— Никогда бы не подумал, что у тебя есть такие знакомые! Что это ещё за фрукт? Что, такую, как ты может связывать с таким, как он?
В голосе блондина слышалось нечто, весьма напоминающее ревность.
— Когда он успел уйти? Почему я этого не помню? Что вообще происходит? — продолжал сыпать Ди вопросами.
Вопросами, на которые так трудно дать честные ответы.
Николь вздохнула и протянула ему вторую чашку с заваренными волшебными травками.
— Человек, которого ты видел, не плод твоего больного воображения. И, как видишь, я даже успела переодеться, пока ты… — она нахмурилась, пытаясь подобрать нужные слова, но мысли цеплялись за какие-то зазубрины, как тяжёлые ноги пьяницы за асфальт. — Пока ты приходил в себя, — вздохнула она.
— Приходил в себя после чего? Я ничего не принимал. Не понимаю…
— Не понимаешь, — согласилась Николь. — Всё, что происходит с тобой в последние дни, Ди, совершенно реально и никак не связано с твоими дурными привычками. Твои видения в ирреальном коридоре; само-появляющиеся и само-исчезающие двери, бегущие по потолку девицы — всё это не бред и не мираж.
— Я не помню, чтобы рассказывал тебе о ночных видениях? — нахмурился он.
— Ты не рассказывал.
— Так откуда ты знаешь?
Николь не терпелось выпутаться из паутины лжи. Не терпелось рассказать ему правду.
Они сидели на маленькой, такой обыденной, кухне, где каждый предмет казался далёким от всего, что можно было бы назвать потусторонним или мистическим.
Солнце светило ярко. В такой обстановке никто не боится демонов. А демоны всегда рядом
— Потому, что я была там, Ди. Была с тобой этой ночью. И — в другие. Это всегда была я.
Она рывком стянула с руки зачарованные кольца и человеческий облик, тот, который сама Николь считала «настоящим» лицом, слетел с неё, словно маска. Открылась вторая сущность — рыжая, яркая, дерзкая. Приковывающая взгляд почти так же, как приковывал к себе внимание людей Клод.
— Изабель?.. — выдохнул Ди изумлённо и потряс головой, словно пытаясь развеять морок.
— Нет никакой Изабель. Есть только я.
— Что это? Что происходит? Я сплю или — брежу?..
— Той ночью в клубе ты встретил меня. И потом. Все три раза.
— Что это? Галлюцинация⁈ Или какой-то гипноз? Что за трюк? Что за… — выматерился он, вскакивая с места.
Видя, что он близок едва ли не к истерике, Николь вернула кольца на месте, вновь становясь белокурым ангелочком.
— Я пытаюсь быть с тобой честной, но, похоже, это плохая затея. Кажется, правда сводит тебя с ума.
— Я ничего не понимаю! — он, словно обессилев, опустился обратно на стул, не сводя с Николь воспалённых, покрасневших от бессонницы и сосудов, глаз.
И Николь поняла, что проиграла свою бесполезную войну. Войну, наверное, обречённую с самого начала. Люди сотворены такими, что не могут в реальности принять мысль о сверхъестественном. Их программа даёт сбой, и они сходят с ума ещё до того, как любой сверхъестественное существо вступит с ними в союз Иллюзией была сама мысль о компромиссе. Миражом — надежда о возможности существования среди людей.
Ей придётся уйти на Теневую Сторону. Покинуть привычный мир. Но ещё страшнее была мысль о том, что её поступок может навредить и без того шаткой психике Дианджело.
Ощутив прикосновение к своему плечу, Николь подняла голову. Ди сидел рядом на корточках. Его взгляд был напряжённым, вопрошающим и внимательным. Никогда прежде он не смотрел на неё так.
Оторвавшись от её плеча, его рука заскользила по волосам Николь, осторожно зарываясь в пряди. Как если бы она была тигрицей с острыми клыками и зубами, а он, рискуя, пробовал бы границы дозволенного, гладя по шелковистому боку в чёрно-жёлтую полоску.
