Клубничкина не пришла.
Тюляев просидел с нами до половины второго. Он почти не участвовал в наших беседах. Хотя внимательно слушал направляемые мною разговоры Черепанова и Степановой о книгах и о космосе. На мою сестру Геннадий посматривал с явным интересом. Но ни о чем её не расспрашивал. Наученная мною Иришка его взгляды не замечала и с вопросами к нему не приставала. В итоге Гена попрощался с нами и перебрался за стол к своим приятелям.
Я трижды дозаказывал мороженое: для себя, для Иришки, для Нади и для Черепанова.
Из кафе мы вышли в начале третьего.
Отошли от «Юности» на десяток метров. Оставили на свежем снегу ведущие к входу в кафе цепочки следов. Я поправил на голове шапку, зажмурил глаза: ярко блестели белоснежные сугробы.
Черепанов спросил:
— Вася, ты уверен, что мы не рано ушли? А если она сейчас придёт?
— Клубничкина не придёт, — сказал я. — Поздно уже. Два с половиной часа прошло.
Иришка взяла меня под руку.
Черепанов бросил взгляд на окна кафе, вздохнул.
— Наверное, ты прав… — сказала он. — Жаль.
Надя Степанова поймала на варежку одинокую снежинку, поднесла её к глазам, улыбнулась. Я отметил, что у неё после посиделок в кафе прекрасное настроение. Как и у меня.
По дороге мимо нас промчался грузовик, отчаянно громыхавший деревянными бортами кузова.
Я посмотрел на Иришку и сказал:
— Ты молодец, сестрёнка. Не грусти. Конспекты по системе Станиславского тебе ещё пригодятся.
— Завтра в школе все будут говорить о том, что Светка нас оставила в дураках, — сказал Черепанов.
Он шагал рядом с Надей, понуро опустив голову.
Под нашими ногами хрустел снег.
— Вот ещё! — ответила Иришка. — Никто так даже и не скажет! Не выдумывай, Лёша.
— Почему это не скажет? — спросил Алексей. — Ещё как скажут.
— Говорить о нас будут, — согласился я. — Но не так, как ты подумал.
— Почему это?
— Ну вот представь, что кого-то из наших одноклассников пригласила в кафе Лена Зосимова из одиннадцатого «А», — предложил я. — Он принял её приглашение, но не пришёл. Что бы ты о нём подумал?
— Я бы подумал, что он дурак, — сказал Черепанов.
— Вот ты и ответил на свой вопрос, — произнёс я.
Иришка усмехнулась, прижалась к моей руке.
Я улыбнулся и добавил:
— Мы и без Светки сегодня прекрасно посидели, разве не так? Тюляеву в нашей компании было неуютно. Но это потому, что он явился в кафе не для общения с нами. Хотя я не заметил, чтобы он зевал от скуки. Да и на Иришку он посматривал с интересом.
Лукина с притворным возмущением дёрнула меня за руку.
— Посматривал, — повторил я. — Разве мне показалось?
Я посмотрел на Надю — та кивнула и заявила:
— Смотрел.
Я взглянул на Иришку.
— Вот видишь, сестрёнка. Мне это не почудилось.
Я пожал плечами и сказал:
— Лично я хорошо посидел. А вы?
Иришка вздохнула, но всё же кивнула.
Черепанов тоже тряхнул головой — едва не уронил себе под ноги шапку (вовремя придержал её рукой).
— Мне в кафе тоже понравилось, — сказала Надя. — В «Юности» вкусное мороженое.
— А сосиски тебе не понравились? — удивился я.
Степанова хитро усмехнулась и заявила:
— Я мороженое люблю. Я сладкоежка.
— Тогда у меня предложение, — сказал я.
Выждал, пока на моём лице скрестятся взгляды Лукиной, Черепанова и Степановой.
Спросил у Иришки:
— Как твои родители отнесутся к тому, что мы сейчас явимся вчетвером?
Иришка дёрнула плечом.
— Нормально… мне кажется, — ответила она.
