Смерть во имя истины

Глава пятая. Братья по вере

Архивариус выглядел строгим и величественным, когда Арам отворил перед учителем своим двери в его покои. Старик восседал за столом, заваленным свитками. Стило лежало рядом с его рукой, однако, как заметил Саймей, оно не было испачкано чернилами.

— Я готов выслушать тебя, брат Саймей, — величаво проговорил старик, указав иссохшей рукою на табурет, что стоял у стены.

Посланник оглядел комнату, надеясь увидеть еще скамью, куда мог бы сесть Арам, но такой не было. Тогда и он остался стоять. В других бы условиях, он принял бы приглашение, но тут старый фарс так уверено умалял права послушника, что это показалось Саймею некрасивым. Пусть в стране фарсов свои обычаи, но Посланник был из Визаса, а потому не желал принимать то, что претило ему.

— Скажи мне, брат Закари, — обратился Саймей к архивариусу. — Что сам ты знаешь о первых днях истории общины этой?

— То, что из века в век вносили братья мои в летописи, — в голосе брата Закари прозвучал отголосок неудовольствия, видимо отец Иоким прежде нанес ему обиду серьезную, которую не мог архивариус забыть. — Это ты можешь прочитать и сам.

— К великому моему сожалению, — с особой вежливостью возразил Саймей. — Не имею я времени на это, хотя душа моя поет от предложения твоего. И если не имею я возможности нынче изучить летописи вашей общины, то обещаю тебе, что приду за ними после. Пока же прошу тебя самому рассказать мне.

— Что ж, — старик был доволен, но старался и виду не подать. Посланник чуть повернув голову, лукаво подмигнул Араму, из-за чего тот покраснел, сдерживая улыбку. — Мне стоило бы дождаться того часа, когда будешь ты располагать временем для чтения, однако, дело твое важно, а потому я исполню твою просьбу. Поскольку известно мне из летописей, община наша начала возводиться на этом месте в 5708 году с Сотворения мира. Раньше на месте этом, собирались верующие, дабы молиться.

Посланник тут же произвел в уме недолгие подсчеты. Выходило, что существует община на месте этом уже почти триста лет.

— Собираясь в края ваши, — продолжал Саймей. — Узнал я, что община ваша образована была одной из первых на землях этих. А Храм Истины в Лехеме древнее?

— Храм в городе выстроен был позже на двадцать годов, — ответствовал архивариус. — Как позднее образована и вторая община, что по ту сторону Лехема. Однако, скажу тебе, что Храмы Шалема чуть старше годами наших.

— Ибо же Храм гроба истинного бога нашего Пастуха построен был только после тех светлых событий, когда явлен был миру столб, возле какового нашел Пастух смерть свою в мире земном, — рассуждал Саймей. — Как понимаю я, нет в летописях, что хранишь ты, упоминаний о причине, отчего община ваша возникла именно в этом месте?

— Нет таковых свидетельств, — подтвердил брат Закари и продолжил раздраженно. — Не понятно мне веяние это, искать, что Пастух, Истинный бог наш не сохранил для нас. Если угодно ему было, чтобы именно в этом месте молились бы мы ему, то и не пристало нам высказывать сомнений о замыслах его.

— Все, что совершаем мы, делается во славу его, — мягко напомнил Посланник. — Мне понятно раздражение твое, отец. Что-то в словах наставника вашего обидело тебя. Но не могу я уяснить, что именно? Хотя это могло бы мне помочь, чтобы полнее восстановить картину дней последних отца Иокима.

— Не ведаю я, зачем это надобно тебе, — чуть повысив голос из-за эмоций своих, ответствовал старик. — Однако же отвечу, потому что уверен, что настоятель не имел правды в словах своих. Утверждал брат мой, ныне нас оставивший, будто община была воссоздана ранее, и дважды уничтожалась. Он настаивал, что имеем мы все необходимость знать это. Искал он и причины таковых деяний.

— Интересно, — задумавшись, прокомментировал Посланник.

— Не вижу я в том интереса! — возмутился старик. — Если это не внесено в летописи, то нет правды в том. И нет намерений искать мне те истории, ибо же не вижу я в том выгоды для братьев моих.

— Я понял тебя, отец, — торопливо остановил возмущение его Посланник, собираясь покидать покои архивариуса.

Разговор со стариком был труден, слишком сильны были в брате Закари стремления жить по традициям своего сурового народа. Посланник привык обращаться с почтением к людям преклонного возраста, в Доме Истины было много таких служителей. Но не мог он терпеть упрямства подобных людей, и полагал это своим пороком, ведь сам еще был слишком молод.

Разговор с братом Закари был ему не так важен, все это он уже знал из рукописей настоятеля и поездок своих. Но, посетить старика Саймей был должен, чтобы расположить его к себе. Хотя бы попробовать это сделать. Более того, теперь мог он рассматривать историю общины по иному.

Саймей хорошо был знаком с историей Эреца. Известно ему было, что после восстания златов, что переросло в настоящую войну, места эти были разорены ремами и долгое время пребывали в руинах. В годы те жили здесь фарсы небольшими диаспорами. Однако же и в таких условиях смогли они поднять бунты. И лишь в 5649 году с сотворения мира ремам удалось полностью сломить их сопротивление. Тогда же появились в этих местах и первые общины истинных верующих. Тогда те, кто веровал в Слово Пастуха, Истинного бога нашего, жили в мире с ремами, исповедовавшими свои древние верования, унаследованные от граксов. Рассуждал Посланник, что если стало известно настоятелю Иокиму о том, будто община разорялась дважды, то разгромы могли быть учинены во времена фарсских бунтов. Однако, настоятель уделял этому большое значение, а потому следовало узнать точно, когда эти разорения происходили.

Подходя к Храму, так как приближалось время вечерней службы, Посланник заметил брата Иссу, который спешил к ним. На лице священника застыло недовольное выражение.

Посланник надеялся, что большая часть братьев уже собралась для молитвы, и разговор с человеком, который был ему неприятен, не затянется.

— Вижу, ты имеешь цель говорить со мной, — сурово обратился Саймей к брату Иссе, чтобы сразу сбить того с намеченной линии поведения.

— Так и есть! — воскликнул недовольно священник. — Мне неприятны манеры твои, Высокий Посланник. И я намерен писать Главе о том, чтобы отозвал он тебя.

— Пиши, — усмехнувшись насмешливо, согласился Саймей. — Однако, помни, брат, что пока я здесь, не имеешь ты власти надо мною. Но помни и о том, что я так же намерен писать Главе о тебе, будто ты мешаешь мне, имея на то свои причины, тайные и недостойные.

Слова эти испугали священника.

— О чем ты говоришь, Посланник? — спросил он более робко.

— О том, что стало мне известно, — спокойно и с достоинством сообщил ему Саймей. — Ты сам желал иметь рукопись, которую искал настоятель ваш Иоким. И нынче я спрашиваю тебя, зачем она тебе понадобилась?

По лицу брата Иссы понятно было, что он хотел возразить Посланнику, но что-то его остановило.

— Настоятель был стар, — наконец сказал брат Исса, голос его был неприятен. — И мне надлежит занять кресло его. Почему же не должен желать я той рукописи, что проливает свет на первые дни жизни общины нашей?

— Настолько желал ты получить это кресло и этот свиток, что готов был причинить настоятелю вред? — напрямую спросил его Саймей с явной угрозой в голосе.

— Только если бы то принесло пользу общине, — с заметной заминкой ответил брат Исса, но в глазах его Саймей увидел страх.

— Какова же польза общины от смерти настоятеля? — насмешливо осведомился он.

— Я этой смерти не желал, — холодно ответил брат Исса. — Но слишком мягок был настоятель с братьями, слишком многое позволял им. А потому многие склонены были к греху.