— Не плачь, — утешающе проговорил он.
— Не буду, — пообещала она.
Его руки сомкнулись на её плечах, а взгляд по-прежнему что-то выискивал.
Слегка сжав пальца на её плечах, Ди повторил вопрос:
— Кто же ты на самом деле?
— Меня правда зовут Николь, но я не человек. Вернее, не совсем человек. Я — суккуб. Наполовину.
— Суккуб?.. Серьёзно? Как в Ведьмаке?
— Я не читала «Ведьмака».
Ди, не сводя с Николь взгляда, медленно, один за другим, вновь снял кольца с её тонких пальцев. С последним кольцом её волосы вновь изменили цвет, завиваясь в крутые кольца вокруг истончившегося, изменившегося лица, а фигура приобрела те самые очертания, от которых у любого нормального здорового мужика в штанах твердеет.
— Как же такое возможно? — потрясённо выдохнул он.
— Сама хотела бы знать.
— Суккуб, значит? — на его бледные губы вернулась прежняя усмешка. — Так вот почему я никак не мог выбросить тебя из головы! Это всё магия?
— Боюсь, что так.
— И какого это — быть суккубом?
— Мне не нравится. Но от этого ничего не меняет.
— Как такое можно принять?
— Я могу заставить тебя обо всём забыть. Ничего, что случилось сегодня, ты не вспомнишь. Будешь верить, что вчера на условленное место Изабель так и не пришла. В твоей памяти мы не встретимся. Ты забудешь всё: и как я неловко бегала за тобой по потолку, и как потом неловко объяснялась…
— «Обливиэт»? Как в Гарри Поттере?
Николь грустно кивнула:
— Угу.
— Что ещё ты заставляла меня забыть? — сердито спросил он.
— Ничего, — покачала она головой.
— Я должен в это поверить?
— Ты ничего мне не должен, но это — правда.
— Ладно, положим. Почему ты выбрала меня? Мою мать и брата ты тоже околдовала?
— Никого я не околдовывала. Твоя мать и так всё знала. А твой брат… он не до конца понял, что я такое, но знает о моих сверхъестественных способностях.
— Моя мать всё знала?..
— Она дружила с моей мамой с детства. Благодаря помощи подруги-ведьмы девчонка из нижних кварталов смогла подняться так высоко по социальной лестнице. Без магии такого не случается.
— Твоя мать тоже была суккубом? — продолжал Ди вести допрос.
— Ведьмой она была. Влюблённой в инкуба.
— Моя мать знает о ведьмах, колдунах и суккубах — в голове не укладывается! Так получается, что она окрутила моего отца при помощи магии?
— Да. А ещё она хотела, чтобы мной заинтересовался ты. Больше, чем интересуешься своей «дурью». Я с самого начала сказала твоей матери, что миссия не выполнима, но она — настаивала. Ей трудно в чём-то отказать.
— Понимаю.
— Когда я встретила тебя в том клубе, впервые, я не знала, кто ты. У тебя же на лбу не написано, что ты Стрегонэ? Иначе мы познакомились бы иначе.
— Суккубы могут убивать сексом?
— Мы поглощаем через секс жизненную энергию, как вампиры поглощают жизнь через кровь.
— Если ты не будешь трахаться, то — что? Ты — умрёшь?
— Мне не обязательно трахаться. Достаточно того, чтобы трахнуть хотели меня.
— То есть, ты можешь убить меня, даже не доведя до оргазма? Ну, и где в этом мире справедливость? — язвительно усмехнулся он.
— Твой оргазм упрощает процесс. К слову, мужчины и во время секса с обычными женщинами отдающая сторона, поэтому вредно запрыгивать на всё, что движется. Ясно?
— Ясно. Как же так случилось, что я всё ещё жив? Почему ты меня не убила?
— Потому, что не хотела. Хочу, чтобы ты жил долго и счастливо.
