Почти что окрылённый появившимся смыслом моего теперешнего существования, я пролетел остаток пути быстрее расчётного времени. Потолкавшись у нескольких прилавков в магазине, купил скромный набор для ужина: несколько булок, йогурт и бананы, истратив на это всего 12 рублей. Примерно в 20:15 я был возле дома, где когда-то проживала семья моего друга Борьки Доренко. На его счастье, дом стоял буквально в ста метрах от нашей школы. К настоящему моменту они переехали жить ближе к железнодорожной станции в новую квартиру, а эту периодически сдавали. Мне вспомнилось, как мы устраивали время от времени там студенческие вечеринки с погромами, часто несогласованные, а Боря потом получал за это нагоняи от родителей.
Неожиданно для себя я заметил и сразу узнал тёмно-красный Nissan Prairie, принадлежавший Бориному отцу. Сколько лет прошло, а память хранит. Стало понятно, что Валерий Борисович уже в квартире, готовится к встрече гостей. Папиной машины поблизости не было. Из всего этого напрашивался лаконичный вывод — всё идёт по плану. Ещё минут 15–20 я мог спокойно погулять по окрестностям, дожидаясь окончания переговоров.
Я рассуждал так: если дядя Валера (по привычке называю его так) уедет первым, а машина моего папы останется, значит, они договорились, и я могу подниматься в квартиру. Если будет наоборот (а об этом думать не хотелось), значит, ночевать мне сегодня негде. Обойдя ближайшие дворы, я приметил скамейку, с которой хорошо просматривался единственный подъезд дома. Я устроился покомфортнее и достал свой ужин.
Папа прибыл на встречу вовремя. Тщательно запер и проверил все двери машины, окинул взглядом окрестности, наверное, в поисках меня. Я со своего места помахал ему, когда он смотрел в мою сторону, но в ответ он знаков не подал — наверное, не заметил. Так или иначе, он вошёл в подъезд, и я внутренне напрягся в ожидании решения моей судьбы на ближайшие несколько дней. Как обычно в таких ситуациях, время тянулось нескончаемо долго. Опять вернулось недавнее судорожное желание уткнуться в смартфон. Только сосредоточенно представляя себе, что происходит сейчас там, в квартире, удалось справиться с приступом. Представлялось, как они ходят из комнаты в комнату, осматривают, дядя Валера показывает, рассказывает, где что лежит, как что включается и всё в таком духе. Папа только кивает: «Понятно…». С замиранием сердца я встречал каждое открытие двери подъезда, предвкушая появления одного из них. На ум почему-то приходило сравнение с выборами Папы Римского, когда верующие по цвету дыма из трубы узнают, выбрали нового Папу или пока нет.
Проклятая реальность, как водится, превзошла все ожидания, представив третий, непредвиденный вариант развития событий — они появились вместе. Исход встречи был решительно непонятен, интрига пока сохранялась. Даже издалека я безошибочно узнал дядю Валеру по расстёгнутой куртке, по фигуре и осанке. Поразительно, как память человека может хранить такие, казалось бы, ненужные детали столь продолжительное время. Они постояли с минуту возле подъезда, разговаривая, потом папа отошёл к машине, достал ищ бардачка нечто похожее на книгу и вернулся. Я совершенно перестал понимать, что происходит. Они постояли ещё какое-то время, разглядывая принесённый предмет, который папа загораживал от моего взгляда спиной, затем выпрямились, пожали друг другу руки, и отправились по машинам. Я заволновался: «Неужели папа собрался куда-то ехать?» — это было не по плану. Я встал со скамейке и поспешил к нему, стараясь как можно раньше привлечь внимание. Nissan Prairie зажёг ходовые огни и выехал со двора. Теперь можно было не перестраховываться и остаток пути я уже бежал, но, как оказалось, напрасно.
В машине папа мне поведал, что всё прошло штатно, договорились пока на неделю за 1100 рублей — у меня отлегло.
— Так зачем же ты тогда сюда спустился? Ждал бы меня в квартире. Я уже перепугался — не знал, что и думать, — уже с долей иронии спросил я.
— Потому что я должен ехать во Внуково, встречать «родственника», — лукаво улыбнулся папа.
— Понятно, великий конспиратор. А обсуждали-то вы сейчас что? Что ты там из машины принёс?
— Известно что — карту дорог. Валера же чаще меня в аэропорты ездит встречать товар, вот я для поддержания разговора и легенды дорогу до Внуково по карте уточнял.
— Ладно-ладно, Штирлиц, ключи у тебя? Пойдём обустраиваться. Не помню, ты же первый раз в этой квартире был?
— Нет, было дело заезжал за Серёгой, но только в коридоре ждал, дальше не проходил.
— Понятно. По поводу денег: можешь мне на еду сегодня что-то оставить? Я бы сейчас на утро закупился, пока на машине.
— Да, оставлю, напомни. А куда ты собрался ехать? Время-то без десяти девять — всё закрыто уже.
Я только округлил глаза, но спорить не стал. Скорее всего, он прав — про круглосуточную работу в Пушкинских магазинах вряд ли слышали. У нас не продают алкоголь после 22:00, а у них еду после 21:00 — забавно.