— Пока я вижу лишь твой грех, — заметил Посланник. — И ты не убедил меня, брат. Более того, знаю я, что и ты нынче мешаешь мне, запрещая братьям говорить со мною. А посему… — Саймей выдержал паузу, чтобы придать своим словам большую значимость. — А потому думаю я, что ты имеешь тайную вину в этом деле. Подумай о себе, брат Исса. Если найду я доказательства слов своих…

И угроза осталась незаконченной, что привело священника в больший трепет.

— В словах твоих нет истины, — пробормотал он, отступая.

— Возможно, — согласился Саймей, делая шаг вперед, чтобы показать, что он еще не отпустил своего врага. — Пока же не смей мешать мне. И не смей подсылать мне соглядатаев. Не смей выспрашивать о чем-либо и ученика моего, так как за него отвечаю я. И радуйся, брат, что я не ответил тебе побоями за то, что твой ученик по твоему наущению избил Арама. Пока я тебе так не ответил…

Брат Исса метнул в Посланника взгляд злобный и, повернувшись, поспешил в Храм. Улыбнувшись лукаво Араму, и Саймей отправился за ним. И весь вид его выражал спокойствие и довольство.

После службы вернулись они опять в свои покои. Кто-то привел покои в порядок, хотя Арам уверял, что не передавал никому таких указаний. Посланник счел это странным, однако порадовался, что все свитки, которые были найдены ими, юноша носил с собой в заплечной котомке.

Они собрались, было, опять приняться за работу, но тут раздался осторожный стук в дверь. На пороге покоев стоял Матеус с видом серьезным и немного торжественным. В руках его был холст, одет мальчик был в талиф зеленого цвета, чистый и новый. Потому вид у него был нарядный. Показалось Посланнику, что для Матеуса это как будто непривычно, так как становившись на пороге, мальчик застыл в нерешительности и стоял, теребя рукав. За ним показался и послушник Зосим, кто нес остальные холсты, свернутые в куль. Мальчик нервно озирался на послушника.

— Проходи, Матеус, — приветливо улыбнулся ему Саймей. — Сейчас Арам принесет нам что-нибудь вкусное, чтобы беседа наша была веселее. К тому же мы с ним не посещали нынче вечернюю трапезу.

— И я не ел, — робко и будто бы удивленно сказал мальчик.

— Если хотите, Посланник, я схожу за едой, — услужливо предложил Зосим, глядя на Арама недобро, будто ожидал, что взгляд его остановит юношу.

— Зосим, — устало обратился к нему Саймей. — Тебе я уже давал все ответы. Ты имеешь другого учителя, и помощь свою можешь ему и предложить. Арам меня устраивает. Ныне прошу тебя покинуть дом мой. Но прежде…

Посланник поднялся со своего ложа, где устроился он, как только они пришли. Он нахмурился. Саймей прекрасно знал, что когда ему надо произвести нужное впечатление или испугать кого-то, то у него не только вид становится соответствующий, но и сама атмосфера вокруг него по желанию вдруг наполняется так же пугающей. Будто настроения Посланника заполняли весь воздух и начинали давить на того, на кого он обращал свой гнев.

Зосим тут же почувствовал угрозу, вжал голову в плечи, бросил на Арама быстрый взгляд, толи прося о помощи, толи просто обвиняя его в своих неприятностях.

— Прежде, — вновь заговорил Саймей. — Я как сановник высокого чина, о чем так любит напоминать мне твой наставник, накладываю на тебя наказание. Завтра в службу полуденную. Ученик Зосим, выступишь ты вперед и перед всеми братьями принесешь раскаяние за свой грех.

— Грех? — пробормотал испуганно Зосим.

— Грех, — подтвердил Посланник. — Ты расскажешь братьям о том, как по приказу своего наставника, ты избил моего ученика. И назовешь друзей своих, что тебе помогали в этом. И ты будешь просить у братьев назначения тебе должного наказания.

Юноша задрожал и спрятал лицо в ладонях.

— И еще, — не обращая внимания на его переживания, продолжал так же сурово Посланник. — До завтрашнего полудня ты не смеешь сообщать о моих словах и моем приказе своему наставнику. Клянись в этом именем Пастуха, Истинного Бога нашего.

Зосим лишь качал головой, тихо рыдая в ладони.

— Учитель, — робко вступился Арам. — Прости…

— Я слушаю тебе, ученик, — совсем другим тоном обратился к нему Посланник, но он по-прежнему не поворачивал к юноше головы и продолжал смотреть только на Зосима.

— Если он так поступит, как ты заставляешь его поклясться, — начал нерешительно Арам. — То он лишится после этого наставника. Брат Исса не простит его…

— И тем будет лучше для этого ученика, — согласился Саймей. — Я далее позабочусь о судьбе его. Или же брат Маркус сделает это за меня. А теперь клянись, ученик.

— Да, — чуть слышно сказал Зосим, выпрямляясь. В голосе его звучало глухое отчаяние. — Клянусь исполнить приказ твой именем Пастуха, Бога нашего Истинного.

— Хорошо, — уже спокойно сказал Саймей. И вся тягучая и жуткая атмосфера угрозы тут же исчезла. — Ты волен идти. Но знай, я проверю, выполнил ли ты мой приказ. И если ты изменишь данной клятве, то будешь изгнан из общины.

После слов этих, не терпящих возражений, он обернулся к мальчикам, полностью лишив Зосима своего внимания. Послушник положил на пол холсты и вынужден был удалиться, хотя краем глаза заметил Саймей его колебания.

— Я ждал тебя с нетерпением, Матеус, — ласково говорил между тем Саймей мальчику. — Мой ученик Арам много говорил о таланте твоем хорошего.

Мальчик обернулся к послушнику и робко ему улыбнулся.

— Тебе тут нечего бояться, Матеус, — успокоил его по-своему юноша. — Мой учитель не строг. Ты же уже говорил с ним.

— Тогда я не знал, что твой чин велик, — с легкой детской обидой сказал мальчик Саймею, будто обвинял его в обмане. — И я был с тобою невежлив.

— Разве? — удивился Посланник. — Это не так. Тебе нечего бояться. Какие красивые у тебя одежды.

— Мне они тоже такими кажутся, — теперь мальчик смутился. — Только они мне велики. Бегать мешают. И …они слишком чисты.

— Они новые? — как бы случайно спросил Саймей, он уже догадался, что брат Исса нынче преподнес мальчику наряд в подарок и дал свои наставления.

— Да, — Матеус разглядывал себя. — Но мне они все-таки не очень нравятся.

— Отчего же? — искренне удивился Арам, подходя к Матеусу. — Очень красивый цвет.

— Мой старый талиф был лучше, — упрямо заявил ребенок. — Я сам вышил на рукавах его и полотне. Это трудно. Ткань слишком мягкая….Но…

— И что же ты вышивал там? — Саймей заинтересовался. Он никогда не видел одежд, которые бы расшивали узором в ручную. Это показалось ему диковинкой. — Пока Арам принесет нам трапезу, ты мне расскажешь?

Матеус кивнул более бодро. Теперь он не боялся Саймея, и как часто то бывает у детей, все строгие наставления брата Иссы уже выветрились из его памяти. Матеус тут же пустился в долгие и увлеченные объяснения. Арам тихо улыбнулся учителю из-за плеча мальчика и пошел за обещанной трапезой. Мальчик рассказывал, бурно размахивая руками. Часто он не знал названий оттенков какого-либо цвета, и просто показывал на цвет похожий и говорил: «Темнее этого», или: «Такой же, но светлее». Чтобы удобнее было объяснять, он размотал куль с другими холстами и показывал нужные оттенки. Саймей подивился сложности замысла, какой объяснил ему Матеус. У мальчика была необычайно яркая фантазия. Свое одеяние он превратил в картину, на которой вставало солнце, и сад расцветал вокруг Дома Истины. Саймей посчитал, что это слишком тягостный узор для одеяния. Тогда мальчик начал увлеченно обсуждать с ним свои новые идеи. Он уже рассматривал новый и чистый талиф как будущее полотно для картины. К тому времени, как возвратился Арам, всякий испуг покинул Матеуса и он держался уверенно в их покоях, будто проводил так каждый вечер.

