Спаситель

Глава 18

Верховный

Акти теперь ехал в седле с одним из воинов. И тот весьма бережно придерживал юного раба, ни словом, ни жестом не показывая своего недовольства. Напротив, во взгляде воина, который удалось поймать Верховному, ему почудилось… уважение?

Страх?

Чувство, которое человек свободный не может испытывать по отношению к рабу.

— Иные времена. Иные рамки, — отозвалась Маска.

— Что это было вовсе? — Верховный был далек от мысли о божественном чуде. Вернее, верно, изменилось его собственное восприятие того, что может называться чудом.

— Сложно сказать, — Маска ответила не сразу. — В старом мире восставшие мертвецы считались сказкой. О них снимали фильмы… это вроде представления, но более яркого, что ли… модулировались миры.

— Зачем?

— Для игры. Для остроты ощущений.

Все же Древние отличались немалыми странностями.

— В любом случае их существование столь же ненаучно, как… как существование богов.

Эти слова Верховный счел возможным пропустить мимо ушей.

Маска определенно богов недолюбливала.

— Поэтому я затрудняюсь сказать что-либо, кроме того, что этот юноша на интуитивном уровне оперирует энергиями, в том числе и теми, которые… скажем так, несут деструктивный элемент. И представляют опасность при поглощении большого их количества. Во всяком случае, тебе я бы не рекомендовал повторять его опыт.

— Но как ты понял… что он сумеет справиться?

— Никак.

— То есть?

— Такую энергию можно поглотить. С этим ты бы справился. Но вот держать её в себе… не самая лучшая идея.

— И ты решил…

— Мальчик явно чувствовал силу, а следовательно, имел к ней сродство. Кроме того, признай, он довольно бесполезен. И использовать в качестве вместилища деструктивной силы, тем самым лишив подпитки мертвецов, весьма логично.

— А если бы он не справился? Он бы умер?

— Сложно сказать. Но не сразу, несомненно.

Что ж, стоит ли ждать милосердия от того, кто не является человеком?

— Не стоит, — подтвердила Маска. — Кроме того милосердие — это эмоция. А в данный момент времени поддаваться эмоциям неразумно. Если уж ты взял на себя заботу о благе человечества, то будь готов пойти на жертвы. Или принести жертвы.

И Верховный не нашелся с ответом.

Показалась деревня.

То, что осталось от этой деревни. И разрушил её вовсе не небесный дождь, ибо падение огненного камня оставило бы след наподобие того, что они уже видели в лесу, пусть и издали.

На въезде в деревню стоял столб, а на нем, на примотанной к столбу перекладине, висел человек. Он был еще жив, пусть и изуродован до крайности. Грудная клетка его вздымалась, из многочисленных ран сочилась кровь, а темный ворох кишок, вываленных под столбом, привлек мух и муравьев.

У ног его виднелось тело.

Кажется, женщины, но Верховный сомневался.

— Боги… — произнес кто-то.

Догорали дома, тесные, жалкие, покрытые листьями рогоза, они все еще стояли. Бродили куры. И дергалась, пробитая копьем, давно издохшая собака.

Сюда явно пришли люди и не затем, чтобы помочь селянам.

Верховный остановил лошадь.

— Тот, кто поднял их, — произнес маг тихо. И Ицтли потянулся к оружию.

— Нет. Погоди, — Верховный остановил его.

— Даже я не понимаю, что ты хочешь сделать, — проворчала Маска, но, благо, больше ничего не стала говорить. Верховный и сам не знал.

Но ему было важно подойти.

Человек…

Был силен. Очень силен, если все еще жил.

Возможно, когда-то он служил. Возможно, даже воевал, снискав себе не только славу, но и землю… давно. Окровавленные волосы его были цвета серебра. Да и глубокие морщины выдавали возраст.

— Как тебя зовут? — спросил Верховный.

— Гх…р.

Верховный заставил золото сосредоточиться на кончиках пальцев. Это было непросто, но получилось. Если у него вышло с той женщиной, то почему не получится сейчас?

— Потому что в нем нет нужной крови, — Маска все же не удержалась. — Но какой-никакой жизни ты ему дашь. Надо ли? Ему больно.