— Тогда слушайте моё предложение, — сказал я. — Предлагаю купить в магазине мороженое и пойти к Иришке. Там я дождусь, пока вы от сладкого подобреете. Воспользуюсь вашим настроением. И нагружу вас непосильной работой.
Лукина нахмурилась.
— Какой ещё работой? — спросила она.
Похожие вопросы я прочёл в глазах Алексея и Нади.
Спросил:
— Помните, о чём я вчера вечером разговаривал в актовом зале с Зосимовой?
— О концерте? — сказал Алексей.
Я покачал головой.
— О приглашениях на концерт для шефов. Это моё комсомольское задание. Завтра я загляну на почту и куплю открытки. Но там большущий список приглашённых. Столько открыток я в одиночку до лета не подпишу. Лена говорила, чтобы я получил помощь от одноклассников. Но вы и есть мои одноклассники. Разве не так? Вот я и прошу у вас помощи. А взамен предлагаю вам мороженое: сколько съедите. И книгу «Звёздные короли».
Черепанов и Степанова одновременно дёрнулись и хором спросили:
— У тебя есть эта книга?
Иришка тоже вопросительно приподняла брови.
— Есть, — ответил я. — Но не в бумажном варианте. Она у меня вот здесь.
Я прикоснулся пальцем к своему виску.
Сообщил:
— У меня превосходная память на художественные произведения. Думаю, вы и сами это поняли, когда я на уроке декламировал стихи Маяковского. Роман Гамильтона я прочёл пять или шесть раз. Помню его почти наизусть. Могу вам его пересказать. Если хотите.
— Хотим! — хором сказали Надя и Алексей.
Иришка кивнула.
— Вот только есть маленький нюанс, — сказал я. — Помню это роман на английском языке. Поэтому буду слегка подтормаживать во время пересказа. Придётся переводить книгу на русский язык. В уме. А это чуть затянет пересказ. Если вас такое обстоятельство не смутит…
— Не смутит! — заявил Черепанов.
— Нисколечко! — сказала Надя.
Она взяла Алексея под руку — тот этого будто бы и не заметил.
— Но мы бы помогли тебе с приглашениями в любом случае, — уточнила Степанова. — Даже без мороженого.
— Знаю, — ответил я. — Но я бы всё равно угостил вас мороженым.
— И книгу бы рассказал? — спросил Черепанов.
Я хмыкнул, сощурил глаза.
Потёр ладонь о ладонь и заявил:
— Сегодня я вам перескажу первые главы романа. И никуда вы уже от меня не денетесь, дорогие мои детишечки: подпишите за меня пригласительные билеты, как миленькие. Чтобы потом я рассказал вам продолжение книги.
Иришка дёрнула меня за руку.
— Ты злой человек, Василий Пиняев, — с притворным возмущением сказала она. — Поступаешь не по-товарищески.
— Ещё как не по-товарищески, — согласился я. — Потому что именно так бы на моём месте поступил Шорр Кан, диктатор Лиги Тёмных миров. Он очень интересный товарищ, между прочим.
— Какой ещё диктатор? — спросил Черепанов.
Он всё ещё шагал со Степановой под руку — но будто бы не замечал этого.
Я по-злодейски ухмыльнулся и пообещал:
— О! Скоро вы это узнаете. Он вам понравится.
Публичное чтение романа Эдмонда Гамильтона я устроил в спальне. Иришка, Алексей и Надя уселись на стульях рядом с моим письменным столом. К ним присоединился Иришкин отец. Школьники ели мороженое в бумажных стаканчиках (ковыряли его деревянными палочками). Виктор Семёнович стоял около окна, покусывал трубку.
Я улёгся на кровать, сложил на животе руки.
Посмотрел на выжидающе замерших слушателей и скомандовал:
«Эмма, приступай».
«Эдмонд Гамильтон, „Звёздные короли“, роман, — произнёс у меня в голове голос виртуальной помощницы. — Глава первая…»
— Глава первая, Джон Гордон, — сказал я. — Поначалу Гордон подумал, что сошёл с ума. Он почти уснул, когда у него в голове прозвучал чужой незнакомый голос…
За окном почти стемнело. Я лежал в тёмной комнате, смотрел на не прикрытое шторой окно. Присыпанные свежим снегом ветви ивы во дворе слегка покачивались, будто пританцовывали. То и дело пролетали сброшенные ветром с крыши снежинки. На затянутом облаками небе я видел яркое пятно — там за тучами пряталась луна.
