Свободный мир

XXIX

Джил проводила очередной скучный вечер в одном из баров гастрономического квартала. В отличие от Гения личная жизнь у неё не клеилась, все потенциальные партнёры от неё попрятались, и у Джил было смутное подозрение, что это всё оттого, какая незавидная участь постигла Эс. К тому же вполне возможно, что на её привлекательность для противоположного пола как-то повлияла бдительная охрана, со всех сторон обступившая её стол. Да и вообще Джил, несмотря на неприязнь к отцу, начала понимать его маниакальную подозрительность в отношении вешавшихся на него женщин. Она, как без пяти минут новый глава Третьего сектора, чувствовала примерно то же самое: недоверие ко всем своим, даже старым, поклонникам. Но несмотря на это, несмотря на то, что свежа ещё была в её памяти история с Эс, она морально не готова была проводить вечера в доме, который при всём своём продуманном дизайне гораздо больше напоминал ей бомбоубежище, чем жилое помещение. Да, её отец понимал выражение «мой дом — моя крепость» слишком буквально.

Но пока Джил, в лучших своих бриллиантах и со сложной причёской, изо всех сил старалась делать вид, что отдыхает, нехорошее предчувствие, преследовавшее её с самого утра, всё никак её не покидало. Больше всего Джил раздражало то, что, несмотря на освобождение Гением его отдела в полном составе, он совершенно не находил времени на нормальную встречу с ней. Она ожидала от него хоть какой-то реакции на содержимое внешней памяти Эс, ожидала, что он займётся расшифровкой того фрагмента, который не удалось вскрыть её специалистам, но он то ли абсолютно не торопился этим заняться, то ли (что было гораздо хуже) что-то от неё скрывал. Когда ей удалось застать его утром в отделе, их разговор свёлся к решению назначить первое совещание совета, принимающего на себя управление MJ, на один из следующих дней. Гений так спешил от неё отделаться, что это просто не могло не внушать подозрений.

Что ж, предчувствие Джил не подводило, хотя, конечно, оно и не простиралось настолько далеко, чтоб отразить всю печальную действительность ситуации, в которой она находилась. В те самые минуты, когда Джил пила вино, задумчиво разглядывая чёрную площадь, залитую светом сотен прожекторов, против неё и против благополучия её корпорации плелись сразу два параллельных заговора, ни одному из которых она в тот момент при всём желании уже не смогла бы помешать.

В этот самый момент в доброй половине зданий корпорации погас свет, а Эмри рассмеялась тому, насколько она перестаралась. Вот только Джил не могла всего этого заметить, поскольку с первого этажа ей была видна лишь главная площадь.

Зато это тут же заметил Роулс, ужинавший с другой стороны площади, правда, на высоте третьего этажа. «Неприятности в отделе? — подумал он. — Вот вам и неприятности».

Он почувствовал себя крайне неуютно, потому что Гений, покинувший его пять минут назад, явно догадывался о том, что происходит, но не счёл нужным поставить его в известность. Он почувствовал себя ещё более неуютно оттого, что не мог выйти на связь с большей частью членов комитета, находившихся в секторе. У него было слишком мало времени на принятие верного решения. Но (это знали все) Роулс, во-первых, никогда не ошибался и, во-вторых, всегда имел план Б. Так что если что-то и могло вывести его из привычного расположения духа, то уж точно не маленький и крайне непродуманный корпоративный переворот в исполнении Эмри и товарищей.

Роулс просидел ещё ровно четыре минуты, ожидая сообщений и звонков от коллег или Гения, и, когда никто из них так ему и не ответил, спокойно встал со своего места и в полном одиночестве проследовал к лестнице, которая спускалась на одну из мелких улочек, выходящих на центральную площадь. И уже отойдя от лестницы на приличное расстояние, он в полной мере оценил свою проницательность, боковым зрением заметив группу вооружённых людей, судя по всему разыскивающих вход в только что покинутый им зал.

Что ж, помогать им было вовсе не в его планах. Если до этого момента у него вообще было некоторое сомнение относительно этих самых планов, то тут всё окончательно встало на свои места.

В этот же самый момент Моррван, сам не верящий в то, что всё прошло успешно, вырвал жёсткий диск с копией А-17 из разобранного устройства и бросил на пол, приготовившись в него стрелять. С ним были ещё двое из организации освобождения, но даже это оказалось излишней мерой предосторожности. Эмри блестяще всё спланировала.