— Снимите, — велел Верховный. И пара воинов перерезали веревки. Они не позволили телу упасть, но уложили его осторожно.

— Ты… кхто?

— Не важно. Сюда пришли? Кто?

— Н-не знаю… боги гневаются. Люди теряют разум, — он дышал кровью, но все же дышал. — Они… убивали… на глазах… смеялись… я предлагал взять то, что они хотят… и уйти. А они убивали…

— И ненависть его стала столь сильна, что он силой воли поднял умерших, — произнес маг. — О таком я тоже читал. В этом человеке жил дар. И он очнулся. Вот так…

— Никто… не уйдет… никто… пока не свершится… суд… богов нет… пусть судят они…

Он захрипел.

А Верховный привычным жестом вскрыл грудную клетку. Такое сердце заслуживало того, чтобы стать даром.

Сердце осталось в руке.

Верховный оглянулся в поисках блюда или чаши, но затем вспомнил, где находится. А потому, когда к сердцу потянулись смуглые руки, просто молча отдал его.

И поклонился.

Да будет…

Императрица взяла сердце, и тот вздрогнуло на её ладонях. Застучало, выплевывая черную кровь, которая потекла сквозь пальцы, чтобы упасть в черную же землю.

Взгляд девочки был задумчив.

А уж то, что она запихнуло сердце обратно в рану, почти и не удивило. Палец скользнул, смыкая края. И человек, было отошедший к богам, раскрыл глаза.

Сделал вдох.

И… не выдохнул. Лицо его исказила мука. Губы изогнулись, а из горла донесся рык.

— Нельзя! — маг хотел подойти, но копье преградило ему путь. — Он же… он уже не живой! Он был не живым…

— И не станет ни живых, ни мертвых, — произнес кто-то из воинов. — Небеса изольются огнем. А мир очистится от всякое скверны. И лишь праведные духом сохранят свои жизни…

— Всегда так, — Маска заговорила глухо и раздраженно. — Одна из наиболее устойчивых идей… лишь праведные спасутся. И если желаешь спасения, нужно стать праведным.

Довольно логично.

Верховный вслух ничего не произнес, но лишь смотрел, как меняется лежащий человек. Тело смыкало раны, но они оставались на поверхности его уродливыми шрамами, напоминавшими прилипших к коже червей. Искореженная рука дотянулась до внутренностей, запихав их в живот.

Смотреть на это было жутко.

— Пожалуй, соглашусь… напрочь противоестественный процесс. Это создание… не думаю, что к нему применим термин «человек», — Маска наблюдала за происходящим с интересом. — Но оно и не идентично тем, что встретились нам раньше. Ты видел подобное прежде?

— Не только видел, — Верховный потер грудь. Сердце вдруг заныло, напоминая, что и оно некогда принадлежало другому человеку. — Сила Дарительницы жизни велика…

— И необъяснима…

К счастью, Маску никто не слышал.

Меж тем человек поерзал, вытянул руки, и переломанные кости встали на место. Плоть просела, облепляя их серой паутиной.

Он же…

— Лич… мертвец, обладавший при жизни даром, восставший… — бормотание мага было слышно всем. — Проклятый… и сильный. Если он поднимется, я не справлюсь. Я не воин… я никак не воин… это неразумно.

Мертвец перевернулся на живот.

И поднялся.

Глаза его ввалившиеся стали черны. Лицо его еще сохраняло некоторое свойство с человеческим, однако весьма скоро оно изменится.

Верховный видел.

Как и видел нить, что связала мертвеца с той, кто вернул его к жизни. И мертвец это чувствовал. Он сделал шаг. И воины потянулись к мечам. Впрочем, Верховный подозревал, что против мертвеца они будут бесполезны.

Но он остановился.

И упал на колени, а в следующее мгновенье вовсе распростерся ниц пред той, что вернула ему жизнь.

— Встань, — сказала Императрица. И повернувшись к Ицтли, добавила. — Ты говорил, что у нас нет войска. И что идти будет небезопасно. Что веры нет живым, тех, кому ты веришь, ты взял с собой, но их мало.