Виктор Семёнович сидел на кровати у меня в ногах, держал во рту трубку, смотрел на стену, где плясали похожие на созвездия пятна. Иришка облокотилась о стол, подпирала кулаком щёку. Я видел, как в полумраке изредка поблёскивали её глаза. Слева от неё притаились Лёша и Надя. Она давно уже не шевелились, будто превратились в тени.
«…В его сознание…» — говорила у меня в голове Эмма.
Я пересказывал вслух её слова:
— … В его голове возник голос. Это Шорр Кан, сказал голос. Я приветствую принца Зарта Арна. Я не выполнил своё обещание и не переправил вас в Облако, как обещал. Потому что мне помешал имперский патруль…
Иришка и Надя ахнули. Мне показалось, что Виктор Семёнович нахмурился. Черепанов проскрежетал зубами.
«…Условия нашего соглашения всё ещё в силе…»
— … После победы вас официально признают равным мне соправителем Галактики, — сказал я. — Не делайте неосторожных шагов, которые вызовут подозрения. Просто ждите, когда мои агенты переправят вас в Облако.
Я замолчал. Сглотнул слюну — смочил горло. Не удержался: зевнул.
— Так этот принц… Зарт Арн… предатель, получается? — спросил Черепанов.
Я различил в его голосе тревожные ноты. Почувствовал, как на меня вопросительно взглянули Надя и Иришка. Повернул в мою сторону лицо и Виктор Семёнович.
Я улыбнулся и ответил:
— Это мы узнаем в следующий раз. Следующая глава будет девятой. Называется она «В дворцовой тюрьме». А на сегодня я чтения завершил. Спасибо за внимание…
— Вася! — воскликнула Иришка. — Так нечестно! На самом интересном месте!
Черепанов и Степанова засопели, но промолчали.
Виктор Семёнович хмыкнул, вынул изо рта трубку.
— Василий прав, — сказал он. — Весь роман мы сегодня точно не услышим. А вот вам завтра в школу.
Он посмотрел на свою дочь, указал на неё трубкой и добавил:
— Насколько я знаю, не все из вас уже сделали на завтра уроки. А кое-кто ещё не подготовил выступление по политинформации. На этой неделе мама твои газеты стороной обходила. Чтобы ты не набросилась на нас с упрёками, как в прошлое воскресенье.
Виктор Семёнович поднялся с кровати, прошёл на Иришкину половину комнаты и щёлкнул выключателем.
Школьники прикрыли глаза руками и печально вздохнули, будто в кинотеатре после просмотра фильма.
— Вот и не угадал ты, Вася, — сказала Лукина. — Не понравился мне этот твой Шорр Кан. И я не верю в то, что принц Зарт Анрн предатель. Вот что угодно мне говорите! Не верю.
Иришка тряхнула головой.
Черепанов и Степанова с ней согласились: они синхронно кивнули.
Черепанов пообещал, что проводит Надю до её дома.
Мы с Иришкой вместе с ними не пошли.
Лукина вооружилась недельной подборкой газет, уселась на свою кровать и зашуршала газетной бумагой в поисках интересной статьи для завтрашнего выступления. Вера Петровна сидела в кресле около телевизора — слушала прерываемый помехами голос диктора и вязала спицами.
Я в компании Виктора Семёновича выпил на кухне чашку чая. Рассказал Иришкиному отцу о «плюсах» и «минусах» фиатовских автомобилей, которые станут прообразами для нашего нового советского автомобиля «Жигули».
Я уже улёгся в постель, когда в мою часть комнаты бесшумно вошла наряженная в белую ночную сорочку Иришка. Свет сейчас горел только в её части комнаты (светила настольная лампа, которую Лукина использовала и в качестве ночника). Мне показалось, что Иришка в своём наряде походила на укутанное в саван приведение.
