Суд Блека И Джека

Глава 9

Завывание мёртвого ветра, звук хрустального треска разносятся над водной гладью. Хочется спрятаться от этого звука, только он настигает повсюду, от него не спрятаться, не скрыться, не постичь ничтожно узким разумом. Вода окрасилась в мутно-бурый оттенок крови и других трупных жидкостей, бурля и испаряясь зловонными миазмами гнили и отчаянья. Ты пытаешься закрыть рот рукой, но она тут же покрывается волдырями от едких испарений, буквально прожигая путь к твоим лёгким. Глаза слезятся и мгновенно заполняются слезами, чтобы спасти тебя от кислотного тумана разложившихся надежд и стремлений, только это не помогает. Ты падаешь на колени перед невообразимо огромной стеной из чистого хрусталя фиолетового оттенка, пытаешься прикоснуться к ней, пройти за неё, дабы спастись из этого ада. Но стена неприступна, по крайней мере, сейчас и ты это понимаешь. Твои вопли слышны даже по ту сторону барьера твоего искалеченного разума, там, где, по всей видимости, может быть куда лучше, чем здесь, в едких и ранящих остатках твоей личности. Руки покрываются ожогами, больно даже просто держать руку на ветру, не то, что пытаться пробиться сквозь стеклянную стену отторжения самого себя. Ты закрываешь глаза и сдаёшься, медленно погружаясь в отвратительную жидкость, раньше бывшую чистейшей водой. Каждый метр погружения выдавливает из лёгких всё больше воздуха, через пару ударов сердца уже невозможно держать воздух в горящей груди. Наконец он вырывается, твой крик захлёбывается, ибо, открыв рот, ты дал жидкости наполнить себя до отказа. В конце ты видишь лишь множество трупов, таких же, как и ты «счастливчиков», не способных принять собственную суть и утонувших в отчаянье и боли, все они это ты. А ты как думал? Этот самый «счастливчик» это ты, и всегда им будешь. Джеки.

4

Звук поставленного на стол контейнера привёл меня в чувство. Мальчишки уже не было рядом, только это не радовало, а больше настораживало. Саймон помахал рукой перед лицом, разгоняя едкий сигаретный дым, которым не так давно наполнилось помещение от сигарет, скуренных мной. Последняя из них тлела в руке, выжигая и без того ничтожное количество свежего воздуха в комнате. Мутным взглядом я мазнул по напарнику, пытаясь осознать цель нашего визита сюда, тот, заметив мой взгляд, резко направился ко мне.

— Эй! Ты в норме? — глухо донёсся до меня голос Саймона. Сил хватило только на кивок.

Сотни тихих, едва различимых голосов что-то шептали, кричали, словно дикие звери, невозможно было различить и слова из этой каши. Комната кружила хоровод вокруг меня, закручивая сигаретный дым в локальное торнадо, оставляя моё тело в самом центре бури, там, где безопаснее всего. Как же хочется спать…. Ты иди дальше, я догоню, Саймон, мне нужно только закрыть глаза, и это кончится.

Резкий удар выбивает из меня весь дух, тело валится на пол, дыхание перехватывает, слёзы выступают из глаз. Точно в солнечное сплетение — коротко, резко, сильно, отрезвляюще. Так бьют только профи, проводящие не один час в спаррингах с такими же мастерами, как он, и ни один из них не способен в полной мере победить противника. Мутное состояние отступило, голоса стихли, спать расхотелось мгновенно. В голове была только одна мысль — «Найду суку и удавлю за такое!» Адреналин сделал своё дело, приводя меня в боевую готовность — бей или беги. Буду бить.

— Ты совсем, что ли, охренел! — поднявшись с пола, я уставился на Саймона налитыми кровью глазами.

— Надо же. Пришёл в себя, наконец. Думал, тебе крышка, бубнил всё бред какой-то. Ты не серчай на меня, учили так. Видишь, напарник не в себе, бей, чтобы очнулся, — поднял руки нападавший.

