Старшая школа Йокай 3

Глава 9

Она определенно владела техниками, принятыми в семье Кицуки. Я достаточно спарринговал с шинигами, чтобы утверждать наверняка. Но ни Казуя, ни Ичика никогда не упоминали…

«Костян, не о том думаешь!»

Свист посоха, я едва успел заблокировать удар лезвием косы и отскочил назад.

«Напомни, зачем мы вообще сражаемся?»

Шинигами чудовищно сильного уровня была запечатана десятки лет. Как я понимаю сейчас, проблема была той же, что мешала жить Ичике: недостаток контроля собственной силы. И если моя школьная подруга из-за этого имеет лишь занятную привычку раздеваться, то здесь страхи людей возвели Яно в абсолют. Она боится собственного могущества. Но она ошибается. И я должен это продемонстрировать.

«Звучит… сложно».

Ох уж эта культура восточной нечисти с привычкой гнуть спины перед силой. Может, я смогу доказать ей, что со мной ей не о чем беспокоиться?

«Во-первых, зачем? А во-вторых, уверен, что сможешь?»

Не знаю раз, не знаю два. По крайней мере постараюсь свести к паритету.

А для этого придется поменять тактику. Слишком мало практики, чтобы на равных сражаться с мастером ударно-дробящего оружия.

Я вытянул косу перед собой, преобразуя ее в кость-рукоятку. Вспыхнуло одно зеленое лезвие, за ним другое. Шаг — и на шинигами обрушился шквал ударов со всех сторон. На этот раз ей пришлось отступить.

Замешательство длилось недолго. Смена стойки. Яно подняла посох над головой — и из навершия выросло лезвие.

Шинигами взмахнула нагинатой, и я содрогнулся от внезапной боли. Сквозь меня словно прошла невидимая волна кимэ. Хотя почему словно?

— Ты… почему ты не умираешь? — раздался тот же чарующий голос.

Кицуки Яно (в ее полном имени я уже был уверен) явна была удивлена тем, что я получил удар и продолжал стоять на ногах.

— Нас, кощеев, не так легко убить, — усмехнулся я. — Давай, не сдерживайся.

— Хватит. Просто… остановись. Я… не хочу причинять тебе боль.

Прости, дорогая.

— Придется. Открыть Источник.

Я превратился в череду мельтешащих по всему барьеру силуэтов. Она ответила множеством ударов и шквалом волн кимэ — полномасштабная атака по площади, не оставляющая никого в живых. Снова патовая ситуация.

Настало время больших калибров.

— Не сдерживайся, шинигами, — я занес для замаха заряженную косу Жнеца. — Или умрешь.

И все же она продолжала колебаться.

— Не волнуйся за меня, — я ободряюще улыбнулся, сверкнув глазами.

На этот раз она мне поверила.

— Ядерная Теневая Сакура. Высвобождение.

В следующий момент я ударил. Две силы, два воплощения смерти столкнулись и прошли мимо друг друга.

Никто из нас не хотел смерти другого.

Сражение было бессмысленным.

Она прерывисто дышала, и ее высокая грудь вздымалась в такт. Платок с головы она потеряла, поэтому ее гладкие черные волосы раскинулись прядями по белому кимоно.

Я не мог оторваться от нее и был готов смотреть вечность. Высокие узкие скулы, бархатные темные глаза, пропорционально широкий лоб и идеальный овал лица. Ее остренький носик был будто выточен лучшими скульпторами всех миров — одновременно ли, или они выбрали кого-то наилучшего среди них, я не знаю.

Я знаю только, что мы были абсолютно равны по силе.

— Я не могу тебя победить, — вслух произнес я.

— Я не могу тебя победить, — эхом отозвалась она.

И вдруг меня озарило. И я, сложив глефу, быстро побежал к рюкзаку, оставленному по дороге.

— Никуда не уходи! — и почему в такой ответственный момент я вел себя как полный дебил?

Подумать только, вчера — буквально вчера я смеялся над Казуей. Был готов изгаляться над его импульсивностью. Случайно чуть не оскорбил его. Он по-японски стоически выдержал мои западные манеры… отсутствие манер. Буквально вчера я смотрел на то, что для меня было немыслимо.

Буквально вчера я был другим. А ведь я даже поспать не успел.

Сущая мелочь. Вот он, рюкзак. Открыть главный отсек. Даже искать не надо, вот она торчит.

Я вернулся на исходную. Яно внимательно наблюдала за мной.

Выдохнуть. Сконцентрироваться. Поцарапать палец. Зачем? Черт его знает. Надо.

Я размахнулся так сильно, как только умел, и со всей дури швырнул стрелу в небо.

Яно неуловимо стремительным жестом вскинула руку перед запахом ворота кимоно. Пробив ее ладонь насквозь, стрела торчала в направлении середины груди — там, где на четыре пальца выше мечевидного отростка должно располагаться сердце.

