Слимп

Глава 18 Система Линейного Изменения Магических Пространств

Дверь за спиной Семёна скрутилась в огненный жгут и пропала; Семён, разумеется, этого не увидел.

Здесь тоже шёл дождь. Мелкий, тёплый, он сыпался из затянувших всё небо, низко нависших над землёй серых облаков; туман молочной дымкой затягивал всё вокруг, не давая толком разглядеть, куда они попали.

Под ногами плескалась вода, словно Семён стоял в большой неглубокой луже. Семён поначалу испугался, что их занесло в какую-нибудь трясину, но это было не болото — вода была чистая, а дно у лужи было твёрдое и ровное. Каменное.

Семён осторожно поставил девушку на ноги. Та легко соскользнула с его рук и встала рядом с Семёном, не выказывая ни удивления, ни хоть какого-нибудь интереса к происходящему.

— Хайк! — громко позвал Семён. — Ты где?

Голос звучал глухо, звук сразу растворился в тумане; Хайк не отозвался.

— Хайк! — изо всех сил крикнул Семён, прислушался — ответа не было. Не было слышно вообще ничего, кроме слабых всплесков потревоженной воды под ногами и бесконечного шелеста дождя.

— Мар? — Семён наклонил лицо. — Мар?!

Медальон тоже не отозвался, и это было необъяснимо, ненормально, не мог Мар молчать, тем более в такой ситуации. Что-то было не в порядке с этим Миром, что-то не то.

Надо было идти. Хоть куда-нибудь, лишь бы не стоять на месте.

Впереди туман был вроде немного погуще и потемнее, возможно, там росли деревья или начинался пригорок. А, может быть, и не было там никаких деревьев... Во всяком случае, выбирать особо не приходилось — Семён, настороженно поглядывая по сторонам и чутко прислушиваясь к любому шуму, двинулся вперёд, держа девушку за руку: та покорно шла за ним.

Это действительно был пологий пригорок, поросший низким чахлым кустарником. Дальше за кустарником, на границе видимости, начинался то ли заброшенный парк, то ли ухоженный лес, Семён не разобрал; далеко разнесённые друг от друга мощные стволы деревьев гладкими колоннами уходили в белесую небесную муть, пряча в ней свои кроны.

Семён остановился, оглянулся напоследок. И замер, поражённый увиденным.

Тумана — там, откуда они только что пришли, — не было. Растаял туман. Весь растаял, без остатка. И моросящего дождя больше не было. И туч.

Перед Семёном была широкая дорога, залитая повсюду тонким слоем воды; дорога, прямая как скоростная автострада; путь, протянувшийся от одной линии горизонта до другой.

Сама дорога была выложена из плотно подогнанных друг к дружке коричневых плит-ромбов, больших, тёсаных. Спокойная гладь воды над плитами поблескивала неживым стеклянным блеском; там, где прошли Семён и девушка, в воде были ясно видны вмятины. Следы от ног. Дальние вмятины уже почти затянулись, а ближние были глубокими, чёткими. Свежими. Словно оставленными не на воде, а на мокром снегу.

По ту сторону дороги был лес, наверное, такой же как и по эту сторону: деревья башнями уходили в высокое тёмно-синее небо. Это были сосны, сосны-великаны. Никогда Семён не видел таких, ростом никак не меньше Останкинской телебашни.

Размашистые зелёные кроны деревьев, залитые яркими солнечными лучами, были неподвижны; над ближними пышными верхушками, высоко-высоко, где-то у солнца, широко раскинув крылья, парила одинокая птица. Семён на секунду представил себе размеры этой птицы и ему стало несколько не по себе.

Хайка не было видно ни на дороге, ни возле деревьев-великанов.

— Надеюсь, эта птичка не уволокла Хайка к себе на обед, — пробормотал Семён, напряжённо вглядываясь в небо. — Впрочем, он ей и не дался бы. Я так думаю. — И повернулся к дождю и туману.

— Ох ты, — внезапно громко сказал Мар. — Где это мы? — Голос у медальона был скрипучий, как будто у него основательно пересохло в горле.

— Наконец-то, — обрадовался Семён. — Ты чего так долго молчал? Что с тобой случилось?

