Смерть во имя истины

Глава седьмая. У Высочайшего

Когда Посланник вернулся в свои покои, лик Солнца только показался узкой полоской на розовом краю неба. Однако Арам уже не спал. Они замерли на мгновение, глядя друг другу в глаза.

— Ты осуждаешь меня? — спросил Саймей.

— Как я могу, учитель! — искренне изумившись, воскликнул юноша. — Как ты мог так думать?

— Ты же человек, Арам, — заметил более дружелюбно Посланник, скидывая талиф и собираясь принять омовение. — И ты несешь в себе отпечаток обычаев своего народа.

— Да, — тихо подтвердил ученик, но взгляда не отвел. — Я думал о другом, пока ждал тебя.

— Ты ждал меня всю ночь! — изумился его учитель.

— Нет, — юноша усмехнулся. — Я сразу понял, что ныне ты будешь ночевать не с нами и не волновался за тебя. Вы с госпожой Эстер не сводили глаз друг с друга. Об этом я и думал.

— Тебе она нравится? — с любопытством спросил Посланник, окуная тряпицу в чащу с водой.

— Нет! — тут же возразил юноша и покраснел. — Не в этом плане.

Саймей беззаботно рассмеялся, но тут же оборвал смех и с опаской посмотрел на Матеуса, свернувшегося клубочком на ложе.

— Так что тебя так волнует? — уже серьезно обратился он к ученику.

— Я думал о себе, — признался юноша, расставляя флаконы с маслами для умащения тела. — Мог бы я жить так же? Мог бы я создать семью, принять любовь женщины? Когда я смотрел на вас с госпожой, то мне казалось, я желаю того же. Но… Что-то в моей душе протестует. Нет. Я не мог бы изменить делу Истины и служению.

— Я не изменяю служению, Арам, — стал объяснять Саймей. — Я не принимал сана.

— Я и не обвиняю тебя в этом, учитель, — живо возразил ученик. — Я думаю, мог бы я свернуть с избранного мною пути. Вот сейчас я в богатом доме Верхнего города, я брожу по улицам с тобою, и ты балуешь меня, что мне льстит. Впереди меня ждет Визас, если ты не раздумаешь брать меня с собой. Столько искушений вокруг. Я счастлив, ты не подумай, но что-то мучает меня, отвращая от этой праздности.

— Понимаю, — подумав, ответил ему Саймей. — И еще раз подтверждаю тебе, что Глава будет счастлив принять тебя к своему двору. И я обещаю поспособствовать тебе в принятии сана.

— Я очень благодарен тебе, — с достоинством сказал Арам, чуть склонив голову.

— Не за что, — легко отмахнулся Посланник. — Это будущее. А пока нас ждут дела.

— Но прежде еще одно… — опять смутившись, остановил его ученик. — О госпоже Эстер…

— Я рад, что ты беспокоишься о ее судьбе, — серьезно сказал ему Саймей, натянув новый серый талиф, и стоя перед учеником так, чтобы видеть его глаза. — Но твое беспокойство напрасно. Я знал много жен. И многие из них были вдовами в Визасе. Но я понимаю, что обычай моего города не похож на обычаи фарсов. Я не собираюсь оставлять ее здесь, я не хочу навлекать на нее позор. Она не игрушка для меня, Арам. Я напишу ее брату, я заберу ее отсюда, как жену.

Юноша посмотрел на учителя с удивлением и чем-то вроде восхищения.

— И не думай, что я жалею ее, — усмехнулся Посланник. — Дело совсем в другом… А теперь давай разбудим Матеуса, помолимся и спустимся вниз принять трапезу.

Как и следовало ожидать, мальчик был пресыщен событиями прошлого дня, и теперь он не желал продолжать прогулки по городу, да еще и посещать разные дома, где у взрослых были дела. Угощая их долмой и королевскими креветками, Эстер дала согласие посидеть с Матеусом. Она улыбалась, слушая его заверения, что его ждет работа. Саймей улыбался, гладя на нее. Но когда Арам поднялся наверх, ее взгляд стал беспокойным.

— Что с тобой? — встревожился Саймей.

— Твой талиф, — сказала она. — Он говорит о том, что ты занимаешь высокий чин…

— Я свободен от обетов, — пояснил он. — Иначе я не пришел бы к тебе в эту ночь. Я ношу знаки Матери-Церкви, ибо являюсь Хранителем Главы земного царства Пастуха, Истинного бога нашего. Но не более.

Но и эти его слова испугали ее.

— Не думай об этом, — велел Посланник. — Я волен выбирать себе жен по своему усмотрению. И твое положение ничего для меня не значит. … Я желал бы говорить с твоим братом о тебе. И… Эстер, подумай, хотела бы ты уехать со мной… как жена?

Она потрясенно молчала, гладя на него. Но Посланник отошел и встал у подножия лестницы, ожидая Арама. Вскоре они покинули дом. Саймей решил, что ему пора навестить Высочайшего.

Центральный Храм Шалема был величествен и прекрасен по своей архитектуре. Множество колонн и росписи украшали его, купола ярко светили на солнце, как и изображение чаши на центральном портике. И этот блеск в сочетании с безукоризненной белизной стен резали глаза, заставляя склоняться перед Храмом. Только вступили они под сень портика, как служитель поспешил к ним, увидев же перстень на пальце Посланника, он чуть ли не бегом исчез в пределах Дома Истины, исполняя волю высокого сановника. И вот вскоре целая процессия встречала их, чтобы проводить в покои Высочайшего.

Они не вступили в пределы, а обошли Храм, углубляясь по тропинкам, выложенным цветной мозаикой, в сад, где среди кустов расположились флигеля служителей и отдельная вилла Высочайшего.

На вкус Посланника все здесь было полно излишней роскоши. Он вспоминал спартанскую обстановку покоев Главы и в нем росло осуждение Высочайшего из-за его чрезмерной любви к удобству, что явно не красило любого служителя Истины. Везде слепила взгляд позолота и краски фресок. Вычурны были пологи, испещренные росписями, изумлял богатством сафьян мебели. Посланник шагал через ряд комнат, хмурясь. Но вот прошли они крытую галерею со множеством тонких колонн и поднялись по лестнице наверх, в покои Высочайшего. И тут провожатые его оставили. Он толкнул дверь и вошел. Пол просторной комнаты укрывал ковер с богатым ворсом, напротив входа, между оконных ниш стоял огромный стол красного дерева, за ним в богато украшенном резьбой и позолотой кресле сидел человек в темно-коричневом талифе. Мужчине было лет шестьдесят, но когда он улыбнулся Посланнику, оказалось, что у Высочайшего необыкновенно молодые и яркие глаза. Отец Анастасий явно был гракского рода, но по чертам лица видно было и то, что среди предков его были и фарсы. Высочайший привстал и чуть склонил голову, приветствуя Посланника.