— Ты мне лучше скажи, какой урод придумал это? Лично расскажу ему парочкой таких ударов, что это плохая идея. Потом ещё ногами добавлю по лежачему, — я пнул столик, находящийся рядом, контейнер, находившийся на нём, повалился на бок. Напарник молнией подскочил к оборудованию и схватил его. Уставившись на меня, он нарвался на ствол «Ластика», направленный ему в лицо.

— Ты успокойся, не нужно делать поспешных выводов. Не хотел я нападать на тебя, а тем более убить. Привести в чувство и всё, показалось, ты крышей поехал в какой-то момент, вот решил провести экстремальную форму отрезвления.

— Именно. Поехала моя головушка в тот самый момент, когда я согласился на всё это. Расскажи мне на милость, — не сводя прицела оружия, я приблизился, — что находится в контейнере?

— То, без чего мы, вероятно, не сможем выполнить задачу, — сухо ответил Саймон, прижимая к груди устройство.

— А точнее, дружок? Хочется знать всё, и побыстрее, надоело быть собачкой. Сказали, принеси — ты бежишь, роняя слюни, верный и готовый на всё, только вот я не такой. Устал не знать некоторых подробностей, давно руки чесались вмазать тебе и отобрать эту штуку. Но ты же хороший мальчик? Если вежливо попрошу, ты откроешь ящик Пандоры, не так ли? — руки мои оружием указывали на контейнер.

— Тебе не нужно знать того, чего ты не можешь понять, Джеки. Приказ, есть приказ, будь ты меньшим ублюдком, думающим только о себе, возможно, и понял бы меня, понял, что такое долг.

— Открой глаза! Тебя используют, как пешку, расходный материал, твоя жизнь в их глазах ничего не стоит. Что ты получишь после своей, конечно же, героической кончины? Медальку посмертно? Нет, погоди, лучше — тебя упомянет лично адмирал в своей речи на твоих похоронах, где десятки твоих сослуживцев пустят салют из табельного оружия в воздух, после чего забудут. Навсегда. Ты очередной патрон в ленте очень скорострельного оружия, вскоре очередь дойдет и то тебя, если уже не дошла. Ты — вещь для СГБ, перестань слепо верить и поставь чёртов контейнер на пол, и открой его! — рука теребила спусковой механизм дезинтегратора.

— Хорошо. Я сделаю так, как ты хочешь, только не пальни случайно, в этот раз может не повезти, — напарник сел на корточки и поставил контейнер перед собой, я впритык приблизился к нему. Он положил руку на крышку, что заставило меня наклониться ближе.

Хлёсткий удар свободной рукой, другая выхватила оружие из моей руки. Подсечка окончательно повалила меня на пыльный пол, в лицо уставился дезинтегратор. Развёл меня, как лоха! Всё ради выполнения приказа, да, сукин сын?

— Не вставай, — тихо проговорил напарник.

— Нет, я встану, и ты ляжешь, даже если мне придётся испариться во вспышке атомарного распада, — я поднялся на четвереньки, руки сжались в кулаки, приготавливаясь броситься в бой.

— Ты ведь не остановишься? — вздохнул Саймон, опуская оружие, чем вызвал у меня недоумение, — Если ты увидишь содержимое, обещай не делать поспешных выводов и резких движений, хорошо?

— Да ты охренел! Сначала бьёшь, потом любишь? Ты определись что ли! Ведёшь себя, как незнамо кто.

— Просто начинаю понимать, куда всё катится. В задницу. Если честно, был приказ скрывать содержимое от тебя как можно дольше, но как только ситуация выйдет из-под контроля, утолить твоё любопытство. Доволен? — после этих слов он открыл контейнер.

Внутри оказался обычный овальный предмет, больше походящий на яйцо, отливающий металликой. Узор платиновых и золотых шунтов опоясывал весь предмет, в центре которого была выемка прозрачного стекла. В ней витали радужные всполохи, то и дело отскакивая от стенок колбы, в которой они находились, несколько дисплеев снизу, по всей видимости, показывали общее состояние объекта.

— И что это? — окончательно встав, я почесал ноющий затылок.

