Глава 11

Глава 11


Вдох. Белоснежная прана вдыхается через нос и проходит по своду черепа, по затылку, вниз по позвоночнику, через средоточие в солнечном сплетении, ниже, туда, где у нормальных людей находится точка дантянь, угловой камень системы меридианов. И уже оттуда — она напитывает внутренние органы, наполняя их, насыщая энергией и силой.

Выдох. Прана собирается из каждого уголка тела и выбрасывается наружу коричнево-желтым, гнойным облаком, очищая организм.

Вдох. Крохотные коготки, раздирающие ее изнутри, никуда не пропали, боль и слабость по-прежнему с ней, но она уже не думает об этом. Когда болит все время, когда мир вокруг всегда немного желтоватый от боли — к этому нельзя привыкнуть, с этим скорее смиряешься. Пилюли Золотистой Ци было бы достаточно… но ее не достать тут.

Она открывает глаза. Смотрит в потолок. Деревянные балки и перекрытия, сверху прикрытые пальмовыми листьями. Когда идет дождь — обязательно где-нибудь да капает. Мама Чун борется с этим, посылает младшую Сумэй на крышу, найти место протечки и накрыть его большим пальмовым листом, но протекать начинает в другом месте.

— Старшая Тай! — а это одна из средних сестер, Сутан, невысокая, коренастая, с коричневыми, загорелыми руками и ямочками на щеках. Она поворачивается к ней, подсаживается и наполняет чашу водой из большого кувшина.

— Будете пить? — спрашивает она и Сяо Тай — кивает. Пить она хочет всегда. Дефицит Ци разъедает ее изнутри, мешая думать, мешая двигаться, вызывая постоянную жажду. Раньше она всегда гадала, что же будет, когда у нее кончится Ци, а пилюль рядом не будет. Теперь она знает. Слабость, такая, что руку не поднять, постоянная жажда и боль внутри. Сможет ли она восстановится? И сейчас она даже не ведет речи о том, чтобы снова летать на Лезвиях Ци, наслаждаясь силой и скоростью передвижения, или о том, чтобы уничтожать врагов Пушкой Гаусса. Хотя бы просто не испытывать постоянную боль внутри и нормально двигаться. А не так как сейчас — когда кажется, что к каждой руке и ноге привязали грузы по сотне даней весом.

Сутан помогает ей чуть приподняться и подносит ко рту чашку с водой. Чашка старая, выщербленная, глина плохо обожжена, на ней нет никаких узоров или поучительных сцен из древних, классических произведений, но ей сейчас не до этого. В чашке есть вода и этого достаточно. Она пьет, чувствуя, как живительная влага смачивает ей глотку, как она попадает прямо в желудок, на время пригасив пожар внутри. Сейчас бы обезболивающего, думает она. Может быть попросить Сутан сходить в лавку за вином? Побольше вина и она сможет заснуть вечером, а не страдать, ворочаясь в постели, мучаясь от болей внутри… интересно, опиаты тут уже в ходу или нет? Сделать опиум — ничего сложного, нужно только побольше мака, вот и обезболивающее… маковый отвар. На Руси таким поили младенцев, чтобы спали покрепче… ей сейчас такой не помешает.

И у алкоголя, и у макового отвара с опиатами есть важный недостаток — и то и другое сильно влияет на когнитивные способности. Человек тупеет, его креативность заметно снижается… однако болевой синдром имеет такие же последствия. Когда у человека что-то сильно и долго болит — человек тупеет намного быстрее, у него возникает синдром туннельного зрения, даже для выполнения простейших задач ему требуется намного много времени и сил. Так что выбор у нее невелик — или вино или опиаты. Вино хоть найти можно… алкоголь повсюду в ходу. Попросить Сутан сгонять в лавку? Она колеблется.

Все-таки Сяо Тай повезло — в очередной раз. Дети, что нашли ее в лесу, семья, что приютила ее, семья Су Жи — честные и порядочные люди. Она видит в каких условиях они живут, видит потрескавшуюся посуду, обтрепанные и заштопанные одеяния даже на старшей сестре и матери, видит, что в доме нет мужчины, есть только мальчик — младший, самый любимый и избалованный Жиминь. Рыбацкая деревня на острове Син, здесь наличие мужчины очень важно, мужчины выходят в море на своих лодках и добывают рыбу. Женщины — обрабатывают рыбу, а еще — ныряют в заливе в поисках жемчужных устриц. Устрицы хороши на вкус, но цель женщин — найти жемчужину. Выход в далекое море за рыбой вместе с мужчинами для женщин заказан, для них только залив и устрицы. Устрицами семью не прокормишь, а найти жемчужину, стоящую продажи — это редкая удача. Двум старшим сестрам этой семьи пока не везет, а тут еще и она им на голову свалилась.

