Суккуб для наследника

Глава 14 Вопросы и ответы

Доктор выглядел испуганным и озадаченным:

— Пульс и давление в норме. Кислорода в крови достаточно. Все жизненные показатели в норме. Что он принимал?

— Откуда мне знать? — в голосе Фэйро, как обычно, звучало раздражение. — Брат тянет в себя любую дурь, что попадается ему в руки.

— Так вы утверждаете, что девушка выстрелила в упор?

— Вы уже третий раз переспрашиваете. Утверждаю.

— Но никакого огнестрела нет.

Фэйро переглянулись с Николь с недоверчивым удивлением:

— Что?.. Вы в своём уме?..

Почему-то, даже когда Фэйро шипел тихо, как змея, создавалось впечатление, будто он орет и громко рявкает?

— Я стоял рядом с братом, видел и слышал выстрел своими глазами и ушами. А вместе со мной добрая сотня людей. По-вашему, я идиот?..

— С учётом стресса и, вы уж простите, выпитого алкоголя, чего только не пригрезится?

— Мне никогда ничего не грезится — не путайте меня с братом. Я всегда трезв, как стекло.

— Ну, что я могу добавить? С вашим братом, слава богу, всё в порядке. Разве это не главное?

— Но я не понимаю? — начала Николь. — Как с Ди может быть всё в порядке? У него же огнестрельная рана с входным отверстием? И она не сквозная. Пуля в теле! Нужна срочная операция.

— Простите, а вы кем потерпевшему будете? — окинул доктор Николь оценивающим взглядом.

— Кузиной. Дальней родственницей.

— Скажите, а вы какие вещества принимали?

— Никаких. Даже воду не пила.

— Никаких ран, кроме небольшого ожога на груди, у Дианджелло нет. Откуда вы взяли, что дела обстоят иначе, я не знаю.

— Как, нет ран?

— Вот так.

— А эта кровь, тогда, по-вашему, откуда здесь взялась⁈

Кровью была залита половина холла, да так, что дорогой ковёр остаётся только выкинуть. Вряд ли даже новомодные химчистки способны справиться с подобной катастрофой?

— Не знаю, — развёл руками доктор.

Взгляд его был выразителен. Похоже, он нисколько не сомневался в том, что Николь была в числе тех, кто изрядно перебрал с горячительным.

Фэйро, склонившись над братом, развёл края окровавленной рубашки и его глаза удивлённо округлились:

— Как такое возможно? — перевёл он вопрошающий взгляд на Николь. — Можешь это объяснить?

Раны не было. Бинтов — не было. Лишь чистая белая кожа с небольшим покраснением и — всё.

Шокированная, Николь глядела на небольшой ожог на груди Ди:

— Нужен рентген. Или УЗИ.

— Для чего? — недоумевал доктор. — Зачем?

— Просто сделайте, как она говорит, — потребовал Фэйро.

Повздыхав, доктор, не осмелившись перечить, включил портативный аппарат УЗИ, и… всё было в порядке. Он провёл дальнейшие медицинские манипуляции: сделал пару уколов, поставил капельницу.

Дианджело выглядел очень бледным, но доктор заверил, что обморок у него уже прошёл и он теперь во власти целительного сна. После чего покинул дом Стрегонэ.

Бурная ночь миновала.

Усевшись прямо на ступеньки террасы, Николь уставилась на плещущееся внизу море. Голова налилась болью, в глаза будто насыпали песка. Лечь бы в постель, но Николь ждала Фэйро. Не сомневалась, он придёт с вопросами. И не ошиблась.

Фэйро подошёл неторопливо.

Первым, за что зацепился взгляд Николь, были его почти до блеска начищенные туфли.

Братья словно соревновались между собой, чтобы ни в чём не походить друг на друга. У Дианджело вид всегда был небрежный, впрочем, в ней он никогда не доходил до неряшливости. Эдакий богемный образ свободы, подвижной и ветреной.

Фэйро всегда застёгнут на все пуговицы, наглажен до «острых углов». Чёрные ботинки, чёрные брюки, чёрная рубашка. Так и напрашивалась в продолжение ряда — «чёрная душа».

Он сел на ступеньку рядом и протянул Николь бокал с кофе:

— Не знаю, как ты любишь, но рискнул предположить, что пьёшь его сладким.