— Зачем тебе это?
— Я уже не раз намекала, но раз до сих пор ты не услышал, давай будем считать, что это мой каприз?
— Каприз, значит? А всё то, что ты говорила мне о своих чувствах?..
— Правда.
— Большая любовь и — всё такое прочее? Именно потому ты вчера чуть не прикончила меня?
— Не преувеличивай. Я напугала тебя, потому что ты меня разозлил. Ты хотел суккуба. Меня это ранило. В ответ я ранила тебя.
— Я должен поверить в твои сказки?
— Я уже говорила — ты ничего мне не должен. Ди, давай прежде, чем ты откроешь рот, чтобы задать очередной вопрос в обличительном тоне, я без лишних вопросов скажу — ты никогда не был для меня пищей. Ты был мальчишкой, в которого я влюбилась. Почему? Я не знаю! Может быть, потому, что ты был у меня первым мужчиной? Моей первой жертвой? Но ты тот, ради кого я изо всех сил пытаюсь оставаться человеком.
— Суккубы могут влюбляться?
— Я наполовину человек. Я могу.
— И что теперь? — после непродолжительной паузы спросил Дианджелло.
— А что может быть? — подавила вздох Николь. — Каждый из нас пойдёт свои путём.
— И куда пойдёшь ты? К этому извращенцу из Секси-Лэнда? Кстати — кто он? Твой Хозяин-Демон?
— Сводный брат по отцу.
— Что-то в его взгляде и тоне я не увидел ничего братского?
— Мне кажется, или в твоём голосе звучит ревность?
— А если и так?.. Хотя, у меня, конечно, нет прав ревновать. Я столько раз сам говорил девчонкам, что ничего им не обещал. Так почему бы одной из них не ответить мне тем же?
— Я тебе не девчонка. А что касается твоего вопроса о Клоде — я сама не знаю, что там принято у этих существ. Мама воспитывала меня в человеческих понятиях. О том, что я сама не человек, я узнала всего за несколько месяцев до её смерти. Признаюсь, принять это было совсем непросто. Я до сих пор в процессе.
На сей раз Ди сел рядом с ней, нарочито забрасывая руку на спинку кухонного уголка, словно приобняв за плечи.
В его взгляде появилась привычная несерьёзность:
— Знаешь, в первый момент я подумал, что это же до одури круто — быть такой, как ты? Заниматься сексом, чтобы выжить? Быть сногсшибательной красоткой, за один взгляд которой каждый готов идти на риск? Из бонусов — можно, при желании, побегать по потолку. Это же весело! По-крайней мере, должно быть весело. Только почему у тебя такое грустное лицо?
— Потому, что это наш последний разговор. Со всем этим пора заканчивать.
— В смысле — заканчивать? — улыбка стекла с его лица. — Ты о чём? Мы только начали!
— С тобой я поняла, мне нельзя оставаться в человеческом мире. Я опасна для людей. Я думала, что смогу это контролировать, но на самом деле ничего у меня не получается.
— Подожди-подожди… чего ты там не контролируешь, я не понял? Я переспал с тобой несколько раз, и ни в одном своём обличье ты меня не прикончила. Мне кажется, что ты преувеличиваешь насчёт своей опасности. Выглядишь ты милой и пушистой. Ну, чисто ангелочек!
— Ты меня отговариваешь?
— Я считаю, что лучше всё оставить, как есть. Может быть, ты и страшный суккуб (хотя, говоря на чистоту, ну, какому мужику красивый рыжий демон, всегда думающий о сексе, покажется злым?), но весь мой жизненный опыт кричит о том, что ты просто «дева в беде». И тебе нужно помочь. Этим я и намерен заняться. Смотри, мы оба с тобой практически на дне? Я психанутый наркоман, готовый поверить, что среди бела дня вижу картинки, которых нет. Ты — суккуб, пытающийся жить среди людей. Давай я стану спасть тебя, а ты — меня? И, кто знает, вдруг у этой сказки случится счастливый финал?