Поставив блюда, Арам принялся изучать холсты, и быстро был втянут в разговор. Саймей отдыхал душой в этой громкой компании мальчишек. Он возлежал на ложе своем поверх покрывал и медленно поедал ягоды граната, чередуя их с финиками и инжиром. Мальчики тоже не забывали по угощение, но больше их занимал разговор. Теперь обсуждали они уроки, какие посещал Матеус. Посланник заметил, что письмо дается мальчику с трудом, но вот чтение он любит, хотя многое из прочтенного не интересует его. Арам был прав насчет этого ребенка. Он был сосредоточен на таланте своем и смотрел на мир совсем иначе, чем они. Деяния Пастуха, Истинного бога нашего наводили на малыша скуку при прочтении, так как еще не все понимал он и не мог сопоставить писаные строки о жизни человеческой и божественное. Он любил, когда рассказывают ему истории о других городах и народах, особо жадно слушал он о том, какие вещи для красоты умеют делать в иных землях. И Саймей с удовольствием рассказывал им то, что знал из чтения или же видел сам. Многие вещи воспринимали они с удивлением или даже негодованием. Арам засыпал учителя вопросами, чтобы узнать все детали и понять лучше то, о чем ему сказывали. Матеус упрямо спорил, если что-то казалось ему неправильным в нравах других народов. Это было его детской привычкой. Еще он обижался немного, когда Саймей не мог ему в деталях объяснить, как изготавливается та или иная вещь, которая представляла для мальчика художественный интерес. Однако по истечении часа или полутора, мальчик устал от беседы. Он попросил разрешения сесть за работу и тут же его получил. Саймей следил за трудами Матеуса, ему редко приходилось раньше видеть такое действо. Арам же вернулся к своим делам. Напоследок, пока Саймей еще не погрузился мыслями обратно в свое расследование, Саймей предложил Матеусу ехать с ними в Шалем, на что, смешно хмурясь, мальчик подумал, и кивнул торжественно, будто являлся потомком крови царей. Усмехнувшись, Посланник оставил его в делах, и вернулся к изучению дневника отца Иокима.

Он еще раз перечитал описание храма, которое было сделано в день предпоследний тамуза. Следующая запись была сделана тогда же. «Наконец-то Высочайший проявил интерес к поискам моим! Теперь же знаю я, что искать! Милость Высочайшего огромна и не могу я выразить словами мою благодарность ему за то, что позволил он мне перенести слова одной из рукописей библиотеки его в мои записи. Здесь же я и привожу их дословно. …«…Не имели Маитане обычаев строить храмы свои на возвышении, наоборот, входы в них были на уровне земли. И лишь колонны и портики по поздней традиции украшали их. Внутри же был зал просторный для трапез обрядовых, где старший жрец делил меж остальными хлеб и обносил их чашею со святою кровью. Редки были случаи, когда зал сей украшали надписи, что посвящены были Маитану Непобежденному. У входа на одной из колонн восседал ворон каменный. Из зала же вели вниз ступени под арками. И таковых насчитывалось семь. В пещерах же и свершалось действие ритуальное, где бывали фрески с изображением Маитана, что перерезал горло волшебному зверю. В годы поздние появилась традиция украшать одну из колонн в храме таковым символом…» И далее на странице был нарисован настоятелем знак змеи, что кусала хвост свой.

Этот отрывок из дневника принес Посланнику радость, какую уже и не надеялся он испытать, читая записи отца Иокима. По этим описаниям найти храм маитан, что должен быть близок к месту общины, было легко. Но в тот же момент Саймей и расстался со своей радостью, так как его память услужливо предоставила ему картину храма в Реме, который они с Феликсом тайно посетили. Там в славной столице ремов храм был немного иным, более пышным, чем здесь в суровой земле фарсов. Но его сути убранство не меняло…

Посланник постарался отогнать свои страхи, опять углубившись в чтение. «Вторую же рукопись не позволил мне он копировать, — писал отец Иоким. — Она слишком древняя и имеет высокую ценность. В ней нет каких-либо четких указаний, что были бы мне интересны, но я все равно читал ее с интересом. Высочайший указал мне на одну ее странность. Рукопись написана одним из наречий фарсов, но обратной ее стороне стоит ремская цифра. Это удивительно и смущает меня. Свиток обозначен числом один»…. Посланник позволил себе чуть заметную горькую усмешку. Если бы отец Иоким знал, как полезна эта рукопись для его поисков…. И для поиска самого Саймея. Но что ж…По крайней мере, он знает, где ее найти.

— Учитель, прости, — немного растеряно позвал Саймея Арам. Когда он оторвался от размышлений, то увидел, что вид у юноши слегка виноватый и потерянный.

— Что случилось? — с некоторой тревогой спросил Посланник.

— Я закончил чтение… — нерешительно начал юноша. — И тут…Слишком мало записей! Я было подумал, что он бросил поиски свои, но…

— Что же заставляет тебя думать иначе? — Саймей был заинтересован, он привстал с ложа, протягивая ладонь за пергаментом, что преподнес ему ученик, закончив труды.

— Я переписал тебе все упоминания о делах настоятеля с братом Дарием и все поездки его, расставив их по датам, — отвечал Арам. — Их по-прежнему много. И как понял я, не все они имеют характер хозяйственный. Похоже, он имел причины не упоминать больше тех, с кем имел встречи. Могу лишь предположить, что это братья нашей общины и кто-то из знати Шалема.

— Значит, поиск он не бросил? — уточнил его мысль учитель.

— Так я думаю, — подтвердил Арам. — И еще могу сказать тебе, что со второго дня ава настоятель завел привычку спать днем, после обедней трапезы.

— Чтобы иметь возможность бодрствовать ночью, — рассудил Саймей. — Потому и не нуждался он в сонных зельях. Что же, это важно, Арам. Ибо это значит, что поиск настоятеля увенчался успехом. Он узнал нечто, что насторожило его. Он стал осторожен.

— Но тогда могу я предположить, учитель, что искал он не ту рукопись, что передал тебе брат Эммануил, — заметил чуть испуганно юноша.

— По прочтении ее, я сразу понял, что в этой рукописи отец Иоким и не нуждался, хотя она могла бы быть ему полезна, — ответил ему учитель серьезно.

— Я понял тебя, учитель, — и юноша замолчал, будто собираясь с силами перед вопросом следующим. — Могу я спросить тебя?…

— Знаешь, что можешь, — немного удивлен был Посланник нерешительностью Арама.

— Когда увидел ты рукопись, что дал тебе брат Эммануил, то был ты встревожен и бледен, — начал робко объяснять юноша. — Будто бы ты…. будто тебе уже было известно…

— Ты хочешь сказать, что имел я такой вид, будто мне уже было известно, что хранит в себе рукопись? — голос Саймея звучал ровно и спокойно, но все же в тоне его чуть заметны были ноты напряжения. — И ты прав, Арам. Ранее мне уже приходилось видеть свиток, написанный той же рукою.

— Как странно, — изумился юноша.

— Автор той рукописи жил в местах этих около четырех веков назад, — рассказал Посланник. — Он хороший рассказчик. И читать его интересно. Эти рукописи необычны, в них излагаются вещи иные, чем обычно записывают на пергаменте. И вещи эти весьма важны.

— И что было в этой рукописи? — осторожно спросил Арам, и заметно было, что слова учителя его напугали.

— Там описываются обряды маитан, что видны были глазами одного из тех, кто принимал участие в отправлении их служб, — коротко объяснил Послушник.

Арам вскочил со скамьи, глаза его расширились, и взор был полон изумления и живейшего любопытства.

— Невероятно! — воскликнул он. — Разве неизвестно тебе, учитель, что Маитане никогда не вели записей о боге своем и передавали знания из уст в уста под строжайшею тайной. А тех, кто нарушал обычай этот, жестоко убивали.