Мертвец лежал.

— А ход интересный… — Маска произнесла это задумчиво. — Как интересно и то, что вряд ли девочка додумалась до этого сама…

Лицо Ксочитл выражало лишь гордость.

И радость.

— Он не обманет. Не предаст…

— Он мертв, — с некоторым сомнением произнес Ицтли. — И… вам он верен. Но не случится ли так, что он… будет опасен для людей?

— Для тех, кто покорен моей воле, — нет, — Императрица ответила это с абсолютной убежденностью. — Встань… как тебя зовут?

— То… имя принадлежало… другому человеку. Тому, кто был слишком слаб, чтобы защитить… свой дом и семью, — мертвец поднялся. Он говорил с трудом и продолжал меняться. — Дайте мне иное имя, госпожа…

— Чимолли, — после небольшой паузы произнесла Императрица. — Щит. Ты станешь моим щитом. И да подчиняться мертвые силе твоей!

Нервный детский голос все же сорвался. И получилось вовсе не так торжественно, как должно бы… но кто станет обращать внимания на подобные мелочи?

— Это все одно опасно… — произнес маг шепотом. — Очень и очень опасно… разумная нежить…

— Нам пора в путь, — Ицтли точно знал, как разрешить сомнения. — Дорога… только лошади для него нет, госпожа… точнее лошади его не примут.

— Не стоит, — мертвец отвесил поклон. — Я найду себе лошадь…

— И все-таки мертвое должно оставаться мертвым. Я сейчас не могу с уверенностью сказать, что это создание мертво… — Маска не унималась. — Все они мертвы. Но продолжают двигаться. Говорить…

— Говорит лишь один.

Повелитель мертвых.

Тот, кто хранит путь в темнейшее из царств, туда, где ждут своего часа тени чудовищ и души преступников. Туда, откуда начнут они путь свой, чтобы пожрать мир и вступить в сражение с душами героев, пытаясь вновь определить судьбу Вселенной.

Так Верховного учили.

Нынешний Повелитель мертвых ничем не походил на бога. Тот, кого Верховный одаривал сердцами и иными жертвами, остался где-то на вершине пирамиды средь прочих богов. Он, вырезанный из камня, некогда восхищал и ужасал, но за многие годы поблек, лишившись позолоты, превратившись в одного из истуканов.

Этот…

Он и вправду нашел лошадь.

Мертвую.

Её пронзило копье, обломок которого торчал из дыры в боку. И хозяин ли, кто-то иной, но лошадь добили, освободили от сбруи, и теперь на спине коня лежало старое одеяло.

Конь был хорош.

Вороной масти, с подпалинами, он казался живым. Если не присматриваться. Не обращать внимания на мутные глаза. На то, что конь не дышит. Что грива его непостижимым образом свалялась, а шерсть местами потускнела. Но… это же мелочи.

— И это тоже странно. Полагаю, имеет место некоторая вертикальность структуры. Этот человек сумел каким-то образом поднять умерших, возможно, используя разлитую в воздухе энергию. Взрывы в высших слоях атмосферы сопровождаются выбросами её. А аномальность излучения метеоритов была известна и в мое время…

— Он просто мертв.

— Но жив. И поднял других мертвецов, подчинив их себе…

Поднял.

Прошелся по деревне, собирая свою армию. Лошадей им не хватило, но…

Мертвые не знают усталости.

Мертвые, оказывается, могут бежать довольно быстро. Они встают на четвереньки, меняясь, делаясь похожими на огромных обезьян, быстрых и весьма ловких. Так, что у живых поневоле начали появляться нехорошие мысли. Но их оставляли при себе.

Да и мертвые, то ли чуя этот страх, то ли повинуясь приказам своего Повелителя, отстали и держались в стороне от людей.

— У меня нет объяснения.

Кажется, данное обстоятельство весьма печалило Маску.

— Мертвые… порой встают, — заметил Верховный. — Не так часто сие происходит, но в хрониках мне встречались упоминания. Хотя маг должен знать больше.

Он сделал знак, приказывая магу подойти ближе.

Благо, живые лошади все же утомлялись, а потому ныне шли шагом, что позволяло вести беседу.