— Ты точно хочешь знать? — уточнил напарник, косясь на меня.

— Как сам считаешь? Мы чуть не распались на атомы нашим чудным тандемом, так что иду Олл-ин.

Он вздыхает, но всё же начинает пояснение: — Это полноразмерный дезинтегрирующий реактор. Если коротко и по сути, бомба невиданного ранее масштаба. «Ластик» — это, по большей части, второстепенные разработки. Вот эта штука, — Саймон бережно погладил яйцевидную бомбу, — первостепенная. Изобретение данного вида оружия велись давно, но только пару лет назад мы совершили прорыв, научившись, наконец, удерживать, а главное, активировать по надобности ряд компонентов для достижения эффекта уничтожения связей между атомами. Твоё оружие работает по той же технологии, только чуть менее масштабно, я бы сказал, ювелирно. Тут же глобальный эффект, все, что попадет в радиус поражения, поддастся распаду. Пуф — и нет ничего вокруг, — он сделал жест руками, будто лопнул в руках невидимый шарик.

— Так мы с этой хренью убегали от «Пауков», — я сразу поседел на пару волос от этой мысли. Если бы она рванула….

— Не переживай. Пока не нажмешь кнопку, и не произойдёт активация компонентов, ничего не случится, в теории. Проверять это мы, конечно, не будем, но сохранить это оружие — очень важная задача, даже сейчас. Если мы не сможем остановить источник Пси фона, мы просто взорвём это место изнутри. Доберёмся до реакторов, поставим бомбу как можно ближе, и бум.

— А как же атомарный распад? — в душе всё похолодело.

— К сожалению, из-за массы вещества, подверженного эффекту дезинтеграции, произойдёт невиданный до селе атомарный распад, который уничтожит не только дредноут, но и всё вокруг него. Планета погибнет сразу после чудовищного взрыва. Ты пойми, жертвы неизбежны в любом случае. Лучше мгновенно и без боли, чем медленно лишаться рассудка, а после посылать тысячи отрядов по зачистке планет или вообще потерять данный сектор.

— Неизбежны, говоришь…, - я сглотнул. В голове не укладывались вещи, которые у Саймона были там с самого начала, пустить в расход миллионы жизней. — Ты, как мой брат, веришь в то, что говорят сверху, в порядок и справедливость. Только вот её нет! Ты собираешься пожертвовать сотнями миллионов жизней ради чего? Выполнения приказа? К чёрту такие приказы, и тебя туда же с вашим СГБ!

— Ты побереги дыхание, говорю же, это был самый последний план из десятка возможных. Лучше покончить со всем одним ударом, чем подвергнуть опасности всю галактику. Задумайся, сотня миллионов против миллиардов жизней по всей галактике, малое зло для спасения всей жизни.

— Мы даже не знаем, что ищем. Может это пшик, фикция. Или сами СГБ потеряли когда то прототип Пси оружия и теперь хотят подтереть за собой следы, не думал о таком? Наша позиция и так очень шаткая на галактической арене, как отреагируют на такие выкрутасы те же ксеносы? Снова война? Была уже Война Первого контакта, хватило нам, до сих пор костей не собрали, вторая будет последней, поверь мне. На нас уже смотрят, как на самый агрессивный и опасный вид в галактике, а мы только и рады доказывать это, вот так вот стирая целые планеты по щелчку пальца. Свои планеты, Саймон! Мы убиваем кучу народа, чтобы не только достичь цели, но и запугать чужих. Как там говорилось — «бей своих, чтобы чужие боялись», такой у человечества вектор развития? — выплёвывая резкие слова, строящиеся в не менее опасные фразы, я рвал и метал. Злость застила всё вокруг, алая пелена легла поверх сюрреалистичным фильтром, окрашивая всё в яростные тона.

— Странно слышать такое от человека, который плевать хотел на мир в принципе. Если бы не странное стечение обстоятельств, ты бы вообще не согласился помочь нам, и всё могло кончиться иначе….