Оказавшись в квартире, я словно бы стал на 20 лет моложе. В голове пронеслись тучи флешбеков разом. Даже окажись я сейчас в собственной комнате такого, кажется, не почувствовал бы. Свою комнату в родительской квартире, хотя и переделанную, я регулярно посещал в своём времени. За много лет там происходили и яркие, и повседневные события. Смешавшись в памяти, они постепенно угасли и забылись. Зато в этом помещении случались лишь будоражащие, отвязные вечеринки, скандалы и интриги, слегка разбавленные бытовухой. Все они разом наперегонки полезли из глубин памяти, вызывая шторм эмоций.
Пробежавшись по комнатам, убедился, что всё примерно так, как мне запомнилось: гостиная, объединенная с прихожей, слева от входа дверь на кухню, справа — коридор к двум спальням, посередине коридора раздельный санузел. На моё счастье, стиральная и посудомоечные машины были на месте. В дальней спальне я бросил рюкзак, решив обустроить свой кабинет там. Выйдя обратно в прихожую, я удивился, что папа не разувается и не проходит, а как-то неловко переминается у двери. Запинаясь, он объяснил, что вроде ему уже пора, и он не планировал задерживаться. Мне отчего-то очень захотелось подойти и обнять его в знак признательности, однако это бы вызвало ещё большую неловкость. Всё-таки два взрослых мужика обнимаются на чужой съёмной квартире… Я постарался как можно деликатнее пригласить его немного задержаться:
— Давай хотя бы чайку выпьем за новоселье, так сказать? — с милой улыбкой говорю я. — Ты не представляешь, как я тебе сейчас благодарен, хочется как-то это передать, а ты убегаешь.
— Ладно, чайку можно. Просто я Наде сказал, что скоро вернусь, итак она нервничает по поводу каких-то непонятных делишек с квартирой.
— Идея: позвони ей сейчас с городского, скажи, что всё в порядке, что попьёшь с коллегой чаю и выдвигаешься домой.
— Да, это хорошая идея.
Неловкая ситуация была преодолена, и, спустя несколько минут, мы, сидя на кухне, уже ждали долго не закипающий чайник. На моё счастье, в кухонном шкафу завалялась несколько пакетиков чая Linton.
— Ты мне вот что скажи… Ты смотрел премьеру Невзоровского фильма «Чистилище»? — нарочно подражая манере своего дедушки, говорю я, показывая тем самым, что настроен на лёгкую и непринуждённую беседу с долей юмора и иронии.
Папа шутку понял:
— Ой, ну, я посмотрел первые полчаса, наверное, потом надоело. Эта грязь, чернуха, зачем всё это? Солдатики какие-то деревянные у него, бегают не пойми куда, куда-то стреляют, а в кого, зачем — не понятно. Погоди, а ты откуда про премьеру знаешь?
— Ты мне вчера газету приносил, там статья была про это, довольно разгромная, кстати.
— Ну, не знаю. Я Невзорова, как журналиста, люблю, а фильмы снимать ему ещё рано.
— Он вроде и не снимет больше ничего, по крайней мере ничего значимого. Так… Документалки местного розлива.
— Его грохнут, что ли?
— Его? — я чуть не поперхнулся чаем от смеха. — Нет! Зачем? До 2021 доживёт точно, но «Чистилище» станет его режиссёрской «лебединой песней», как мне кажется. Потом вскроются его всякие нелицеприятные связи с Березовским, после чего он умрёт как журналист. Зачем человека убивать, когда его можно весьма недорого купить?
— Ну, он не похож… — начал было папа, но я перебил.
— Да-да, все так думали, но потом кто-то слил одну весьма любопытную запись телефонного разговора с Борисом Абрамовичем, и отправится наш герой на свалку истории. Осядет у себя на конюшне, облачится в чёрный бархатный халат, возьмёт трость, трубку и на камеру начнёт нести сказочный бред, манерами и видом своим кося под Воланда.
Мы немного помолчали, промачивая горло чаем.
— Березовский, кстати, кончит куда хуже, — словно рыболовный крючок закидываю я фразу, папа на неё клюёт.
— Да, ты говорил, что вроде бы его выгонят из страны.
— Не только это… В итоге в середине 2010-х, точно не помню, его найдут мёртвым в запертой ванной комнате какого-то там дома в Англии. Домыслов и версий будет куча, от самоубийства до ликвидации его агентами ФСБ.
— Ну этого-то не жалко… Сам бы застрелил, гадину. Наворовал миллиардов…
Мы снова произвели ритуальное омовение чаем.
— Была же страна… Вторая экономика мира, ядерная держава, — перехватил инициативу папа. — А этим лишь бы всё распилить да на металлолом продать. Откуда, по-твоему, у них эти миллиарды? Потому что друг их Чубайс в своё время им по дешёвке промышленность всю распродал под видом приватизации. Я вот когда в РВСН[54] служил, так в стране 10 000 боеголовок было. Так могли бахнуть, что мало бы не показалось. Куда теперь все подевались?
