Глава 10

Как я понял, наконец дождались Кицуки Миямото. Жаль, что этой картины я не видел. Дорого бы дал, чтобы посмотреть, как олдовый шинигами держит лицо, потому что не может позволить себе бегать по стенам и орать.

Кстати, пора было приводить себя в порядок и выходить. Вкусно пахло свежим удоном и кунжутом. Кажется, еще и кормить будут.

— Доброе утро, Константин-кун, — иронично сообщил сидевший в столовой Казуя. Он был в компании своей чудо-девы и, держа ее за руку, явно о чем-то общался.

Я наконец представился ей и вообще не удивился, услышав ее имя.

— Яно-сан в своей комнате, занимается обстановкой, — пояснила зашедшая в столовую Ичика, помахивая лопаткой для тефлоновой сковородки. — Просила пока ее не беспокоить и потом помочь с выбором смартфона. Что ты на меня так смотришь? Не могу я настолько мощного сэмпая звать просто «тян», хоть убей меня.

— Не буду, с твоего позволения. Как Миямото-сан? — спросил я.

— Тихо выругался об очень своевременных командировках, пробурчал что-то насчет кощеевой крови, обрадовался второму пришествию Яно-сан и пошел звонить, кажется, твоему отцу — хвастаться, как элегантно русское семейство решает глобальные проблемы. Сейчас за столом соберемся — и как раз он просил тебя никуда не деваться, чтобы мы могли рассказать, что случилось в его отсутствие.

Можно подумать, я собирался куда-то деваться.

На том, что могло войти в историю как Большой Семейный Обед, присутствовали Кощеевы в доступном составе и все Кицуки при параде (Яно очень к лицу было официальное кимоно — к тому же я подозревал, что это ее собственное). Также можно было видеть Сакуру, которой уже одолжили нормальную одежду вместо ее тряпок спортивного покроя, и Кейтаро, явно чувствовавшего себя несколько не в своей тарелке в подобной компании. Однако же Миямото попросил его — а значит, шансов свалить в место поспокойнее не предвиделось. Суету шикигами не любил.

Казуя нервно пил чай, зная, что речь пойдет и о нем. Аля увлеченно гоняла рисинки по миске с соусом, держа палочки как заправский японский ребенок. Бабушка переодела ее из вымокшей одежды, и юката лежала поверх тощенького детского тельца, занимая всё свободное пространство. Марья Моревна, кстати, тоже получила кимоно. Выглядела она в нем так, что нужно было потом запилить селфач, иначе мне никто не поверит.

— Вы серьезно просто взяли и отпустили хули-цзин, которая всё это время держала у себя стрелу? — совершенно нейтральным тоном осведомился Миямото, когда мы дошли до середины рассказа.

Этого-то я и опасался. Мысль, что Бай явно знала больше, чем показывала, давно меня подгрызала. Уверенность, что лисицу нельзя было отпускать, напоролась на невозможность исправить содеянное.

— Если у вас найдется хоть какая-то вещь, которая сохранила немного ауры, то мы знаем несколько способов ее найти, — предложила бабушка. — Можем попытаться.

Все посмотрели на меня. Я развел руками. У меня не было ничего, ни единой ниточки, ни шпилечки, ни листочка.

— Я кое с кем пообщаюсь, авось это поможет, — задумался старый шинигами. — Давайте дальше.

После описания наших великолепных подвигов и полной истории расплющивания умибодзу речь перешла к более приятным вещам.

— Константин-кун, я даже не буду спрашивать о серьезности твоих намерений, — Миямото аккуратно указал на левую руку Яно. — Насколько я понимаю, все с этим согласны, и никто не хочет сказать сейчас или замолчать навечно, или как там в этих традициях положено.

Все замолчали — надеюсь, не навечно.

— Ну вот и хорошо, — потер он руки. — Я, разумеется, тоже не против. Как, молодежь, вы видите дальнейшую жизнь?

Я ободряюще кивнул своей невесте, с которой мы успели перекинуться парой слов перед обедом.

— Отец, я хотела бы со временем переехать в царство Кощеево, если все Кицуки не против, — сказала она, и я в очередной раз внутри чуть-чуть зажмурился, слушая ее голос. — Официально выйти замуж и праздновать придется и в Японии, и в России. Однако перед этим, мы думаем, будет разумно сначала дать мне немного встроиться в общество. Меня не было почти семьдесят лет, многое изменилось. Я хотела бы посмотреть на людей, на йокаев, снова привыкнуть к жизни.