Она улеглась рядом со мной, положила голову на край моей подушки. Повернула ко мне лицо — я почувствовал запах мятной зубной пасты.
Примерно десять секунд Лукина молчала, рассматривала мой профиль.
Затем она спросила:
— Вася, как ты думаешь, я ему сегодня понравилась?
— Да.
— Я о Гене Тюлееве говорю.
— Я так и понял.
— Вася, тогда почему он от нас ушёл?
Иришка затаила дыхание.
— Геннадий просидел с нами за столом полтора часа. Я был уверен, что он сбежит раньше. Потому что уже через час стало понятно: Клубничкина не придёт. Но Тюляев ещё полчаса медлил. Спрашивается, почему?
— Гена заслушался, как вы рассказывали о книжках про космос.
— Да. Согласен. Тема космоса его заинтересовала. Пометь это в уме: себе на будущее. Но смотрел Геннадий в основном на тебя. И не только он. На тебя вчера в кафе многие парни засматривались.
— Разве? — спросила Лукина. — Я этого не заметила.
Иришка печально вздохнула.
Она прикоснулась кончиками холодных пальцев к моей руке. Смотрела на меня, не моргала.
— У Черепанова завтра спроси, если мне не веришь, — сказал я.
— Вот ещё! Лёша мне такого насочиняет!‥
Иришка фыркнула.
— Вася, а ты нарочно пригласил сегодня нашу старосту? — спросила она. — Думаешь, Надя и Черепанов… подружатся?
— Я надеюсь на это. Лёша хороший парень. Умный.
— Но он же…
Лукина скривила губы.
— … Как вы это говорили: таких не берут в космонавты.
Иришка усмехнулась — среагировала на свою же шутку.
— Лёша хороший парень, — повторил я. — Он умный и не трус. Вот только у него сейчас гормоны в крови бушуют. Этим пользуются такие беспринципные дамочки, как эта ваша Света Клубничкина. Ему бы сменить вектор интереса. Клубничкина точно не для него. Ей в Кировозаводске вообще никто не нужен. Уже через пять-шесть месяцев она будет морочить головы москвичам. Особенно если не поступит в театральный ВУЗ. Не думаю, что она сюда вернётся. Будет цепляться за столицу руками и ногами. И прочими частями тела.
— Почему ты так решил? — спросила Иришка.
— Я же сам из Москвы. Или ты забыла? Таких провинциальных девиц я повидал там немало.
Я заметил, что Лукина улыбнулась.
— Тогда ты Клубничкиной подходишь, — сказала она, — раз ты москвич. Такой, как ты ей и нужен. У тебя сейчас в столице квартира пустует. Ведь твои родители из ГДР нескоро вернутся. Так мне мама сказала. Мама, чтоб ты знал, мечтает меня там с тобой поселить на время учёбы в институте. Но я не хочу в Москву. Мне и здесь, у нас, нравится.
Иришка вздохнула.
— Твоя мама разумная женщина, — сказал я. — Рассуждает правильно. Она заботится, прежде всего, о своих детях. Это хорошо. Я так считаю. А вот Клубничкина пока ещё глупая девчонка. Ей хочется всего здесь и сейчас. Славу ей подавай. Хотя бы среди школьников. Вот и заморочила головы всем подряд. И Черепанову, и твоему Генке…
— И тебе.
— Вот уж нет, сестрёнка. Тут ты ошиблась. И она, похоже, тоже.
— Почему это?
Иришка чуть приподняла над подушкой голову.
Мне показалось, что над её волосами зависла золотистая дымка.
— Мне Света ничего не заморочила, — заверил я. — Это ей не по силам. У меня таких хитрых и самовлюблённых девиц, как она, был вагон и маленькая тележка… там, в Москве.
— Так уж и вагон?
Я заметил, как Иришка хитро прищурилась.