Сяо Тай прекрасно понимает, что ее одежда, подвеска, нож, письменные принадлежности, поясная сумочка — все это стоит намного больше, чем содержать семью Су Жи в течении нескольких лет. Как-то незаметно она привыкла жить в роскоши, привыкла к тому, что все, на что она кладет свою руку или кидает взгляд — из серебра, нефрита и слоновьей кости, сделано руками лучших мастеров и стоит целое состояние. Здесь не так.

Тем более ценным является то, как тут о ней позаботились. Тем, кто нашел ее в лесу даже не нужно было ее убивать, чтобы забрать все что у нее было. Просто можно было отойти в сторонку и подождать. Но нет, ее принесли в деревню, напоили лекарствами, купленными на последние деньги, рыбным бульоном, обработали ранки на ногах и уложили в самую мягкую постель, которая только была в доме семьи Су Жи. И никто даже словом не заикнулся о том, чтобы потребовать плату. Это уже она сама — как в себя пришла, да поняла, что почем — настояла на том, чтобы ее нож продали, купили взамен простой, с деревянной рукоятью. Так и сделали, причем матушка Су Чун — принесла разницу в десять серебряных лян и долго извинялась что на их острове дороже не продать. И от денег за аренду, за постой и лекарства отказывалась. Правда уже не так убедительно, все же деньги семье Су Жи были очень нужны. Так что она все же дала себя уговорить. Сяо Тай торжественно вручила ей шесть лян с формулировкой «за то, что спасли мне жизнь». Матушка Су Чун — бережно убрала слитки, замотав в тряпочку и спрятав за семейным алтарем.

С тех пор отношение к Сяо Тай незаметно изменилось — внешне ничего не поменялось, так же поили ее рыбным бульоном, приглашали деревенского лекаря, шарлатана с козлиной бородкой, который никогда не отказывался плотно поесть и выпить за счет семьи, качал головой, бормотал что-то про «пять слизей» и горячку. Каждый вечер заботливая Сутан поправляла ей подушки, а когда требовалось сходить «до ветру» — придерживала ее при ходьбе. Но все равно, как будто бы выдохнула вся семья, ведь никто и не собирался просить у нее денег, но те деньги что они уже потратили на ее лекарства и еду — были последние. Шесть лян серебряными слитками — это большие деньги для рыбацкой деревушки. На это можно столько риса купить, что на год хватит. На островах рис ценился выше рыбы, рыбы тут было полно, а вот риса всегда не хватало. Так что с момента как в семье Су Жи появились деньги — все немного расслабились. Даже на всегда серьезном и сосредоточенном лице матушки Чун иногда стала появляться улыбка.

Так что с одной стороны эта Сяо Тай вполне может попросить эту энергичную Сутан сгонять в лавку за кувшинчиком-другим вина, даже денег с собою дать. А с другой стороны — неудобно как-то. Да и поможет ли? Она усмехается про себя и думает, что все не так уж и плохо. Потому что если бы ее совсем прижало, то она о приличиях бы и не думала.

— Сутан, а где младшие? — спрашивает она. Спрашивает просто чтобы начать разговор, а уже там, спросить насчет вина. Или маков. Растут ли тут маки? Еще если водится рыба фугу… но там с дозировкой очень и очень внимательной нужно быть. Где двое сорванцов, младшая Сумэй и Жиминь — они никогда днем дома не сидят. И то верно, что дома делать? Четыре стены, общая комната, даже кухня на улице. Дома разводят огонь только в дождливые дни, дома ничего интересного.

— Наверное опять Сифен-шишу достают. — говорит Сутан: — безногого старика, чей дом на пригорке. У него семьи не осталось, сын вместе с женой на материк уехали, внуков забрали, а он остался. Ловушки для крабов мастерит да корзины плетет. Сети починяет.

— Знаешь, я сегодня чувствую себя получше. — врет Сяо Тай, садясь в постели и морщась от боли внутри: — я, наверное, пройдусь, а?

— Господин Накадзима сказал, что вам лучше поберечься. — говорит Сутан: — еще воды пить будете?

— Что он знает, шарлатан эдакий. — ворчит Сяо Тай: — как он решил мне кровопускание сделать, да еще и лезвие не простерилизовал — так я сразу поняла, что он шарлатан. Гоните его в шею, он же тут всех сепсисом со свету сживет.