И в этот же самый момент Самойлов и двое его ближайших подчинённых, распугивая предусмотрительно опускающихся на пол и разбегающихся в разные стороны сотрудников, также практически добрались до точки назначения, обозначенной на карте. Двери были открыты, и препятствием к выполнению плана стало лишь то, что они все, несмотря на подробные объяснения Эмри, были не вполне уверены в том, как разбирать устройство. Но поскольку само оно оказалось не слишком большим, они просто вырвали его из креплений, планируя забрать с собой.

Эмри почти добралась до здания технического отдела. Несмотря на то, как активно она подбадривала своих сообщников, сама успокоиться и поверить в успех плана она так и не могла. И хотя Эмри прекрасно понимала, что Гений проницателен лишь в неразрывной связи с А-17, а сейчас он должен ужинать с Роулсом и, уж конечно, никак не должен успеть добраться в отдел быстрее неё, ей всё равно было страшно. Да, она делала именно то, что должна была делать в сложившихся обстоятельствах, но Моррван заблуждался в её отношении: Эмри была отнюдь не лишена страха. И всё же Эмри не просто рисковала собой, она рисковала жизнями других членов комитета и остатками организации освобождения, потому что другого выхода у неё не было. У неё в голове уже были контуры плана Роулса, который он так старательно от них скрывал, и этот план внушал Эмри гораздо больший страх, чем всё остальное, что могло или не могло с ней произойти.

Но все её страхи имели значение лишь в той степени, в какой она позволяла им контролировать себя. Улыбаясь и не теряя своей обычной наглости, она вошла в отдел и даже поздоровалась с узнавшими её сотрудниками. Улыбалась она в том числе и той мысли, что ей не нужен был ни автомат, ни сопровождение, ни А-17, ни даже маленькое выключение света, чтобы просто взять и войти в кабинет Гения. Какая всё-таки неосмотрительность с его стороны настолько доверять ей.

Она открыла дверь и села за его стол, ища глазами пульт управления системой. В кабинете всё, кажется, было на своих местах, а в ящиках, в которые, видимо, никто, кроме Гения, не заглядывал, она обнаружила ужасно много старых микросхем вперемешку с другим, в том числе и ей когда-то принадлежавшим, барахлом.

«Ну что ж, к чёрту пульт», — подумала она, поднимаясь из-за стола. Она не имела права терять ни минуты.

Эмри наклонилась перед корпусом А-17, пытаясь максимально быстро решить инженерную задачу века: разбирать или бить. Второе, учитывая плохо слушающиеся её руки и отсутствие сообщений о задержании Гения, который мог объявиться здесь в любой момент, было бы предпочтительнее, но материал корпуса выглядел уж слишком необнадёживающе прочным.

Честно говоря, Эмри надеялась просто воспользоваться хорошо известными ей алгоритмами уничтожения системы и теперь, когда она поняла, что ей это не удастся, с трудом сохраняла самообладание.

В очередной раз перестаравшись с электричеством и обесточив по меньшей мере весь технический отдел, она при бледном свете фонаря вновь наклонилась к корпусу А-17, выбирая место, с которого удобнее всего будет скрутить крышку.

Джил, один из охранников которой лаконично сообщил об угрозе её безопасности, даже не услышала его, поскольку её взгляду предстала совершенно нереальная картина: мимо витрин бара прошёл, тревожно озираясь, сам глава Комитета по этике. Заметив Джил, он тут же отвернулся и ускорил шаг. Джил от изумления открыла рот, но её замешательство продлилось недостаточно долго для того, чтоб Роулс успел далеко уйти.

— Тебе помочь? — спросил Гений, глядя на тщетные попытки Эмри разобрать А-17.

Она предсказуемо дёрнулась и отступила назад, слишком поздно заметив его в дверном проёме.

— Может быть, ты это ищешь? — спросил он, демонстративно уронив на пол пульт управления. — Или, может, тебе помочь отвёртку подобрать? А то, ты знаешь, мне, конечно, интересно наблюдать за тем, как ты тут копаешься, но уже даже жаль тебя становится.

С не менее демонстративным видом он снял крышку со стаканчика кофе и вылил его содержимое на пульт, разумеется забрызгав всё вокруг, в том числе собственные брюки.

— Долго репетировал? — поинтересовалась Эмри.

И хотя она усиленно делала вид, что всё происходящее её не слишком волнует, это, конечно, было не так. Она всё поняла: Гений давно уже был в курсе заговора и просто развлекался, наблюдая за их тщетными попытками уничтожить систему управления А-17. Он был в отделе настолько раньше её, что даже успел придумать и разыграть этот маленький бессмысленный спектакль.