— Да я только-только в себя пришёл, — буркнул Мар и надсадно закашлялся. — Вот же пакость, — пробормотал медальон, — и как вы такой дрянью дышите...

— Ты о чём? — не понял Семён.

— Да о тумане, о чём же ещё, — Мар недовольно вздохнул. — Неужели не замечаешь? Это же колдовство! Чистейшее, блин, чище не придумаешь. Всё, что вокруг нас — колдовство! И туман в том числе. Что-то наподобие твоего магического золота, но в другом виде... Я почему отключился — меня от количества здешней магии просто зашкалило. Как только попали сюда, так сразу и переклинило. Я ведь её чувствую, магию... Семён, ты куда дверь открыл-то? — требовательно спросил медальон.

— Понятия не имею, — пожал плечами парень. — Я хотел только одного: уйти в безопасное место. По-настоящему безопасное. Где не будет ни этой чёртовой пентаграммы с инферно, ни Империи... Где меня ни за что не достанут ни Кардинал, ни чужие с их суетой вокруг неуловимого слимпа. Очень мне, понимаешь, захотелось отдохнуть от всего этого... Хоть немножко, хоть чуть-чуть!

— Да такого места, поди, и нету, — с сомнением произнёс Мар. — Не Империя, так Закрытые Миры. Или мёртвые Миры. Но всё равно контролируемые если не Кардиналом, так чужими.

— А это что? — Семён обвёл вокруг себя рукой.

— Не знаю, — серьёзно ответил Мар. — Но предполагаю. Предполагаю, что это — обратная сторона Вселенского Диска. Помнишь, я тебе о нём рассказывал? Ну, то место, где Настройщик живёт... Похоже, это не сказка. Может, и Настройщик — не сказка?

— Не бывает такого, — неуверенно сказал Семён. — Обратная сторона вселенной, хм... Чушь!

— Ну-ну, — загадочно ответил Мар и многозначительно умолк.

— Настройщик там или не Настройщик, — с досадой воскликнул Семён, — а нам надо выбираться из этого тумана. Хорошо было бы какое-нибудь жильё найти... вдруг здесь живёт кто поблизости? Опять же кардинальский медальон с девушки снять надо... Хайка найти, в конце концов!

— Этот не пропадёт, — успокоил Семёна Мар. — За него ты можешь не беспокоиться! Если живой — сам нас найдёт, чего панику зря поднимать... Ты глянь, глянь что творится! — обомлел медальон. — Ух ты!

Было от чего придти в изумление: в тумане, застилавшем сосновый бор перед Семёном, неожиданно обозначился вход в узкий коридор из очищенного от белой мути воздуха; коридор вёл куда-то в самую глубь бора, плавно огибая стволы-башни. Мягкие колышущиеся стенки туманного коридора смыкались вверху аркой; мало того — внутри нежданно открывшегося прохода не только не было дождя, но и зелёная густая трава на земле была лишь слегка влажная, не мокрая.

— Приглашают, однако, — с трепетом в голосе сообщил Мар. — Засекли нас, Семён, вот какие дела...

— Раз приглашают, значит пойдём, — уверенно сказал Семён. — Это даже хорошо, что приглашают, самому долго искать пришлось бы, — Семён решительно ступил на травяную дорожку и потянул за собой безмолвную девушку.

Дорожка прихотливо изгибалась, без видимой причины виляя то влево, то вправо. Семён шёл, изредка бросая взгляды по сторонам: сквозь туманные стены видно было неважно, но всё же кое-что можно было разглядеть. Кое-что удивительное и необъяснимое.

Там, за стенами, всё ежесекундно менялось — растворился и пропал в тумане сосновый бор, сменившись почему-то жаркой бескрайней пустыней с высокими барханами; через секунду пустыня превратилась в бурное штормовое море, где вспененные волны катились друг за дружкой, подгоняемые ураганным ветром; на смену морю пришёл невероятно красивый город, видимый с высоты птичьего полёта — город с дворцами, башнями, разноцветными вымпелами на шпилях; над шпилями, с левой стороны и неподалёку от стены коридора, летел, распластав кожистые крылья, золотой дракон. На спине дракона сидел воин в ослепительно сияющих под солнцем доспехах.