— Кончиться? Ты рехнулся, ничего ещё не кончено. Это только начало, дружок, мы по уши в дерьме: фон только растёт, мы ранены и устали, у меня, как минимум, нет никакого желания продолжать, как максимум — я просто вернусь к нашему кораблику и свалю отсюда. Забьюсь в такую дыру в галактике, что даже самые отвязные агенты СГБ побрезгуют выковыривать «ценного» кадра, — резко перебил я оппонента в споре.

— Ты не можешь понять главного, приказ — есть приказ. Ни мне, ни, тем более, тебе, судить приказы тех, кто несет ответственность за миллиарды жизней в галактике. Критикуешь, предлагай, Джеки. Если не взрывать дредноут, что с ним делать? Отбуксировать и завершить начатое в глубине необитаемого космоса? Не я ли говорил тебе, это невозможно — вихревые щиты, атомарная броня и сильнейшая защитная система в данном обитаемом секторе. Мы до сих пор ломаем голову, почему дредноут не стирал корабли даже на подлёте к нему, не говоря уже о приземлении на его палубы. Ну же, предлагай варианты, весь во внимании, — Саймон уселся на стол с вызывающим выражением лица.

Тут мне нечего было сказать, он уел меня. Если очень долго подумать, можно было найти менее кровавый способ завершить всё на высокой ноте, только вот жертвы все равно будут. Если не сотни миллионов, то десятки, и кто возьмет ответственность за это? Я, мой напарник, или же СГБ? Сколько атомов останется от нас, когда мы приведём в действие бомбу? Нет ни единого шанса после активации устройства выбраться с посудины живым, ибо, как было сказано, это последний козырь. Не сможем сами разобраться, распылим к чёртовой матери и оружие и всех свидетелей. Идеальный план, нечего сказать. Я начал хохотать и хлопать невидимым разработчикам этого плана, Саймон не оценил и уже принял боевую стойку, дабы отвесить мне новую оплеуху, моя рука остановила его на полпути.

— Ничего не могу сказать, вы меня обыграли. Пока что я не вижу другого плана, но обязательно найду его. Даже у такого морального урода должна быть мораль, не так ли? Моя мораль такова — если я хоть как-то могу остановить миллионы смертей, сделаю всё, что в моих силах, чтобы предотвратить это. Это как закрыть глаза, когда, буквально, в метре от тебя насилуют девушку, или пытаются украсть ребёнка. Закрыть глаза и пройти мимо ты можешь, но простишь ли ты потом себя за это — другой вопрос.

— Благородный бандит! Что-то новенькое. Сколько ты убил человек? За всё то время пока грабил казино на сотнях планет и станций, — боевой товарищ всплеснул руками.

— Троих.

Где-то в глубине комнаты послышался мерзкий смешок моей испорченной совести. Мальчишка не показывал себя, но прекрасно слышал весь разговор и соизволил отреагировать только сейчас. Я не соврал, троих я убил лично, не мог иначе. Вот только, сколько погибло от эффекта бабочки? Вот умирает муж в семье, где жена и дочка инвалиды, неспособные себя прокормить, купить нужные лекарства. Они не выживут без поддержки того, чья жизнь была мной оборвана, плевать, что он был уродом и наркоторговцем, груз с плеч это не складывает. И такая вереница может тянуться очень далеко и глубоко, насколько позволяет тебе фантазия и отсутствие меры.

Из воспоминаний о прошлом, мне пришло осознание собственной ущербности в моральном плане. Стараешься забыть и забить это как можно глубже, а после вспоминаешь, каким уродом ты был, честно говоря, и остаёшься по сей день. Кровь с рук невозможно отмыть, хоть однажды запачкавшись в ней. Сколько крови и трупов хранится ещё у меня в застенках похороненной мной памяти, остаётся только догадываться, надеясь на ошибку в расчётах. Это странно звучит, но мой напарник максимально похож на моего брата, если бы его вырастили в лучших традициях военной школы — меньше слов, больше дела. Такой же характер, те же манеры поведения и та же добрая душа, запятнанная сверху донизу неэтичными поступками. К нему нет доверия, как и к его вышестоящему начальству в лице СГБ, но этот сукин сын нравился мне. Уже нельзя сказать о моей вменяемости в свете последних событий, поэтому, почему бы не попытаться, хотя бы попытаться, довериться ему, а не его начальству.