— Я ждал тебя, брат Саймей, — доброжелательно сказал он. — Я думал, что ты прежде посетишь меня, но потом понял, что с твоей стороны более разумно и логично прежде посетить обитель, где погиб отец Иоким.

— Я и правда счел это более разумным, — подтвердил Саймей и улыбнулся.

Высочайший был прост в общении и не производил такого неприятного впечатления, как, например, брат Исса.

— Могу ли я спросить тебя, как идет твое расследование? — аккуратно осведомился отец Анастасий и жестом пригласил Посланника сесть в кресло напротив своего стола.

— Конечно, — легко отозвался Саймей. — Пока я не знаю имени убийцы, но знаю причину гибели настоятеля. Тебе известно, что в обители обнаружили тело и еще одного брата, кто был убит?

— Ты говоришь о брате Дарии? — переспросил Высочайший.

— О нем, — Посланник кивнул. — Я вижу явную связь между этими убийствами. Еще могу сказать, что брат Дарий погиб раньше отца Иокима. Их связывала некая рукопись, из-за нее и пострадал затворник. Что касается отца Иокима… Тебе же известно о его поисках?

— Да, — отозвался отец Анастасий. — Мне написали об этом. Да и сам я говорил с ним. Сначала я был им доволен, так как дело он делал благородное. Но когда интересы его стали меняться…

— Именно в этом и заключается тайна его смерти, — заметил Саймей. — Отец Иоким выяснил, что раньше вблизи того места, где теперь стоит его община, был храм маитан. В этом он видел причину того, что обитель несколько раз разрушали, и место это считалось у фарсов чуть ли не проклятым.

— Логично, — рассудил Высочайший. — Но ты же не думаешь, что эта тайна могла привести кого-то к смерти сейчас?

— Не думаю, — согласился Саймей. — Но видимо в этом храме маитан был тайник, содержащий либо какой-то артефакт, либо иную рукопись. Соответственно, легко предположить, что убийца и пытался спрятать эту тайну от настоятеля.

— Когда же отец Иоким нашел храм и тайник, то был убит, — закончил его мысль Высочайший. — И ты, естественно, предполагаешь, что преступник один из братьев общины?

— Скорее даже кто-то из старейшин, — уточнил Саймей.

— Печально, — подумав, заключил Высочайший. — Ты уже подозреваешь кого-то конкретно?

— А вот об этом позволь мне промолчать, — ответил Посланник.

— Как тебе будет угодно, — не стал настаивать отец Анастасий. — Хотя, если быть честным перед тобой, сен все это страшит.

— Как и меня, — признался Саймей. — Но истину не спрячешь.

— И тут ты прав, — Высочайший устало потер переносицу. — Спасибо тебе за честность, Высокий Посланник. Теперь скажи, чем я могу помочь тебе?

— Видишь ли, отец, мне известно, что ты все же уступил просьбам настоятеля и показал ему некую странную рукопись, — объяснил Саймей.

— Да, — признался Высочайший с сожалением. — Я не знаю, как только ты мог узнать об этом?

— Тут нет ничего таинственного, — улыбнулся Посланник. — Просто отец Иоким вел дневник, где и указал о том, что ты дал ему читать свиток, написанный на одном из редких говоров фарсов, а на обороте пергамента значилась рэмская цифра один.

— Так и есть, — подтвердил отец Анастасий. — Видишь ли, мне хотелось избавить его от нездорового интереса к маитанскому культу. А эта рукопись весьма показательна.

— Тогда позволь мне на нее взглянуть, — просил Посланник.

— Идем, — поднимаясь из-за стола, ответил Высочайший.

Они вышли из кабинета, спустились вниз, но не стали пересекать галерею, а прошли через небольшую залу, за которой и была дверь в библиотеку. Посланник невольно улыбнулся, разглядывая стеллажи, заполненные свитками. Он любил чтение, любил историю, а потому библиотеки приводили его почти в столь же благодатное состояние, как и посещение Дома Истины.

— Присядь здесь, — предложил отец Анастасий, указывая на низкие табуреты. — Сейчас я принесу тебе свиток.

И вот, всего через несколько минут, Посланник держал в руке очередное послание своего древнего предка Айры. Он был благодарен Высочайшему за возможность читать эту рукопись, но боялся, что тот прочтет нетерпение на его лице и нервозность, которую Саймей всегда испытывал, находя новые кусочки мозаики, ведущие к тайне его рода. Он развернул пергамент, стараясь следить за собой, чтобы его лицо ничего не выражало.

«… Был год 5507 от Сотворения мира, и в зиму ту, после празднеств, по обычаю, что завел для себя Маг издавна, пришел он к родственнику своему Моису, дабы делить с ним трапезу. Происходил Маг из рода фарсского, однако же колено его давно отошло от веры суровой сего народа и перешло в веру парисов. Моис же истово молился божеству Единому, коего фарсы чли. Из-за сей разницы могла быть вражда между ними, но чудом сложилось иначе. Еще будучи ребенком привык Маг к Моису и с интересом слушал его рассказы о Едином, но ничто в словах родственника не могло переубедить его. Приняв же посвящение, по достижении зрелости, стал Маг все чаще вести с Моисом споры, и это вскоре стало традицией. И теперь же оба они могли сказать, что ежели бесед их не было, чувствовали они оба недостаток в них весомый.

Когда вошел в покои Маг, Моис уже восседал за столом, но встретил молодого своего друга улыбкою и приветливым жестом. И по обычаю тому же, покуда разделяли они трапезу, шел меж ними спор о том, чья религия праведнее. И по привычке упрекал Моис родича своего в отступничестве, и говорил, что не верует он в свободу, что дает своим детям бог Маитан. Моис не понимал, отчего столь тяжки и жестоки обряды маитан. Каков же бог их, ежели больше по нраву ему телесные раны, нежели страдания души, каковые любы Единому божеству фарсов.

