Суккуб для наследника

Глава 12 Безудержное веселье…

Всё-таки удивительная у Дианджело внешность. Каким-то непостижимым образом он умел быть отвратительно-низким, отталкивающим и одновременно с тем, казаться одухотворённым, почти возвышенным. Может быть в нём, как и в Николь, живут две сущности?

Дианджело приблизившись, замер, не сводя с Николь взгляда:

— Как ты здесь очутилась?

— Так же, как и все.

— Но…

— Это неважно.

Она поманила его, отступая в тень террасы, оплетённой бугенвиллиями. Плети с соцветиями колыхались между ними, как занавесь, не давая сократить расстояние.

— Зачем ты пришла?

— Стало скучно. И я соскучилась по тебе. А ты по мне скучал?

— В мире достаточно шлюх, которых можно навестить, если становится скучно.

— Ты это сейчас обо мне? Или — о себе?

Он стоял так близко, что нечто тёмное, больное, вновь просыпалось в Николь. Несмотря на то, что суккуб не так давно отобедал.

Легко коснувшись его щеки кончиками пальцев, Николь вновь подумала, о том, какая у Дианджело тонкая нежная кожа и больные глаза. Осторожным движением она завела его волосы за ухо:

— Почему ты такой робкий? С другими девушками ты ведёшь себя смелее.

— Потому, что ты не похожа ни на одну девушку, — смеётся он в ответ.

Ди использует смех, как щит — это она уже поняла. Его смех производит странное впечатление. В нём тот же надлом, та же смертельная трещина, что и в улыбке. Через обе трещины сочится то, чего Николь предпочла бы не видеть и не замечать. Ей страшно входить в этот мир зеркальных осколков, о которые есть риск порезаться.

«Я хочу умереть», — читалось в его улыбке и смехе.

Не отсюда ли его бесшабашной игра со смертью? Это смерть ищет Ди в своих порошках и в случайных сексуальных контактах. В скорости, в приключениях. Смерть он безотчётно ищет и в самой Николь, чувствуя в ней незримую, но осязаемую опасность.

Так хочется дать себе волю и взять то, что он предлагает. Взять до конца, без оглядки. Покончить раз и навсегда со своей двойственностью.

Николь жадно целует его. Дианджело, в ответ, прижимается к ней. Так близко, будто хочет не вжаться, а врасти. Богатый красавчик без сердца, без мозгов, без ощущения реальности. Без тормозов — она чувствовала его всем телом. Каждый изгиб через тонкую ткань.

— Какая же ты сладкая! Слаще всех, кого я знал. Слаще и желаннее… хочу тебя… прямо сейчас…

— Молчи!

Слова казались нелепыми, грубыми, смешными. Они обесценивали ощущения, сводя их к банальностям. Иногда лучше без слов.

Их языки сплелись, начав древний змеиный танец. Губы соприкасались пылко и жадно.

Ди казался хрупким. Он был высоким, худым и изящным, как балетный танцор. Такие не проламывают стену одним ударом — такие через неё перелетают.

Однако он оказался сильнее, чем она думала. Ди легко подхватил Николь под бёдра, вжимая её в стену, заставляя невольно оплести себя ногами. Она почувствовала, как его горячий, твёрдый член пульсирует между её ногами, пока они продолжали целоваться. Тугой узел в её теле затягивался всё плотнее. Сердце билось всё чаще требуя разрядки.

Жажда разгорелась так сильно, что Николь теряла контроль. Она не просто ласкала его рот губами — она пускала в ход губы и ногти, прочерчивая дорожку из укусов и поцелуев по его шее. Её руки дразнили и ласкали, заставляя тело Ди напрягаться и гореть. Его руки исследовали её тело в ответ, заставляя Николь таять от удовольствия.

Парень не просто так познал множество женщин — он явно знал, что и как с ними делать.

Прервав поцелуй, он стал ласкать грудь Николь, накрыв губами её соски. Опаляя влажный ореол горячим дыханием, заставляя её дышать судорожно, будто глотая воздух.