У Семёна от увиденного закружилась голова и парень вынужденно уткнулся взглядом в травяную дорожку. Чтобы не упасть ненароком.

— Он нам язык показал, — с обидой в голосе сказал Мар. — Длинный! Раздвоенный.

— Кто? — поинтересовался Семён, не отрывая взгляда от дорожки.

— Дракон, кто же ещё, — Мар возмущённо покачнулся на цепочке. — Тьфу, одно слово — рептилия! Никакой от них пользы, один навоз разве что...

— По-моему, у него на спине всадник был, — заметил Семён. — В доспехах.

— Чего не заметил, того не заметил, — с сожалением признался медальон. — Язык видел. Всадника — нет.

— Странно, — Семён глянул сквозь стену ещё раз, но ни города, ни дракона с седоком там уже не было, а были искрящиеся под солнцем льды, одни льды — и слева, и справа от коридора, до самого горизонта. — Если тут всё сплошное колдовство, тем более особое колдовство, такое же как и магическое золото... видимое и мне, и тебе... то всадника ты не мог не заметить.

— Я только на язык смотрел, — подумав, сообщил Мар. — Решал, обижаться или нет. Ежели бы твой ездок тоже с высунутым языком летел, вот тогда бы я его точно заметил! За компанию.

Семён хотел было сказать что-нибудь ехидное по поводу наблюдательности некоторых медальонов, но не успел — коридор закончился. Резко закончился, неожиданно.

Семён потянул девушку за руку, и они вышли из-под защиты белых дымчатых стен; в тот же миг коридор развеялся, словно никогда его и не было, растаял, как самый обычный туман под утренним солнцем.

— Пришли, — прокомментировал случившееся Мар. — Туда, куда должны были придти. А куда мы должны были? Сюда, что ли? В сад? Ничего не понимаю...

Это был яблоневый сад. Утренний, пронизанный солнечными нежаркими лучами; весенний, цветущий, пахнущий пока не зрелыми яблоками, а тем самым особым ароматом, где непередаваемо смешаны запахи и цветов, и молодых яблок, и тёплой сырой земли, и свежей травы — запах, любимый Семёном с детства.

Среди яблоневых веток жужжали пчёлы: чуть поодаль между стволами яблонь была видна небольшая просека, уставленная ульями.

А прямо перед Семёном, шагах в десяти, среди деревьев стоял ладный аккуратный домик, сложенный из жёлтого кирпича, с невысоким деревянным крылечком, распахнутыми резными ставнями.

— Что-то мне это напоминает, — растроганно сказал Семён, — что-то далёкое, из детства... Только тогда, кажется, был вечер... Но что именно напоминает — не вспомню, хоть убей.

— Пошли к дому, — предложил Мар, — а то темнеть начинает. Вечереет.

— Как — вечереет? — не понял Семён. — Ведь только что было утро, — он глянул на небо и не поверил своим глазам. Мар был прав.

Утро решительно менялось на поздний вечер: солнце тускнело, превращаясь в полную луну, небо темнело, заполняясь крупными звёздами; перестали жужжать пчёлы, вместо них разноголосо затрещали кузнечики, прячась в намокшей от вечерней росы траве.

— Цикады куда как благозвучнее, — недовольно пробурчал Мар, — не люблю я этот пошлый стрекот. В одном Мире, в Развёрнутом... ты там не был, а стоит побывать, они там все эстеты, красивое любят, так вот — там никаких кузнечиков, только цикады. Специально выведенные. Такое благозвучие по ночам, что... Что это?

Стрекот стих, сменившись удивительно красивыми звуками — словно заиграли сотни маленьких хрустальных колокольчиков, сплетаясь в завораживающую мелодию, мелодию без начал и без конца.

— Точь-в-точь как в Развёрнутом Мире, — растерянно сказал Мар. — Ничего не понимаю!

— Я тоже, — Семён решительно направился к крылечку. — Думаю, сейчас мы всё узнаем, — пообещал Семён, помог девушке подняться по ступенькам и решительно постучал в дверь.

Дверь отворилась. Сама.