— Знаешь, — она задумчиво отломила наконечник у неубиваемой стрелы и, вытащив древко, переводила взгляд с идеально гладкой поверхности непораненной руки на оперение. — Я как-то не привыкла, чтобы в меня кидались острыми предметами. А что за птица? Сокол?

Пальцы сами создали навью веревку узорчатого плетения. Самую тонкую, самую мягкую. Нужно-то было всего ничего. А перенервничал и замылился, будто пять километров каната вручную бухтовал.

Я подошел к ней, протянул получившееся колечко и упал перед ней на колено.

— Нет времени объяснять. Яно-сама, сделай меня самым счастливым кощеем в мире. Я ем практически всё, кроме собы, и никогда не буду с тобой ругаться. Выходи за меня замуж. Прямо сейчас.

— С радостью, — она недрогнувшими пальцами взяла кусок моего творчества и примерила на безымянный палец левой руки. — Но без благословения старших родственников не могу, даже если простоишь вот так до вечера. Поэтому давай дождемся, пока Миямото-сан посетит нас, и тогда уже обо всем договоримся. Я согласна.

Навья веревка отблескивала благородным цветом, и я уже был самым счастливым кощеем в мире.

За спиной раздался утробный хруст. Ломалась последняя печать.

Мы резко обернулись.

— Плохо, — спокойным голосом произнесла Яно. — Умибодзу проснулся.

— Умибодзу? — переспросил я. — Так вот что за стихийное зло было запрятано под последней печатью?

Вокруг начал сгущаться мелкий мерзкий туман. Воздух наполнялся крошечными каплями воды.

— Именно, — отозвалась шинигами, внимательно наблюдая. — Его пытались запечатать не единожды, и каждый раз он неизвестным образом подтачивал свою тюрьму. Его даже попытались отнести от моря — правда, дальше Омии так и не унесли. Здесь раньше был другой город, поменьше, он так назывался… В пятьдесят втором году умибодзу в очередной раз почти освободился и зашевелился. Около полуострова Камчатка произошло чудовищное землетрясение, и цунами чуть не смыло Гавайские острова, разрушило несколько крупных городов и множество мелких поселков на Сахалине и Камчатке. Тысячи людей и йокаев погибли, ущерб был невообразимым. Следующими были бы острова нашего архипелага.

— Тогда вы позвали мага с Запада?

— Да, и к его приезду в пятьдесят третьем сложилось сразу несколько условий, определивших нашу дальнейшую жизнь, — задумчиво ответила она. — Я решила завершить печать собой, а чтобы заклятие сработало надолго и умибодзу не вырвался, как он всегда это делал — его решили усилить за счет жертв. Маг с Запада запечатал еще четырех йокаев различного происхождения, которые хорошо подходили по стихиям разных сторон света, поверх моей жертвы. И это сработало — до текущего момента.

Я почувствовал, как по спине ползет холодок.

Пошла мелкая морось. На волосах начал образовываться конденсат.

— Яно-сама, а почему ты решила пожертвовать собой? Это был добровольный выбор?

— Да, я сама вызвалась. Я являюсь порождением Второй мировой, стажировалась во время бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Каждый шинигами воплощает ужас человечества перед очередной угрозой. Мой аспект — это страх перед применением ядерного оружия. Люди приходили к моему алтарю и молили защитить от этой смерти. Я становилась тем сильнее, чем чаще и жарче они молились. И однажды по силе я стала почти ками… и в это же время страх людей перед стихией, — она выразительно обвела рукой белый туман, ползущий из раскрошенной печати, — породил еще одно существо, которое грозило сравниться по силе с хтоническими чудовищами и злыми ками. Чтобы не сойти с ума от разрывающей в разные стороны энергии и остановить надвигающуюся катастрофу, я решила уравновесить одно другим. Так мы оказались в печати — сначала он, потом я, потом четыре опоры поверх.

Морось усиливалась, и плечи потихоньку намокали.

— Казуя-кун говорил, что прошлый маг с Запада рисковал своей жизнью ради этой печати. А ты не припомнишь, кто это был? — вдруг спросил я.

— Нет, — отозвалась она. — Моей задачей было сконцентрироваться на собственных похоронах, и всё происходило очень быстро. Поэтому, к сожалению, я не успела спросить его имя. Но у него были русые волосы, я таких больше никогда не видела.

Кто-то из наших, из русской Нави, подумалось мне. Хотя не слишком ли я возгордился? Это может быть кто угодно, и европеец, и северянин…

Додумать я не успел. Со стороны спины я почувствовал такое энергетическое давление, что позвоночник заныл. Но я одновременно обеспокоился — и обрадовался. Потому что по дорожке от беседки ко мне уже бежала невесть откуда взявшаяся младшая сестра, а в существенном отдалении шли…

— Что? — недоумевающе произнесла Яно, но, тут же взяв себя в руки, сняла барьер вокруг нас и легко поклонилась старшим женщинам. — Доброе утро. Я Кицуки Яно.

