Стамуэн

Глава 23. Инспектор Холливэй

— Где я?! Что со мной?!

Никто не ответил. Габриэл рывком поднялся и огляделся. Он находился на верхушке аккуратной пирамидальной скалы, прямо в центре огромной белой сферы, сплошь состоящей из шестиугольных фигур.

Габриэл поковырял пальцем поверхность пирамиды. Не камень и не пластик.

Ничего вокруг не двигалось. Он заглянул вниз и прикинул возможность спуститься. Круто, но можно. Едва он поставил ногу на неровность, как под ней тут же образовалась аккуратная ступенька. Вторая нога — и опять ступенька. Габриэл усмехнулся, он привык, что обстоятельства всегда работают в его пользу.

«Как тебе больше нравится, Красавчик? Какой материал предпочитаешь?»

— Пусть будет чёрный мрамор.

Вся поверхность горы немедленно переменила цвет и сформировалась в безупречную ступенчатую пирамиду.

— Да, так гораздо лучше, — согласился Габриэл и никуда не стал спускаться.

— Что это такое? — спросил он, указывая на шестиугольные фигуры.

«Масса возможностей, одинаково достижимых. От тебя зависит, каким содержанием ты их наполнишь.»

— А мне это надо?

В воздухе появилась отчётливая вонь.

— Всё, всё, я понял! Что требуется?

Вонь прекратилась.

«Габриэл, ледяная ты душа, мечтать ты хоть умеешь?!

— Конечно. — усмехнулся Моррис. — Я, например, мечтаю окончить колледж, найти хорошую работу, продвинуться по службе, иметь счёт в банке.

«Бр-рррр!»

— Слушай, давай без вони, хорошо? Итак, моя задача?

«А почему ты пошёл в археологию? Мне кажется, это не твоё призвание.»

— Просто в юридический не попал.

«А тебе хотелось? Скажи, что там интересного?»

— Я мечтал стать детективом.

«Значит, всё-таки мечтал? А что тебя привлекало в этом деле?»

— Ну не мордобой же, конечно! Сам процесс. Мышление — вот что привлекательно.

В воздухе появился какой-то стерильный запах.

— Опять воняешь?

«Извини.»

— Мне уже скучно.

«Да мне, в общем, тоже. А какое дело ты мечтал расследовать? Убийство банкира, ограбление века, борьба с мафией, поимка маньяка?»

Габриэл хлопнул рукою о поверхность камня.

— Я хочу кресло! Пусть появится кресло. Желательно анатомическое, как у декана.

Кресло тут же появилось. Он сел, закинул ногу на ногу и приказал:

— Офисный ковёр, столик с напитками, сигарету!

Всё тут же появилось.

«Устраиваешься? Недурной вкус. Давай-ка я тоже внесу кое-что в дизайн.»

— Не воняй! — Габриэл предупредил невидимого собеседника.

Пошёл дождь.

«Эй, Габриэл! Ты, небось, думаешь: кто это тут пакостничает? А это ведь лишь глюки из твоего подсознания.»

— А мне без разницы, — проворчал Красавчик, забираясь в кресло с ногами, поскольку чёрный мрамор горы уже скрылся под быстро прибывающей водой. Он пытался удержать столик с напитками.

«Да желай же, идиот! Сейчас все потонем!»

— Кабинет декана!

Он оказался в кабинете декана в его удобном кресле. Телефон не работал и Моррис снова взялся за напитки.

«Нет бы яблоневый сад или остров Борнео… Ну ладно, Красавчик, ладно, тупая башка! Ничем тебя не пробить. Давай развлечёмся, Моррис! Давай предадимся мечтам! Давай представим себе что-нибудь такое… Ты спишь, Моррис и это необычный сон. Волшебный. Ты можешь быть кем угодно. В любом образе. Ну, как?»

— Клёво. Пить будем?

«Нет. Вот ты детективом хотел быть. А ведь это довольно увлекательно. Представь себе Мегрэ. Или Пуаро. Нет, они все такие старые, тебе не понравится. А Перри Мэйсон? А, может, начать своё расследование? Да так, чтобы все позавидовали!»

— Да надо мне… Всё это сказки для кретинов. На самом деле в жизни всё не так. Я давно уже бросил мечтать о детективе. Меня интересует только карьера и все блага, что с ней связаны.

«Вали из сна, придурок! В пещеру, на камни!»

— Хорошая идея. Еды мне хватит, вода имеется.

«Только выпей! Снова попадёшь сюда. Я тебе такую вонь устрою!»

— Да ладно, ладно. Чего орать-то? Ну хорошо, давай я буду детективом.