— Было время, я тоже утешала себя таким фантазиями.
— Что изменилось?
— Один красивый, богатый, испорченный мальчик недвусмысленно дал понять, что таких девочек, как я, у него слишком много. И «много» это определённо лучше, чем одна.
— Он точно так сказал? Может, ты поняла что-то не так? Мне кажется, он просто был не готов к серьёзным отношениям. Ну, и ещё — милым, домашним девочкам от плохих мальчиков лучше держаться подальше. Однако, коварных суккубов это не касается.
Николь грустно улыбнулась:
— Я очень бы хотела оставить всё, как есть, но…
— Давай вернёмся домой и попробуем построить наши отношения заново? Если всё получится, будем парой; если что-то пойдёт не так — останемся друзьями. Пообещай мне, что не исчезнешь так же внезапно, как появилась? Не уйдёшь, не попрощавшись? Не будешь стирать мою память?
— Обещаю.
Прежде, чем Николь успела добавить что-то ещё, Ди её поцеловал. Ничего удивительного в том, что он решил отметить их примирение в постели, не было. Это было закономерно и предсказуемо.
Губы Дианджело были жаркими и требовательными. Поцелуй — страстным. Его язык решительно и беззастенчиво вторгался между губ Николь до тех пор, пока её не охватило ответное пламя страсти.
Послушная мамина девочка… маленький ангел… древний демон… кому из них дать волю? Кем стать, пока руки Дианджелло исследуют её тело, заставляя мурашки бегать по коже? В этой войне они по разную сторону баррикад. Он хочет сорвать стоп-кран, она — удержать руль.
Дистанции больше не существует и это опасно — для него, для неё, — для них обоих.
Николь пытается оттолкнуть его, но Дианджело не позволяет, переворачивая на спину, подминая под себя:
— На этот раз я точно знаю, что ты мне не снишься…
Николь кажется, будто вокруг поднимается ветер, прохладный и влажный. В его дыхании чувствуется приближающаяся буря. Дождь? Хотя, нет, эта буря несёт не воду, а — кровь. Это кровь пульсирует в венах. Кровь стучит в висках и в запястьях. Кровь приливает к губам.
Глаза Николь широко распахиваются и, кажется, ей не хватает дыхания.
Золотистые пылинки кружатся в ярком, знойном луче солнца, пробивающего в щёлку между опущенных жалюзи. Золотистая пыль кружится в танце…
Она цепляется за его плечи, тянет к себе.
Чудовище, поглощающая чужую силу, своей жаждой вызывающая чужой восторг. Чудовище, не глотающее кровь, не поедающее плоть, но способное убивать бескровно и неотвратимо. Ди просто безумец, ищущий смерти, раз остаётся с ней.
Он входит в неё. Уже знакомо, но всё ещё непривычно. Её тело в ответ вибрирует, как камертон, берущий нужную, единственно верную ноту.
Она привыкает к его ритму.
Он прорастает в ней слишком глубоко — до самого сердца.
Где-то высоко в облаках поют ветра и ангелы. Сила взывает к силе. Кровь — к крови. И это сильнее неё. Сильней морали и устоев. Оно, непонятное зло, течёт в её венах, ревёт огнём в костях и его жизнь светящимся облаком собирается на его губах.
Так сладко…
Так полно…
Они сплавляются в единое целое. Горят и летят — вместе.
Его стоны вместе с его сердцем бьются на её губах медовой амброзией, словно сам свет обретает вкус.
Его лицо было так близко. Его тело с нею — одно. Быть рядом больше и сильнее невозможно.
Ди брал её горячо и страстно, щедро делясь своей жизненной энергией. Он прижимается всё сильнее, быстрее наращивая темп и страх прикончить его нарастает вместе с наслаждением.
Кажется, мир либо рухнет, либо останется где-то так далеко внизу, что вернуться обратно будет невозможно.