По ту сторону двери было темно — Семёну даже показалось, что там вообще нет ничего, один первозданный мрак, но секунду спустя темнота оформилась в нечто вещественное, в короткий коридор, задрапированный по стенам и потолку чёрным, с золотой вышивкой бархатом.

— Что за ерунда, — пробормотал Семён, — какой к чертям бархат в садовом домике... — и осёкся: бархата не стало. Были дешёвенькие тёмные обои, беленый потолок и лампочка под плетёной корзинкой-абажуром; в конце коридора возникла простая некрашеная дверь, деревянная, с косо прибитой стандартной железной ручкой.

— Однако, становится всё страньше и страньше, — верно подметил медальон. — Хорошо я сказал? В самую точку.

— Сказал-то хорошо, но не первым, — Семён прошёл к двери и потянул на себя ручку.

За дверью опять был мрак, но он почти сразу рассеялся: за дощатым столом, низко склонив голову над большой раскрытой книгой, сидел старец с длинной седой бородой, длинными седыми волосами; старец был одет то ли в просторный льняной греческий хитон, то ли в долгополую рубаху навыпуск, подпоясанную узким кожаным ремешком. Под столом были видны босые ноги старца.

Рядом с книгой на столе мерцало что-то неопределённое, превращающееся попеременно то в толстую монастырскую свечу, то в неяркую керосиновую лампу. За спиной старца высвечивалось лунным ночным светом открытое окно; окно тоже было странным — оно плавно смещалось то влево, то вправо, видимо, подыскивая для себя наиболее подходящее место; наклонный столб лунного света с небольшой задержкой следовал за окном, скользя жёлтым квадратом по белому мрамору пола. Впрочем, мрамор под взглядом Семёна тут же превратился в струганные доски.

Больше в комнате не было видно ничего, всё скрывала густая темнота.

— Здравствуйте, — сказал Семён, делая шаг к столу.

— Здравствуй, Семён, — ответил старец. Голос у него был густой, сочный, не соответствующий столь немощному облику. Едва Семён успел осознать это, как вид старца несколько изменился: он стал шире в плечах, плотнее, борода и волосы на голове стали короче, потемнели и закучерявились; хитон сменился на неброский светло-серый спортивный костюм и серые кроссовки.

— Ишь, фокусник, — прошептал Мар. — Семён, откуда он тебя знает? Кардинальский шпион, что ли? С инструкциями.

— Я не фокусник, — ответил сильно помолодевший старик, которого теперь никак нельзя было назвать стариком. — И не кардинальский шпион. — Мужчина легко встал и вышел из-за стола, поманив Семёна рукой. — Подведи Яну ко мне.

— Её зовут Яна? — ошарашенно спросил Семён, торопливо подводя девушку к столу. — А вы откуда знаете?

— Значит, он не шпион. Значит, он сам Кардинал, — уверенно решил Мар. — Тот тоже всё знает, гад! И в серое любит одеваться. Переодетый и загримиров... — мужчина косо глянул в сторону медальона, и Мар осёкся на полуслове.

— Пусть твой болтун немного отдохнёт, — бывший старец подошёл к девушке. — Не люблю пустозвонов!.. Эх, девочка, как же тебя так угораздило-то...

— Кардинальский отряд... — начал было Семён, но мужчина остановил его движением руки:

— Помолчи. Я знаю.

Семен немедленно умолк, опасаясь, как бы с ним не случилось тоже самое, что и с Маром: медальон крепко спал, вкусно похрапывая и что-то невнятно бормоча во сне. Впервые спал за всё время знакомства с Семёном! Возможно, что впервые и за всю свою долгую колдовскую жизнь.

— Семён, — сказал мужчина, поднося руку к медальону девушки, — встань позади Яны, подхватишь её, — и, подождав, пока Семён выполнит указание, прикоснулся мизинцем до кругляша на её груди.

Ровное сияние вокруг девушки погасло, она слабо вскрикнула и осела, Семён едва успел подхватить её.

— Положи Яну на кровать, — приказал чародей (так его окрестил про себя Семён, а кем же ещё мог быть этот невероятный человек, только чародеем-волшебником! Древним магом. Одним из тех, кто ушёл когда-то из Империи в неведомом направлении), — вон туда положи, — неподалёку из темноты выступила, высветилась широкая кровать, застланная пушистым одеялом. — А после присядем, поговорим.