— Я бы еще сказала, Яно-анэсама, что ты можешь пойти в школу, если тебе это покажется полезным, — кажется, Ичика наконец решила проблему с суффиксом вежливости. — Ты, наверное, уже получила образование, однако школа тем и хороша, что дает возможности для социального взаимодействия.

— Да, и об этом я тоже думала. Как тебе кажется, я смогу пойти во второй класс?

— В класс к Константину-куну не рекомендую идти, — хихикнул Казуя. — Иначе всё социальное взаимодействие пойдет по известному маршруту.

Обстановка резко разрядилась, и дальнейший разговор потек легко и свободно. Решили, что я остаюсь в своем общежитии, а вот остальных Кощеевых…

— Марья Моревна-сама, не отказывайте мне в этом небольшом капризе, примите приглашение, — уговаривал ее Миямото. — Места в доме намного больше, чем вы думаете. А вы практически члены нашей семьи. Зачем вам этот отель?

— Предложение отличное, — согласилась бабушка. — Если вы, Миямото-сан, не против, я в ближайшем будущем еще оккупирую вашу кухню на пару дней. Идзанами-ками-сама приглашала меня, а как я пойду в Ёми без свежей еды?

Миямото резко побледнел.

— Если вам понадобится помощь в рассылке приглашений, я в вашем распоряжении, — кротко произнесла Ичика. Что такое zastolie, она еще не знала.

— Спасибо, детка, — тепло поблагодарила ее бабушка.

* * *

— Горо-сан, доброго дня. Занят? Да, спасибо. Есть пара вопросов, если ответишь — буду рад, если нет — не расстроюсь…

Кицуки Миямото звонил старому знакомому чисто интуитивно и даже понятия не имел, насколько же попал в точку.

Через полтора часа он стучался в дверь комнаты, где расположили Марью Моревну с внучкой.

— Итак, прелестные дамы Кощеевы, у меня к вам просьба. Вы говорили, что можете выявить местоположение нашей лисицы, если вам предоставят какую-то вещь с ее аурой?

Младшая Кощеева сидела за высоким столом, болтая ножками, и с умным видом смотрела в крошечную фарфоровую чашку, где в глубокого нефтяного цвета пуэре танцевали огромные чаинки. Потом залпом выхлебала весь чай. Мы с Казуей торчали на другом конце стола и внимательно слушали ее указания, расстелив несколько карт.

Перед Алей лежала черная заколка-невидимка, настолько тоненькая, что в волосах была бы совершенно незаметной.

— В этом городе.

Казуя расстелил подробную бумажную карту местности.

— От этого дома самым коротким путем к реке, которая в этой местности шире других.

Палец пополз по прямой к реке Сиба.

— За рекой через старый заброшенный парк прямо к скале, на которой все стоят.

Мы нашли точку, отмеченную значком бинокля. Площадка, с которой видно целый город — а в хорошую погоду и Токио.

— По гребню на запад.

Маршрут пролегал через холмистую местность, где младшие школьники устраивали походы с пикниками.

— До точки между врачами и медсестрами.

Сложно…

Казуя ткнул пальцем. Слева от хребта в паре километров располагалась больница. Справа — хоспис. Подходит.

— Вниз и в пещеру.

Пещера?..

— И передайте этим трем мальчикам, которые нашли заколку, что если они хотят продолжать дорогу за ней, то учиться оставшиеся полтора года нужно получше. Иначе не выйдет.

— Спасибо, передам ему, — кивнул Казуя.

Я решил не спрашивать.

Территория храма Кицуки уже была приведена в порядок. Мои призрачные гастарбайтеры разровняли превращенную в окопы землю, а Хаято Хината любезно поделилась телефоном службы рулонных газонов. За полдня они закатали пространство, и парк снова превратился в парк, а не в поле битвы.

— Пожалуйста, рада помочь, — голос Хинаты был радостным. Мы сообщили им, чтó пришлось вытерпеть умибодзу и почему о печатях можно больше не беспокоиться.

Под закатным солнцем на приведенном в порядок газоне была расплющена огромная фигура. Спеленутая сверкающей паутиной аура даже не трепыхалась. Девять хвостов были пришпилены печатями. Бай Гуан — теперь я узнал ее имя — не сопротивлялась. Оба ее чемоданчика, доставленные вместе с хозяйкой, сиротливо маячили на пороге усадьбы Кицуки.

Горо Хейзу, с которым я уже познакомился, сидел рядом с Миямото. Старые спартанцы вытащили один татами на двоих и распивали чай уже с полчаса, пока мы тщательно прибивали лисицу к ландшафту. Аля гадала на зеленой хризантеме, которую Ичика ей срезала по спецзаказу.