— Он не пишет о самых сокровенных таинствах, — ответил Саймей. — Только о том, что мог увидеть любой случайный наблюдатель. Но и это весьма интересно. Как интересны и изыскания отца Иокима. Он не менее искусный рассказчик.

— Прости за праздные разговоры, — тут же спохватился Арам. — Я мешаю тебе.

— Нет, — улыбнулся Саймей. — Спасибо тебе за помощь. Ты много сделал для меня. И если желаешь, обещанное тебе чтение твое. Может и Матеус захочет слушать?

Мальчик чуть вздрогнул, услышав свое имя, как будто вывели его из глубокого сосредоточения.

— Прежде мне надо выбрать цвета, — важно ответствовал он.

И Арам с искренним удовольствием напросился ему в помощники. Некоторое время Саймей наблюдал за ними, радуясь их взаимопониманию, позже вернулся снова к пергаментам. Прежде чем прочесть дневник, Посланник просмотрел записи послушника, и выбрал те несколько, что представляли для его интерес. Он легко отбросил все упоминания о делах настоятеля с братом Дарием, ситуация и так уже была ясна. Хотя тут упоминалось и то, что Дарий сообщил отцу Иокиму, что свиток, который так желал получить от него настоятель, тоже имеет ремскую цифру на обороте. Теперь становилось понятно, почему рукопись так интересовала настоятеля. и почему он мог увидеть в ней угрозу.

Что же касалось поездок, то тут заметил Саймей, что в большей их части сопровождал настоятеля брат Маркус. Особенно удивило его упоминание невольничьего рынка, что был в Шалеме у самой Третьей стены. Кроме самого места не было в записях никаких комментариев или заметок. Саймей отметил это для себя, чтобы не забыть. Он спросил у Арама, не привозил ли настоятель в обитель бывших рабов. Которых мог выкупить на рынке из жалости. Юноша подтвердил, что такого не было. Он сам был удивлен упоминанием рынка в летописи. Потому и выписал эти строки для Саймея. Посланник поблагодарил его еще раз и собирался вернуться к строкам, что записал для себя настоятель. Однако время уже близилось к ночной службе. Пора было идти.

Мальчики, как выяснилось, уже закончили разговоры, и теперь Матеус аккуратно устраивался спать на ложе Саймея, свернувшись так, что Посланник даже и не заметил бы его, если бы не отвлекся от дел

— Как дела твои, учитель? — тут же оторвался юноша от пергамента и устремил все свое внимание на наставника.

— Видится мне, что настоятель общины проделал труд великий и получил богатые результаты, — сказал ему Саймей. — Тайна общины и первых дней ее в том, что ранее здесь неподалеку был храм маитан. Оттого фарсам так и не нравилось это место. Нашел наставник многое о той религии и о символах, по которым нетрудно было разгадать нахождение их храма в округе. И теперь понимаю я, что как только удалось ему выяснить место храма точно, там, в глубинах его, и нашел отец Иоким нечто страшное и запретное, что привело его к смерти.

— Думаешь ты, что тайна того храма так велика, что лишь узнав, как близок к ней наставник мой, неизвестный нам ныне злой человек обрек его на смерть? — спросил Арам.

— Таковы мои выводы, — подтвердил ему Посланник и потянулся устало. — Я прочел дневник его почти до конца. И как видно мне, нет в нем той тайны губительной. Только путь, что вел отца Иокима к ней. Завтра отправимся мы в Шалем и пройдем по Храмам, чтобы знать столько же, сколько было ведомо и настоятелю. На пути обратном, по знакам, что имеем, отыщем мы и тот храм.

— Вспомни, учитель, — с испугом серьезным после некоторого молчания, сказал юноша. — Мы знаем с тобою, что не покидал по ночам отец Иоким обители. И значит это…

— О да! — в волнении согласился с ним учитель. — Тогда уже более понятно, как влияют найденные нами секреты на всю эту историю! Ведь если храм на территории общины, то это уже несет угрозу.

— И та страшная тайна, что убила наставника моего здесь! — волнение Арама было столь сильным, что, вскочив на ноги, стал метаться он по покоям.

— К сожалению моему, ты прав, — задумчиво ответил Саймей. — Вот что сейчас занимает меня, Арам. Последняя запись, что касалась дел настоятеля, приходится на пятое ава. Смерть же свою он принял в восьмой день того месяца. Неужели нет нигде того, что нашел он в том месте тайном!

— Значит тайна столь ужасна, что убоялся наставник мой предавать ее бумаге! — все в том же волнении восклицал Арам.

— Но кому-то он ее доверил, — печально напомнил Саймей. — Иначе был бы он жив.

Не выдержав, юноша разрыдался, так как понимание, что кто-то из братьев его имеет столь злые помыслы, опечалила его до крайности. Посланник тут же принялся утешать его, однако ему было трудно подобрать нужные слова. Сам не знал он утешения. И только мысль, что нынче и он сам и оба ученика его находятся в той же опасности, приводила в ужас. Однако Саймей не желал пугать юношу и промолчал о своих страхах. Он напомнил Араму, что близится время ночной службы и что обязаны они держать себя в руках во спокойствие остальной братии. Строгий тон его и разумность слов остановили рыдания Арама, и тот начал собираться к службе. Холсты Матеуса так и остались разбросаны по покоям, и решено было, что соберут они картины по возвращении. Не стали они и будить мальчика, благо, что тот, по возрасту своему был еще к службам не допускаем.

Воздух был свеж, и небо темно. Посланник ощутил благодать во время короткого пути от покоев своих до Храма. Мысли его были переполнены поисками, но душа требовала отдохновения под дланью Пастуха, Истинного бога нашего. Братья нынче уже привыкли к нему, и при входе в лоно Храма улыбались скупо и кивали, как знакомцу своему и брату по вере, как равному. Нынче служба, должна была быть посвящена, как и всегда по обычаю, мольбам к Пастуху, Истинному богу нашему, за души павших братьев, и о том, чтобы наблюдая за небом спас он солнце дня нового от сил зла, которым вечно он противостоял. Пока не появился священник некоторые из старших братьев подходили к Посланнику, чтобы говорить с ним о настоятеле. Не было вопросов о нем, лишь пожелания помочь Саймею. Один из братьев говорил, будто часто беседовал с ним отец Иоким. Посланник просил брата прийти к нему после и обещал беседу ему об отце Иокиме. Другой брат обещал прийти с теми же намерениями. Саймей благодарил их и выражал удовольствие. Его слова были искренни, так как братья произвели на него приятное впечатление.

Но вскоре служба началась, и все встали на места свои. Посланник обратил мысли к богу. И вновь благодать сошла на душу его. Молил Саймей Пастуха, Бога нашего истинного послать прощение настоятелю за то, что так был увлечен отец Иоким верой иной. Просил Саймей прощения и за себя, ибо все сильнее были его сомнения. Чем более узнавал он о маитанах, тем более казались ему обряды их и поверия близки тем, что справляли истинно верующие в храмах Пастуха.

После службы провели они еще несколько минут в общении с братьями, что приносило Посланнику радость. Не смотря на то, что по должности своей при Главе бывал он часто одинок, да и с детских лет пребывал в одиночестве, Саймей любил общаться и ценил возможность простых бесед. После же, пребывая в радостном настроении еще и от того, что многое удалось узнать ему за день, отправился Посланник с учеником своим обратно в покои, предвкушая сборы. Община была приятна Саймею, но слишком тяжко было для него долго находиться в условиях суровой дисциплины. Душа его требовала отдыха, а потому поездку в Шалем он воспринимал уже по-мальчишески радостно, как бы предвкушая развлечение. Планами своими по дороге делился он с Арамом, и тот, подхватив его настроение, воодушевленно помогал учителю в составлении программы поездки. Войдя в покои, они застали спящего по-прежнему мальчика, и опять же решили не будить его. За вечер Матеус успел многое в трудах своих. Саймей с удовольствием и восхищением взирал на холст, что расшивал ныне мальчик. Там изображен был Храм, и чашу золотую над его входом ярко освещали лучи послеполуденного солнца, а тень же, что отбрасывали растения, лишь делала свечение это особенно ярким. Каким-то чудом замыслы Матеуса наполняли работу его особой божьей благодатью, и даже незатейливый пейзаж выглядел весомо, подчеркивая значимость Храма и символа веры истинной.