Семён отнёс девушку к кровати, бережно уложил её и вернулся к столу.

Чародей сидел на прежнем месте, сложив руки на груди и задумчиво уставясь в потолок — беспокойное окно переместилось теперь туда, сквозь него была видна близкая, огромная луна с выпуклыми кольцами кратеров и чёткими тенями вокруг них: окно стало чем-то вроде мощного телескопа. По лунным кратерам, словно по кочкам, скакал серебристый заяц, прижимая лапками к животу фарфоровую ступку с торчащим из неё медным пестиком. Ни заяц, ни ступка с пестиком теней не отбрасывали.

Чародей проводил зайца рассеянным взглядом, посмотрел на Семёна — парень, обнаружив перед столом невесть откуда взявшийся стул с высокой, до затылка, прямой спинкой, присел на краешек сиденья, — и безо всякого вступления сказал:

— Разумеется, мне гораздо проще было бы согласиться с твоим предположением, что я — древний маг, ушедший от имперских козней в неизвестность... в уединение. В свой собственный Мир. Но это было бы неправдой! А лгать я не могу. Пока — не могу. Да и не хочу этому учиться... Некому мне здесь врать. И незачем.

Семён недоумённо нахмурился, услышав столь необычное заявление, но спрашивать ничего не стал. Зачем спрашивать, если собеседник может читать твои мысли.

— Могу, — кивнул чародей. — Но больше не буду. Не хочу тебя смущать. Задавай вопросы вслух, если они у тебя есть. А они есть, не сомневаюсь.

— Гм, — Семён запнулся, не зная с чего начать. — Вы Мара можете... э-э... разбудить для начала?

— Да он уже не спит, — рассмеялся собеседник. — Таится он. На всякий случай.

— Я не таюсь, — отрезал медальон, — а храню гордое молчание. Потому что мне сказать нечего.

— Смотри-ка, с характером, — уважительно отметил чародей. — И не из пугливых. Похвально. Но ты, братец, как хранишь сейчас молчание, так и продолжай хранить его дальше. Гордо. Чтобы снова не уснуть. Договорились?

Мар не ответил — он уже принял к исполнению пожелание мага.

— Теперь о девушке, о Яне, — Семён оглянулся на кровать, — что с ней?

— Вот она-то как раз сейчас спит, — чародей провёл над столом рукой: вместо раскрытой книги возник поднос с двумя чашками густого, пряно пахнущего кофе. — Угощайся.

— Что-то не хочется, — сразу отреагировал Семён на предложение, у него после общения с Кардиналом вообще сложилось стойкое предубеждение относительно кофе. Особенно если им угощали.

— Нет-нет, — усмехнулся собеседник, — ты, видать, вспомнил тот подлый случай с Кардиналом... Можешь не опасаться: никакого подвоха здесь нет. И не будет. Ни с кофе, ни с чашками, ни с чем либо другим. Пей и ничего не бойся!

Семён всё же с опаской взял чашку в руку. Но и чашка, и кофе вроде бы действительно были нормальными, без колдовских заморочек. Впрочем, определить это наверняка было невозможно, раз всё здесь сделано из колдовства, как говорил об этом Мар. Если медальон, конечно, не ошибся.

— Так вот, о Яне. — Чародей посмотрел в сторону кровати. — С ней всё будет в порядке. Правда, она вряд ли будет помнить последние события, то, что с ней произошло вчера и сегодня... да оно, наверное, и к лучшему. Медальон я уничтожать не стал, добротная вещица всё-таки, почистил его только хорошенько. Выкинул всё лишнее и вредное. Слепое подчинение Кардиналу выкинул, преклонение перед чужими выкинул, — принялся перечислять маг, для верности подсчёта загибая пальцы. — Ритуальное самоубийство по приказу Кардинала выкинул... обязательную агрессивность к видящим, но не членам Отряда тоже убрал... Ну и по мелочам тоже прошёлся. Кстати, договор, подписанный кровью, я тоже уничтожил. Яну больше с Кардиналом и Отрядом ничего не связывает, — подвёл итог сказанному чародей. — Вольная пташка! Может смело возвращаться в свой Мир, править им. Королева, как-никак.