— То, что зовешь ты играми, лишь повторяет деяния Маитана, — ответствовал на то Маг. — Обряды наши рискованны и трудны, однако же в сием и есть их смысл. Маитан нес ярмо зла нашего, и путь его тернист, как велика и жертва его Армузу за грехи наши. В подвиге его, в крови святого зверя искупление наше и жизнь вечная в свете.

— Все это уже не раз слушал я, Отступник, — напомнил чуть небрежно Моис. — И возможно для парисов, что готовы жечь и резать иноверцев вечно, сие искупление было бы пользой. Но ты! Ты сын народа своего! И ты предал народ свой в вере.

— Предал, — спокойно возразил Маг, ибо сие было ему не впервой. — Ибо народ мой заблуждается. Они не видят того, кого ждали многие века, того, кто ведет к свободе духа и Свету.

— Но ты его дождался? — вопросил Моис с иронией. — И дух твой свободен?

— О да! — искренне и твердо ответствовал Маг.

— Тогда как же ты не видишь порабощения, что терпит народ твой? — с жаром продолжил фарс.

— Ты о ремах? — небрежно взмахнул Маг дланью. — Вы слепы. Никто из них не причинил вреда. И к тому же они, как и я верят. Они братья мои и не страшны мне. Вы же видите в них врага, искусственно раздувая вражду. Где же ваш мессия, что спасет вас?

Некоторое время молча вкушали они трапезу, дабы успокоить себя после сей напряженной беседы. Они не таили обид за разные взгляды, за то, что каждый из них возносит молитвы богу своему. Каждый из них питал уважение искреннее к другому за то, что вера была крепка и непоколебима. Потому же он и не держали обид друг на друга за слова горячие, что позволяли себе во время сих споров.

— Послушай меня, друг мой Моис, — чуть отставив блюдо, серьезно вопросил Маг. — Ты как никто знаешь, что судьба народа моего мне не безразлична. Пусть я выбрал путь другой, каковой вижу истинным, но не могу не заботиться о судьбе фарсов.

— Я знаю о твоих чувствах, друг, — ответил ему Моис. — И о мудрости твоей. Ведь даже мы, кто не разделяет твоей отступнической веры, знаем, что в службах маитанских играешь ты роль ведущую, а заслужить это трудно, потому и почетно.

— Спасибо тебе за слова добрые, — чуть улыбнулся маг. — Твои сведения верны, уже третий год почитают меня Главою, притом, что лишь в следующем адаре придет мне возраст проповедника и мужества. Но сейчас я хотел говорить о другом. Вот ныне мы с тобою говорим о мессии. Возможно, мне и братьям моим по вере повезло более, чем фарсам, хотя мы, как и народ земли сей, верим, что Армуз един для всех народов. Так же и вы считаете бога вашего единым. Но вот что волнует меня. Как суждено вам узнать мессию? Ведь ныне, уже не первый год из Ха-Галила приходят в Шалем те, кто зовет себя пророками.

— О да! — Моис чуть усмехнулся. — Прав ты, друг. Много у нас пророков из Ха-Галила. Но … — и тут же начал Моис говорить о пророчествах, что ранее были о миссии бога единого. — Сказано в пророчествах, что издавна занесены в скрижали святые: «И ты, Лехем, земля Еутова, ничем не меньше воеводств Еутовых, ибо из тебя произойдет Вождь, который упасет народ мой, Эреца»… Думаю, ныне понятно тебе? Однако же, предвещу вопрос твой новый и далее раскрою слова святые. Далее гласят пророчества, что рождение мессии будет сопровождено слезами матерей фарсских. «Глас в Раме слышен, плач, рыдание и вопль великий, Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет». Чудом спасенный младенец будет спрятан. «Из Гипта воззвал я Сына моего», записаны пророками слова Божии. И лишь после всех тягот сих назовется Помазанник Назрием.

Внимал Маг словам сим внимательно и с волнением, и позже долго еще улыбка странная не сходила с губ его. …»

Прочитанное тут же вызвало множество вопросов и всколыхнуло прежние сомнения. Посланник легко анализировал историю. Он уже знал, что задумчивость Мага привела к тому, что он разработал некий план, в центре которого находился некий младенец, кто родился в тот же день, что и Пастух, Истинный бог наш. В день Маитана… еще речь шла и о втором младенце, в котором Посланник легко угадал пророка Иону, что предшествовал богу Истинному. Об этом говорилось еще в рукописи, найденной у брата Эммануила. Эта же часть истории, описанной Айрой, говорила о пророчествах, по которым можно было угадать мессию. Саймей с ужасом понял, что Маг использовал их, чтобы проложить путь своему воспитаннику. И тут его поразила невероятная мысль: а что если Магу все же удалось затмить мессию истинного? …Но он тут же отбросил эту еретическую догадку, опасаясь, что Высочайший, покорно ожидающий завершения чтения, заметит по его лицу что-то неладное.

— Ну что ж, — неестественно легко заметил Саймей. — Ты прав был, отец, в своем замысле. Эта рукопись рассказывает, как первосвященник зародил сомнения в душе маитанина. Остается только надеяться, что этот Глава все же склонился после в истинную веру.

— Я даже имею в этом некую убежденность, — чуть улыбнувшись, ответил отец Анастасий.

— Тем лучше, — Посланник вернул ему свиток. — Но, прочитав это, я хотел бы кое-что еще спросить у тебя. Не мог бы ты прояснить мне, почему Маитане звали верховного жреца своего Главою, как мы зовем Высокого наместника земного царства Пастуха, Истинного бога нашего?

— Это удивительная загадка, — ответил Высочайший. — Я имею огромную библиотеку, где много свитков повествуют о маитанах. Тебе известно, что свои культовые обычаи они держали в тайне?

Саймей кивнул.

— Так вот в моих свитках тоже нет никаких описаний их мистерий, — продолжал отец Анастасий. — Но какие-то крохи знания я все же находил в них. И скажу тебе, что их традиции пугающе походили на наши. Верховного жреца они тоже Звали Главою, и день рождения бога совпадал с рождеством Пастуха, Истинного бога нашего, и многие другие дни их празднеств.

— Кроме ид, — заметил Посланник.

— Таких мелочей находил я много, — рассказывал Высочайший дальше. — Они, конечно, не дают понимания их культа, они являются некими почти что бытовыми деталями. Но нигде не мог я найти объяснений этим совпадениям.