— У меня лишь один вопрос. Ты сказал, это был приказ, рассказать мне про оружие, если накалиться ситуация, только ты солгал, так ведь? — лицо напарника дёрнулось и сразу же разгладилось.

— С чего вдруг такие предположения?

— СГБ никогда бы не доверила такому анархисту, как я, владеть данной информацией. Создание самого грозного на данный момент оружия, огромных масштабов. Скорее тебе дали бы приказ устранить меня, если моя персона попытается помешать плану о взрыве дредноута и планеты вдобавок. Мы им нужны не больше, чем инструмент для доставки предмета в точку A из точки Б, тем более, кто сказал, что мы выживем после этого? Вся миссия — это билет в один конец, реактор дезинтеграции — билет на экспресс.

— Ты умнее, чем кажешься, — Саймон почесал подбородок и протянул руку, — закурить не найдётся? — он достал из предоставленной ему пачки сигарету и закурил. Частый и надрывный кашель заполнил комнату наряду с ароматным, тяжёлым табачным дымом. — Курил ведь по малолетке, так и не понял прелести всего этого. Но сейчас — самое оно для успокоения нервов, ты ведь поэтому куришь? Нервы успокоить или заглушить более сильные чувства, чем просто тревога. Можно откровенный вопрос? — мой одобрительный кивок заставил его ещё раз глубоко затянуться, — Что за препараты ты себе колешь? Ты бывший наркоман или это синдром Пси отмены?

— Ни то, ни другое. Наркоманом я никогда не был, хоть и не против "пыльцы" во время напряжённой игры, или после неё в компании с парочкой-другой дамочек в моём номере. Этот препарат называется Состав номер 1. У меня фантомные боли психогенного характера, так мне сказал один из моих близких знакомых, как раз и дав состав лекарства для медицинской станции. Обследование не проходил, но уколы помогают, решил отложить, если совсем невмоготу будет, как видишь, справляюсь.

— Психогенная, говоришь? Это значит, повреждений нет, но мозг говорит об обратном, занятно. Сколько тебе сейчас, как и мне, чуть больше тридцати?

— Тридцать три, если быть точным. Не обольщайся, мой возраст много обо мне не скажет, да и Псионики стареют быстрее обычных людей, в ментальном плане так точно.

— И сколько у тебя эти боли?

— Сколько себя помню. Если честно, чуть больше двенадцати лет, — Саймон освободил немного места на столике для меня. Как только я примостился, сигарета тут же оказалась у меня в губах, а зажигалка в руке. Минуту мы просто молча курили, тупо смотрели на дверь и размышляли каждый о своём. Мгновение тишины и покоя, не считая постоянного шёпота на грани слышимости и мерцающих теней, пляшущих в отблесках освещения. Наконец я повернул голову к напарнику и сказал важную для меня вещь: — Ты мне, как бы, жизнь спас, дважды. Спасибо тебе.

— Трижды, если считать этот раз. Не за что, мы всё-таки команда, — белоснежная улыбка озарила моё бледное лицо. Уголки губ сами поползли вверх, останавливать я их не стал. Полезно иногда улыбнуться как полный идиот. — Ты тоже прими мою благодарность, не за всё, но за многое, — как-то размыто поблагодарил Саймон, я лишь отмахнулся.

— Мы оба далеко не святые, ты тоже делал то, чем невозможно гордиться, а почти всегда стоит презирать. Главное, мы высказали то, о чём думали, — собеседник тут же отвёл взгляд в сторону, губы его сжались в тонкую нитку, а фильтр недокуренной сигареты елозил туда-сюда в уголке рта.

Встав со стола, я подошёл к контейнеру и запечатал его. Пришло время валить отсюда. Не знаю, можно ли назвать это привалом, или эмоциональной разгрузкой, но больше походило на собрание анонимных моральных уродов. Зато это дало мне больше мотивации поверить Саймону, только вот лучшими друзьями мы вряд ли станем, зато больше не будет зуботычин и направления стволов друг в друга. Пока можно выдохнуть, но только пока.

