Глава 5 В ходе работы Часть 1

Время от времени в Deep Blue раздавался низкий гул, доносившийся из бездонных морских глубин. Рыбы не разговаривают, однако Подводную станцию наполнял нескончаемый шум, а повторяющиеся толчки усиливали психическое напряжение, превращая даже дыхание в источник стресса. И все же самое большое беспокойство вызывало ощущение, что ты в ловушке.

Возможность передвигаться только в пределах Подводной станции и знание того, что выход за ее пределы означает мгновенную смерть, давили на психику. Жизнь здесь была сродни существованию в космическом корабле: снаружи нет воздуха, которым можно было бы дышать, и, оказавшись там, ты либо замерзнешь насмерть, либо взорвешься под давлением.

На глубине три тысячи метров давление составляет триста одну атмосферу, что примерно в триста раз больше, чем на суше. Это как положить на себя триста килограммов железа. Давление и воздух на станции автоматически поддерживались пригодными для жизни, однако с самого приезда я не мог отделаться от ощущения, будто нахожусь в самолете.

В этой искусственно созданной среде, рассчитанной не на жизнь, а на выживание, я остро чувствовал, что окружен стальными стенами. Как рыба, запертая в огромном аквариуме. Подводная станция содрогалась от малейшего воздействия течения, словно морские водоросли в этом же аквариуме, чем напоминала попавший в турбулентность самолет. Каждый раз, когда это происходило, я испытывал слабое головокружение.

– Какой фильм смотрели?

Негромкий голос пациентки вернул меня к реальности.

На Подводной станции находилось десять корейцев, включая меня, и Ю Гыми – одна из них. Эта девушка – морской биолог. После окончания бакалавриата она отправилась на Подводную станцию, чтобы провести исследования для получения магистерской и докторской степеней. Она и подумать не могла, что это повредит состоянию ее зубов.

Что ж, выпечка здесь и правда была вкусная.

– «Форсаж», – ответил я, проверяя ее зубы и десны.

– И как? Фильм понравился?

– Всегда весело смотреть на то, как разбиваются машины.

Заметив, что руки Ю Гыми дрожат от волнения, я поспешил успокоить ее, что только сниму камень.

Стоматологическая помощь на станции была совершенно бесплатная, поэтому каждый, у кого проблемы с зубами, мог прийти к дантисту, не беспокоясь о деньгах. Это было одним из основных преимуществ жизни под водой, но для меня как для дантиста значения не имело.

– Как ваши исследования?

– Мучаюсь с диссертацией.

На мой взгляд, Ю Гыми была самым общительным человеком на Подводной станции. В отличие от меня, интроверта, она знала почти всех обитателей Четвертой базы по именам. Она же стала моим первым пациентом и выудила из меня краткую самопрезентацию, во время которой я упомянул, что люблю боевики.

Удивительно, но в Центральном квартале имелся кинотеатр. Кроме того, всем сотрудникам выдавали планшеты, на которых можно было посмотреть большинство современных фильмов и дорам. Приятное времяпрепровождение перед сном. Я с удовольствием посмотрел несколько фильмов, которые раньше не видел, однако Подводная станция по-прежнему казалась мне увлекательнее всего остального.

– Какие-нибудь интересные истории?

– В этой дыре не происходит ничего интересного.

«Может быть, это потому, что ты сейчас поглощена своей диссертацией», – хотел было сказать я, но сдержался. Человеку, не пробывшему здесь и трех дней, казалось странным, что можно называть «дырой» Четвертую подводную базу, на которой проживало более четырехсот человек. На мой взгляд, она была большой – настолько большой, что я даже не успел заглянуть за пределы Пэкходона и Центрального квартала.

– Я здесь совсем недавно. Наверное, поэтому мне все здесь кажется невероятно интересным.

– А что интереснее всего?

Меня завораживало одно то, что под водой был построен такой огромный объект. И что люди из разных стран работали здесь посменно. Удивляли и многочисленные ограничения. И название искусственного острова.

– Искусственный остров на нулевом этаже называется Тэхандо[3], верно?

– Да. Дело в том, что его назвал кореец, – с ноткой гордости ответила Ю Гыми.

Она рассказала, что было много споров о том, какое название дать искусственному острову. Каждая страна стремилась назвать его в честь себя, что вызвало много шума. Некоторые рассматривали этот вопрос как бой за право собственности, сродни присвоению прав на международные территории, такие как Луна или Арктика. Было предложено множество названий: Левиафан, Наутилус, Великий Старец, Неверленд, Атлантида, Земля Обетованная, Гренландская акула… В конце концов жителям Подводной станции пришлось принять решение путем голосования.

– В инженерной команде «Ка»[4] есть один уникальный человек – руководитель этой команды Син Хэрян. Говорят, это он дал острову такое название.

– Значит, в те времена на Подводной станции было много корейцев? Ну, раз за этот вариант проголосовало больше всего человек.

Ю Гыми усмехнулась.

– Только команда «Ка». Тогда, как и сейчас, в ней было менее десяти человек. Говорят, Син Хэрян получил голоса как инженерных, так и горнодобывающих команд.

– Ух ты, впечатляет!