— Зря вы так про Накадзиму-сана. — обижается Сутан: — человек он уважаемый. В прошлом году вылечил дочку старосты, все думали, что умрет, ее тогда морские каппы проклятием наделили, все суставы болели и опухли, в животе крутило, лицо совсем серым стало, худющая стала — просто как скелет. А Накадзма-сан кровопускание ей сделал и излечилась она, а скоро у нее свадьба, на младшем Ване из семьи Жяо. Вот.

— Ну так конечно. У девчонки, судя по симптомам гемохроматоз был, ей терапевтическая флеботомия в самый раз. А у меня совсем другое, я даже диагноза подобрать не могу… дефицит Ци в организме, вызванный пенетрацией и прободением меридианов? Ересь какая-то… а этот ваш коновал ко всем с одним и тем же рецептом подходит. Кашляет — пустить кровь. Насморк — пустить кровь. Спина болит — кровь пустить. И так дальше по списку. Лучше помоги мне встать и одеться.

— Конечно. — Сутан помогает ей приподняться и обтирает спину сухим полотенцем. Сяо Тай вспоминает как покраснел юный Жиминь и пулей вылетел из дома в первый раз при такой процедуре… все же отдельных комнат в доме не было, сама Сяо Тай ложной скромностью не страдала, а местные тоже относились ко всему попроще. В рыбацкой деревушке даже девушки могли ходить с голыми ногами и босиком, немыслимое для Северных провинций дело. Все потому, что многие девушки тут были ныряльщицы, для них сигать с борта лодки вниз голышом, сжав ногами тяжелый камень — привычное дело. Нет, можно конечно и обернуть чресла полоской ткани, однако, чтобы полностью в ханьфу замотаться, да еще в несколько слоев — никто так делать не будет. Одежда намокнет и вниз потянет, движения будет сковывать. Неудобно и даже рискованно. Так что на побережье в рыбацкой деревушке на острове Син — вполне можно встретить девушек в небрежных травяных юбочках и с полоской ткани, едва прикрывающей грудь. Конечно, уважаемые люди так не ходят, кто может себе позволить купить много одежды и носить ее каждый день — так и делает. Но это неудобно. Однако же в Поднебесной принято считать, что именно белая кожа и огромное количество одежды на девушке — признак знатности и хорошего воспитания. Загорелые и мускулистые ноги девушек-ныряльщиц местных Дон Жуанов только отпугнут. В каждом веке — свое понятие о красоте и полноватые красотки Рубенса, Брейгеля и других фламандцев не пользовались бы спросом в двадцатом веке. Полноватые, рыхлые тела, сдобные словно сладкие булочки из белой муки — каждому времени свой идеал красоты. В Поднебесной идеальная девушка — с белой кожей, прилично одетая в подобающее платье, умеющая поддержать беседу и знающая классическую литературу и поэзию, с маленькими ступнями (лепестки лотоса) и руками, не ведающими физического труда.

Сама же Сяо Тай наконец радуется тому, что можно не одеваться как капуста — сперва нижние штаны из хлопчатобумажной ткани, потом рубашку, потом халат-пао, потом накидку, широкий пояс, еще один пао, пояс, прическа, головной убор…

Пользуясь тем, что в рыбацкой деревушке можно ходить как попало — она одевала только один халат сверху. Внизу же у нее было нижнее белье, та самая полоска ткани, которую так лихо оборачивали вокруг бедер ныряльщицы, еще одна полоска вокруг груди и все. Ах, да боты из высушенных и переплетенных полосок коры какого-то местного дерева. Слегка похожи на лапти, но поизящнее, с претензией на «женскость». С таким, задранным носиком. Учитывая, что ее нога все еще замотана в бинты, а ступни все еще чувствительны — и правильно. Она пока еще не может как местные девчонки — гонять по улицам босиком.

— Наверное нужно и верхнюю одежду мою продать. Что думаешь, Сутан? — спрашивает вслух она, пока Сутан помогает ей вытереть пот с тела и замотаться в полоски нижнего белья.

— Что вы такое говорите, Старшая Тай⁈ — всплескивает руками Сутан: — никак нельзя! Еще нож ваш можно было продать, потому как не по статусу вам с ножом ходить, но одежду! Никак нельзя! А что если кто-то из ваших знакомых в гости явится? Сумэй и Жиминь на том пляже оставили указания, все как вы просили. Они вот явятся, а вы… без нормальной одежды. Нет.