«Конкретнее, Красавчик. Нужен образ.»

— Инспектор Холливэй.

В темноте раздался грохот, словно свалился большой сейф.

Холодный сентябрьский дождь уже третьи сутки поливал землю, не переставая. Всё промокло — голые искорёженные деревья городского парка, качели на детской площадке, стены домов, закиданный грязными листьями асфальт, машины у обочин. Редкие прохожие бегут домой под обвисшими зонтами, кутаясь в воротники и капюшоны. Одна мысль о том, чтобы выйти на улицу в такую мерзкую погоду вызывала мурашки и желание выпить большую кружку горячего чая.

Рабочий день приближался к концу, и Патрик Холливэй уже почти закончил перепечатывать отчёт. Он сидел за своим большим двухтумбовым столом, который сумел отстоять у начальства, когда в управлении затеяли смену обстановки. По коридорам забегали и зачирикали молодые люди в красочных комбинезонах с бумагами в руках и идеями в головах. Всех сотрудников рассовали, словно морских свинок, по маленьким кабинкам с прозрачными пластиковыми стеночками. Развесили повсюду модерновую якобы живопись. Одну такую разместили прямо напротив двери Холливэя, более похожую, на его непросвещённый взгляд, на кучу кишок, сваленных на бойне в контейнер.

Когда передовая дизайнерская мысль добралась до кабинета инспектора Холливэя, он явился к шефу и со своим обычным хмурым видом заявил, что лучше будет писать свои отчёты в сортире, поскольку это единственное место в управлении, которое муниципалитет ещё не испохабил своей переделкой. Но, ни за что не сядет на те легкомысленные вертушки, которые сейчас привинчивают к полу для его коллег. Да, кстати, стол его тоже не трогайте, иначе он перетащит его — опять же, в сортир.

Угроза была пустой, поскольку стол Патрика просто не пролез бы в это спасительное место. Но, Джон Уэйн, которого тоже достала вся эта беготня со сметами и споры с дизайнерами, вдруг согласился и запретил мародёрам в цветных комбинезонах трогать того допотопного мастодонта, что звался столом Патрика Холливэя. Теперь инспектор мог с довольной улыбкой пройти мимо коллег, затиснутых с поджатыми ногами в своих конурках за пластиковыми стеночками.

Патрик достал из коробочки с с цифрой «64» цветную скрепку и скрепил листы. Потом аккуратно зачеркнул «64» и написал «63». Это было число скрепочек в коробочке. Чтобы никто не зарился.

Природа ошиблась, наградив его внешностью романтического героя. Патрик Холливэй пренебрежительно относился к сантиментам, так же мало его трогали всякие возвышенные чувства. Именно поэтому он избрал работу детектива, что рабочий материал обычно мало располагает к чувственности.

Он поднялся, придирчиво осмотрел стол на предмет случайно неубранных бумаг, подёргал ящики и вышел в коридор. Бросив взгляд на кишки в рамочке, он вошёл в кабинет к Джону Уэйну.

Уэйн кивнул ему, продолжая говорить в трубку, листать каталог, курить сигару и посматривать на монитор. Холливэй подсунул шефу свой отчёт прямо поверх каталога. Тот не заметил и продолжал листать теперь уже отчёт. Патрик уселся в кресло и достал сигарету. Сигары он не курил — вредит здоровью.

Уэйн, всё прокурив, всё пролистав и всё проговорив, бросил трубку и уставился на гостя, словно забыл, что сам его позвал.

— Да! — сказал он и принялся раздражённо перешвыривать бумаги на своём модерновом многофункциональном столе, который ненавидел. — Холливэй, тебя ждут неприятности.

— Напарник-женщина? — флегматично спросил тот.

— Нет, хуже!

Что может быть хуже напарника-женщины? Кишки на стенке?

— Судья вернул на пересмотр дело Монка. Тебе поручается провести дорасследование. На всё, про всё — неделя! Простая формальность, можно подумать, что мы тут не работаем, а картинки смотрим на стене!

— Что ж тут ужасного? — удивился Патрик.

— Я пошутил, — вздохнул Уэйн. — У тебя напарник-женщина.

— Так Монк или женщина?

— И то, и другое. Иди с миром, Патрик.

Холливэй выбрался из кабинета босса с папкой в руках и дурным предчувствием в душе.

На своём рабочем месте он обнаружил факт вопиющего вандализма. Прямо в его кресле, а точнее, на его подлокотнике сидела молодая мадмазель и болтала по телефону. Посреди стола возвышалась кучка цветных скрепок, которыми Патрик так дорожил. Некоторое время он скорбно созерцал картину разорения. А он-то думал, что хуже кишок в рамочке с ним уже ничего не может приключиться.