— Я тоже многое читал о маитанах и о боге отце их культового героя Армазе, — сказал тогда Посланник. — Мне представляется, что в чем-то вера в Единого и вера в Армаза были схожи, как в доктринах, так и в ритуалах. Тогда возможно, что эти совпадения имеют исторические объяснения. Мы же немало почерпнули из старой веры фарсов.

— Я думаю, что это единственное верное объяснение, — согласился отец Анастасий.

Посланник же понимал, что сказанное им во многом лживо, так как понемногу он начал догадываться об истинной причине этих совпадений.

— Как ты не любопытен, Высокий Посланник, — между тем, улыбаясь, сказал Высочайший. — Я предпринял попытку заинтриговать тебя, но ты не попался в мои сети.

— О чем ты? — удивился Саймей.

— Не интересно ли тебе, откуда у меня такая уверенность, что неизвестный нам Маг принял истинную веру?

Посланник искренне считал такую уверенность наивной, но промолчал об этом.

— Так что же дает тебе эту уверенность? — вежливо спросил он.

— Все дело в свитке, — с жаром начал объяснять отец Анастасий. — Ты же сам обратил внимание на цифру на обороте? Так вот, скажи мне, было бы логичным предположить, что и свитки с иными цифрами на обороте, написаны тем же автором?

— Да, — тихо подтвердил Саймей, которого охватило дурное предчувствие.

— Есть в моей библиотеке и очень дорогие моему сердцу свитки, — продолжал рассказ Высочайший. — И один из них — летопись дел Пастуха, Истинного бога нашего. Я знаю, что мой предшественник отсылал ее самому великому императору Консту, когда собирал он по всему миру списки жития Светлейшего.

— И как же оценил эту рукопись мой дед? — Посланник понял, что от волнения у него сел голос.

— Он вернул нам ее, — с легким сожалением ответил Высочайший. — Но выразил глубокую благодарность за тот свиток. Он писал, что это, несомненно, одно из свидетельств о жизни Пастуха, Истинного бога нашего. Но оно кратко. Этот свиток очень древний и… — он сделал небольшую многозначительную паузу. — На нем так же стоит цифра ремов!

Не совладев с собой, Посланник отшатнулся. Но к счастью, Высочайший принял это лишь за высшую степень удивления.

— Да! — продолжал он. — И написан тот свиток тем же автором на том же малораспространенном говоре фарсов!

— Мог бы ты… — Саймей откашлялся, поняв, что его голос ему уже практически не подчиняется. — Мог бы ты показать его мне?

— Конечно! — легко и радостно отозвался отец Анастасий. — Я думаю, для тебя это станет настоящим подарком. Ведь ты же еще застал своего деда при жизни?

Саймей заставил себя кивнуть. Он чувствовал, что его руки дрожат, а по спине катится холодный пот. Он старался прийти в себя, пока Высочайший отсутствовал, но тело с трудом подчинялось разуму. Если только все подтвердится….

И вот отец Анастасия вернулся, дружелюбно улыбаясь, он протягивал Посланнику свиток, так похожий на тот, что он читал всего несколько минут назад. Натужно улыбаясь, Саймей принял его и развернул: на обороте стояло число десять, написанное рэмскими цифрами.

«И далее лишь со стороны да по рассказам могли следить братья за проповедованием того, кто в миру звался Иезой.

После искушения и поста долгого в пустыне, что равен был по дням числу смерти, вернулся Иеза в мир и направил стопы свои в провинцию Ха-Галил. И в одном из городов, что у моря был он во храме единого и тут же прилюдно совершил изгнание духа злого из простого человека. И люди уверовали в чудо и стали приводить к нему больных, кого исцелял он руками и словом, и несли к нему тех, кто был обуян духами, и изводил он духов трудом, что был дан ему от света. Духам же, что изгнал он, запретил он называть имя свое. А после отправился он по всем городам Ха-Галила и творил те же чудеса. И вот, воротясь к морю встретил он книжников фарсских, что сомневались в нем. Прочтя же помыслы их, стал он им возражать. Люди же дивились способности его читать то, что скрыто в мыслях. И начали воспринимать его, как пророка, что ожидаем был давно.

И поднимал он тех, кто спал сном темным, что похож на смерть, как должно ему было, по знаниям его, и превращал он воду в вино, преумножал хлеба, и шествовал он по воде, как по суше. И чем больше чудес творил он, тем больше с ним шло людей. То были люди бедные, грешники и мытари. Их привечал он, ибо грехи их требовали очищения, и они стремились к очищению. И вновь воспротивились ему фарсы, говоря, что люд его не блюдет законов фарсских и традиций. Он же говорил, что не приемлет законов этих. Ибо лишь свет и чистота сердец дороги ему, что же имеет грязь снаружи, не навредит, как грязь души. Тогда же обвинили его фарсы в несоблюдении субботы, что завещал бог Единый. Как день отдохновения. Но с гневом отвечал им Иеза, что плох тот бог, что запретит творить дела во благо в субботу. Ибо суббота создана для человека, а не человек для субботы.

Тогда же начал он не только исцелять и творить чудеса, но и нести Слово. То были притчи, смысл тайный их виден был ясно лишь тем, кто очистился и возвысился в свете. Ибо как говорил он, все данное нам в таинстве, несем мы в мир, чтобы стало оно светом в мире. И тот, чьи сердца подобны почве благодатной, примут семена света, и в тех сердцах взойдет свет богатою нивой. И крестил он водою, как до него крестил иной пророк. И говорил, что лишь очистив душу свою ото зла, приняв Свет чистый, рождаются люди заново к борьбе со злом в себе и в мире. И тех, кто услышал его и понял, звал он с собою.

Но не переставал он творить чудеса. И когда ехали они водным путем, и настигла их буря, встал он в лодке и остановил ветер. И вера в чудеса его росла. Но он не радовался тому, и когда вновь принесли к нему больных и одержимых, впал он в гнев, говоря. Что вера людская слаба, а потому и нет в них силы очистить больных своих и одержимых.

Ходил по землям Эреца Иеза с товарищами, что избрал. И было их по числу двенадцать, как то и положено. И пришло время отпустить их на служение. Назначил он их по двое и напутствовал, ходить им везде, сея свет. Но ежели где не примут их, проклясть место то, стряхнув прах, с сандалий их. Ибо не будет более пустого места, чем то, что свет не приемлет.

Три года свершал он чудеса и молвил Слово, пока дорога его не привела в Шалем, ко дню Пасхи….»