От одного только кофейного аромата в голове прояснялось. Николь поблагодарила его за заботу.

— Не благодари. Нам это нужно. Паршивая выдалась ночка, — вздохнул Фэйро. — Хуже некуда.

— Могло быть и хуже, — возразила Николь. — Но на этот раз обошлось.

— Я хочу знать, что на самом деле случилось, — задержал Фейро взгляд на Николь. — Хочу знать правду.

— Все так говорят. Пока её не узнают. На что тебе правда? Что ты собрался с ней делать?

— Я видел, то, что видел и мне нужны объяснения. Чтобы там не говорил доктор, но мы знаем, что Ди был серьёзно, если не смертельно, ранен. Ты в него корпии чуть ли не метр засунула, чтобы артерию закрыть. Кстати, молодец. Здорово справилась.

— Спасибо.

— Братец дышал на ладан. Не будь он под кайфом, словил бы болевой шок. Да он бы умер, если бы нет, лично у меня в этом нет сомнений.

Фэйро не сводил с Николь взгляд, смотрел пристально и в упор, словно желая одной силой воли не дать ей уйти от ответа:

— У тебя в глазах словно луна светилась. В каждом — по одной. Ни белков, ни радужки, ни зрачков — только белый свет. А изо рта истекал белый светящийся пар.

— Звучит стрёмно, — передёрнулась Николь.

— Что это было? Что ты такое?

«Мужская мечта и злой кошмар», — так и просилось на язык, но Николь сказала:

— Этому трудно поверить. Я — не обычный человек.

Фэйро никак не отреагировал на услышанное. Что говорится — бровью не повёл. Продолжал ждать дальнейших объяснений.

Николь не хотелось ничего говорить, но пришлось:

— Твоя мать знала обо мне, когда приглашала меня в ваш дом. Собственно, потому и пригласила.

— Откуда она знала?

— Выросла вместе с моей матерью. Утверждала, что они были подругами.

— И что дальше?

— Твоей матери нужен был мой дар.

— Какой? — продолжал свой допрос Фэйро.

— Да я сама толком не знаю! Часть его проявления ты видел. Мама умерла рано, ничему меня не обучив. Я этот дар почти и не контролирую. Всё происходит случайно, спонтанно, почти независимо от моей воли. Я очень хотела, чтобы твой брат остался живым, а всё шло к тому, что он умрёт, вот и…

— Что?

— Я даже не знаю точно, что это было. Всё как сон. Ряд нестройных, кошмарных видений. Не знаю, как это могло помочь?

Фэйро выглядел сосредоточенным и замкнутым.

— Она правда существует — магия? Сколько на земле таких, как ты?

— Забудь об этом!

— Забыть вряд ли получится. Провалами памяти, в отличие от любимого брата, я не страдаю.

— Хорошо. Не забывай. Но молчи. Подобные разговоры опасны.

Фэйро криво усмехнулся. Улыбки у братьев были похожими, но «звучали» как-то по-разному — как одна и та же нота на разных инструментах.

— Конечно, буду молчать. У меня нет ни малейшего желания превращаться в посмешище. Кто ж мне поверит? Но так, для общего развития, что это за мир?

— Если коротко и по существу: оборотни, вампиры, фэйри, маги, ведьмы — всё они реально существуют. Но, поскольку питаются людьми, то прилагают огромные усилия, лишь бы оставаться непризнанными невидимками. Давай на этом закончим? Пойдём, проведаем Ди?

Фэйро нехотя, но подчинился.

Блондин поломанной куклой лежал на кровати. В распахнутое окно вливался воздух, раздувая занавески. Аппарат, показывающий сердечный ритм, пикал исправно и ровно.

— Очередной проигранный бой, — Прислонившись к притолоке плечом, скрестив руки на груди Фэйро с горечью глядел на старшего брата. Думаешь, мы недостаточно старались?

— Ты о чём?

— Три года. Три грёбаных года, мы боремся с его чёртовой зависимостью! Поначалу это ещё хоть как-то можно было контролировать, но потом, по каким только подворотням я его только не искал, откуда только не вытаскивал?

— Мать отправляла тебя его искать? — ужаснулась Николь.