Её нега мешалась с саднящей болью. Бёдра напряглись. Она сгорала от желания и, когда он, наконец, оказался внутри, ощущения были необыкновенно острыми.

Жар, теснота, влажность…

Дианджело тихо рычал сквозь зубы. Николь откликалась тихим стоном.

Её тело отзывалось дрожью на каждое его движение; бёдра стремились ему навстречу. Крышу сносило окончательно. Желание само двигало её бёдрами, насаживая на его член.

Алые волосы струились по телу, по плечам и спине. За спиной девушки сияла луна. Благоухали цветы. Природа словно тоже была в экстазе.

Перед тем, как удовольствие перелилось через край, Дианджело схватил Николь за запястья, лишая её опоры, заставляя упасть на себя. Крепко обняв, последние движения он сделал сам, удерживая девушку на месте. Охнув, Николь подалась вперёд и замерла, позволяя себе утонуть в чистейшем удовольствии.

В какой-то момент она перестала понимать, где находится и что происходит. Её пальцы судорожно скользили по его телу. Сжав руками его горло, склонившись, как для поцелуя, Николь сделала глубокий вздох и увидела — увидела! — лёгкое, светящееся, чуть голубоватое облачко, слетающее с его губ.

Она понимала, что должна остановиться, но — не могла. И продолжала втягивать его дыхание вместе с жизнью, сжимая хрупкое горло руками.

Она видела, что он на грани, но сделала ещё один вдох. И ещё.

Голова кружилась. Николь понимала, что, ещё чуть-чуть и она его убьёт. И та, вторая, человеческая половина, никогда этого не простит самой себе.

В панике Николь попыталась оттолкнуть его, отстраниться, но за каким-то чёртом глупец удерживал её, не давая уйти! Тогда она не придумала ничего лучше, чем истерично ударить его по лицу раскрытой ладонью.

— Какого?.. — отшатнулся он, удивлённо глядя на неё.

На бледной щеке остался алые след от удара.

За один вечер Николь оставила слишком много меток на его коже. Засосы на шее, царапины на спине и плечах, багровеющий след на скуле.

Удивительно, как всё это идёт к его порочной, обречённой красоте?

Он всё равно убьёт себя — не сегодня, так завтра. Почему же просто не взять то, что он предлагает? Жажда жгла и мучила. Николь разрывало между желанием доломать и убить и не менее страстной нуждой в том, чтобы он жил. Понимая, что проигрывает, она решила стратегически отступить.

— Эй, какого чёрта! — в голосе его звучало просто инфернальное бешенство. — Не смей снова сбегать от меня! Слышишь⁈

Она слышала, но слушать не собиралась. Невидимые часы били полночь. И Золушке совершенно точно необходимо вернуться к своему очагу.

— Стой! — он пытался её догнать, но — куда там?

— Эй! — та самая девушка, что пыталась привлечь внимание Ди вечером, вновь заступила ему дорогу. — Где ты был? Куда пропал?..

— Свали! — грубо оттолкнул он её.

— Полегче!

— Оставь меня уже в покое.

— После всего, что было, ты ведёшь себя странно

— Между нами ничего не было.

— Ты даёшь мне отставку? Что ты о себе вообразил, Стрегонэ? Не смей уходить, пока я с тобой разговариваю!

— Мне совершенно нечего добавить к сказанному.

— Ради этого сраного вечера я проехала огромное расстояние, только чтобы увидеть тебя! Я на такие жертвы ни для кого не шла!

— Тоже мне — жертва! Да и кто тебя о них просил? — поморщился Ди, бросая тоскливые взгляды на лестницу, на которой уже скрылась его цель.

— Слушая, давай о твоих страданиях поговорим в другой раз? Мне вот сейчас прям совсем не до тебя. Честно.

— Ты мне за это заплатишь!

— Договорились. Но — в другой раз. Ок?

— Нет, не ок! Стой, ты, сукин сын!

— Как же достало! — не выдержал он. — Что тебе от меня надо, дура⁈ Я что, обещал тебе что-то?..

— Ты спал со мной!