— Расскажи об оживших мертвецах, — попросил Верховный.

— К сожалению, господин, мне известно не так и много… искусство поднятия мертвого именуют некромантией. Дар этот весьма редкий… к счастью.

Верховный оглянулся. Лес остался позади, и выбравшись на луг, дорога поднималась выше. А потому вдали четко виднелись тени бегущих.

— Нас учили, что мертвецы по сути плоть. И с плотью этой можно оперировать. Те же големы во многом создают из мертвой плоти, скрепляя её силой. И питая силой же. Сила заставляет големов двигаться, а погонщик указывает им, что делать…

— И это тоже звучит весьма фантастично, — проговорил Маска.

Кто бы тут говорил… говорящие маски, способные захватить разум, тоже… не совсем обычны.

— Это другое.

Верховный хмыкнул.

— Понимаю, что звучит это… как некромантия. На самом деле ныне големы создаются иначе. Порой проще вырастить нужную тебе часть, нежели искать, где её можно взять. Хороший целитель может вырастить и кости, и мышцы, и нервы. Впрочем, все, кто занимается созданием големов, в той или иной степени задействуют целительский дар. Слышал, впрочем, что сейчас считается, что проще взять живую основу и затем видоизменять её, сохраняя при том именно живой. Созданные таким образом химеры во многом отличаются от обычных големов, — маг явно увлекся собственным рассказом. — Маги используют силу… источника. Некроманты — силу смерти. И она не привязана к источнику, однако требует много… иного. Крови, жертв… жертвоприношений. Зато обретая власть над смертью, некроманты способны поднять любое мертвое тело, поставив его себе на службу. И подобный мертвец будет неуязвим для огня и железа, а часто и невосприимчив к иной силе…

— Все обо всем, но ни о чем конкретно, — Маска к услышанному отнеслась скептически. — Почему мертвое ведет себя, как живое?

Верховный озвучил вопрос.

И маг задумался.

— Потому что… оно тоже живо? Но иной жизнью? — предположил он.

— Чудесное объяснение… ладно, не важно… со временем разберемся. А сейчас у нас иная задача.

Дорога снова уперлась в лес, правда, этот проходил узкой рыхлой полосой, рассекающей поле…

Ицтли замедлился, явно сомневаясь, стоит ли идти без разведки. Но маг, приподнявшись на стременах, вперился взглядом.

— Там живых нет, — сказал он.

А мертвые теперь не страшны.

Хотелось бы так думать.

Чем ближе подходили лошади к лесу, тем яснее становилось, что лес этот болен. Желтизна тронула хвою, местами та и вовсе покрылась беловатым налетом, скукожилась, иссохла и осыпалась, оставляя ветви голыми и жалкими.

Зафыркали, затрясли головами лошади.

Травы… полегли.

И ощущение появилось такое вот… нехорошее. Подобное бывает в проклятых местах…

Первый мертвец лежал на опушке. Человек, пронзенный копьем. Ему и горло перерезали, милосердно добивая. И случилось это не сегодня. Над мертвецом сидел волк. И при приближении людей он повернулся, явно движения давались ему с трудом.

Его морда и грудь были облеплены будто пылью… серой плотной пылью, застывшей словно каменная корка. Волк кое-как поднялся на ноги. И зарычал. А потом упал, пронзенный стрелой.

— Ни к чему не прикасаться! — закричал маг. — И плотнее… щит. Я попытаюсь создать щит.

— Что это за…

Лес.

Мертвый.

Мертво в нем было все. Трава. И мхи. И птицы. И звери, если таковые водились тут. Дерева, что расправили ветви, поддерживая друг друга… хрустели под копытами ветви. И в мертвой тишине этот звук бил по нервам.

Будто по костям…

Воздух.

Тягучий. И каждый вдох дается с трудом. Желтая иглица осыпается с ветвей.

Но вот лес заканчивается. Он невелик, растет, разделяя луг и поля. Поле… в первое мгновенье Верховный даже не понимает, что случилось, почему Ицтли останавливается, вскидывая руку. А потом… поле было черно, словно сейчас весна и земля только-только готовится принять семя. Но глаза различают оттенки этой черноты. Она и лежит-то неровно, пятнами, всполохами. Она расползается по тонким стеблям, по колосьям, которые не успели убрать. Она мажет их чернотой.