— Чистая импровизация, — ответил он и, отшвырнув пустой стаканчик ногой, сделал несколько широких шагов в направлении Эмри.

И если прежде она стояла и наблюдала за происходящим с самым невозмутимым видом, то это её испугало, и она шагнула, точнее даже будет сказать, отшатнулась, в сторону от него. Впрочем, такое решение было далеко не лучшим с её стороны, потому что в итоге Эмри оказалась в углу кабинета, находившемся дальше всего от двери.

Гений рассмеялся.

— Мне льстит, что ты так меня боишься, но послушай, я всего лишь хочу тебе помочь, — сказал он тем же безумным тоном. — Тебе, наверно, тяжело было сделать это самой, правда, дорогая?

Эмри показалось на какое-то мгновение, что она спит, настолько всё происходящее было похоже на один из её ночных кошмаров. Она, приложив ладонь ко рту, наблюдала, как он отрывает корпус А-17 от пола, размахивается и выбрасывает его в окно. Предвидя дальнейшее, Эмри закрыла голову руками, но стёкла разбитого окна каскадом ссыпались вниз, не задев ни его, ни её. Впрочем, глядя на Гения, Эмри подумала, что, даже если бы осколок стекла впился ему в ногу или руку, он бы вряд ли это заметил, настолько безумный вид у него был в этот момент.

— Я всё сделал из твоей программы? Можем теперь пойти домой?

Эмри, которой уже начало казаться, что она сама сходит с ума, всё никак не удавалось понять, что только что произошло. Но всё же она была ещё достаточно адекватна для понимания того, что в мире есть гораздо более приятные места для рассуждений на эту тему. Не отлипая от стенки, к которой она сама же и отошла, Эмри с самым миролюбивым своим видом направилась к двери.

— Увидимся дома, — сказала она, нервно улыбнувшись.

— Ага, конечно, — ответил он ей вполне серьёзно. — Хватит шуток на сегодня.

— У тебя, если честно, так себе с чувством юмора, — не менее серьёзно ответила она, всё сокращая расстояние до двери.

— Уж не думаешь же ты от меня убежать? — с нескрываемым любопытством поинтересовался Гений.

Эмри подумала, что это, пожалуй, и правда будет ещё глупее, чем пытаться у него под носом разобрать А-17, и остановилась.

— Сядь в кресло, — сказал он, но Эмри его не послушала, потому что, хотя он, несомненно, мог бы достать её и из-под земли, самой приближаться к нему ей не слишком хотелось.

— Ты не поняла меня? — спросил он таким тоном, что Эмри тут же забыла своё предыдущее опасение и села, несмотря на то, что теперь он оказался прямо за её спиной.

— Так чего ты от меня хочешь? — спросила она с вернувшимся к ней безразличием в голосе.

— Мне тут твой друг Роулс предлагал применить к тебе А-17, снова жениться на тебе и жить с тобой долго и счастливо.

Эмри рассмеялась тому, насколько безумно было это предложение.

— Да, ты права, это смешно, и это совершенно не то, чего я от тебя, как ты говоришь, хочу.

«Ну конечно не то, — подумала Эмри, — ты же лицемер».

— Так что тогда тебе нужно? Чтоб я оставалась с тобой из-за того, что ты меня запугиваешь? О, ну это полностью меняет дело.

— Да что ты, — сказал он даже как-то грустно, — я всего лишь хочу, чтобы ты хоть раз в жизни сказала мне правду. Я хочу знать, что такого плохого я тебе сделал, что ты согласилась выйти за меня замуж. Хочу знать, чем я заслужил то, что ты продала все наши секреты комитету. Мне, конечно, совершенно непонятно, что подвигло тебя спустя неделю с момента нашего не слишком приятного расставания завести роман с таким болваном, как Эс. И мне не менее интересно, почему ты постоянно была милой и флиртовала со всеми, буквально со всеми, кроме меня? Неужели ты совсем никогда меня не любила? Почему ты продолжала это делать, видя, как я страдаю от ревности? Почему тебе не жилось спокойно, когда ты приехала в сектор? Зачем тебе понадобилось лезть ко мне? И самое мне непонятное: почему ты не сказала мне про Эс? Уж неужели потому, что так боялась меня разозлить? И почему, наконец, ты пыталась, хоть и довольно бесполезно, спасти меня в тот день, когда твой Эс застрелил Мелджена?

«Правда? — подумала Эмри. — Что вообще такое правда в данном случае?»