— Что ты собрался с ним делать? — неожиданно спросил напарник, увидев, как мои руки уже вцепились в реактор дезинтеграции.

— Теперь моя очередь понести его. Ты же не против? — мы встретились напряжёнными взглядами, секунда-другая и он сдался. Рука его дала отмашку, попутно выкинув окурок.

— Забирай свой «Ластик», только не направляй на меня больше эту штуку. Хочешь убить, так стреляй из плазмы, в голову, со спины.

— Да, да, обязательно. Ты даже не поймешь, как лишишься головы. Хватит гнать, агентура, если бы я хотел, ты бы давно был мёртв, — меня немного покачнуло, когда контейнер сцепился со скафандром. В глазах зарябило, накатила тошнота.

— Ты в норме?

— Фон даёт о себе знать, терпимо. А ты как?

— Звон в ушах всё громче, достал уже. Даже музыка не помогает. Он будто внутри головы, не даёт сосредоточиться. Образы всякие вижу, людей, — тут я напрягся, но всё же спросил.

— Людей? Мальчика не видел?

— Нет, только размытые тени, они шепчут и умоляют о помощи, некоторые о смерти. Я знаю этих людей, они из прошлой жизни, — голос его дрожал, а глаза бегали.

Если я правильно понял, у каждого свои личные демоны на побегушках у уезжающей крыши. Если у агента СГБ это замученные и убитые на бесчисленных заданиях и зачистках планет, то у меня….

— Пойдём. Нечего нам стоять без дела, раньше выйдем, быстрее сойдём с ума, — кривая улыбка сама появилась на моём лице.

Как там говорилось, максимальная скорость отряда зависит от максимальной скорости самого медленного в нём. Ну так вот, мы плелись как черепахи с сильнейшей паранойей: медленно, постоянно оглядываясь, то и дело желая нажать на спуск в очередную тень в тёмном коридоре. Я же прихрамывал на повреждённую ногу, только усугубляя весь процесс продвижения по мёртвому комплексу. «O» монотонно подсказывал направление, бубня в гарнитуру связи и визуально указывая путь. Через достаточно, как мне показалось, долгий промежуток времени, мы выбрались из жилой зоны, ступая на ещё более неблагоприятную территорию. Гарь и пепел, вот что встретило нас, как только дверь отсека открылась. Мелкие серые хлопья тут же присыпали наши головы, а в горле запершило, глаза заслезились. На периферии виртуального интерфейса показалась одинокая сигнатура. Из дальнего проёма показались два манипулятора, а после и «морда» «Паука». Увидев нас, он прижался к земле и тут же уполз обратно в темноту, судя по сигналу, это был наш недавний знакомый. Саймон выстрелил пару раз из лучемёта в сторону проёма, послышался недовольный гул преследователя, после чего дройд исчез с радаров, но обещал вернуться.

Сам уровень представлял из себя громадное помещение, больше похожее на торговый центр, где-нибудь на планетарной станции, или же в крупном мегаполисе. Увидеть подобное на дредноуте было неожиданно, по большей части, даже некомфортно. Признаков возгорания на данной палубе не было, тогда откуда столько пепла и гари? Возможно, несло с других палуб, где уже долгое время горела проводка или что похуже, заполняя всё вокруг едким дымом и остатками сгоревшего оборудования и материалов. Не трупы же они сжигают в промышленных масштабах? Меня передёрнуло от такой мысли, на этом корабле всё может быть. Звуки нашего с Саймоном кашля отдавались громовым набатом в огромных и пустых помещениях, давая точную наводку нашему «сопровождению», где мы. Дойдя до центра палубы, мы переступили невидимую границу дозволенного, мгновенно поплатившись за это.