Пока Посланник любовался искусством Матеуса, Арам быстро свернул холсты, которые так долго были разбросаны по покоям. Закончив уборку, юноша занялся подготовкой воды для омовения. Саймей в это время, сам, очень бережно, складывал небольшие моточки нитей и иглы в специальную шкатулку мальчика. При этом Посланником овладело какое-то странное, но очень приятное чувство сопричастности с тем чудесным даром, которым обладал Матеус, Саймею казалось, или хотелось верить, будто даже такая его маленькая помощь это его скромный, мизерный вклад в великое искусство мальчика. Это радовало и изумляло.

Арам наполнил чашу водой, оглянулся на учителя.

— О! — тут же откликнулся Саймей и виновато улыбнулся. — Прости, я немного замечтался и не сказал тебе, что пока не собираюсь ложиться.

Юноша удивился.

— Мне надо сходить к братьям Маркусу и Беньямину, — продолжил Посланник. — Нет! — видя, что Арам тут же потянулся за сумкой со свитками. — Тебе лучше оставаться здесь. Я иду говорить с ними о наказании, которое я возложил на Зосима. Тебе не надо при этом присутствовать. Лучше прими пока омовение сам и …. Наверное, надо бы разбудить Матеуса.

— Хорошо, — согласился юноша. — Я помогу ему умыться.

— И еще, немного подумав, решил Саймей. — Вы с ним займете мое ложе. Так будет лучше.

— Нет! — тут же воспротивился Арам. — Нам не пристало стеснять тебя, учитель. Я лучше уж уложу мальчика на своей лежанке. А сам лягу на полу.

— И какой будет толк в таком неудобстве, — чуть надменно возразил Посланник. — Я не так изнежен, чтобы терпеть большие неудобства на лежанке. Завтра нам предстоит пусть и не дальняя, но дорога. Хочу, чтобы все выспались. Так что не спорь.

После этого он взял сумку, забросил ее на плечо и быстро вышел, пока ученик не нашел новых доводов.

Ночь была тихой и ясной. Откуда-то дул легкий освежающий ветерок. Он качал ветви кустов, чуть шуршал травой. Ночь жила своей скрытой жизнью, такой далекой от человека. Саймей прислушивался к этой жизни, с удовольствием ловя шорохи и шепот листьев. Он чувствовал себя сейчас почти счастливым. За время своих многочисленных странствий, всегда полных тревог, Посланник научился ценить эти редкие минуты передышки, когда он резко отбрасывал в сторону все мысли и просто наслаждался ночью, легким ветерком, короткой прогулкой. Но когда впереди показалось крыло старейшин, он опять собрался, готовясь к разговору. Он немного слукавил, когда объяснял ученику цель своего визита к братьям. К блюстителю хозяйства он шел именно по поводу наказания, но вот казначей нужен ему был совершенно по иному поводу.

Но его надежды на разговор не оправдались: свет в окнах отца Беньямина не горел. Саймей постоял в раздумье. Казначею было около шестидесяти. Возраст почтенный, но сам святой брат не проявлял никаких признаков старческой слабости. Возможно, потрясения последних дней сказались на нем, и нынче он решил рано отойти ко сну. Или же брат Беньямин отправился побеседовать с кем-то из старейшин. Посланник прошелся вдоль крыла, проверяя, нет ли где света в окнах. Брат Лукас не спал. Саймей после коротких раздумий решил, что старший педагог вполне может и сам ответить на его вопросы. Он начал подниматься по ступеням.

— О! Брат Саймей! — с почти радостным удивлением встретил его брат Лукас. — Что привело тебя ко мне в этот поздний час? Может, разделишь со мной ночную трапезу, пока будешь задавать мне свои вопросы?

На низком столике между двух табуретов стояли блюда с финиками и инжиром, а так же с вычищенными только что зернами граната.

— Не откажусь, — усмехаясь собственной слабости, ответил Саймей. — Когда я вижу гранатовые зерна, мой язык не поворачивается сказать нет.

— Порадуй себя, — тоже усмехаясь, старший педагог сделал приглашающий жест.

Саймей прошел в покои, присел на один из табуретов и тут же набрал горсть зерен.

— Так о чем ты хотел говорить со мною? — спросил все так же дружелюбно брат Лукас, наливая гостю виноградовый сок.

— Если честно, то не тебя собирался я беспокоить разговорами в этот поздний час, — ответил Посланник. — Я шел к брату Беньямину, но в его покоях свет не горел.

— Он у брата Иссы, — сообщил старший педагог.

Саймей досадливо поморщился.

— Что ж. Жаль, — сказал Саймей и потянулся опять к вожделенному блюду. — Но я уверен, и ты сможешь мне помочь.

— Спрашивай, — пожал плечами брат Лукас.

— Для начала не мог бы ты сказать, как долго ты сам живешь с братьями?

— Со дня моего прихода в общину прошло уже более двух десятков лет, — стал рассказывать старший педагог. — Сначала я и не помышлял о службе Пастуху, Истинному богу нашему. Отец мой из богатого рода купцов Лехема, возлагал на меня большие надежды. Он надеялся, что я продолжу его дело. Но я по молодости был строптив. Я сбежал из дому, долго странствовал. Когда же я вернулся, то узнал, что отец умер, а два брата моих, разделив между собою дело, спустили все его состояние и бедствуют. Я впал в отчаяние и долго винил себя в содеянном. И как часто это бывает. Стал искать я утешения в свете Дома Истины. Я приехал не бедным человеком, а потому мог ступить на службу божию. Так и поступил. Сначала я был в Доме Истины в Лехеме, но душа моя не находила покоя. И только тут нашел я его и свое предназначение.

— Спасибо тебе за столь полный рассказ, — почтительно сказал Посланник. — Я лишь хотел узнать, как давно ты здесь, чтобы понять, можешь ли ты располагать той информацией, что меня интересует. Но я вижу, что ты, как и многие другие твои братья, считаешь дать мне больше знаний, чтобы помочь в моем деле.

— Как ты и сказал, многие из моих братьев понимают важность твоего дела, потому и стремятся помочь, — ответил брат Лукас. — Но что же все-таки тебя интересует, Саймей-Тень?

— Хочу узнать историю одного из ваших братьев, — пояснил Посланник.

— И о ком же? — тут в голосе старшего педагога зазвучала некая настороженность.

— О брате Эммануиле, — пояснил, как ни в чем не бывало, Саймей.

— Если тебя интересует та давняя история об этом затворнике и брате Дарии… — начал брат Лукас.

— О нет! — перебил его Посланник. — Расскажи мне о его роде, о нем самом.

Какое-то время брат Лукас смотрел на него в легком замешательстве, он даже хотел спросить о чем-то у Посланника, скорее всего, почему его так интересует этот молодой затворник, но все же он не спросил.

— Что ж, — все же начал он рассказ спокойным и ровным тоном. — Он принадлежит к богатому и знатному роду Шалема. И род этот достаточно многочисленен. Как это часто бывает у фарсов. Они жили здесь еще во времена земной жизни Пастуха, Истинного бога нашего. Предки интересующего тебя молодого мужа даже входили в чреду первосвященников бога Единого. Но после род раскололся. Одна его ветвь приняла веру истинную, другая осталась верна традициям фарсов. Брат Закари из того колена этого рода, что пришли в Дом Истины совсем недавно. И ты видишь, как ревностно он блюдет традиции и каноны. Отец брата Эммануила человек светский, он был не очень рад, когда сын выбрал стезю служения. Что до родных брата Дария, который из того же рода …. Они примерно посещают службы. … Скажу тебе, что они близки и к Дому Истины и к делам светским.

— В общем, — подумав, решил Саймей. — Никто из них не стремился посвятить себя служению искренне и всей душою.