Ю Гыми, похоже, была рада встретить человека, с которым можно поговорить по-корейски. В команде «Ка» находилось больше всего корейцев – семь человек. Кан Сучжон, с которой я познакомился в первый день, была одной из них. Я также узнал еще об одном научном сотруднике по имени Ким Гаён.

Больше всего на станции было американцев, китайцев и австралийцев. Несколько корейцев работали в больнице на искусственном острове Тэхандо.

– Вы бывали на искусственном пляже Тэхандо?

– Здесь есть искусственный пляж? – спросил я, вспомнив о совете Прии Кумари посетить его наряду с другими местами.

– Там очень красиво. Многие люди ходят туда, чтобы позагорать. Я тоже часто там бываю.

– Понятно, – кивнул я.

За два дня я так и не привык к мрачному виду из окна. Вода черная, как чернила. Взгляд в окно каждый раз заставлял усомниться в том, что я нахожусь именно на подводной, а не на космической станции. Только вглядевшись в бездну, лишенную звезд, я понимал, что нахожусь на глубине в несколько километров под водой.

Ю Гыми говорила, что на Второй и Третьей подводных базах много больших окон, но на Четвертой их почти не было: построить окна, способные выдержать давление воды, – задача непростая. Раньше здесь было установлено много ламп искусственного солнечного света, но со временем все убрали. Человек, страдающий клаустрофобией, за три дня сошел бы здесь с ума.

Даже такой интроверт, как я, уже ощутил на себе последствия изоляции. Можно было только представить, насколько тяжело переживал ее такой общительный человек, как Ю Гыми.

Она протянула мне несколько шоколадных конфет и без особого энтузиазма выслушала мою лекцию об использовании зубной нити, после чего отправилась в Исследовательский комплекс, оставив меня наедине со своими мыслями.

Живя под водой, легко впасть в депрессию. Глубокое море – это кромешная тьма, в которой нет света, а рыбы – не самые лучшие собеседники. Именно поэтому центр экстренной медицинской помощи находился на искусственном острове Тэхандо, а центр психологической терапии – в морских глубинах. Единственное, что облегчало постоянную депрессию, – это еда, одна из базовых потребностей человека. Сладости можно было получить почти бесплатно. Лучше уж снять стресс несколькими шоколадками и конфетами, чем устроить пожар или напасть на коллег.

Психотерапевты не зря рекомендуют пить лимонад и есть шоколад. Сладкое делает людей счастливыми. А после того как сахар прогонит грусть, в игру вступает стоматолог. Как бы хорошо вы ни чистили зубы, лучше вообще не есть сладкое. Что касается Эллиота, то его совет получать достаточно солнечного света и заниматься спортом звучал как заезженная пластинка. Под предлогом психологической терапии у него была возможность запросить дополнительные личные вещи, и он любезно предложил помочь со всем, что мне может понадобиться.

Я чуть не спросил, нельзя ли вообще запретить сладости, но не хотел терять работу, а люди склонны отчаянно желать того, что запрещено. Поэтому я сказал, что мне нужен плюшевый мишка размером со взрослого человека.

– Обязательно мишка?

– Подойдет любая игрушка, которую можно обнять.

Эллиот принес мне плюшевую акулу и плюшевого кита, которые лежали в углу у него в кабинете, и сообщил, что сам не понял, зачем купил их в сувенирном магазине морского музея. Теперь игрушки пылились и занимали место. Игрушки были около полуметра в длину и приятные на ощупь. У акулы были белые глаза и синее тело с торчащими плавниками, кит же был ярко-оранжевого цвета – то ли из-за мутации, то ли из-за загрязнения морской среды.

Оранжевый кит понравился мне больше, поскольку китов такого цвета не найти в реальности. Эллиот с улыбкой смотрел, как я обнимаюсь с игрушечным китом, проверяя, достаточно ли он большой. Должно быть, это казалось забавным – взрослый мужчина, а попросил мягкую игрушку. Увидев легкую улыбку на лице уставшего терапевта, я тоже почувствовал себя лучше.

– У него есть имя?

Небрежно пометив что-то в планшете, Эллиот сказал:

– Почему бы вам не назвать его?

– Как насчет Синевы?

– Разве он не оранжевый?

– Ну, это точно.

Я никогда не умел подбирать имена, поэтому на мгновение задумался.

– Как насчет Заката? По-корейски это произносится как «ноыль».

Выслушав переводчика, Эллиот посмотрел на оранжевого кита, а потом перевел взгляд обратно на планшет:

– Ноль. Как мило.

Я решил не исправлять его произношение.

– Я одолжу его вам, если вы вдруг соскучитесь по солнечному свету.

Эллиот слабо улыбнулся и кивнул.

Прозвонил будильник, напомнивший мне о времени.

Поднявшись, я спросил:

– Доктор, мы закончили?

Мы с Эллиотом в основном просто болтали, поэтому я не знал, можно ли это назвать полноценной консультацией.

– Вы – самый здоровый человек на этой Подводной станции, – улыбнулся Эллиот. – Я свяжусь с вами для обязательного профилактического осмотра через три месяца.

Практикующие психотерапевты всегда выглядят уставшими и осунувшимися. Это утомительно – иметь дело с людьми. Я быстро вышел из кабинета, и тяжелая автоматическая дверь плавно закрылась за мной.

Загрузка...