— Да я со всеми спал, кто не отказывался. Знаешь, что это значит? Ни-че-го. Мы развлеклись. Нам какое-то время было прикольно. Но сейчас, сделай одолжение — найди себе сейчас другое развлечение. Бери пример с меня. Я нашёл тебе замену и не дурную. Так что давай, обидься и — отвали.

Вернувшись к себе в комнату, Николь поспешила избавиться от алого платья. Не хотелось бы, чтобы кто-то связал ангелочка-Николь с рыжей бестией в красном платье. Вернув кольца на пальцы, она вновь стала собой — светловолосой, голубоглазой, «правильной» девочкой.

Вот только щёки продолжали гореть ярким румянцем, да губы оставались припухшими от поцелуев.

При мысли о Дианджело Николь испытывала необыкновенный эмоциональный подъём — будто за спиной распустились крылья. Уж лучше бы в животе порхали пресловутые бабочки! Тогда всё можно было бы списать на простую физиологию и особенности суккубов.

Но стоило подумать о Дианджело, как первое, что вспоминалось — не поцелуи и оргазмы, а глаза и его горькая, как полынь, улыбка.

«Неужели я влюбилась?», — со страхом думала Николь.

Разве можно влюбиться в такого, как он? Разве настоящая любовь не светлое, дарящее счастье, чувство? Разве объектом любви может стать кто-то, не достойный доверия и уважения?

Дианджело доверять было нельзя. Он сам не просил о доверии. Да он элементарного самоуважения к себе не имел! Обречённое, поломанное существо. Причём быть таким это его личный выбор.

Но отрицать того факт, что её влечёт к нему, было бессмысленно. Кажется, это называется сильной химией?

В его присутствии Николь чувствовала себя сильнее, желаннее, красивее. Рядом с ним мир становился ярче. Уже не хотелось думать о смысле жизни, о правильности и неправильности бытия — хотелось просто жить, осязать и получать от всего этого удовольствия. Его прикосновения согревали и успокаивали и, вместе с тем, будоражили.

Может, всё дело в магии, обеспечивающей непонятную связь? Николь попыталась вспомнить внешность оборотня, которым кормилась. Она прекрасно помнила ощущения удовольствия, сытости, полноты, но — его самого не помнила вовсе. Черты стирались в одно тёмное-кожаное-агрессивное пятно; чувство опасности, страха и удовольствия.

Оборотень был пищей суккуба, а не личностью.

Любовь к недостойным людям — это слабость? Он же совершенно открыто заявил, что отношения его не интересуют — только секс.

Ну, вот и получил он свой секс. Совершенно без обязательств. Ведь идеально же? Всё, как мужчины любят: страстная ночь без слов любви. Ни тебе выяснения отношений, ни подарков, ни надежд на новую встречу — красотка обслужила, встряхнулась, убежала. Что опять не так? Откуда взялось желание удержать её?

Почему что мужчины такие мужчины? А женщины — такие женщины? Или это общечеловеческая черта — неумение ценить то бесценное, что дано как данность и изо всех сил бежать за журавлём в небе? Который, по сути, тоже птица и ничем не лучше синицы в руке?

Переодевшись в привычные джинсы и любимый топик, Николь решила выйти из комнаты. И, о Боже! — во что превратился прекрасный особняк Джастины? Полы и столы залило алкоголем. То здесь, то там белая кокаиновая пыль. Гремела музыка. Кто-то истошно вопил, прыгая в бассейн. Кто-то их тех, уже в нём плавал, отвечал истошным визгом.

С одной из лестниц открывался прекрасный вид на зал и бассейн внизу. Отличная позиция для наблюдения — обзор и перспектива. Правда, пункт наблюдения был занят. В тёмном стройном силуэте Николь узнала Фэйро. Облокотившись на перила, он с невозмутимым видом наблюдал за очередной полуэротической-полупорнаграфичекой сценой, разыгрывающейся между его братом и аж тремя девицами на маленькой софе. Они бесстыдно сосались по очереди, лобзая то, что досталось и до чего удалось дотянуться.