Вспышка, шум, заглушающий даже собственный крик боли и ужаса, сотни голосов перекрывающих друг друга в обвиняющих меня оскорблениях. Как же больно! Будто всё, что я испытывал до этого, были лишь семена боли, а сейчас пошли всходы, прорастая внутри черепной коробки, обвивая мозг шипастыми отростками, впиваясь в каждый нерв и пульсируя в такт биения сердца. Кожа горела, глаза давали понять о неспособности видеть незримое, а именно БОЛЬ! Тело свело судорогой, каждая мышца отдавала пульсацией прямо в мозг, внутри всё сжалось в ожидании, когда же это закончится. И вот это прекратилось, так же внезапно, как и началось. Секунду назад ты лежал в агонии, а сейчас всё прошло. Сухой и шершавый язык прошёлся по потрескавшимся губам, улавливая солёные капли едва выступившей крови. В глаза начал пробиваться свет, нос учуял запах горелой изоляции и электроники, и чего-то ещё… Чуть поодаль послышалось шуршание, протяжный стон.

— Сай… Саймон, — едва различимый хрип наждаком прошёлся по пересохшей глотке. Ответа не было. — Саймон. Очнись, — повторное обращение принесло больше пользы, стоны усилились, а шуршание стало более явным.

Невообразимым усилием я перевернулся на бок, наконец, начав смотреть не в потолок, а на спину напарника. Медленно, как после очень глубокого и долгого сна, моё тело начало приходить в себя, рука докоснулась до спины партнёра, ноль реакции. Я толкнул сильнее, ещё раз и ещё раз. Приложив усилие, Саймон наконец повернулся ко мне лицом. Слабая улыбка расплылась на его лице, белок левого глаза полностью был залит кровью из лопнувших сосудов от перенапряжения. Рот его раскрылся, хватая воняющий горелым пластиком воздух, и сомкнулся вновь, как рыба, он повторил ещё пару раз такую процедуру и, наконец, снова улыбнулся.

— Мы умерли? — еле слышно донеслось до меня.

— Нет? — неуверенно ответив на вопрос, я задумался. А может, и правда конец? Это уже ад. Как только ступили наши ноги на проклятый дредноут, души наши отправились в ад, прямиком сюда. Это преисподняя, конец человеческого существования, всего сущего, нас, в конце концов.

— Мне показалось, я умер и только что вернулся, как клиническая смерть. Многое видел, но ничего не помню. Помню только боль…, - слеза прокатилась по его щеке, смывая часть налипшего пепла.

— Куда мы идём, друг?

— Не знаю. Не помню, — он запнулся и закашлялся.

— Так вспомни….

В голове было пусто, на душе гадко. Словно ты напился и вёл себя как скотина последние десять лет своей жизни. Снова перевернувшись на спину, я начал всматриваться в медленно падающие хлопья серого пепла. Остатки былого, пыль миров, дань бесконечности бытия. Скоро и мы вот так сгорим в вечной сингулярности вселенной и опадём прахом, удобряя всё новые и новые миры, там, где взойдут новые семена жизни и счастья. Там, где будет жизнь… не будет нас….

— Чего разлёгся? — мальчишка стоял надо мной и смотрел прямо в глаза.

— А куда идти? Повсюду смерть и тлен, некуда нам идти, мы пришли.

— Ты дурак, Джеки. Твой путь ещё не окончен, и не будет, пока я этого не захочу, — парнишка присел на корточки и приложил руки к моему лицу. — Вставай. Твоя борьба ещё не окончена. После этого не говори, что я не помогал тебе.

Треск хрусталя в голове величайшей симфонией заворожил меня. Глаза раскрылись, дыхание выровнялось, а тело начало слушаться. Звуки капель и чистого звона придавали сил и стремлений. Я вспомнил! Вот зачем я здесь, вот почему согласился на всё это, почему обманывал себя. Хрустальный треск начал перерастать в головную боль и осознание ушло. Мальчишка покачал головой, как бы намекая на мою неготовность понимания таких первородных материй. Он оставил то, что необходимо, стимул жить и бороться.

Я принял сидячее положение, руки мои затрясли Саймона, приговаривая:

— Вставай, боец! Наша миссия ещё не окончена.