— Привет, бабуль, привет, Алька, — помахал рукой я. — Здравствуйте, Тамамо-но Маэ-годзэн. Томоко-тян, а ты у них теперь на равных?

— Да куда там, — махнула рукой великанша. — В лучшем случае сумочку доверят подержать. Здравствуйте, Яно-сан, мне приятно познакомиться с вами.

— Это ты зря, дочь Разрушителя, — серьезно проговорила кицунэ, внимательно рассматривая стоящую перед ней девушку в белом кимоно. — Яно-сама, вы сами к нам пришли, или вас разбудили?

— Право же, Тамамо-годзэн, я ничего не делала, оно само, — ответила та. — В любом случае, теперь у нас тут умибодзу, и с ним нужно что-то делать.

Бабушка внимательно смотрела на левую руку Яно, и выражение ее лица было совершенно непроницаемо.

Алевтина Кощеевна Кощеева была гордостью семьи — и вполне заслуженно. Вообще-то с точки зрения стороннего наблюдателя она являлась скорее маленьким всемогущим хтоническим чудовищем, которое по неосторожности было способно уничтожить мир — хотя вряд ли знало об этом.

Для Кощеевых она оставалась обычной маленькой девочкой. Любимая внучка, обожаемая дочь, младшая сестричка. А что хтонь — ну подумаешь, в прабабку Морану пошла. С кем не бывает.

Она осваивала свою силу, росла на моих глазах, и я не мог не любить ее. Конечно, она обожала меня — и у нас как-то сложились очень, очень близкие отношения. Стоит только вспомнить всех мышей, принесенных под дверь Уэно: маленькая дьяволица была готова со своей колокольни судить, подходит мне девушка или нет.

И вот сейчас, когда Аля смотрела на Яно, у меня в голове были две мысли.

Первая: как у них всё сложится?

И вторая: не слишком ли опасно для такой малявки в текущих условиях?

Ответ на последнюю мысль пришел моментально: бояться здесь нужно не малявке, а умибодзу.

Оставалась первая.

Два воплощения Смерти смотрели друг на друга. Маленькая видела апокалипсис в глазах большой. Вспышки солнца на земле и расцветающие повсюду ядерные цветы как смерть человечества. Волны радиации, истребляющие недостаточно сильное, чтобы выдержать их. Тени на стенах. Госпитали, забитые под завязку. Миллионы разноязычных инструкций «Что делать, если…», и миллиарды статей с настроением одна более паническая, чем другие.

Но Земля выживет и будет существовать еще долгие тысячелетия, миллионы, миллиарды лет.

Пока однажды Смерть не пожнет Солнце, и звезда не взорвется вспышкой сверхновой, превратив все планеты на секунду в раскаленные каменные пустоши — а потом в ничто.

Маленькая смерть видела, как эта шинигами уже сейчас владеет немыслимой мощью, вершиной страха людей перед смертью ядерных реакций. Она не знала физику и могла только предугадывать интуитивно, что солнце как источник ядерных реакций есть вершина, ее абсолют и сильнейшая доступная ей атака, которую она никогда не сможет применить. Потому что свету настанет конец в самом буквальном смысле.

Сложно… невозможно представить шинигами сильнее Кицуки Яно. Разве что когда-нибудь человечество дорастет до страха перед новым Большим взрывом — и тогда появится что-то выше, сильнее, абсолютнее. А до тех пор…

Как крошечное будущее воплощение Смерти может не полюбить ту, что концентрирует в себе неминуемое неотвратимое уничтожение всего сущего?

— Ты мне нравишься, — тепло улыбнулась Аля и доверчиво протянула ручку, которую Яно сразу же взяла своими длинными тонкими пальцами. — Береги братика.

Прошло минут пять, но мне показалось, что закончилась одна вечность и началась следующая. Под землей перекатывались огромные шары, и их движение порождало дрожь и тихий всепобеждающий гул. Стихия конденсировалась, и я, кажется, видел ее сердцевину. Для каждого йокая есть конструкт и есть дух. Каждого йокая практически невозможно убить — но вполне посильно развоплотить, нанеся повреждения ауре.

Но как быть с тем, что уже пытались отправить к Великой матери не единожды, и ни у кого не получалось?

— Костик-кун, будь добр, отойди, пожалуйста, — вполголоса сказала Томоко необычно серьезным тоном. — Если зацепит, неловко получится.

— Костик-кун, я еще попрошу тебя подержать мою сумочку, если тебя не затруднит, — голос Тамамо-но Маэ не подразумевал, что с ней станут спорить.