— Королева? — у Семёна отвисла челюсть.

— Вообще-то полгода тому назад она была принцессой, — любезно пояснил маг, прихлёбывая кофе. — Принцессой того Мира, откуда она родом. Но уже полгода как умер её отец, король... старый он был. Дряхлый. А других прямых наследников престола король не имел. Жаль девочку, сильно огорчится, когда узнает. Очень Яна отца любила... В лапы к Кардиналу она случайно попала, как и многие другие. — Маг аккуратно поставил чашку на стол, та вновь наполнилась кофе. — Яна была в одном из окраинных Миров на преддипломной практике... Принцесса в то время в университете училась, на Перекрёстке. Зоолог она, по драконам специализируется. А в том Мире, куда Яна попала, люди в ведьминском замке пропадать стали, ну, ты знаешь эту историю... Принцесса пошла тринадцатой. Добровольцем. Она видящая, как и ты, — волшебник подмигнул Семёну. — Не настолько одарённая, конечно, куда ей до тебя! Воздействовать на магию немногие умеют. А так, как это делаешь ты, в Мирах вообще никто не может! Талант у тебя, Семён! Талантище. И только тебе решать, как его применить.

Семён неожиданно для себя покраснел от смущения. Никто и никогда не говорил ему таких слов. Хотя нет, что-то подобное высказывал Мар, но то ведь был Мар! Медальон, а не всесильный маг мирового масштаба.

— А Хайк? Где он? — вспомнил Семён. — Мы его потеряли на входе.

— Здесь он, — бородатый чародей неопределённо повёл рукой в сторону. — В одном из вариантов. Отдыхает. Я его потом к тебе доставлю. Тоже, кстати, уникальная личность! Умеешь ты, Семён, сотрудников себе подбирать.

— Друзей, — уточнил Семён.

— Да, друзей, — согласился бородач. — Кстати, ты не удивлён, что я так много знаю о тебе и о твоих друзьях?

— Удивлён немного, — подтвердил Семён. — Но на то вы и маг. На то вы и чародей.

— Вот тут ты ошибаешься. Я — не маг и не чародей, — спокойно ответил мужчина, бросая на Семёна внимательный взгляд. — Надо было тебе сказать с самого начала, но не до того было. Ситуация не та. Так вот: я — никто и ничто. Я — нечто неопределённое. Я — упорядоченная магия. Всего лишь.

У Семёна задрожала рука, он поставил чашку на стол.

— Вы... вы... — Семён не нашёл нужных слов.

— Слимп, — подал голос Мар. Не выдержал-таки.

— Слимпа не существует, — твёрдо сказал бородатый собеседник. — Мне ли не знать! Вернее, он не существовал до тех пор, пока ты, Семён, не создал его. Я — Слимп. И этот многовариантный Мир — Слимп. И всё, что ты видел здесь, всё, что тебя окружает — всё это Слимп. То есть я.

— Как так?! — хором воскликнули Семён и Мар.

— Посмотри в своём особом кошеле, много ли там осталось магического золота, — тот, кого Семён считал магом, хитро улыбнулся.

Семён поспешно сунул руку в кошель на поясе.

— Пусто! — растерянно сказал Семён. — Ничего не могу нащупать!

— Само собой, — медленно кивнуло нечто неопределённое по имени Слимп. — Само собой. Ты, Семён, когда создавал дверь, слишком сильно пожелал очутиться в несуществующем Мире. И при этом подсознательно... подчёркиваю — подсознательно, не специально, хотел найти тот самый слимп. Чтобы поставить точку в интригах Кардинала и чужих. Чтобы спасти Яну. И ты его нашёл... Правда, для этого всему магическому золоту — и тому, что было в Хранилище, и тому, что было разбросано по другим Мирам, затоплено в мёртвых морях, — ему пришлось преобразиться. Переплавиться в то, что ты искал. В Слимп. Хорошая новость, правда?

— Ни хрена себе, — только и сказал Мар. Семён был с ним полностью согласен.