Брат Лукас несколько мгновений пристально смотрел на Посланника, будто опять хотел его спросить о чем-то, но вновь вопроса не задал.

— В общем-то, — чуть улыбнувшись, сказал он, наконец. — Лишь брат Закари увлечен своим предназначением. За братом Эммануилом ничего заметить я не мог. Он пробыл здесь всего год, прежде чем решил принять обет затворничества. О брате Дарии ты и сам уже наверняка сложил мнение.

Посланник кивнул. Он прекрасно понимал ситуацию. Когда брат Эммануил встретил свою тайную жену, а отец, видимо, не одобривший эту женщину для сына, запер его в монастыре, то дал хороший откуп за это. А после смерти любимой Эммануил сам настоял на обете, и отцу его пришлось платить и за это.

— Спасибо, — благосклонно улыбнулся Посланник брату Лукасу. — Больше я не буду отвлекать тебя. Спокойных тебе снов.

— И тебе Саймей — Тень, — ответил старший педагог.

Это прозвучало немного чопорно. У самого брата Лукаса было вопросов к Саймею намного больше. Но почему-то тот не стал их задавать.

Посланник сбежал по ступеням, чувствуя спиной взгляд старшего педагога, и поспешил свернуть за угол. Он помнил, что вход в покои брата Маркуса с другой стороны здания. Но и тут его постигла неудача. Блюститель хозяйства еще не вернулся.

Саймей решил ждать его здесь же на ступенях. У него появилось время побыть одному и обдумать все то, что стало ему известно за два дня. Итак, теперь ему было известно, что не так давно настоятель этой общины отец Иоким начал поиски информации о первых днях существования монастыря, о которых почему-то молчали летописи. Он узнал, что община поставлена здесь не случайно, но фарсы дважды разоряли ее, считая это место проклятым. Отец Иоким предполагал, что где-то рядом общиной ранее располагался храм маитан, которых фарсы так ненавидели. Хотя нигде в его дневнике нет четких указаний, что это так. Только намеки, которые и навели настоятеля на этот вывод. Но и Посланник думал так же.

Далее, увлекшись поиском этого храма древней религии, отец Иоким увлекся и изучением самим культом Маитана. И продолжая поиск, настоятель, видимо, наткнулся на упоминание о некоем тайнике, который был в храме. Когда он открыл его, то получил смертельную рану. Саймей предполагал, что ядом был смазан некий штырь, который вылетал из стены тайника. Кто-то привел ловушку в действие, а настоятель попал в нее. Но, как показывают данные, отец Иоким все же успел узнать нечто, что хранил тайник, что привело его в замешательство и сильно испугало. Отсюда и странные слова в предсмертной записке. Саймею не трудно было понять, что тайна эта связана все с тем же культом Маитана.

Что же касалось смерти брата Дария, тут все намного легче. Когда затворник начал паниковать из-за необдуманных, но верных, слов настоятеля, что некий свиток, которого Дарий не имел, но обещал отцу Иокиму, таит в себе угрозу, некто, скорее всего убийца, пришел к нему и нанес удар по голове. Неизвестный устроил обыск покоев затворника, а уходя, спрятал тело, закутанное ковер в камин. Но! Тут Посланнику представлялись интересными некие детали. Для начала он понимал. что брат Дарий был убит раньше, чем настоятель. И тело прятали именно для того, чтобы это убийство не было обнаружено раньше времени. Отец Иоким не должен был знать о смерти затворника. И еще. Тот факт, что убийца запер дверь изнутри, а сам вылез через тайный лаз в окне, который оставлял для себя брат Дарий, говорит о том, что злоумышленника надо искать среди братьев общины. Причем, скорее всего, среди старших послушников и старейшин. На это указывали и многие другие детали. Все же у настоятеля был довольно ограниченный круг общения. И только те, кто в него входил, могли быть причастными к убийству.

Но вот кто из старейшин способен на это? По мнению Саймея, в список подозреваемых попадали все. Например, брат Веспас. Прежде всего, он единственный из высших чиновников был парсом. А, как известно, вера в бога Маитана пришла в страну фарсов именно от парисов. И именно брату Веспасу было легче всего достать яд, от которого умер настоятель. Да и прошлый военный опыт лекаря давал ему возможность четко нанести удар брату Дарию. Но Саймею эта версия казалась наиболее спорной. Слишком многое указывало на брата Веспаса. И это при том, что лекарь отличался быстрым умом и вряд ли оставил столько улик, указывающих на него. Все слишком явно указывает на брата Веспаса.

Версию о брате Иссе Посланник уже рассматривал. Но при этом, он понимал, что этот брат слишком труслив. Он способен на мелкие интриги и даже на насилие, грубое и открытое, но совершаемое чужими руками. Потому его участие в столь хитроумном убийстве рассматривать не приходилось. Брат Маркус тоже вызывал сильные подозрения, не смотря на то, что своему ученику Посланник сказал совсем иное. Блюститель хозяйства скинул перед ним свою маску. Но сколько их у него еще? И почему человек, который так долго скрывал свое истинное лицо. Вдруг сразу раскрылся перед незнакомцем. Его прошлое тоже вызывало у Посланника множество вопросов. Да и тот факт, что они ездили по делам настоятеля вместе с отцом Иокимом, тревожил. Похоже, он знал слишком многое. И брат Дарий ему доверял и просил у блюстителя защиты. Кто мешал брату Маркусу вернуться чуть позже и…Но опять же, именно брат Маркус видел настоятеля в ночь его смерти. Он же был последним, кто посещал затворника. Посланнику казалось и это слишком очевидным указанием, как в случае с братом Веспасом.

Брат Закари, благодаря своему возрасту мог бы остаться и вне подозрений. Но даже старик мог ударить камнем затворника по голове. А уж намазать ядом оружие, убившее настоятеля, ему точно не составило бы особого труда. При фанатичной вере брата Закари весть, что где-то рядом с общиной есть храм маитан, а то и на ее территории, могла быть воспринята как нечто настолько ужасное, что отец Иоким — принесший весть, мог и заслуживать смерти. Как погрязший в грехах брат Дарий.

Что касается брата Лукаса и брата Беньямина, то они как раз вызывали у Посланника больше всего подозрений. Однако он не мог найти мотива для них, не мог и придумать четкую версию об их возможных действиях.

И как раз, будто отвечая его размышлениям, где-то рядом послышались торопливые шаги, и скоро из-за кустов показался брат Исса. Один. Посланник даже хотел спросить у него, где же брат Беньямин, с которым вроде бы они должны были сейчас беседовать. Но он промолчал, решив не раздувать лишнего любопытства у старейшины, который и так слишком много мешал Саймею. Хотя был у Посланника к брату Иссе и еще один вопрос: откуда он возвращается в этот поздний час? Видимо, брат Исса. Теперь уже немного побаивающийся Посланника, подумал о том же, а отвечать на вопросы он явно не желал, а потому заторопился мимо Саймея. Делая вид, что даже его не видел.

Посланник опять вернулся к своим размышлениям. Если в деле о смерти настоятеля он понимал, что расследование закончится, как только он выяснит, где храм Маитан и что в нем скрыто, то тайное задание Феликса исполнить будет не так просто. Конечно, если Саймей найдет храм, то Феликс будет им доволен. Но кузен еще ничего не знает о свитках, что написаны рукой их предка Айры. Один из них уже попал в руки Саймея. О том, где искать еще один он знал. Но сколько их всего? И какую историю рассказывает Айра? Посланник слишком близко подошел к тайне своего рода. И теперь он не уедет отсюда, пока не узнает все. Даже если в результате его постигнет участь настоятеля. Ведь очень даже возможно, что этот неизвестный пока храм Непобежденного и хранит в себе ту самую тайну, разгадка которой Посланнику нужнее, чем убийца настоятеля. Не зря же в последних своих словах отец Иоким упоминал Саймея. Ни того, который сидит сейчас в темноте на ступенях, а того самого Саймея-Мага, кто служил верховным жрецом в том самом храме, который настоятель и искал. Саймей опять задумался над свитком Айры, который уже успел прочесть, но вскоре его размышления опять прервали шаги. Наконец-то брат Маркус закончил хозяйственные дела обители и спешил в свои покои.