Я понятия не имел, что они задумали, но, кажется, интуитивно осознавал смысл и послушно взял узелок.

— Яно-сан, — впервые обратилась бабуля к моей невесте, — меня зовут Марья Моревна.

— Здравствуйте, Марьяморевна-сан, — вежливо поздоровалась Яно.

— Ты владеешь техникой раздавания большого леща?

— Простите?.. — аккуратно переспросила Яно.

— Это… — кицунэ нарисовала в воздухе какой-то знак.

— А, да, конечно, — спохватилась Яно. — Простите, Марьяморевна-сан, у нас Dat’ Leshcha по-другому называется. Однако этой женской технике меня обучали, я владею всеми уровнями.

— Когда ядро ауры сконцентрируется на четыре пятых, размахиваемся и синхронно бьем. Ваш слизняк отправляется к тетушке Идзанами, а мы празднуем победу. Хорошо?

— Я поняла, — кивнула Яно.

Облака собирались в густые тучи, будто устремленные в одну точку. Дождь начал идти снизу вверх. Умибодзу привлекал всю воду, которую разбросал при проявлении своей сущности, чтобы затопить всё вокруг. От земли поднимался пар. С травинок начала подниматься роса. Декоративный фонтанчик окутало водной дымкой. Йокайки выстроились в ровную шеренгу.

— Марья Моревна-сама, — с обожанием в голосе попросила Томоко. — Пока наш враг еще собирается, пожалуйста, я вас очень-очень прошу, скажите еще раз эту великолепную фразу, которую вы выдали, когда учили нас лещам. Она как музыка для моих воинственных ушей.

— Конечно, дорогая, — согласилась Марья Моревна и продолжила легким, высоким, отлично поставленным сценическим голосом. — Итак, девы, перед вами техника раздавания леща. Как же ее выполнить? Легко. Сначала берешь леща. Ты спросишь меня: а как же выбрать нужного? И я отвечу: он попытается тебя убить.

Присутствующие йокайки и чародейки залились долгим заразительным смехом. Я при тренировке техники не присутствовал, поэтому понял примерно ничего. Воистину, женские приемы непостижимы, когда ты мужик.

Бабушка резко стала очень серьезной.

— Точка сборки есть, четыре пятых. Хоп! Делай раз!

Присутствующая шеренга йокаек подняла правую руку под каким-то необъяснимым углом.

— Делай два!

Они синхронно замахнулись.

— Делай три!

Меня снесло порывом ветра, который мог бы уложить не только отожравшегося недобро настроенного медведя, но и в целом кого угодно. Акустический удар чуть не пробил барабанные перепонки. Лежа навзничь, я продолжал смотреть.

Лицо, которое только-только начало проявляться у стихийного чудовища, смяло сразу в разных направлениях. Призрачная пасть, двигавшаяся, как будто собираясь открыться, захлопнулась с утробным треском. Умибодзу замерцал…

И на нас обрушились хляби небесные. Тучи аннигилировались. Облаков не было. Сверху лились килотонны воды, которые были не более чем белым ливнем, когда человек, вышедший в дождь, под струями не видит кончиков пальцев руки, вытянутой вперед.

А потом всё прекратилось.

— Великой матери пошел жаловаться, звереныш, — подытожила Тамамо-но Маэ. — Константин! Я очень надеюсь, что мой узелок в порядке.

Я сел и выудил из-за спины сумочку, на которой лежал в процессе прошедшего светопреставления, и протянул хозяйке.

— Даже не намокла, — удовлетворенно отметила воительница. С ее лица ручьями стекала косметика.

— Я крайне рада вас видеть, Кейтаро-сан, — говорила Яно склонившемуся перед ней шикигами, пока Аля каталась на шее Казуи. Как так получилось — я сам до конца не понял. Он показывал ей парк и впаривал что-то про витражи в окнах второго этажа, на которые я, честно говоря, раньше не обращал никакого внимания. Оба Кицуки появились, как только услышали громкую канонаду лещей — до этого все звуки глушил профессионально поставленный барьер. Ичика пыталась было добиться от меня какой-то информации, но быстро махнула рукой на это бесполезное занятие и пошла общаться с более разговорчивыми из присутствующих.

— Константин-кун, выйди, пожалуйста, из коматозного состояния, — Тамамо-но Маэ махала ладонью перед моими глазами. — Ты что же, вообще не спал? Ичика-тян, ты предлагала отдохнуть, кажется? Так вот, ему не помешало бы!

Мне выделили комнату для гостей. Улучив момент, Яно на прощание провела рукой по моим серым волосам, и я провалился в глубокий и ровный сон, едва успев накрыться пледом. Я чувствовал себя самым счастливым кощеем в мире.