Она прекрасно понимала, что он ждёт вполне конкретную правду. Он всё это и так знает, но хочет услышать от неё. И скажи она хоть слово, не соответствующее его ожиданиям, кто знает, что из этого выйдет.

— И что же ты сделаешь после того, как узнаешь… правду? — спросила она, хотя, наверно, в этом вопросе не было особенного смысла. Эмри просто оттягивала момент начала исповеди.

— Применю к тебе А-17, разумеется, — спокойно ответил он. — Теперь это неизбежно, что бы ты ни сказала. Так что, пожалуйста, хоть сейчас меня не обманывай. Да и как ты понимаешь, правду я всё равно скоро узнаю.

Она ещё некоторое время собиралась с мыслями.

— Ну что ж, вот тебе твоя правда. Если я почему-то её скрывала, то лишь из соображений сострадания по отношению к тебе, — Эмри замолчала, но Гений не спешил её прерывать, и она была вынуждена продолжить: — С самого нашего знакомства ты всегда казался мне настолько странным, что я и мысли не могла допустить о том, чтобы между нами могли быть какие-то чувства. Это ответ на твой вопрос: нет, я никогда тебя не любила. Мне продолжать?

— Конечно, — Гений обошёл кресло и медленно опустился на пол перед Эмри, внимательно глядя на неё. Её руки тряслись, но голос оставался абсолютно спокойным.

— Я вышла за тебя замуж, потому что у меня был выбор между тем, чтоб рисковать умереть с голоду в секторе или получить официальный документ без всяких обязательств, как ты мне предложил. Скажи, что бы выбрал ты сам? Да, ты можешь сказать, что это беспринципно, но уж как есть.

Он молча кивнул.

— Ты хочешь знать, как я к тебе всегда относилась? О, ты ужасно раздражал меня тем, что о тебя все всё время вытирали ноги, а ты этого даже не замечал. И я правда старалась сделать тебя лучше, что мне, естественно, так и не удалось, несмотря на все мои попытки тратить твои деньги быстрее, чем ты их зарабатываешь, и заставлять тебя ревновать меня ко всем подряд. Всё это было бесполезно: ты мог только злиться и психовать от собственного бессилия.

— Продолжай, — сказал он, глядя на то, как её левая рука прыгает по ручке кресла. Он решил, что это всё, конечно, потому, что в кабинете теперь не хватает половины остекления.

Эмри обхватила левую ладонь правой и продолжила:

— Что ж, я очень долго считала тебя просто странным, неподходящим мне, но в сущности неплохим человеком, пока ты всё это не перечеркнул. И ты знаешь, что больше всего меня возмутило? Не насилие само по себе, хотя и этого было бы уже вполне достаточно, чтобы ты прекратил для меня существовать. Нет, это всё твои оправдания. Вот что было самым отвратительным во всей этой истории. Ты никогда даже не жалел о том, как ты поступил со мной, потому что у тебя всегда оказывался виноват кто-то другой.

— Так ты читала мои письма, — удивился Гений.

— Ты слишком-то не обольщайся, — Эмри усмехнулась. — Считай это любопытством с моей стороны. Так вот, если ты считаешь, что сломал мне жизнь, этого, конечно, не произошло. Я же не ты, в конце концов. И я не особенно, как ты знаешь, сокрушалась.

— Знаю, — сказал он.

— И ты должен быть действительно не в себе, чтобы не понимать, чем Эс был лучше тебя. Буквально — всем. Позволь же мне открыть тебе глаза. Ты, наверно, считаешь, что отношения в паре — это какая-то магия? Ну что ж, я всё равно расскажу тебе, почему нормальные люди завязывают близкие отношения, даже если ты меня об этом не просил. Это происходит только тогда, когда влечение, заметь, взаимное, совпадает с жизненными ценностями. Я уж не говорю про всякие мелочи вроде интересов и всего в таком духе. Что из этого было у нас с тобой? Я считала и сейчас тем более считаю все твои взгляды, всю твою деятельность преступной и аморальной. Этого ничем не изменить. Я всегда ненавидела корпорации, и сейчас ненавижу MJ даже больше, чем тогда, когда мне было семнадцать, и в первую очередь благодаря тебе. Почему после того, как ты ясно дал мне понять, что не выпустишь меня из сектора, я пришла к тебе? Ха. Да потому что ты вынудил меня это сделать, разве не ясно?

Гений захотел извиниться, но подумал, что это уже не имеет значения и промолчал.