— Представь себе, — сказал я. — Для всех объектов моих амурных похождений в плацкартном вагоне места бы точно не хватило. Поэтому вашей Свете Клубничкиной со мной ничего не светит. Заморочить мне голову у неё кишка тонка. А мне от неё ничего не нужно: вообще ничего. Поверь, сестрёнка, я уже не мечтающий о романтике наивный юноша. В душе я давно взрослый и разумный мужчина. Поэтому твоя Клубничкина об меня зубы сломает. Чем раньше она это поймёт, тем это будет лучше для неё.
Иришка хмыкнула.
— Никакая она не моя. Как и Тюляев.
Лукина приподнялась на локте, поцеловала меня в щёку.
— Я тебя люблю, братишка, — сказала она. — Хорошо, что ты у меня есть. Спокойной ночи.
В понедельник утром мне показалось, что Иришка нервничала.
Я поинтересовался у неё, что случилось.
— Ничего, — ответила Лукина.
Но уже через пару секунд призналась:
— Всё думаю: а что если Черепанов был прав, что если сегодня в школе… над тобой посмеются.
— Кто? — спросил я.
Лукина пожала плечами.
— Не знаю, — сказала она. — Все. Из-за этой дуры Клубничкиной. Потому что она вчера не пришла в кафе.
Иришка прижалась к моей руке, жалобно скривила губы.
Мы шли по уже натоптанной тропе в направлении школы.
Около лица моей двоюродной сестры клубился пар.
Я усмехнулся.
Сказал:
— Нашла из-за чего переживать. Надо мной же посмеются — не над тобой. Сомневаюсь, что такое случится. Но даже если кто и улыбнётся, то мне это совершенно безразлично. Не обращай внимания.
— Что значит, не обращай? Ты же мой брат.
Иришка варежкой стряхнула с кончика своего носа снежинку.
— Ты просто задумайся, — сказал я, — что на самом деле случилось. Клубничкина не явилась в кафе. Не она меня туда позвала и обманула. Это было бы неприлично. Нет, это я дал Светлане шанс пообщаться со мной в неформальной обстановке. Она свой шанс упустила. Другой я ей не предоставлю. Именно в таком ракурсе я вижу вчерашнее происшествие. Под таким углом на него посмотри и ты. Страдать из-за Светкиной выходки я точно не стану. Выброси эту историю из головы. Улыбайся, грудь вперёд. Ты же современная комсомолка-красавица, а не забитая домостроем женщина. Пусть это видят все. В том числе и Тюляев.
Иришка расправила плечи, сверкнула глазами.
— Клубничкина дура, — сказала она. — Такой шанс проворонила! Ты же сейчас лучший парень в нашей школе! Я бы в тебя и сама давно влюбилась. Если бы уже не любила тебя, как брата. А она…
Лукина покачала головой, фыркнула и добавила:
— … А Клубничкина — пустоголовая идиотка.
В школе, по пути от гардероба к кабинету немецкого, я никаких ироничных шуток в свой адрес не услышал. Не заметил и насмешливых взглядов. Старшеклассницы мне кокетливо улыбались, старшеклассники протягивали руки для рукопожатий. Пионеры по-прежнему равнодушно пробегали мимо меня, будто я был для них чем-то сродни фонарному столбу.
Одноклассники меня встретили, как и в субботу: поздоровались со мной, одарили меня ничего не значившими дежурными фразами. Разве что Надя Степанова шёпотом мне сообщила, что видела сегодня во сне злодея Шорр Кана. А Лёша Черепанов мне похвастался книгой Георгия Мартынова «Каллисто», которую ему принесла староста нашего класса.
Классный час прошёл в уже привычном для меня ключе: Иришка пересказала статью из позавчерашней газеты «Правда». Классная руководительница в очередной раз напомнила нам, что этот год особенный — поэтому нам следовало «особенно постараться», если мы собирались в этом году поступить в ВУЗ. Урок немецкого языка тоже начался буднично.
Ближе к концу урока в кабинет немецкого языка заглянул незнакомый мне ушастый пионер и сообщил, что Василия Пиняева вызвала к себе директриса.
— Клавдия Ивановна сказала, чтобы Пиняев пришёл в её кабинет прямо сейчас, — заявил пионер. — Она его ждёт.