— Брат! — увидев Саймея, тут же встревожился блюститель. — Что?

— О! Не стоит так волноваться, — немного холодновато заметил Посланник, поднимаясь на ноги. — Я к тебе с простым вопросом.

— Ты меня испугал, — сказал ровным голосом брат Маркус, проходя вперед по ступеням.

Наверху он остановился и открыл перед Посланником дверь.

— Что ты хочешь узнать? — спросил он, впустив гостя и зажигая теперь свечи.

— Ничего, — чуть усмехнувшись, ответил Саймей, стоя посреди спартанских покоев брата Маркуса. — Я наоборот, хотел тебе кое-что сообщить.

— Я слушаю тебя, — уже более миролюбиво сказал блюститель.

Посланник заметил, что он выглядит усталым.

— Прости меня за беспокойство, — улыбаясь уже совсем дружелюбно, извинился Саймей. — Просто ты обещал помочь мне с делом о моем ученике. А наложил наказание на Зосима…

И он рассказал брату Маркусу обо всем.

— Брат Исса будет в ярости, — весело сказал блюститель. — Но я прослежу, чтобы они понесли наказание. И Зосим и его учитель. Если же после брат Исса откажется от послушника, я возьму его себе в ученики.

— Спасибо, — Посланник кивнул. — На это я и надеялся.

— Ты правильно сделал, что пришел ко мне, — любезно отозвался блюститель.

— И еще один у меня к тебе вопрос… — как бы размышляя, стоит ли его задавать, начал Посланник. — Когда ты шел сейчас сюда, не видел ли ты брата Беньямина?

— Нет, конечно, — пожал плечами брат Маркус. — Сразу после службы он направился к себе. Брат Исса желал с ним говорить, но казначей наш решил отдохнуть от него. Когда я проходил здесь от крыльев послушников, то видел, как брат Беньямин гасит свечи.

— Вот как! — холодновато удивился Посланник.

Брат Маркус нахмурился.

— Прости, — тут же спохватился Саймей. — Я просто задумался. Видишь ли, мне сказали, будто брат Беньямин беседует с братом Иссой, когда я его искал. И теперь я начинаю сомневаться во всем остальном, что сегодня вечером услышал.

— И что же ты услышал? — полюбопытствовал довольно веселым тоном брат Маркус.

— Да вот, — чуть пожал плечами Посланник. — Мне был интересен брат Эммануил.

— Ты все еще считаешь, что та давняя история имеет какое-то отношение к нынешним смертям? — чуть удивился блюститель.

— Я не знаю, — спокойно отозвался Саймей. — Но если так. И если та странная рукопись все же существует. То и брат Эммануил в опасности.

Теперь уже пожимал плечами брат Маркус.

— У меня к этому человеку двойственные чувства, — серьезно объяснил он. — Он пришел в нашу обитель не за словом божьим. Ему не хватало святости и тяги к ней. Но в тоже время….Знаешь, брат, он всегда был удивительно дружелюбен. С ним было интересно, так как брат Эммануил получил прекрасное образование. Мне нравилось его слушать, но не нравился он сам.

— Говоришь, он хорошо образован? — Посланник чуть призадумался. — Видимо, его отец ожидал от него другого выбора. Он готовил ему карьеру в светских кругах?

— В их роду, — чуть усмехнувшись, заметил брат Маркус. — Только брат Закари расположен к служению, зато так рьяно, что мог бы отслужить за всех своих родичей. …Конечно, брат Эммануил, сын высокого чиновника, должен был пойти по его стопам. Но как я понял, у них с отцом отношения складывались неровно. И в результате… Мне иногда кажется, что Эммануил оказался здесь только на зло отцу.

Посланник кивнул. Конечно, во многом, в течение этого разговора он не был искренен. Он просто ждал, как подтвердитблюститель слова брата Лукаса. И подтвердит ли вообще.

— Кстати, — чуть оживился Саймей. — Мог бы ты мне еще немного помочь? Сегодня я услышал и историю брата Лукаса. А что ты знаешь о нем?

— Брат Лукас… — блюститель чуть поморщился. — Не думал я, что когда-нибудь мне придется говорить о моих братьях за глаза. Хорошо хоть о брате Лукасе я не могу сказать ничего плохого. Он пришел к нам. Когда я был еще младшим послушником. Когда мы смотрели на него, то казалось, что он пережил какое-то горе, да и жизнь его, похоже, была нелегка. Его взяли старшим послушником к бывшему главному педагогу, что давно уже мертв. Я помню, как часто он молчаливо сидел в конце учебной залы и слушал рассказы отца Аврелия. Тот любил своего ученика и позволял ему иногда, после своего рассказа сказать несколько слов, если тот хотел. И брат Лукас рассказывал с охотой. Я думаю, он много путешествовал прежде. И его рассказы были интересны.

— Хм… — Посланник помолчал. — Брат, ты говоришь, что был еще мальчишкой, когда брат Лукас уже стал старшим послушником. Но на вид он твой ровесник.

— О нет! — возразил брат Маркус. — Он лет на десять старше меня. Но всегда выглядел моложе своего возраста. Да и физический труд, к которому он склонен, поддерживает его молодость.

— Физический труд? — удивился Посланник.

— Брат часто трудится в моих мастерских, — объяснил блюститель. — И кстати, построены они и с его помощью. Когда-то мы возводили их вместе с ним. Брат Маркус далеко не сразу стал старшим педагогом. Пока был жив отец Аврелий, брат Маркус, не желая лишать своего учителя кресла, помогал мне по хозяйству. Благо что он был одним из немногих, кто оставался безразличен к мерзкому характеру брата Дария и его пристрастиям. Лукас просто не замечал его или давал тому такую отповедь, что брат Дарий придерживал и язык и руки.

— Правильный подход, — усмехнулся Посланник. — Спасибо тебе, брат Маркус. Ты меня успокоил. Видимо, в том, что касается брата Беньямина и его отсутствия, возникла ошибка. Прости, что так поздно явился к тебе. Ведь твой день начинается намного раньше моего.

— Ладно, — брат Маркус махнул рукой. — Но теперь прошу тебя уйти, а то, если честно, у меня слипаются глаза.

— Спокойных снов, брат, — улыбнувшись, пожелал Посланник и вышел.

Он вернулся неторопливо в свои покои. Мальчики спали. Саймей принял омовение, стараясь не шуметь, и лег. Сон пришел к нему быстро. Сегодня он был доволен своими успехами.

Не смотря на свое позднее возвращение минувшим вечером, Саймей выспался и чувствовал себя на удивление бодрым и веселым. Им предстояло сегодня отправиться в Шалем. Сразу после утренней службы и завтрака они собрали свои скромные пожитки и отправились к воротам.

Пока Арам выводил осла, приторачивал к его бокам тюки и проверял хорошо ли сидит седло, на котором решено было везти Мартеуса, Саймей прощался с братом Маркусом, который пришел их проводить. И когда они уже подошли к открывающимся вратам, Посланника окликнул брат Беньямин, спешащий к ним из-за учебного крыла.

— Брат, — чуть удивленно обратился к нему Саймей. — Ты тоже решил благословить нас в это недальнее путешествие?

— Я, естественно, желаю тебе счастливого пути, Саймей-Тень, — усмехнулся брат Беньямин. — Но я спешил к вам потому, что услышал сегодня после утренней трапезы, что ты искал вчера встречи со мной.

— Искал, — подтвердил Посланник. — Но я пришел слишком поздно и у тебя уже не горел свет.

— Я не спал, — возразил живо старейшина. — Мы коротали вечер с братом Анатолием. У него я …

Тут казначей чуть замялся.

— Прятался от брата Иссы? — лукаво предположил Саймей, по-мальчишески улыбаясь.