— Нет, конечно. Я делал это втайне от неё. Не хотел, чтобы она видела брата таким. И знал, что он тоже не хочет. Я тогда ещё верил, что всё ещё можно исправить, что это временно. Ди одумается, всё наладится. Зачем маме знать, что любимый сын с отчаянием в обдолбанных глазах валяется в каком-нибудь подвале, провонявшем марихуаной напополам с блевотиной? Пока я волок его домой, я видел стыд в его глаз и верил, — верил, дьявол всё раздери! — что не всё потеряно. Сейчас я даже завидую тогдашнему оптимизму. Я понимаю, что влюбилась в него. И хочешь его спасти. Ты не первая и не последняя такая. Да что толку?

Николь тоже прислонилась к стене. Теперь они стояли рядом.

— Ты прав, — тихо сказа она.

— В чём?

— В том, что злишься на брата. Ты был всего лишь ребёнком. Тебе следовало заниматься чем угодно, только не этим. Откровенно говоря, жаль вас всех: тебя, его, вашу мать. Но твоя злость на него — оборотная сторона любви.

— Говоришь, прямо как мой психолог.

— У тебя есть психолог?

— Считаешь, у парня вроде меня не может быть психолога?

— Такие, как ты, боятся контроля, а психолог…

— Психолог меня не контролирует. Но он пытается залезть ко мне в голову. Сложно не послать его к чёрту за эти его попытки. Каждый раз приходится напоминать себе, что это его работа. И я посещаю его крайне редко. Вовсе не посещал бы, если бы не мать. Но проще отсидеть час у специалиста, чем доказывать ей, что со мной всё в порядке.

— Почему ей вообще приходится это доказывать?

— А почему я сейчас отвечаю на твои дурацкие вопросы? — Фэйро окинул девушку мрачным взглядом. — Мама стала свидетелем моего срыва. Вот и приходится её успокаивать.

— Разве не странно, что ты кажешься таким опасным и агрессивным, но тобой мать управляет с лёгкостью? А вот твой брат проходит у неё между пальцами словно воздух? Для Джастины Ди неуправляем.

— Я позволяю ей управлять собой потому, что люблю её. А Ди не любит никого. Но зависимость, так или иначе, достает всех.

Фэйро помолчал, сверля глазами спящего брата, потом тихо продолжил:

— Когда мы были маленькими, все говорили, что Ди — маменькин сынок, а я — папин. Мы даже внешне были похожи: я — на отца, а брат — на маму. Брат, как и мать, манипулирует людьми с лёгкостью. Даже из отца мог вытрясти всё, что пожелает. Праздники каждую неделю? Пожалуйста. Свой конный завод — ну, сложнее, но тоже — получи, любимый сынок. Игровые приставки, любые игрушки — чем старше, тем дороже. Вместе с Ди росли запросы, масштабы развлечений и суммы, потраченные на его хотелки: мотоциклы, машины, шхуна, личный самолёт с экипажем. А потом, внезапно и резко, всё оборвалось. Отца не стало.

— До смерти отца твой брат сидел на запрещённых веществах?

— Нет. Весь этот ад начался после. Иногда у меня такое чувство, будто демоны, терзающие отца, после его смерти набросились на брата.

— Твой отец тоже злоупотреблял?

— Нет. Отец был классическим бизнесменом и трудоголиком. Я же говорю — из нас двоих я на отца похож больше. Только, по странной случайности, любимым сыном был он. Но я не в обиде, если что… хотя, может, и вру? Отца я ненавидел. Он скверно обходился с матерью, со мной и с сестрой. И даже вседозволенность, которой он окружал брата — посмотри, что она с ним сделала? В кого превратила? Ухитрившись родиться первенцем, братец полностью завладел вниманием папочки. Мамочка тоже всегда его жалела, ведь он же такой больной, бедный птенчик. А — ты? Ты ведь прекрасно видишь, что он собой представляет и всё равно влюблена в него. Можешь объяснить, в чём тут дело?