— Обязательно бахнем, весь мир в труху… Но потом… — едва сдерживая смех цитирую я фильм «ДМБ» и держу паузу. Папа непонимающе смотрит на меня.
— Ну… Ну, прапор из «ДМБ»? Не помнишь? — вопросительно прищуриваюсь я.
Он отрицательно качает головой.
— А разве фильм «ДМБ» ещё не сняли?
— Не знаю…
— Если бы сняли, ты бы точно знал. К счастью, — подмигиваю я, — он у меня есть в компьютере. Можем посмотреть.
— Да что-то не хочется, и поздно уже.
— Ну да, согласен. Приходи в выходные — посмотрим.
Он неопределённо покачал головой, словно говоря: «Ну, это как пойдёт».
— Ты прав, время уже позднее, заболтались, пора тебя отпускать, но так не хочется… Ещё только пара моментов. Я тебе их лучше сейчас запишу на листочке, а ты на досуге подумаешь.
Бегло обыскав комнаты, бумаги я не обнаружил. Пришлось взять свой командировочный лист из рюкзака, оттуда же я извлёк и ручку. Вернувшись на кухню, я стал записывать пункты как можно более абстрактно, чтобы чужой человек не понял, параллельно объясняя словами:
— Смотри, первое… Опять же не в службу, а в дружбу… Какие-нибудь треники и футболку сможешь привезти на пару дней? А то по квартире даже ходить не в чем.
— А чего сразу не сказал, я бы уже что-нибудь захватил?
— Боялся сглазить, вдруг с квартирой не срослось бы.
— Ладно, посмотрю.
— Спасибо. Если завтра на машине поедешь, с утра тогда завези, хорошо? Пишу: «Одежда». Важное второе: хорошенько подумай над операциями с долларом. Это гарантированная схема, нужно только взять взаймы побольше рублей, например под залог квартиры. Пишу «Деньги», чтобы не особо понятно со стороны, а тебе как памятка.
Он неприятно поморщился, видимо хотел что-то возразить, но я жестом его остановил:
— Не надо, пока подумай, позже придёшь с возражениями, можешь их вот тут записать. Напомню только, что риска никакого, я это точно знаю, уверен на 146 %. Теперь, третье: подумай, кому можно продать часы, или хотя бы, кто может знать тех, кому можно продать часы.
— Я уже подумал, завтра у Мишки Пешеходова аккуратно спрошу. Он с некоторыми крутыми бизнесменами знаком.
— Отлично! Пишу: «Продать часы». Теперь, странное: под каким-нибудь предлогом заведи разговор с Серёгой про его одноклассницу Катю Нетонущую…
— Это зачем ещё?
— Сложно объяснить, точно не за пять минут, но я чувствую, что это сейчас лично для меня это может оказаться очень важно. Тут я ни в чём не уверен, это просто ощущение.
— А что спросить-то надо? Да с чего я вдруг интересуюсь? Я что-то не пойму.
— Я предупреждал, что просьба странная. Хорошо, давай так, — я продумываю каждое слово, прежде чем сказать. — Припомни, пожалуйста, только очень тщательно, не рассказывал ли Серёга за последний год что-нибудь тебе или маме про Катю Нетонущую?
— Вроде, нет, — ему такая игра вслепую не нравится.
— Мне нужно точно, да или нет.
— Да не помню я. А в чём дело?
— Пока ещё ни в чём, — успокаиваю я, — пока я сам не уверен — просто предчувствие.
Я понимаю, что растрачу на сегодня запас хорошего отношения к себе мистификациями, и он из вредности не сделает ничего из списка, поэтому аккуратно даю «заднюю».
— В общем, если будет удобный момент, просто спроси, есть ли у Серёги такая бывшая одноклассница, и послушай, что он скажет. Если что, скажешь, что увидел тут на каком-нибудь документе такую редкую фамилию, показалась знакомой, вот ты и уточнил. Да, так вот прямо и скажи: «Серёг, а у тебя в лицее была одноклассница Нетонущая, да?», и просто послушай, что ответит. Или, если не уверен, попробуй спросить у мамы, у Нади, то есть.
— Ничего толком не понял.
— Ладно, пишу: «Катя Нетонущая», просто попробуй, если будет подходящий случай. Если нет — значит нет. И совсем последний и пустяковый пункт — захвати немного бумаги с работы, а то даже писать не на чем, а писать хочется. Кстати, и кальку не забудь, помнишь я просил? Записываю: «Бумаги».
Больше задерживать его не стал. Он быстро собрался, я вручил ему оторванный кусочек от листка со списком и пожелал спокойной ночи. Договорились, что утром он позвонит, если соберётся заехать. Снова, как и вчера, закрыв за ним дверь, почувствовал своё навалившееся одиночество, но сейчас не стал давать волю чувствам. Оперативно приготовил кровать, поставил заряжаться гаджеты, сходил в душ, прополоскал нательное бельё, повесив сушиться на батарее. Примерно через 20 минут с наслаждением скользнул под ещё прохладное одеяло и через минуту или две — уснул.