— Да, — покаянно сказал тот. — Я провел с ним большую часть ночи.

— Но как же так? — наивно удивился брат Маркус. Саймей с трудом удержал усмешку, видя, что обычная маска блюстителя вновь приросла к нему. — Я намеревался давеча посетить брата Анатолия, но не увидел света в его окнах. А чуть позже видел, как ты гасил у себя свечи!

— Я тоже заметил тебя, когда ты шел мимо, — улыбаясь блюстителю, согласился мягко казначей. — А после я ушел. И мы не были в покоях брата Анатолия. Я пошел за ним в кабинет отца Иокима.

— Зачем? — нахмурился тут же Саймей.

— У брата Анатолия появилась скорбная привычка коротать там вечера, — немного поморщившись, как от досады, пояснил брат Беньямин. — Он с каким-то диким упорством каждый вечер наводит там порядок, а после усердно записывает дела общины, сидя в кресле настоятеля. Меня это пугает.

— Подожди, — попросил его Посланник. — Скажи мне, брат, неужели в кабинете настоятеля скапливается за день так много пыли, что он требует столь важной каждодневной уборки?

— Не знаю, — растерянно сознался брат Беньямин. — Я сам удивлен, что брат Анатолий делает эту работу. И теряюсь в догадках, зачем.

Саймей увидел, как на лице Арама мелькнул испуг. И он тут же понял его причину. Кабинет отца Иокима мог так же подвергаться обыску, как и его личные покои.

— Ладно, — примирительно сказал он брату Беньямину. — Оставим это.

— Так зачем ты искал меня вчера? — спросил казначей.

— Просто ты один из братьев общины, кто живет здесь очень давно, да и кресло старейшины ты занимаешь уже много лет, — вежливо объяснил Посланник. — Потому я рассудил, что ты много что можешь знать о других наших братьях по вере.

— И кто же тебя интересует? — поинтересовался брат Беньямин.

Брат Маркус, все это время прислушивающийся к их беседе, посмотрел на Посланник немного недовольно и отошел, собираясь помочь Араму усадить мальчика на осла.

— Меня интересует еще один затворник вашей общины, — начал Саймей.

— Брат Эммануил, как я понимаю, — тут же догадался казначей. — Наверняка ты уже понял, что с ним и с братом Дарием в прошлом была связана одна неприятная история.

— Именно он меня и интересует, — подтвердил Посланник. — Вернее, его семья. Не знаком ли ты с его отцом?

— Знаком и давно, — охотливо начал рассказывать брат Беньямин. — Это удивительный человек. Он прекрасно образован, любит искусства. И я понимаю, почему ты так желаешь о нем знать, брат. Тебе уже видимо кто-то сказал, что у него отличная библиотека, и он с усердием ее пополняет.

— Но в отношениях с сыном ему не очень-то везет, — полувопросительно сказал Саймей.

— Эммануил во многом похож на своего отца, — снисходительно сообщил казначей. — Даже больше, чем они оба это понимают. Мальчик так же упрям, как и его родитель. Вся эта история с появлением Эммануила здесь… Надеюсь, — он бросил на Саймея просительный взгляд. — Он никогда не узнает, что я тебе сейчас говорил. Я знаю от его отца эту историю. Он прочил сыну дочь одного из вельмож, но Эммануил сделал выбор сам и не собрался отказываться от той женщины. Когда же отец поставил ему условие, по которому юноша должен или подчиниться воле отца, или понести наказание, Эммануил изъявил вдруг желание удалиться от мира. Так я и просил за него перед настоятелем. Это, конечно, грех с моей стороны, — покаялся брат Беньямин. — Я же прекрасно видел, что юноша не имеет никакого расположения к службе Слову божию. Здесь он вел странный образ жизни. Он посещал службы, выполнял все положенные ему работы беспрекословно, он ни в чем не нарушил традиций и канонов, но… Он обаятелен и располагает к себе. И в свободные часы многие послушники приходили к нему для праздных бесед. Он рассказывал им о мире за стенами общины, и сам не понимая того, вводил их в искушение.

— Я понимаю, — сказал Посланник. — Но почему же тогда при своем характере, при возможностях покинуть монастырь и явной тоске по миру Эммануил выбрал затворничество.

— Это печально, — грустно улыбнулся казначей. — Отец в этом случае был не прав насчет него. Юноша искренне любил свою женщину. И тосковал по ней и их не рожденном ребенке. Отец же выразил по поводу их смерти жестокую радость. Тогда юноша и обещал ему не возвращаться в родной дом и дать строгий обет уединения.

— Но откуда это тебе известно? — удивился Саймей.

— Этот разговор происходил здесь, в моих же покоях, — объяснил брат Беньямин. — Как присутствовал я при многих других. Отец Эммануила не оставляет своих попыток вернуть сына и повиноваться его воле. Он приезжал и после той печальной истории, стучался в покои сына. Как-то они поругались очень сильно. Я слышал, как они кричали друг на друга, а позже, распахнув дверь, отец Эммануила в сильнейшем раздражении сказал юноше: «Теперь, когда ее нет, зачем тебе все это? Мне же ты отказываешь в том, что является для меня делом всей жизни!». Эммануил тоже пребывая в сильнейшем расстройстве ответил ему: «Тогда ты никогда этого не получишь». Он закрыл перед отцом дверь и больше не желал слушать его, когда отец стучал к нему.

— А кто еще слышал это кроме тебя? — спросил Посланник.

— Только отец Иоким.

Саймей улыбнулся. У него появилась одна очень странная мысль. Если ранее он использовал имя брата Эммануила только с тем, чтобы его расспросы старейшин друг о друге не вызывали подозрений и не склоняли их ко лжи, то теперь получалось, что сам того не желая, Посланник получил еще одну интересную нить в своем расследовании. Но это еще предстояло проверить.

— Спасибо тебе за рассказ, — поблагодарил он казначея. — Ты прости, но нам пора. Мои ученики уже давно поджидают меня, готовые к дороге.

— А как надолго ты нас покидаешь? — спросил брат Маркус, вновь направляясь к Посланнику. Вид у него был не очень довольный.

— Я не знаю, — пожал Саймей плечами. — На несколько дней. А почему это тебя так беспокоит?

— Потому что я не понимаю тебя, — тихо ответил блюститель. — Смерти случились здесь, а ты едешь по городским храмам.

— Я хочу повторить весь путь отца Иокима, который он проделал, ведя свои поиски, — объяснил чуть холодно Посланник.

— Так ты, возможно, и найдешь то, из-за чего он погиб, — возразил брат Маркус. — Но убийцы ты не отыщешь. Неужели он тебе важен меньше, чем тайна настоятеля?

— Ты не прав, — сказал, помолчав, Посланник. — Я знаю, что мне делать. И убийца в результате будет пойман.

— Тогда скажи, с какой же тогда целью ты еще и расспрашиваешь нас друг о друге? — все более распаляясь, задал блюститель новый вопрос.

— С той, что знаю, убийца и есть один из вас, — холодно и чуть раздраженно ответил Саймей. — Когда же я объединю тайну настоятеля с вашими историями, кто-то покинет свое кресло старейшины ради позорного столба!

Брат Маркус потрясенно смотрел на него некоторое время, потом взгляд его стал печальным и каким-то будто пустым.

— Прости, — тихо сказал он Посланнику. — Мне не следовало так говорить с тобой. Ты лучше знаешь, что тебе делать. Счастливого пути тебе, брат. И…Пусть нам всем повезет.

Повернувшись, он пошел к учебному крылу.

Саймей грустно улыбнулся ему вслед. Он прекрасно понял, на какое везение надеется блюститель. Но вряд ли все сложится так благополучно и никто из старейшин не окажется виновным. Кстати, тут же вспомнилось Посланнику, что он не раздумывал о том, что брат Анатолий тоже может быть крайне подозрителен.

— Едем, — сказал он Араму, подходя к мальчикам.

Ученик чуть натянул поводья осла, и они прошли в ворота.