— Итак, почему я не сказала тебе об Эс. Ты правда рассчитывал, что я буду тебе доверять? — Эмри выдавила из себя невесёлый смешок. — Ладно, раз уж я сегодня говорю правду, я вообще-то собиралась рассказать тебе о нём. Но как-то так вышло, что он меня предал, и я подумала, а зачем? Какой вообще в этом смысл?

— Но постой, — Гений впервые перебил её, — у вас же были близкие отношения. Он должен был быть тебе дорог. Что ты вообще за человек такой?

Ему показалось, что Эмри так зло посмотрела на него из-за того, что он пытался узнать у неё что-то слишком личное. Впрочем, он прекрасно понимал, что скоро у неё не останется вообще ничего личного.

— Я не прощаю таких вещей, как предательство, — сказала Эмри, добавив с мягкой полуулыбочкой: — И тебе не советую.

— Приму к сведению, — он кивнул и, кажется не заметив её иронии, продолжил:

— Так вот мой последний вопрос: почему ты спасла меня в тот день, когда Эс планировал моё убийство?

— Я думала, ты уже догадался, — Эмри пожала плечами. — Это же очень глупый вопрос. Я сделала это, потому что Роулс сказал мне это сделать. И он же подсказал, у кого в корпорации достать оружие. Всё, о чём он просил меня, вообще выглядело очень даже благовидно, пока я не узнала, что вы с ним в заговоре. Хотя, конечно, у меня были подозрения ещё с того момента, когда он отправил меня в Четвёртый сектор. Он ведь, наверно, и допуск даже не постарался получить, отправил меня туда, да и всё. Он просто воспользовался тем, что я ему безоговорочно доверяла.

— Ясно, — сказал Гений, и по его лицу Эмри поняла, что ничего нового для себя он не услышал. — Ты хочешь сказать ещё что-нибудь напоследок?

Он уже догадывался, что именно нужно изменить в её внешней памяти, чтобы сделать из злобной Эмри её более добрую и покладистую версию. И это было ужасно смешно и непонятно, но ему совсем не хотелось применять к Эмри А-17: она вполне нравилась ему такой. Он вовремя вспомнил о том, что у него нет больше выбора и всё это уже совершенно неважно.

— Я хочу сказать, что тебе должно быть стыдно за себя. Ты просто жалок, и именно поэтому ты никогда ничего не мог получить добровольно. Вот и этому я теперь не удивляюсь, я знала, что этим всё и закончится. Хочу сказать и ещё кое-что: я предпочла бы умереть на границе с Четвёртым сектором, безусловно. Какого количества разочарований и боли мне тогда удалось бы избежать. И что со мной будет теперь, я не знаю, но, конечно, это куда хуже, чем умереть.

Он ожидал, что она будет плакать или перейдёт на крик, но Эмри даже не изменилась в лице.

— Ах да, чуть не забыла, — сказала она после непродолжительного молчания. — Даже это твоё изобретение ничего нового из себя не представляет. Ты думаешь, ты заинтересовал Роулса своей гениальностью? Ха. Да на тебя просто ничего не стоило повлиять. В твоём изобретении нет совершенно ничего оригинального. Ладно, даже если у Третьего сектора есть какое-то превосходство, оно связано вовсе не с твоим талантом, нет. Это всё наглое многолетнее нарушение договоров о сборе личных данных, ничего больше. И ты сам, уж не знаю, что ты там о себе возомнил, не представляешь из себя ничего особенного. Вот теперь я сказала всё.

Она скрестила руки на груди и отвернулась.

«Ну, вот и всё», — подумал Гений, даже удивившись тому, как безболезненно для него прошла эта её исповедь. Он и правда всё это знал, знал настолько хорошо, что даже никогда всерьёз не ставил под сомнение. В те минуты, когда он был с ней счастлив, он никогда логически не оспаривал всех доказательств нелюбви Эмри, он их просто игнорировал. Так что ничего особенно страшного не произошло. «И уже не произойдёт», — подумал он с чувством умиротворения. Он даже пожалел, что не придумал какой-нибудь специальный рычаг для А-17 с её именем, подписанным под ним. Это бы очень соответствовало моменту. Впрочем, для управления А-17 ему вовсе не нужны были ни рычаги, ни кнопки, ни даже выброшенный им из окна старый корпус устройства. Всё-таки за последние двадцать лет технологии Третьего сектора шагнули вперёд.

И конечно, применив к ней после стольких мучений А-17, Гений хотя бы примерно представлял, что он узнает.

— Что-о? — спросил он и от неожиданности вскочил на ноги.

— Что? — устало спросила его ничего не подозревающая Эмри.