Наконец, барышня его заметила и вспорхнула с кресла.

— Детектив Инга Марушевич! — доложила она.

— А скрепки-то зачем выкидывать? — проскрежетал Холливэй голосом подлинного Гарпагона.

— Простите, детектив, — потупилась она.

Так и не понимая, зачем ей понадобилось это делать, Патрик принялся перекладывать скрепочки обратно в коробочку. И с ужасом обнаружил, что за недолгое время его отсутствия она успела все его любимые скрепки сцепить в цепочку!

— Возмутительно, — буркнул он и принялся осторожно расцеплять их и складывать куда положено.

— Позвольте, я помогу!

— Не позволю.

Обычно Джон Уэйн с ним так не поступал и никогда не навязывал ему стажёров, тем более мамзелей. Зачем она Холливэю? Подсуньте вон её Мозеру — этот павлин просто обожает молоденьких девиц.

Покончив со скрепками, тщательно их пересчитав и восстановив на прежнем месте цифру «63», Патрик открыл отчёт о ходе расследования преступления Монка.

Парень проработал в одной строительной фирме около шести лет. А потом взял и неожиданно убил свою любовницу, актриску местного театра, исполнительницу вторых ролей. И всё было нормально, то есть Монку определённо светила виселица, пока дотошный адвокат не сумел пробить брешь в обвинении. Дело в том, что письмо, оставленное Монком на месте преступления и найденное потом администратором театра, не соответствует датировке события. Почтовый штемпель указывал, что письмо отправлено через день после того, как Монка взяли. Теперь Патрику предлагается разобраться в этом деле. Пустяковая ошибка, опечатка в штампе, но адвокаты как раз такими ошибками и кормятся. Чего недоставало? Монк во всём признался. Парень пытался вены резать в изоляторе.

— Простите, детектив, — опять заговорила дамочка, сидя на старом кожаном диванчике, — я могу знать, где моё место?

— Можете, детектив, — рассеянно ответил Патрик, роясь в папке. — Ваше место на диванчике.

— А мне говорили, что вы не умеете шутить, — улыбнулась она.

— А я и не шучу.

Больше ей ничего от него добиться не удалось. Патрик опять углубился в отчёт. Итак, Альберт Райс по прозвищу Монк в субботу вечером взял с собой свёрток, в котором спрятал пневматический строительный пистолет, в просторечии именуемый гвоздилкой. Будучи признанным ухажёром актриски по имени Терри Блю (имя-то какое дурацкое), он вошёл через служебный вход и прямиком направился к её гримёрке. Всё это случилось, по словам гримёрши Кейт Бруннер, минут за пять до окончания спектакля. То есть в двадцать часов, сорок пять минут.

— Конец рабочего дня, — нарушила молчание детектив Марушевич.

Патрик быстро сложил бумаги в папку. Он решил дочитать дома.

— Не желаете поужинать со мной? — спросила девушка, едва Холливэй взялся за шляпу.

Он уже представлял, как входит в свою небольшую квартиру, делает себе кофе с коньяком, включает телевизор и ложится на диван с увлекательным отчётом в руках.

Патрик вздохнул. Вот все они так. Каждая новая сотрудница управления начинает с того, что подбивает клинья под скучнейшего и приземлённейшего детектива Патрика Холливэя. И эта не исключение. Он подумал, как лучше ответить, чтобы она не обиделась. Всё-таки ему с ней работать по крайней мере неделю. Набрался терпения и с кротким видом в ответ на её ожидающий взгляд сказал:

— Нет.

И ушёл.

Итак, ровно в двадцать часов, пятьдесят минут Терри Блю, она же Тропиция Марфернфло (уж лучше Терри Блю!), раскланялась где-то на втором плане при повторном открытии кулис. Все примадонны и все герои-любовники вышли и расшаркались перед публикой. Давали «Сон в летнюю ночь». (Мода, что ли, пошла на Шекспира? Вон в «Балагане» тоже ставили Шекспира. Правда, что называется, «по мотивам». Мерзейшее зрелище!)

Там, за стойкой с костюмами её и поджидал наш герой, Монк.

Патрик достал фотографию обвиняемого. На него с карточки смотрела в самом деле непристойная физиономия. Монк походил на бритого какаду.

«Что она нашла в этом парне?»

В деле присутствовала прижизненная фотография пострадавшей. Терри была милашкой. Такая блю. Что же она на втором плане толкётся? Не подмазала директора?