Свершилось… Все самые страшные опасения Посланника становились явью. Конечно, в этой рукописи не было для него ничего нового. Саймей столько лет собирал фразы Пастуха, Истинного бога нашего, столько видел он разных списков о жизни Светлейшего, что этот текст он сам мог бы воспроизвести наизусть. Но какой же страшный смысл приобретали эти знакомые слова, написанные на этом пергаменте Айрой. Уже давно понял Саймей, что его далекий предок задался целью описать весь замысел своего отца. И вот деяния, известные как чудеса Пастуха, Истинного бога нашего, теперь стали деяниями, совершаемыми в рамках замысла Мага. А ведь в этом свитке явно указано имя — Иеза. Мирское имя Светлейшего. Значит, не было подмены? Значит, младенец, рожденный в зимний праздник солнца, это тот, кого они славят, как бога истинного!

У Посланника защемило сердце, в ушах гремело, перед глазами плыло.

— Спасибо тебе, — с трудом поднимаясь и протягивая Высочайшему свиток, произнес Саймей. — Храни это, как самую большую ценность.

— Что с тобой, брат? — встревожился Высочайший.

— Прости, — почти шепотом ответил Посланник. — Я просто взволнован и потрясен. Но мне так мало удавалось спать в последнее время…

— О! — отец Анастасий подхватил его под локоть. — Сейчас же тебя проводят до того дома, где ты нашел ночлег.

— Меня ждет внизу ученик, — пояснил Саймей. — Он позаботится обо мне. … А позже, я еще навещу тебя.

— Я буду рад, — отец Анастасий вывел его из библиотеки и направился к галерее.

На улице Посланник жадно вдохнул воздух, боль в висках чуть ослабла. Но он все еще чувствовал ужасное отчаяние и страдал от своих догадок. Высочайший лично проводил его до дверей Храма и наказал Араму тщательно заботиться об учителе.

Юноша сильно встревожился, но не стал ни о чем расспрашивать наставника. Молча они медленно направились домой.

В тот день Саймей пролежал в своих покоях до вечера, отказываясь от трапезы и не вступая ни с кем в разговоры. Когда же стемнело, он встал, ополоснул тело холодной водой и пошел к Эстер. Она приняла его, ни о чем не спросив. Он же, будто очнувшись от страшного сна, начал говорить с ней после постельных утех. И говорил долго, рассказывая ей о Визасе, о своем детстве, о дружбе с Феликсом. Только о тех светлых воспоминаниях, какие давали ему иллюзорную защиту от страшного открытия. Эстер слушала его, что-то спрашивала, иногда смеялась вместе с ним. Когда же он выдохся, уже больше не имея желания говорить, она тихо спустилась за едой. Тихо сидела напротив него и наблюдала за ним. Он был благодарен ей, что она не задала ни одного вопроса. Позже они опять вернулись в постель.

Проснулся он на следующий день поздно. И приняв омовение, спустился в залу, где его ждали слуги, готовые подать трапезу. Сегодня ему предлагали хацилим и окру. Он ел много и жадно. Когда же блюда опустели, он опять поднялся наверх, где Матеус работал в отведенных ему и Араму покоях. Некоторое время он наблюдал за мальчиком. Ему стало легче на душе, а разум подсказывал, что необходимо делать дальше. И для начала надо было поговорить с Арамом.

Он молча указал ученику на выход, и тот, кивнув, последовал за учителем.

Они вышли на солнце, и побрели по узким улочкам Верхнего города к огромному Саду, что был виден недалеко от Храмовой горы. Посланник жестом указал ученику на скамью, а сам встал напротив него.

— Арам, — начал он, глядя юноше в глаза. — Я хочу дать тебе твердое обещание, что я найду убийцу отца Иокима.

— Но я в этом и не сомневаюсь, учитель, — немного недоуменно ответил Арам. — К чему ты даешь мне такие обещания?

— Но … — на мгновение Саймей запнулся. — Ты же слышал обвинение, которое бросил мне брат Маркус?

Юноша кивнул и отвел взгляд.

— И ты, я вижу, понимаешь, что в его словах есть доля правды.

— Я понял, учитель, что поиски рукописей, похожие на тот свиток, что мы взяли у брата Эммануила, для тебя очень важен, — тихо сказал юноша. — Я не виню тебя.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Посланник. — Я уже говорил тебе, что раньше видел пергамент, написанный той же рукой. Так вот теперь, Арам, я раскрою тебе небольшую тайну. Тот пергамент касается моей судьбы. Его автор мой далекий предок. Мне предначертано собрать воедино остальные свитки.

— И что ждет тебя когда… когда ты сделаешь это? — с тревогой спросил ученик.

— Вариантов несколько, — горько усмехнулся Саймей. — И я не знаю, какой из них хуже….Дело в том, что я уже нашел несколько… И могу сказать тебе, что знаю, где лежат остальные.

— Тогда нам следует пойти туда, — пожал плечами Арам, и вид у него был крайне решительный.

— Они в тайнике, — продолжал Посланник, будто не слыша его. — И именно этот тайник открыл твой бывший учитель. Эта находка стоила ему смерти… И … Помнишь ли ты его последние слова в той записке?

— Конечно! — воодушевленно подтвердил юноша. — Как я могу это забыть?

— Так вот, ученик, — твердо удерживая его взгляд, сказал Саймей. — Он писал их в здравом уме, понимая смысл собственных слов.

Арам молчал, глядя на учителя с горьким пониманием и почти суеверным страхом.

— Я не хочу принимать твое обещание, — вдруг совершенно серьезно и четко сказал он. — Ты молод, учитель, и я уверен, что тебе еще предначертаны многие свершения. И… я не хочу, чтобы ты оставлял меня, Матеуса, госпожу Эстер… У тебя же есть и семья в Визасе! Давай уедем. Давай оставим это дело. Ничто уже не вернет моего наставника. Пусть твоя тайна так и лежит в этом проклятом месте!

— Нет, — Саймей медленно помотал головой. — У меня нет выбора, Арам. И именно об этом я хотел тебе сказать. Вы все мне очень дороги. И ты, и Матеус, и Эстер. А потому… Я очень на тебя надеюсь. Я все подготовлю. Когда настанет момент, ты возьмешь бумаги, деньги, и вот этот мой перстень, — он рассеяно махнул правой рукой, отчего огромный рубин ярко блеснул. — Ты уедешь к Феликсу и под защиту моей семьи. И, конечно, увезешь Матеуса и Эстер.