— Да при чем тут одежда…

— Одежда человека показывает кто он есть. — поднимает палец Сутан: — в нашей деревне вы еще можете в одном халате ходить, потому как все уже знают кто вы есть такая. А другие люди как узнают? И вы еще хотели вообще без халата разгуливать, словно вы ныряльщица!

— Ну так тебе можно. — указывает Сяо Тай на гладкую, загорелую кожу Сутан, которая как раз одета в «две полоски» ткани на ней и травяную юбочку.

— Я не знатная дама. У меня нет нефритовой подвески, шелкового одеяния и я не являюсь родственницей Императора!

— Да не являюсь я родственницей никакого Императора. — морщится Сяо Тай: — понапридумывали тут.

— В любом случае вы — знатная дама, пусть и хотите остаться неузнанной. — пожимает голыми и загорелыми плечами Сутан: — а я — ныряльщица из рыбацкой деревушки. А вы слишком много времени на солнце проводите. У вас уже лицо чернеть начало… если так продолжится, вас скоро от нас не отличить будет.

— И пусть. — говорит Сяо Тай, опираясь на руку Сутан и вставая на ноги: — и черт с ним. Тут главное — поправится. Солнце мне на пользу идет. Витамин Д, знаешь ли… и вообще, есть у меня ощущение, что мне вроде как полегче на солнце, если ему тело подставить.

— Постарайтесь только чуточку подальше от деревни отойти, если опять на солнце лежать будете. — говорит Сутан: — а то в прошлый раз прямо на пригорке устроились. Ребятня подумала, что вы умерли. И не снимайте верхнюю полоску, неприлично своей грудью светить. Мы тут пусть и рыбаки, но правила приличия ведаем. И так из-за вас юный Жиминь уже решил, что в монастырь не пойдет… за что спасибо конечно. Но вот то, что он теперь думает, что вы его жена будете как он вырастет… так что пожалуйста не снимайте верхнюю полоску, хорошо? Понимаю, что вы знатная дама, вам все равно, а мальчик потом страдать будет.

— Не буду я ничего снимать. — закатывает глаза Сяо Тай. Действительно, когда она лежит под прямыми лучами местного солнца, ей как будто легче становится. Неужели палящие лучи солнца немного восполняют Ци? Или они просто обжигают кожу и согревают ее? Пусть даже ей немного лучше — это немного стоит того, чтобы взять бутыль вина в местной лавке и проследовать на ту самую полянку, где ее и нашли. Лечь там посредине и закрыть глаза. Если лежать слишком долго, то она получит солнечные ожоги… все будет потом чесаться и кожа слазить кусками, но зато внутри болеть будет не так сильно. Раньше она всегда с собой брала пустотелый сосуд из тыквы, наполненный водой, но сегодня… сегодня она зайдет в лавку и возьмет вина покрепче. Стыдно, да. Но лучше, чем страдать. Она от этой боли и не понимает толком ни черта, сосредоточиться не может.

Так что к черту приличия и стыд, она пойдет в лавку, возьмет бутыль вина… нет пару бутылей, а потом пойдет на поляну и выпьет все там. И будет лежать на солнце, пока боль не пройдет. Что дальше? Там посмотрим.

— Дай мне мой пояс, — просит она Сутан: — я в лавку зайду, куплю кое-чего.

— Конечно, Старшая Тай, — Сутан передает ей поясную сумку. Она берет оттуда один серебряный слиток. Кувшин хорошего вина стоит не так уж и дорого, действительно хорошего вина тут не так много. А ей важен не вкус а крепость… так что сдачи ей медными монетами целый мешочек должны отсыпать. Сумочку нужно взять с собой. Она позволяет Сутан накинуть ей на плечи халат-пао, подвязать его спереди, затянуть пояс и берет в руки свою трость. Да, трость, она все еще не так уверенно держится на ногах.

— Далеко не ходите, Старшая Тай. — напутствует ее Сутан: — берегите себя. И долго тоже не будьте. Сегодня вечером будет ваша любимая жаренная рыбка с рисом. Возвращайтесь поскорее. Если увидите Сумэй и Жиминя — скажите, чтобы домой шли.

— Скажу.

— Долго не ходите, видите — тучи собираются. Вечером буря будет. Наши уже с моря начали возвращаться.

— Хорошо, Сутан. — Сяо Тай всовывает ноги в плетеные из коры ботиночки и шаркает к выходу, помогая себе тросточкой. Мда, думает она, видел бы меня сейчас генерал Лю…

Загрузка...