— Вот так мифы становятся явью, — Слимп кинул взгляд на пустую чашку Семёна. — Ещё кофе?

— Нет, спасибо, — автоматически ответил Семён. — Больше не хочу. Надо же, как оно получилось... — Семён нервно захихикал, уткнув лицо в ладони. — Мне Слимп кофе предлагает... с ума сойти!

— Ну-ну, — успокаивающе прогудел бородач, — только без истерики, ладно? Мало ли что в жизни бывает. Ты должен гордиться, что выступил в роли творца, великого творца... а не впадать в банальную истерику.

— Я и не впадаю, — Семён потёр лицо, с очумелым видом глянул на собеседника. На упорядоченную им магию. — Просто всё это как-то слишком неожиданно произошло. Слишком быстро и странно.

— Вот и ладно, — успокоился Слимп-бородач. — Не люблю нервных срывов.

— Как же вы можете что-то любить или не любить, если вам всего несколько часов от роду? — устало поинтересовался Семён, обхватив плечи руками. Что-то ему стало зябко от таких неожиданных новостей. Неуютно.

— Я существую несколько часов, — поправил его Слимп. — Осознаю себя как личность. А насчёт любви-нелюбви... Мне тысячи лет, Семён. Во мне опыт многих магов и сила сотен Миров; сила, которая ничего не стоит без интуитивного понимания её сути! А для этого понимания у меня есть твои чувства, твоя память, твои эмоции и желания, которые ты вложил в мою личность при её создании. Человеческие чувства и человеческие желания! Я — не только сплав магии и знаний.

Я — часть тебя, Семён.

— Братишка, — сказал вредный Мар. — Старшой. — И испуганно замолк. Слимп лишь покосился на медальон и снисходительно усмехнулся.

— Ну и что мне теперь делать? — уныло спросил Семён сам у себя. — Ну, есть теперь колдовской слимп... И что дальше? Дальше — что?

— Как что? — поднял брови Слимп. — Жить. Жить где хочешь и как хочешь. Я, конечно, могу создать любой Мир по твоему вкусу, нет проблем. Хочешь быть падишахом? Пожалуйста — будет тебе такой Мир. С дворцами, гаремом и рабами. Но ты не захочешь, я знаю. Пожелаешь — станешь мессией, или великим полководцем... космонавтом-первооткрывателем или кровавым диктатором... тайным советником-интриганом или всесильным чародеем... но ты и этого не хочешь! Ты много чего не хочешь, Семён. Я знаю.

— А чего же я хочу? — Семён изумлённо уставился на бородача. — Чего?!

— Жить только своей, настоящей жизнью, — Слимп грустно посмотрел на Семёна. — Той жизнью, которую я никогда не смогу сочинить. И никто не сможет.

— Падишахом — это хорошо, — задумчиво сказал Мар. — Я бы в падишахи с удовольствием... Жаль, мне не предлагают. Товарищ-гражданин Слимп, можно вопросик? Усыплять не станете?

— Давай, — улыбнулся бородач. — Не стану.

— Вы можете типа того... Типа Кардинала и чужих к едрене фене, а? — с надеждой в голосе спросил Мар. — А то достали, понимаешь. Житья не дают!

— Могу. Но не буду, — Слимп покачал головой. — Ты представляешь себе, что такое насильственное, глобальное вмешательство в историю Миров? Поверь, твоё необдуманное желание ничуть не страшнее по своим последствиям, чем благое желание Кардинала по переделке мироустройства. Я, как магия, имеющая свободу воли и выбора, наотрез отказываюсь от каких-либо масштабных экспериментов с реальностью. Впрочем, я могу создать специально для тебя Миры, где не будет ни Кардинала, ни чужих. Желаешь?

— Не надо, — разочарованно отказался медальон. — Не желаем мы такого счастья. Проживём и с тем, что имеется! Нам протезы ни к чему.

Слимп только развёл руками.

— Но что-то я всё же могу для вас сделать?

— Пожалуй, можете, — подумав, сказал Семён. — Почему бы и нет? Для начала закройте инферно... Уберите из реальности ту дрянь, от которой мы сбежали. Надеюсь, это не будет масштабным вмешательством в реальность?