— Я тебя не оставлю, — юноша весь сжался, казалось, он на грани истерики. — Если понадобится, учитель, я увезу тебя силой! Я не могу оставить тебя в опасности! Я не спас отца Иокима. А теперь ты предлагаешь бросить тебя!

— Арам, — стал увещевать его учитель. — Я говорю тебе, у меня нет выбора. Я должен найти эти свитки. Только я. И я не уверен, что я… — он с трудом смог это произнести. — Я могу и не выжить. Но так и было предназначено. И я обращаюсь к тебе с последней просьбой сохранить для меня тех, кто мне дороги. Ты не вправе отказывать мне!

Юноша молчал, глядя на мозаичную плитку у себя под ногами.

— Что в этих свитках? — спросил он ровным и серьезным голосом, не поднимая взгляд. — Я должен это знать.

— Проклятие, — коротко ответил Саймей.

— Твое проклятие? — уточнил ученик.

— Нет, — после паузы, все же вымолвил Посланник. — Не мое, но всего рода человеческого. Всех истинно верующих. Но не проси меня рассказать подробно. Пока это моя страшная догадка, и я жду ее подтверждений.

— Ладно, — юноша встал, поднял на Посланника взгляд. — Я обещаю тебе выполнить твою просьбу. Я все свою жизнь буду защищать и оберегать их. Но я хочу, чтобы ты знал, я буду с тобой до последнего.

— Пока я не вскрою тайник, — уточнил учитель.

— Да, — подтвердил Арам. — А теперь, учитель, давай закончим наши поиски.

Саймей грустно улыбнулся, потрепал юношу по волосам. А потом молча пошел по дорожке сада, направляясь обратно, в сторону кривых улочек Верхнего города. Дворец богатого вельможи Самуила, который являлся отцом затворника Эммануила, они нашли быстро. Он располагался совсем рядом с Храмовой горой, недалеко от царского дворца. Слуга проводил их в сад, и принеся извинения, робко поглядывая на перстень Посланника оставил их ждать по резным навесом в мягких дорогих креслах. Арам весь съежился и чувствовал себя здесь неуютно. Саймей лукаво подмигнул ему и протянул спелый плод персика, одни из тех, что лежали на золоченом блюде на столе. Сам он взялся за гранатовые зерна, набирая их целыми горстями. Прошло несколько минут, и опять показался запыхавшийся слуга. В его глазах светился благоговейный испуг.

— Господин просит тебя в покои свои, — сказал он Посланнику. — Юноша может ждать тебя здесь.

— Он идет со мной, — холодно распорядился Саймей.

И не ожидая возражений, направился к роскошному крыльцу. Арам следовал за ним, беспрестанно оглядываясь по сторонам и с любопытством и даже легкой улыбкой. Они прошли в просторную залу, заставленную дорогой мебелью, поднялись по огромной лестнице, извивающейся вверх, как блестящая холодная змея. Тут слуга указал им на двери, закрытые золотым пологом. Кивком отпустив прислужника, Саймей направился в кабинет хозяина дома.

— Привет тебе, Высокий Посланник Матери-Церкви нашей, — величаво приветствовал его Самуил, недоуменно глядя на Арама.

— Привет и тебе, — все тем же холодным тоном отозвался Саймей. — А вот и ученик мой, мой наперсник Арам. От него я не держу секретов, и вход ему открыт везде, где принимают меня.

— Что ж, — недовольно поджав губы, сказал хозяин дома. — Пусть присядет он с нами, если ты того желаешь. Я же жду с нетерпением твоего рассказа, чем я обязан чести принимать тебя в своем доме.

— У меня к тебе один, но короткий вопрос, — усаживаясь в кресло, начал Посланник. — Зачем тебе была так нужна рукопись, что хранилась у твоего сына?

Вопрос этот застал Самуила врасплох. И он задохнулся от изумления. Его полное румяное лицо вдруг побледнело.

— Откуда тебе известно об этом? — спросил он, повысив голос.

— Это мое дело, — осадил его Посланник властным тоном. — Я расследую здесь убийства. Кстати, одна из жертв ваш родственник, брат той же общины, где затворился твой сын, Дарий.

— Дарий мертв! — вновь воскликнул Самуил.

— Ты не знал этого? — вежливо удивился Саймей.

— Нет, — потеряно ответил хозяин дома. — Я редко общаюсь с его семьей, хотя, да, он являлся моим родичем.

— Вернемся к рукописи, — распорядился Посланник. — Зачем ты добивался ее?

— Это…Это трудно объяснить, — забормотал вельможа, пряча лицо в ладонях. — Старинные вещи, свитки, украшения…Это моя страсть. Я ничего не могу с собой поделать. Я должен ими обладать. И когда я узнал, что Эммануил располагает ею…

— Но тебе известно, что она дорога ему! — укоризненно напомнил Саймей.

— Зачем она ему? — тут же упрямо вскинулся Самуил. — Он не видит ее ценности, ее древности! Помнить о жене, которую ему никто не хотел…Он не отдает ее мне лишь из желания позлить меня!

— Неужели боль сына для тебя так мало значит? — продолжал все так же обвинительно Посланник.

— Боль? — все больше распаляясь, выкрикнул вельможа. — Это было блажью. Он всегда был непокорен. Он не желает моего. Он не слушал меня никогда. Все это он придумал лишь назло мне.

Посланник смотрел на хозяина дома с нескрываемым презрением. Видно было, что этого упрямца не переубедить, не раскрыть ему глаза. Да и не собирался Саймей пытаться. Все его действия сейчас были посвящены только одной цели.

— Ты знал содержание свитка? — сменил он тему.

— Нет, — угрюмо отвечал Самуил. — Да оно и не имело значения. Важна лишь древность. Наследие истории. Уникальный момент прошедшего!

— Хорошо, — чуть смилостивился Посланник. — Я не вижу смысла еще расспрашивать тебя об этом. — Но я надеюсь. Ты окажешь мне любезность и покажешь свои сокровища.

Самуил уставился на него с подозрением, прищурив свои маленькие черные глазки. Но будто опомнившись, робко улыбнулся.

— Конечно, — он встал из-за стола. — Что тебя интересует, Высокий посланник? Рукописи? Скульптуры? Драгоценности?

— Я рассматриваю богатство истории иначе, — чуть иронично ответил Саймей. — По эпохам и принадлежности любой вещи тому или иному народу.