Клонит к земле.

К мертвой уже.

— Что за… — Ицтли оборачивается. — Маг, что это?

— Не знаю, господин… — маг трогает лошадку и та нехотя подбирается ближе. — Это… какая-то болезнь. Растения тоже болеют, господин. Я слышал, что порой болезни их таковы, что могут уничтожить урожай за считанные дни… но это…

— Скверна, — голос Акти был тих, но мальчишку услышали все. — Это скверна…

— Что за она? — Ицтли не стал хмуриться и гневаться за дерзость, но знаком велел воину, который вез Акти, приблизиться. — Не дрожи. Здесь никто не причинит тебе вреда. Говори.

Он старался разговаривать ласково, но Акти вжал голову в плечи и оглянулся. Взгляд его искал Верховного. И тот кивнул, ободряя.

Маска вот тоже молчала. Не знала, что произошло с полем?

— Моя… матушка… была родом издалека, господин. Из-за края моря… и она говорила, что порой… случается… что тьма выходит из глубин и касается живого. И тогда все-то, чего она коснулась, гибнет, господин. Это называется Скверна. Она заставляет людей уходить. Оставлять дома, землю, все-то, что есть…

Голос его по-прежнему был тих.

— Когда скверна появляется, она… сперва невелика. Часто это походит на пятно… черное пятно. Маленькое, с ладонь. И тогда-то, если вовремя обнаружить, скверну можно остановить.

— Как?

— Огнем. Мама… говорила, что вырубается лес на десять шагов вокруг. И сжигается. Все-то… и так, чтобы не уцелело ни стебелька, ни листочка… что если ветер, то и дальше, ибо даже если крохотная былинка уйдет за стену огня… жечь надо от края к центру, — он нахмурился, пытаясь вспомнить больше. — Землю после посыпают солью. Это дорого, но иначе не спастись.

— Для людей она опасна? — Ицтли окинул взглядом поле. Чернота расстилалась во все стороны.

— Н-не знаю… мама… она говорила, что погибают посевы, что скот нечем кормить. Хотя… еще говорила, что животные тоже мрут, если едят такую траву. Они становятся буйными и… и люди могут сойти с ума.

— Значит, не есть. А если в руки взять?

— Не знаю.

— Скорее всего, ничего страшного не произойдет, — ожила Маска. — Полагаю, имеем случай заражения каким-то особо агрессивным видом плесени. Да, они могут выделять токсины… яды. Поэтому есть такое зерно неразумно. Но человек — не растение…

Верховный озвучил услышанное.

— Хорошо, — Ицтли, кажется, вздохнул с облегчением. Поле расстилалось по обе стороны дороги. — Есть мы эту дрянь не собираемся. И следите за лошадями. Вперед. Чем быстрее мы выберемся на ту сторону, тем лучше.

— Акти, — Верховный махнул рукой. — Ты молодец…

Воин придержал лошадь, так, чтобы удобно было говорить.

— Что еще рассказывала твоя матушка? О Скверне? Быть может, о других бедах…

Что-то подсказывало, что больные поля и ожившие мертвецы — не самая большая проблема из тех, что могут встретиться на пути.

— Матушка говорила, господин, что после скверны из земли встают чудовища. Она не видела их, но слышала от своей матушки… их называют а-амах, живущие во тьме. Никто не видел их, точнее те, кто видел, умерли от ужаса, ибо обличье а-амах столь отвратительно, что разум человеческий не способен принять его. А потому, зная о своем уродстве, а-амах сроднились с тьмой и тенями, в которых скрываются…

Это походило на сказку.

Родители часто рассказывают детям сказки о чудовищах, ибо так пытаются уберечь их.

— … они проникают во сны и приносят с собой кошмары. Они пьют их и жизненную силу человека, а когда той не остается, являют себя…

— Надеюсь, — проворчала Маска. — Это все-таки просто страшные истории… хотя… этот мир заставляет меня усомниться в том, что есть реальность.