Значит, Терри входит и, согласно отчёту Мозера, садится к гримёрному столику, чтобы снять грим. Она сама об этом доложилась следователю? Откуда Мозеру знать, что она собиралась делать? Давайте только факты. А по факту Монк стоял за стойкой. Он снимает обёртку со своего пневматического пистолета…

Патрик поискал и нашёл снимок разорванной обёртки, как она была найдена за стойкой. В деле вещдоков Мозер всегда был дотошен и щёлкал всё, что ни попадалось.

— Так, — удивился Патрик. — Наша девочка глухая? Может, она на тот момент была в наушниках и слушала Мерлина Мэнсона? Или у неё вата в ушах торчала?

В самом деле, как можно снять толстую упаковочную бумагу и не произвести шум? Опять просчёты следствия. Неудивительно, что судья вернула дело на доследование.

Итак, изрядно пошуршав за стойкой, герой-любовник выходит на передний план. Красотка Блю должна увидеть его в зеркале. Хотя, если она в тот момент снимала ресницы, то могла и не увидеть.

Патрик поискал нужный снимок и посмотрел на фотографию убитой. Вот она, наша блю, вся в ресницах.

Тут негодник Монк приставляет девочке к затылку пневматический пистолет и начиняет её головку гвоздями. И уходит со сцены, предварительно подложив на видное место письмецо со штемпелем следующего дня. В письме корявым почерком левши он подробно излагает свой план убийства на почве ревности. Всё дело в том, видите ли, что красотка Блю решила, что вторые роли её мало устраивают. Да, в общем, давно пора карьеру делать. В двадцать два года плясать на заднем плане эльфа даже как-то неприлично. Но, у Монка было на сей счёт другое мнение.

Дальше Монк выходит из театра и растворяется в тёплой июльской ночи. Тем временем в помещение входит администратор и видит лужу крови, а так же молодой красивый труп в гримёрном кресле. Тут бы ей помчаться вдоль по коридору с воплями и криками, требовать себе успокоительного и собирать вокруг себя жаждущую подробностей толпу.

Но наша Мелисия Даун, пятидесяти трёх лет, не такова. Она начинает осматривать всё и обнюхивать, шарить по столику — нет ли письмеца? И, найдя искомое, уже тогда звонит в полицию. Тут в гримёрку прут все, кому не лень, и топчут пол. Вот так приблизительно всё и случилось. Теперь Монк сидит в камере в красном смокинге и ничего не отрицает. А красотку Блю грызут черви. Все на своих местах.

В целом, придирки пустяковые, если бы не это письмо. Поэтому завтра Холливэй отправится в театр и будет нюхать пыль декораций.

Он ещё раз посмотрел на фотографию девушки, сидящей с откинутой назад головой в гримёрном кресле. Мёртвая красотка Блю.

На следующее утро Холливэй намеревался переговорить с Мозером и кое о чём порасспросить. Но, Мозера не обнаружил, зато в кабинете его ждала Инга Марушевич. А он уже успел забыть про неё. Не снимая плаща, Патрик достал из сейфа оружие.

— Намечается перестрелка? — поинтересовалась мадмазель.

— Да нет. Всё как обычно, — пожал он плечами.

— Учтите, детектив Холливэй, я ваш напарник.

— Мне говорили.

Настырная особа вышла за ним в коридор.

— Кому-то отшибло память? — спросила она, кивнув на картину.

— Не понял.

— Похоже на вышибленные мозги, — пояснила Инга.

— Нет, детектив. Это картина.

Напарники прибыли в театр, в котором произошло преступление. Понятно, что с тех пор многое изменилось. Хорошо ещё, если люди на месте.

— Не думайте, что я буду ходить за вами хвостиком и молчать, — предупредила его Инга. — Я тоже детектив.

— Очень кстати, детектив. Рассчитываю на вашу помощь. Отправляйтесь к директору театра и вымогайте у него план гримёрок. А также список всех актёров, которые на тот день участвовали в спектакле. А так же всех сотрудников и рабочих сцены. Кто, где, когда.

Сам он отправился на место преступления. В комнатке стояло теперь три столика, а не один, как следовало из отчёта. Было тесно, везде разбросаны тряпки, пахло, как в парикмахерской. Вбежала, судя по возрасту, администратор Мелисия Даун.

— Простите! — запыхавшись, воскликнула она. — Опять допросы?

— А к чему так нервничать? — спокойно ответил Патрик. — Я вижу у вас тут перестановка? Не могли бы вы мне объяснить, почему актриса второго плана одна занимала гримёрку, в которой теперь я вижу три столика?