Николь не смогла и Фэйро криво усмехнулся:

— Можешь не отвечать, вопрос риторический. Я ведь и сам с ним ношусь, несмотря на все его поступки. Сколько он меня высмеивал, предавал, подставлял? Но каждый раз, когда я готов был подумать: «Да и хрен бы с тобой, мудак ты конченный», — вспоминалось что-то далёкое, нелепое, по большей части даже значение-то не имеющее, но из-за чего я не мог его бросить. Например, когда я маленьким и боялся темноты… да, да! Я её боялся. Представляешь? — хмыкнул Фэйро. — Мне мерещились несуществующие, немыслимые, невообразимые монстры, прячущиеся в шкафу или под моей кроватью. Я лежал, трясясь, цепенея от страха до тех пор, пока ужас не становился непереносимым. А куда можно было сбежать? Отец бы злился, обзывал дураком, слабаком, недоумком и трусом. Мать бы и слова не посмела сказать против отца. А если бы и посмела, я стал бы причиной скандала. Оставался только брат. И он пускал меня — без лишних слов. Делился одеялом. И никогда не рассказывал об этом никому.

— Возможно, потому, что его мучили те же страхи?

— Возможно, — согласился Фэйро. — Даже скорее всего. Но в такие моменты он был таким милахой. Жалко только, они были так редки. Чаще же всего Ди бывал говнюком. Он был им большую часть своей никчёмной жизни.

— Например?

— Всё-то тебе примеры нужны! Ну, хочешь примеры — будут примеры. Милому брату было тогда пятнадцать, ну, а мне, соответственно, около тринадцати. Мы с компанией таких же безголовых отморозков решили прогулять занятия и отправились тусить. Мне подсунули что-то выпить. Развезло меня нещадно. Да не суть. Короче, Ди решил, что время и обстановка как раз подходящая, чтобы мне расстаться с девственностью. Выбрал мне девчонок на свой вкус. Уж не знаю, заплатил он им или просто подговорил? Девчонки старались, как могли — и стриптиз, и приват, но у меня ничего не вышло. В добавок меня ещё и стошнило на одну из них. Вечер был кошмарный. В итоге меня ославили педиком. Брат до сих пор мне это припоминает. Ну, ты же слышала?

— Твой брат — идиот.

— Я знаю.

— Мне жаль, что он так с тобой поступил. Извини…

— Извинить? Тебя?.. За что же? Ты-то здесь точно не при чём. А он никогда не извинялся, никогда не изменялся и — не изменится. Таков уж он есть. И тот поступок далеко не худший в его жизни. Хочешь новых примеров, ангелочек? Тот вечер начался традиционно для наших непростых отношений. Я подобрал его полупьяным, отвёз к себе домой и готовился к очередным разборкам. Но брат в тот вечер был вроде как… — он запнулся, — особенным. Сначала мы просто с ним сидели и говорили по душам. В кое-то веки!.. Он плакался. Нёс какую-то пургу о пустой, бессмысленной жизни. О том, что чувствует себя дерьмом, с которым люди скоро перестанут общаться даже за деньги. Он выпаливал на одном дыхании признания о том, как ненавидит самого себя и свою зависимость. Мол, лучше сдохнуть, и всё такое. Всё это неважно — важно другое. В тот день Антонеллу водитель привёз со школы ко мне. Ди предложил устроить нечто вроде семейной вечеринки. Он объяснил, что ему нужно привести себя в порядок, сестрёнке — пока сесть за уроки, а мне — бежать в супермаркет за вкусняшками.

— Тебе? Лично? А как же слуги?

— В своей берлоге я сам себе слуга. Иногда проще самому сварить ужин, чем терпеть постороннее присутствие. Ну, так вот, пока я метнулся за продуктами, окрылённой мечтами о семейной идиллии, это придурок не придумал ничего лучше, чем вскрыться. Чем он думал — не спрашивай. Задницей, скорее всего, как всегда. То есть, он, конечно, рассчитал, что я не смогу ему помешать. А вот то, что девятилетняя сестра, после того, как он не отвечал на её стук, войдёт в комнату и увидит его плавающим в луже крови — об этом разве можно подумать⁈ Знаешь, Тонни ведь родилась нормальной? После смерти отца у неё начались лишь небольшие психические отклонения, но вот после того случая она стала такой, какой ты её видела. А он после того дня перестал быть моим братом. Я буду вытаскивать Ди ровно столько раз, сколько потребуется. Но я за него больше не борюсь.

— Почему ты всё это мне говоришь?

— Сама-то как думаешь? — хмыкнул он.

— Надеешься меня предупредить?

— Не надеюсь. Каждый, пока не совершит своих ошибок, не успокоится. Пожалуй, с меня откровений хватит. Пойду, лягу. Уже давно рассвет.