— Бай Гуан-сан, по профессии певица, великий деятель культуры и оплот китайской истории, — говорил шинигами. — И, между прочим, я за последние сто лет повторяю это уже второй раз! Расскажите мне, будьте так добры, по какой причине вам понадобилось доламывать оставшиеся печати, раз вас уже освободило волею случая?

— Потому что я небезосновательно подозревала, что пленники, сидящие под печатями, также будут не прочь пройтись по миру живых. Раз уж мне понравилось, почему бы им не сделать то же самое? — резонно возразила хули-цзин. — Вы вообще-то не сказали, зачем меня туда упихнули.

— Как-то не до этого было, — протянул Миямото, — у нас вообще-то вселенское зло случилось, которое смахнуло бы с лица земли весь архипелаг и еще с пару десятков стран, которые оказались бы не очень удачно расположены.

— Но мне-то об этом откуда знать?

— Формально она права, Миямото, — вступился цутигумо. — Я хелицеру даю, что вы, ребята, когда проблемы решаете, мало что кому объясняете.

— А мне что-то подсказывает, что госпожа Бай была в курсе, что под ее печатью есть более сильные йокаи, к тому же настроенные агрессивно, — отрубил я. — Потому что она положила в свою печать кудана, который, как мне известно из прочитанного, очень миролюбив и умеет только изрекать умные пророчества и сразу после этого умирать. Вместо этого он помчался рогами вперед, и мое бедро тому свидетель. Или ему была дана команда, или с ним что-то сделали. К тому же, если вскрытие печатей было нужно именно госпоже Бай, то именно госпожа Бай выращивала изрядное количество аякаси, которые принимали живое участие во всех событиях последних дней. И я бы не сказал, что это входит в понятие «я просто вскрою печати, чтобы пленники прогулялись».

— Согласен с тобой полностью, Константин, — кивнул Миямото. — Бай Гуан-сан, как вы сами не понимаете: современный мир проще, чем кажется, но сложнее, чем дележка власти и влияния. Вы такая взрослая лисица, а на людей обижаетесь, как однохвостая. А их ведь могло зацепить, они тут вообще ни при чем. Аккуратнее надо…

Бай Гуан, всё это время испытывавшая острейшее дежа вю, засмеялась так громко, что мы оторопели. Через пару минут ее попустило.

— Короче, Миямото-сан, я попробую подвести итоги, — она всё еще улыбалась. — Белая стрела попала в мою печать. В дальнейшем события развивались таким образом, что из печати были освобождены четыре могущественных аякаси, агрессивные особи были уничтожены, была освобождена великая дочь Идзанами-но-ками, она обрела контроль над своими силами. А потом был также уничтожен на веки вечные источник великих бедствий, причем без вашего участия. А всех потерь — немного обращенных мононокэ?

— В целом верно, — согласился Миямото.

— А если всё так хорошо сложилось, что сказать надо бедной несчастной хули-цзин, которая ночами не спала, все гадала и гадала?

Слушатели, включая меня, дружно зависли. О такой трактовке событий мы не задумывались.

— А, я знаю! — Алевтина Кощеева подняла руку с остатками хризантемы. — Молодец, возьми с полки пирожок!

— Можно просто «спасибо», — пробурчала Бай Гуан.

* * *

— Ичика-тян, можешь ли позвонить достопочтенной Хинате-тян? У нас тут намечаются великолепные посиделки! А она сказала беспокоить ее, когда понадобится помощь! — бабушка осваивала сложное дело заказа доставки продуктов на дом.

Когда фургон с едой был разгружен, застучали ножи. На кухне образовался Ближний Восток, знакомый мне с детства. Привлечены были буквально все пробегающие мимо йокайки женского пола — и немного йокаев мужского. Потому что убегать нужно быстрее.

— И эту китаянку позови, дальше усадьбы никуда не денется, Горо Хейзу позаботился!

Аля во дворе каталась на спине огромного акита-ину Юты с разрешения всех, к кому это могло иметь отношение. Мне оставалось удивляться, как быстро он вырос. Тамамо-но Маэ, надев фартук, священнодействовала над сложным соусом, которому нужно было настаиваться почти сутки. Ичику погребло под горой зелени. Томоко напевала что-то, отбивая мясо в такт. Три молотка в ее правых руках мельтешили, создавая полноценную ударную установку. Изаму-кун ради такого дела прогулял занятие в клубе домоводства — как и большая часть клуба домоводства, узнавшая, что для мероприятия у Идзанами-ками-сама очень нужны стратегические запасы тортов и печенья, и без их помощи с этим никто не справится.