— У меня есть сокровища парисов, граксов и арибов, — в голосе вельможи слышалось хвастовство и некое превосходство. — Что ты хочешь видеть больше?

— А есть ли у тебя вещи культовые? — неторопливо выспрашивал Саймей дальше.

— Есть, — с некоторой осторожностью на этот раз ответил Самуил.

— Меня интересуют предметы маитан, — уточнил гость.

— Значит, в той рукописи…. — вкрадчиво начал вельможа.

— Оставь это, — распорядился непререкаемым тоном Посланник, тоже поднимаясь с кресла. — Тот свиток теперь для тебя не досягаем. Тебе нет смысла его желать.

Самуил метнул на Посланника злобный взгляд, но одумался и спросил довольно ровно.

— Твой ученик пойдет с нами?

— Естественно, — обронил Саймей.

Арам поспешно поднялся, пряча глаза от недовольного взгляда вельможи.

Самуил решил больше не тратить время и отправился к выходу из покоев. Посланник шагал за ним, чуть повернув голову в сторону юноши, он усмехнулся. Арам повеселел.

Они миновали еще одну огромную залу. заполненную креслами и низкими столами для письма, затем подошли к массивной двери, запертой на ключ. Самуил, чуть поколебавшись открыл ее. Посланник с ироничным выражением лица наблюдал, как вельможа стягивает с толстой шеи цепь с ключом, пряча свои движения от незваных гостей. Но вот дверь открылась и Посланник увидел стеллажи, забитые свитками, стены, расписанные фресками, Ниши, где виднелось множество статуй. Еще здесь стояли закрытые лари, на небольших столах покоились резные шкатулки из дорогих пород дерева. Самуил смешно семенил впереди них, углубляясь в свою сокровищницу. Он остановился у одного из стеллажей, и замер в задумчивости. Посланник понимал, о чем сейчас думает этот человек. Ему не хотелось показывать гостям что-то ценное, но в тоже время, он понимал, что какая-нибудь безделица вызовет гнев Посланника. Саймей не мешал ему размышлять, он осматривал сокровищницу. Напротив него в нише стояла статуя в человеческий рост. Чье-то грубо вытесанное лицо смотрело на него белесыми пустыми безжизненными глазами. Рядом с нишей на столике примостилась еще одна шкатулка. Стену украшала аляповатая фреска на сюжет историй о боге едином. Посланник перевел взгляд на стеллаж, о стояк которого он небрежно оперся. Над самой его головой на крайней полке высился кусок камня. Верховье колонны, которое украшала фигура ворона. А под его когтями, хищно обхватывающими камень, на ровной поверхности выделялся знак.

— Что это? — требовательно спросил Саймей, заставив Самуила вздрогнуть.

— Как я знаю, — быстро заговорил вельможа. — Такие колонны, украшенные воронами стояли справа от входа в храмах маитан.

— Я не о том, — отмахнулся Саймей. — Я говорю о знаке.

— Крест в круге, — удивленный нервным состоянием гостя, объяснял Самуил. — Это знак маитан, по которому они узнавали друг друга….

— Спасибо, — рассеяно кивнул Посланник. — Арам, мы уходим.

И лишь махнув рукой хозяину дома на прощание, Саймей поспешил к выходу.

Они практически выбежали из ворот негостеприимного дворца и поспешили в дом Эстер.

— Такой же знак нашли у тела того старика и отца госпожи, — сказал Арам по дороге.

— Именно! — ответил воодушевленно Саймей. — И я считаю, что это многое означает! Маитане не исчезли. Они лишь прячутся, тайно соблюдая свои обряды до сих пор. Они следят за той тайной, что я ищу!

— Тогда один из братьев нашей общины… — Арам даже остановился от такой страшной догадки.

— Да, — подтвердил ровно Посланник. — Ты прав, Арам. Ибо тайна скрыта в общине. И теперь понятно, кому и зачем понадобилась смерть отца Иокима.

— Мы должны возвращаться, — решительно сказал юноша.

— Так и сделаем, — уверил его Саймей. — Завтра отправимся обратно. — Сегодня же мне надо написать Феликсу и брату Эстер. И подготовить иные бумаги…

Арам опустил голову, поняв, о чем говорит учитель. До дома они дошли молча.

Эстер ждала их в покоях, где продолжал трудиться Матеус. Он натянул холст на раму, и прилежно вышивал картину, что сильно напоминала вид из окна. Эстер выглядела очень довольной. Она сидела с шитьем в руках, уютно подобрав под себя ноги.

— Как хорошо у тебя получается, — чуть приобняв мальчика за плечи, сказал Посланник ласково.

— Эстер сделала мне рисунок! — похвастался он, глядя на холст.

— Ты очень талантлив, — похвалил его Саймей. — Как и ты, Эстер.

Она улыбнулась ему радостно и смущенно.

— Я жду вас к трапезе, — услыхал он ее тихие слова.

— Ты балуешь нас, госпожа, — сказал Арам, перебирая маленькие цветные клубки в шкатулке Матеуса.

Она благодарно кивнула и тут же поспешила к двери. Саймей начал доставать свои письменные принадлежности, но временно оставил задуманные дела, включившись в разговор детей. Он понимал, как недолго ему оставалось быть с ними. Пожалуй, только об этом он и сожалел. Недавнее страшное открытие опустошило его. И теперь он думал лишь о мальчиках и о женщине, которая, хоть уже и принадлежала ему, но все равно казалась прекрасной и желанной. Дети и Эстер своим присутствием согревали его, и он с болью думал о том дне, когда их покинет. Пока же он позволил себе отодвинуть в сторону грустные мысли и ввязался в смешную игру, что предложил им Арам. Они смеялись и громко спорили, пока слуга не позвал их вниз.

Сегодня, казалось, трапеза по своему богатству превосходила все прежние. Слуги приносили пять смен блюд. Сначала это были новые острые и ароматные мезе, потом подали форель, запеченную в тесте, традиционное Шалемское блюдо, которое нигде не готовят так вкусно, как в городе Истины. На третьей смене им посчастливилось испробовать знаменитый рэмский суп, который именовался борщом. Его готовили на мясном бульоне с капустой и свеклой. Эти овощи были редкостью в Шалеме, и Эстер выращивала их специально. После они ели сладкое. Особенно был удивлен Посланник пастилой, что даже в Визасе была редким деликатесом. Матеус так набил ею рот, что долго не мог говорить, а прожевав, обильно запивал ее соком. Арам смеялся над ним, но и сам украдкой брал с блюда все новые и новые кусочки лакомства.