«Нужно было прикончить эту тварь на месте», — с ревнивым гневом подумала Николь.

Фэйро, повернув голову, окинул девушку удивлённым взглядом:

— Я думал, ты уехала в город?

— Уже вернулась, — соврала Николь.

— Ты же не хотела присутствовать на вечеринке?

— А разве я присутствую?..

Она встала рядом, так же, как и Фэйро, облокачиваясь на парапет. Затянувшись сигаретой, младший Стрегонэ выдохнул через нос струйку дыма. По счастью, ничего, кроме табака, обоняние Николь не уловило.

— Не мешаю?

Николь помотала головой в знак отрицания.

Квартет там, внизу, отрывался, как мог. С огоньком, но без особой фантазии. Девица, та, что справа лизала Дианджелло шею, девица слева — работала над его ключицей, та, что сидела на полу, пыталась губами и руками поднять то, что, кажется, восстать не спешило.

Сам господин-падишах сидел в расслабленной позе звёзды, раскинув руки по спине дивана, растекшись по нему, откинув голову. Лицо блондина было расслабленным и чувственным; вспухшие губы и лихорадочный румянец на щеках увеличивал болезненный вид.

Время от времени он одаривал поцелуями то девицу справа, то слева. Поцелуй эти были медлительными и томными.

— Наблюдать за этим не так приятно, как заниматься этим самому, — хмыкнул Фэйро. — Тоже пускаешь слюни по моему милому братцу?

— С чего ты взял?

— Ну, у тебя такой вид, будто ты ревнуешь?

— А тебе не всё равно, кого и кому я ревную? — огрызнулась Николь.

Фэйро едва уловимо пожал плечами:

— Что в этом привлекательного? — кивнул он в сторону квартета.

— Ничего. Это отвратительно.

Отвратительно, омерзительно, неправильно от начала до конца. Грязь, как она есть. Нужно было ещё парочку «глотков» себе разрешить — тогда, возможно, на девиц бы его уже не хватило.

— Н-да, — медленно проговорил Фэйро, глубоко затягиваясь сигаретным дымом. — Люди похожи на червей. «Отведали они плод сей и поняли, что они — наги», процитировал он строку из Библии. — Никогда не понимал этой зацикленности брата на сексе. Что в нём? Грязь, слизь, чавкающие звуки смазки и слюней.

— Да ты романтик! — рассмеялась Николь. — Думаю, ту главный нюанс в самом содержании процесса. Если секс лишь механическое трение тел, то он и делает тебя червяком. Если же с помощью тел соединять душу, то всё становится иначе.

— Я атеист и во всю эту ментальную муть про души с обменом энергией не верю. Для меня тело — это тело, а секс — это секс. И в данном случае он смотрится грязновато. И конечно же, в центре всего этого непотребства мой любимый братец, — криво усмехнулся Фэйро. — Свинья он. Настоящая свинья. Почему свиньи так нравятся девушкам?

— Далеко не все свиньи — только красивые, богатые и харизматичные.

— Он нравится тебе этим — богатством, красотой и харизмой?

В хрипловатом голосе прорезалась насмешка и искренняя заинтересованность в ответе.

— С чего ты взял, что твой брат мне нравится?

— Станешь врать и отрицать?

Николь вздохнула:

— Спрашиваешь из спортивного или конкретного интереса?

— Мне правда интересно, что люди в нём находят?

— А что ты сам в нём находишь?

— Что, прости?..

— Ну, например, сейчас? Все развлекаются, ты же, как тать ночная, глаз с брата не сводишь. Ты всё время кружишь рядом с ним, точно акула?

— Ты сама-то чем сейчас занята? — вопросительно вскинул он бровь.

— Тем же. Но я-то (предположительно) влюблённая девушка. Мне так и положено. Слежу, страдаю, и всё такое прочее. Всё в пределах нормы. А вот ты?..

— Не пойму, на что ты намекаешь? — в голосе Фэйро прорезалась знакомая сталь.

— Ни на что не намекаю — прямым текстом говорю, что твоя зацикленность на старшем брате не здорова.

