лидия Николаевна убрала от моего лица руку. Шагнула ко мне. Привстала на цыпочки и поцеловала меня в щёку.
— Спасибо тебе, Вася, — шепнула Некрасова.
Чуть громче добавила:
— Деньги я тебе обязательно верну. Честное слово.
Она развернулась и поспешила к ступеням.
Я вернулся в квартиру — в прихожей у порога столкнулся с Иришкой.
— Вася, о каких деньгах она говорила? — спросила Лукина.
— Деньги дал ей в долг.
— Зачем?
— Догони её и сама об этом спроси, — предложил я, — если тебе это интересно.
Иришка обиженно надула губы.
Она не погналась за Лидией Николаевной.