Бай Гуан, приведенная на кухню, застыла столбом в проходе. От ее щиколотки тянулась полупрозрачная тоненькая паутинка, уходящая вдаль в коридор.

— Но… — жалобно пролепетала китайская лиса. — А как же скатерть-самобранка?

— Пф… — отмахнулась Марья Моревна. — Обойдемся ручками, девочки.

— На праздник тетушка Гу решила приготовить фаршированное весло. Как известно, настоящее фаршированное весло готовится 12 часов, включая отпаривание, разглаживание, форматирование, начинку вареными гайками и кальмаризирование, — процитировал по памяти Изаму-кун, открывший для себя бесконечный мир разноязыкого самиздата (с моей подачи, разумеется).

— А может, хоть мультиварку?..

— Только хардкор! — хором откликнулись великанши-они, подтаскивавшие в сторону Томоко еще ящик разделанного мяса для отбивных. Сотен и Ибараки щеголяли новыми пластырями, но, кажется, их это забавляло — как обычно.

Бай Гуан поникла, поняв, что ее наказание только началось.

* * *

Я уже что-то понимал в прогулках с девушками — и за этот опыт я благодарил обеих кицунэ, с которыми меня свела судьба. Уэно-тян, о судьбе которой я в глубине души чуть-чуть волновался, показала мне, что девушка — это концентрированная красота, что с ней нужно обращаться аккуратно и вообще в целом строить отношения можно и нужно. Бай, о которой я предпочел бы не вспоминать, но которая исправно попадалась мне в усадьбе Кицуки, дала мне в свое время целый ворох идей, как можно проводить свидания.

Поэтому днем мы учились, после школы занимались освоением домоводства (Яно была в восторге от того, сколько всего успели изобрести), а вечера принадлежали нам. Развлечения, прогулки, пикники и походы стали идти одно за другим.

И каждый день начинался с того, что я просыпался с мыслями о ней, а каждый вечер заканчивался тем, что я ломал голову, как же мне могло настолько повезти.

Я считал себя самым, черт подери, самым везучим кощеем в мире.

Мне, пожалуй, оставалось реализовать ровно одно желание, которое подтачивало меня с первых недель обучения. И однажды я решился. В этом немалую роль сыграло наличие бабули в Сайтаме: кладезь знаний был прямо под рукой.

— Привет, — я, зайдя в столовую семьи Кицуки, аккуратно поставил на стол увесистую сумку.

— Чойта? — отвлекся Казуя от книги.

— Пирожки. Захотелось внезапно, а поскольку в готовке я поднаторел, просто сел и решил вспомнить, как бабушка запрягала всю семью на тимбилдинг по созданию пирожков. Увлекся, получилось многовато. Подумал, что вам, может, тоже понравится.

— А я пробовала русские пирожки, когда Марьяморевна-сама устраивала zastolie у Идзанами-ками-сама, — сказала Яно. — Великолепная вещь, особенно с печенью.

— С печенью тоже есть, — я поцеловал ее в щеку, вкладывая в руку пирожок. — А вы как, не попробовали?

— Мы не добрались, — мрачно ответил Казуя, вспоминая zastolie, после которого живые не завидовали мертвым. — Ну, хоть сейчас укушу. Как это употребляется?

Половина пакета с пирожками резко куда-то делась. Казуя ослабил ремень, намереваясь пригласить остальных. Ичика тоже увлеклась, сначала отложив несколько пирожков для Сакуры, в судьбе которой принимала немалое участие.

План был прост как палка. Потому что я втихомолку попросил Яно не готовить обеды на следующий день. И прямо с утра пораньше…

— Держи, — я поставил бенто на парту Кицуки Ичики.

— Э… — девушка в легком шоке уставилась на подношение. — Стоп… это же они? Правда? Спасибо!

И в порыве чувств она схватила меня за руку. Я чуть-чуть покраснел, зная, что для японцев это могло считаться горячим жестом проявления дружеских чувств.

В повисшей в классе тишине я прошествовал к своему месту.

— Мой дорогой друг, — обратился ко мне Изаму-кун, наблюдая, как шинигами обороняет контейнер от осаждающих любопытных одноклассниц. — Я напомню тебе, что изначально «План Бенто» звучал совершенно иначе.

— И не говори, — вздохнул я.

Он скептично посмотрел на большой пакет, стоявший рядом с моей сумкой.

— А кому остальные?

— Президенту школьного совета…

Класс вновь затих, и на этот раз девушки зашептались особенно активно.

Вот теперь я подколол всех, кого был способен. Можно было спокойно учиться до конца года.

Загрузка...