— Он мой брат. Я пытаюсь защитить его. Что тут нездорового?

— От чего ты защищаешь его сейчас?

Они молча смотрели друг другу в глаза.

Синие, большие и тёмные, как озёра — глаза Фэйро были глубокими, точно омут. В них таились опасные тени, разрушительная сила.

Разрушительная сила заключалась в обоих братьях. В старшем она направлялась на себя, а вот младшенький, кажется, не погнушается направить её вовне, на других Дважды думать не станет и совестью мучиться — тоже.

— Ни от чего, мать твою! — со злой горечью отнял руки от перил, чтобы привычно скрестить их на груди, проговорил Фэйро. — Очень хотел бы, но не могу спасти его от него самого. Ты тоже не сможешь, не обольщайся. Он не изменится, Николь. Никогда не изменится. Ни ради кого. Мой брат — он, в целом, слаб. А силён только в одном — кому угодно испортит жизнь. И, увы, достаточно ядовит, чтобы отравить жизнь своими выходками.

Начавшаяся внизу возня освободила Николь от необходимости что-то отвечать. Та самая девушка, с которой Дианджело не слишком удачно объяснился, вошла в зал, пошатываясь. В трясущихся руках она держала пистолет.

По мере того, как она приближалась к Дианджело, пьяная, расстроенная и очень злая, трое его подружек плавно отползали в сторону, отодвигаясь с лини огня.

Все притихли, наблюдая за готовой разыграться сценой.

Дианджело, поднявшись на встрече к явно утратившей вменяемость, гостье, рассмеялся:

— О, малышка? Гляжу, ты решила взять меня с боем? Идёшь на приступ?

Фэйро со стремительностью хищника двинулся в сторону лестницы, намереваясь спуститься. Николь устремилась за ним.

— Заткнись! — истерично взвизнула девица. На лице её проступали разводы от туши и слёз. — Ты сломал мне жизнь!

— Опусти пистолет, Салли….

— Я — Сьюзен! Съюзен! Выучи уже, наконец, моё имя!

— Хорошо, ладно! — вскинул примиряющим жестом руки Дианджело. — Сьюзен. Опусти пистолет. Ты можешь кого-нибудь покалечить…

— Покалечить? — истерично расхохоталась она. — Да я хочу тебя убить!

Заметив приближающегося Фэйро, Сьюзен перевела оружие на него, сторону, целясь ему в грудь:

— Не приближайся! Стой, где стоишь!

Фэйро, не внемля предупреждению, продолжал идти вперёд.

— Я не стану предупреждать дважды! Остановись! Этот придурок не стоит твоих жертв, — с нервным отчаянием сыпала словами Сьюзен. — Он ничего не стоит!

Фэйро замер в десятке шагов, не сводя глаз с чёрного, покачивающего в нетвёрдых руках девицы, дула пистолета. Дианджело тоже медленно и плавно поднялся на ноги. Оба брата выжидали удобный момент, чтобы выбить оружие у девицы из рук.

— Ты выглядишь глупо, — вкрадчиво и осторожно протянул Дианджело, стараясь привлечь внимание Сьюзен к себе, отвлекая от брата. — Чего ты от меня хочешь?

Она жалобно всхлипнула.

Николь кожей чувствует исходящие от неё волны боли и гнева. Девчонка хотела того же, чего хотят все глупые молоденькие девчонки — любви! Но любви не требуют, и уж, тем более, не выжимают под пистолетным дулом.

— Я хочу справедливости! — выплёвывает она. — Ты должен мне ответить за моё унижение.

— Опусти оружие! — тихо прорычал Фэйро.

— Устроил здесь гарем, царь зверей! Демонстрируешь очередной суперский день своей звёздной жизни? Неужели ты не понимаешь, какое ты жалкое убожество?

— Опусти пистолет, Сьюзи, — Дианджело делает опрометчивый шаг вперёд.

Раздаётся короткий, еле слышный, сухой щелчок и на белой рубашке медленно расцветает кроваво-алое пятно.