— Не будет. Всё, инферно закрыто и убрано, — Слимп выжидательно посмотрел на Семёна. — Далее?

— А что с противомагическим бункером стало? — спохватился Семён. — Там маршал один забавный был. Жаль, если он пропал.

— Ничего с бункером не случилось, — равнодушно ответил Слимп. — Защита вовремя сработала. Выкинуло их в один из ближних Миров, всего-то... Они сейчас как раз самогон пьют, своё второе рождение празднуют. Прямо в бункере всем составом надираются. Между прочим, первым тостом маршал тебя помянул! Чем-то ты ему, Семён, приглянулся.

— Замечательно, — обрадовался Семён, — прямо гора с плеч.

— Всё это ерунда, — вклинился в разговор медальон. — Бункеры, вояки, тьфу! Не по существу это всё. Ты, Семён, лучше про наше будущее поспрашивай, лови момент!

— И не подумаю, — отрезал Семён. — Интересно, что ли, узнать, когда ты помрёшь, да? Могу спросить о тебе. О себе не стану.

— Не, не интересно, — перепугался медальон. — Знать ничего не желаю! Пошутил это я. Схохмил. Ха-ха-ха, — Мар старательно и очень ненатурально рассмеялся.

— Даже если бы и спросили, я всё равно не смог бы вам ответить, — лукаво улыбнувшись, Слимп пригладил бороду. — Поверьте, дальнее будущее никому не известно, ни ваше мне, ни моё кому бы то ни было... и это хорошо! Иначе чем бы отличалась такая наперёд известная жизнь от запрограммированной жизни в самодельных Мирах? Тех, от которых вы отказались? Ничем... Есть ещё пожелания?

— Вроде бы нет, — Семён пожал плечами.

— У меня-то как раз пожеланий навалом, — буркнул Мар, — да толку с того! Семён, раз нам здесь ничего не светит реально полезного, то чего мы тут сидим? Погостили у твоего старшего названного брательника и ладно, пора своими делами заняться. У нас вон спящая королева на руках, Хайк в каком-то там варианте прохлаждается... Труби сбор, отчаливаем!

— Пойдём мы, — вставая, сказал Семён. — Вы знаете что, вы отправьте нас всех в тот Мир, откуда Яна. Королева Яна. Доставлю её домой, а там видно будет. Прощайте, уважаемый Слимп!

— До свидания, — привстал и поклонился бородатый Слимп. — Думаю, мы ещё когда-нибудь увидимся. Так что — не прощай, а до свидания, Семён.

Семён хотел было сказать ещё что-то, соответствующее моменту, что-то торжественное, но не успел — он оказался в другом Мире. В Мире королевы Яны.

Ярко светило раннее летнее солнце, в небе пели птицы.

Неподалёку, отбрасывая длинную тень, возвышалась неприступная городская стена с треугольными зубцами поверху; из-за стены выглядывали островерхие крыши далёких башен с реющими на шпилях узкими цветастыми вымпелами.

К открытым городским воротам по мощёной дороге неспешно тянулись груженые повозки с впряжёнными в них мохнатыми животными, похожими на яков — день, видимо, был выходной, торговый.

Семён обернулся: там, позади, начинался непролазный лес. Густой, вековой.

А рядом с Семёном, по пояс в высокой траве, сидела девушка Яна, испуганно прижимая руки к груди и оглядываясь по сторонам. А чуть подальше стоял Хайк, прикрыв глаза козырьком ладони и невозмутимо щурясь в небо. Семён посмотрел вверх.

По небу плыл изумрудный дракон, раскинув кожистые крылья-паруса; дракон, заметив глядевших на него снизу людей, слегка наклонил голову, словно желая с ними поздороваться. И насмешливо высунул длинный раздвоенный язык.

— Они что, сговорились все? — негодующе завопил Мар. — Семён, нас опять ящерица оскорбляет! Нет, надо было всё же у Слимпа одно желание отоварить. Самое важное! Чтобы у всех драконов языки поотсыхали.

Семён упёр руки в бока и захохотал в небо. Счастливо, от души.

Потому что был Мар. Потому что была Яна. Потому что был Хайк.

Потому что впереди была целая жизнь.

Своя.