— Да как вам сказать… — замялась администратор. — Сегодня здесь, завтра — там. Вам понятно?

— Нет.

— Обычно эта Терри Блю сидела в одной комнате с четырьмя девочками. Но, накануне произошла переорганизация и она получила отдельную гримёрку.

Прибежала Инга с бумагами.

— Я могу идти? — спросила администратор.

— Нет.

Холливэй наскоро полистал бумаги.

— Я всё правильно сделала? — с улыбкой спросила Инга.

— Всё правильно. Садитесь сюда.

Он указал на гримёрное кресло. Едва она села, Патрик нашёл на столике фен и направился к одёжной стойке.

— Вы собираетесь разрушить мне причёску? — засмеялась девушка.

— Я даже не включил прибор в сеть. — невозмутимо ответил Патрик.

Администратор с интересом наблюдала за ходом расследования, сидя на стульчике. А вот в гримёрке Терри был тогда маленький кокетливый диванчик. Совсем новенький. И это говорит о том, что у милашки Блю вот-вот должна была начаться новая жизнь в театре.

— Инга, ваш рост примерно тот же, что и у жертвы. Я несколько выше Райса, поэтому я подогну ноги. Вы сидите за столиком, а ваш кавалер подходит сзади. — с этими словами Холливэй начал приближаться к Инге на полусогнутых ногах, неуклюже ковыляя, словно шимпанзе в цирке. Мелисия Даун фыркнула в ладонь, но тут же выпрямилась и приняла достойный вид.

— Так, я иду к вам… — сосредоточенно сообщил Патрик, держа перед собою фен, как револьвер.

— А что я делаю? — спросила Инга. — То есть, чем на тот момент занималась пострадавшая?

— Снимала грим, — с готовностью подсказала администратор.

Понятно, откуда брал факты этот недотёпа Мозер. Вместо того, чтобы делать выводы, он записывал всё, что болтала ему эта жизнерадостная дама.

— Тогда надо включить лампионы, — заявила Инга и включила оба светильника.

— Вам видно меня в зеркале? — спросил Патрик, вплотную приближаясь к креслу.

— Конечно, видно. Правда, недостаточно. Свет бьёт в глаза.

Он достал фото убитой.

— А вот здесь лампионы не горят.

Инга взяла фотографии и быстро просмотрела их.

— Патрик, — фамильярно обратилась она к нему. — Терри не снимала грим. Посмотрите внимательно на её лицо.

— Значит, не успела. — тут же подсказала администратор.

— Надо думать. — отвечала Инга. — Иначе она упала бы лицом вперёд, а не откинулась на спинку кресла.

А девочка-то соображает.

— Давайте ещё раз прорепетируем, — терпеливо начал Патрик.

— Давайте! — с готовностью вскочила дама-администратор.

— Значит, сначала Райс прячется за стойкой, — Холливэй зашёл за стойку с одеждой. — Мне здесь по ключицу, а обвиняемому — по брови.

— Ну да, конечно! — обрадовалась Мелисия Даун. — Он пригнулся! Вам надо пригнуться!

Вот так, наверно, она и заморочила беднягу Мозера.

— Тут будущая жертва входит и… — продолжил Патрик.

— Простите, детектив, какая жертва? — живо переспросила администратор.

— Ну просто жертва, — скорбно отозвался Холливэй. — Она входит и садится вот за этот столик.

— Не сразу, босс, — озабоченно сообщила Инга. — Сначала она сняла костюм и накинула халат. На фотографии она в халате.

Патрик бросился к фотографии. Точно! Девочка в халате! Нет, всё-таки иногда надо общаться с дамским полом, а то совсем одичаешь среди улик, вещдоков и отчётов.

— Прекрасно, значит, она входит… — заговорил опять он.

— Снимает свой костюм… — с улыбкой отвечает Инга.

— Халатик надевает… — охотно подсказала администратор.

— Потом садится в кресло… — кротко продолжил Холливэй.

— … не заметив Райса, — в тон ему сказала Инга.

— А он за стоечкой пригнулся! — с восторгом сообщила миссис Даун.

— И что отсюда получаем? — осведомилась напарник Инга Марушевич.

— А ровным счётом ничего, — с безмятежностью святого отозвался Патрик.

— А вы снимали отпечатки пальцев? — оживилась театральная дама.

— Снимали, миссис Марпл, снимали, — утешающе ответил Патрик.

Делать им тут нечего с напарником. Всё тут очень просто и понятно.

— Благодарю вас за помощь следствию, — флегматично произнёс он, надевая шляпу.

— А если нам позвать собаку? — побежала за ними администратор, не желая расставаться с ролью детектива.