Наконец, они насытились. Арам спросил разрешения учителя читать те свитки, что он привез с собой из Визаса. Матеус, зевая, отправился спать.

— Не будешь ли ты возражать, Сай, если я побуду с тобой, — робко спросила Эстер.

— Я всегда рад тебе, — ласково ответил он. — Пока я пишу бумаги, ты могла бы сидеть со мной, занимаясь своим рукоделием. А когда я закончу дела….мне надо поговорить с тобой.

Она кивнула и поспешила за шитьем. Посланник устроился в ее покоях с чистыми пергаментами и стилом. Он задумался ненадолго, но тут же обмакнув стило в чернила, принялся выводить на пергаменте буквы странного языка одного из северных народов, у которого ему ранее приходилось бывать. Они в Феликсом давно уже использовали северное письмо в своей личной переписке.

«Привет тебе, Феликс! — писал он. — Я знаю, ты давно ждешь от меня отчета, но я не был уверен во всех деталях. Теперь я уже близок к разгадке смерти настоятеля той общины. Как близок и к разгадке иной тайны. Ты был прав, там. В стенах монастыря кроется храм Маитана. Я еще не был в нем, потому что не уверен, что смогу открыть тайник в самом святилище. Наверное, ты догадываешься, что именно содержимое тайника важно для нас. Отец Иоким, углубившись в своих поисках в наследие того культа, смог открыть храм. Теперь он мертв. Но я уже знаю больше его. В том храме наша тайна, брат. Но не жди, что я открою ее тебе. Их много в Шалеме, их много в наших общинах. И все они ждали меня. Последнего в роду. Я уверен, никто из них не поднимет на меня руку. Но сколь погибнут вокруг меня? Я не открою тебе ничего. Ибо я не уверен, что не навлеку смерть и на тебя. Прошу лишь об одном. Когда все закончится, прикажи замуровать тот тайник, если этого не смогу сделать я. И еще, здесь в Шалеме ты можешь найти еще четыре рукописи Айры. Две из них у Высочайшего. Еще две хранит настоятельница Храма Девы. У нее есть и копия того письма, что знаем мы с юности. Она верна нашей тайне, но если сможешь. Сними с ее плеч этот груз.

Ты уже понял, брат, что это, возможно, мое последнее письмо и завещание. Потому я прошу тебя исполнить мою волю. Здесь в Шалеме я встретил женщину, которую называю своей женой. Ее зовут Эстер. Когда меня не станет, ее доставят в Визас. Она по праву получит мое наследство. С нею прибудет Арам. Мой ученик и верный помощник. У него ты узнаешь все. Прими и мальчика Матеуса, которого я отсылаю к тебе. Он талантлив, я прошу тебя решить его судьбу. Араму и Эстер я завещаю библиотеку деда, нашу виллу на побережье в преддверьях Нисеи. Пусть мой отец бережет ее и моих мальчиков. Береги и ты их. Арам посвятил себя служению Пастуху, Истинному богу нашему. Ты будешь рад ему, как радовался бы мне, прими я сан. Прощай, брат. И помни, я сдержу свое слово и выполню предназначение. Род может гордиться мной, хотя мне эта гордость уже не нужна. Твой Хранитель и брат, Саймей.»

Он свернул свиток, запечатал его своей печатью. Далее он взялся за письмо Ананию, брату Эстер. Он не стеснялся в выражении чувств к той, кого он решил назвать женой. Он говорил, что не нуждается в приданом, в договорах и судах. Он уже трижды назвал Эстер женой и счастлив ее любовью. Он выражал надежду, что Ананий поймет его и не откажет ему. В конце письма он объяснил, где брат возлюбленной по желанию сможет его найти. Запечатав и этот пергамент, он обратился к Эстер.

— Я должен многое рассказать тебе, — как можно более ласково, чтобы не напугать ее, начал он. — Ты приняла меня без вопросов, не зная, кто, каков мой долг. Но теперь я обязан все тебе объяснить.

И он подробно поведал ей все, не скрывая, не утаивая. Он на память пересказал ей свитки Айры, все свои догадки, касающиеся расследования, все, что ждет его впереди. Эстер сидела тихо, глядя на него огромными блестящими глазами. Она не плакала, не боялась. Она понимала его и принимала его решение. Когда же он закончил рассказ, она бросилась к нему и крепко обняла, без слов показав свои чувства. Саймей долго не отпускал ее, будто боялся с ней расстаться.

— Никогда бы мне не найти другой жены, кроме тебя, — прошептал он ей в волосы. — Я люблю тебя, и я хочу, чтобы ты всегда была счастлива.

Тут он чуть отстранился он нее, но только для того, чтобы удобнее устроить женщину у себя на коленях.

— Видишь? — показал он на пергаменты. — Одно из них — письмо твоему брату. Оно о тебе и о том, что я чувствую к тебе, и что зову тебя женой. Второе письмо Феликсу. Ты отвезешь его сама, когда … когда я тебя покину. Арам отвезет тебя в Визас. Я оставлю ему деньги и вот этот перстень, который раскроет для вас все двери.

— Я буду заботиться о них, — пообещала она серьезно. — Об Араме и мальчике. Я буду смотреть на них, как на твоих сыновей. Я буду утешением для твоего отца и матери. И … я всегда буду любить тебя, и никого другого.

Он снова обнял ее. И они сидели в тишине, боясь шелохнуться и прервать эту волшебную связь. Потом, она встала и взяв Саймея за руку, повела его к пастели.

Это был самый лучший вечер из всех, что Саймей помнил. Они спустились к вечерней трапезе, долго говорили за столом все вместе. Он смотрел на жену, на мальчиков и не мог нарадоваться. Он благодарил бога, каким бы тот ни был, за несколько часов безоблачного счастья. А когда стемнело, они вышли в сад и играли, смеясь и подшучивая друг над другом. Они загулялись до полуночи, увлеченные своими забавами. Но в третьем часу ночи их покой прервал дробный стук в ворота.

Арам остановился, как вкопанный, но потом, бросив на Посланника испуганный взгляд, рванул к воротам. Саймей старался не отставать от ученика. На улице стоял запыхавшийся и взмокший брат Лукас.

— Беда, брат, — прохрипел он, держась за грудь.

— Кто? — коротко спросил Посланник.

— Брат Маркус…