Похоже, работа аэропорта возобновилась: в зал ожидания, как его окрестил Семён, внезапно повалил народ. Люди по очереди подходили к цельнолитым дверям-окнам, быстро набирали на кнопках какие-то известные им коды и, дождавшись когда предыдущий пейзаж за дверным стеклом изменится на новый, попросту толкали подвижную дверь и уходили туда, в выбранное ими место. Двери, наверное, работали лишь в одну сторону — за всё это время Семён ни разу не заметил, чтобы хоть кто-нибудь вошёл через них в зал.
Пристроившись в хвост очереди, Семён поманил Хайка рукой.
— Будем как все, — шепнул он одними губами на ухо бородачу. — Куда вынесет, туда и вынесет. Пойдём наудачу.
— Лучше всего, если бы удача вынесла нас к гостинице и ресторану, — тоже шёпотом ответил Хайк. — Есть хочется. Да и вечереет уже.
— Нет, ну никак не могут они без приключений, — ехидно заметил Мар, у которого был отменный слух. — Ну-ну. Надоест блукать наугад, скажете.
Семён промолчал.
Очередь двигалась быстро, у выхода никто долго не задерживался: через минуту Семён оказался у самой двери. Недолго думая — а чего там думать! — Семён Владимирович набрал на кнопках первую пришедшую ему на ум комбинацию цифр, экспериментировать так экспериментировать. Комбинация была оригинальная до невозможности: цифры шли подряд от единицы до восьмёрки через проставленные наугад пробелы.
За стеклом образовался идиллический пейзаж: спокойное озеро, отблескивающее вечерними солнцами, кусты и деревья вкруг озера, каменистый пляжик, едва покрытый песком и начинающийся прямо от двери.
— Нам сюда, — Семён толкнул дверь.
Воздух за дверью был тёплый, крепко пах мокрой травой, незнакомыми цветами и свежей рыбой. Семён прошёл немного по пляжу, оглянулся: Хайк топал следом, глядя только на озеро и улыбаясь до ушей. Переходной двери, разумеется, позади уже не было.
— Рыбалка, — счастливым голосом сказал Хайк, подойдя к озеру и уставясь в водную гладь. — Раки! Вон, по дну ползают. Ведро бы...
— Здесь и переночуем, — решил Семён. — Что нам гостиница! На природе, с костром — вот ночлег настоящих путешественников. Мар, ты можешь организовать ведро? И пару удочек заодно. И ужин с пивом. Непременно с пивом! А пива побольше, раков варить будем. Да, сообрази-ка ещё нам укроп и соль, расстарайся, хорошо?
— Пиво светлое или тёмное? Холодное или вовсе ледяное? — заботливо поинтересовался медальон. — А, может, заодно музыку какую закажете? Для увеселения. Трио балалаечников, к примеру, или симфонический оркестр с арфой. Балет не желаете?
— При чём здесь балет? — оторопел Семён. — Пиво, укроп и ведро с удочками. Без балета. Зачем он нам! Вовсе ни к чему.
— А ты запаковал в меня то ведро и удочки, а? — Мар довольно хохотнул, шутка удалась. — И пиво. Нету у меня таких запасов! Конкретно удочек, вёдер и пива. Могу лишь предложить многовариантное пищевое заклинание, которое я взял из кардинальского медальона.
— Не потравимся? — озаботился Семён. — Кардинальское, как-никак.
— Можешь не сомневаться, — гордо ответил медальон. — Я все новые заклинания сразу же на вредность и опасность проверяю, ещё при получении. У меня никто никогда не травился!
— Тогда зачитай варианты, — Семён сел на тёплый песок, превратил брюки в шорты, заодно убрал обувь, сунул ноги в воду и зажмурился от удовольствия. — Весь список, пожалуйста.
Мар откашлялся и принялся зачитывать меню торопливым речитативом, словно арию-монолог из оперы исполнял. Семён слушал его в пол-уха, на ужин мог сгодиться любой из перечисленных вариантов, лишь бы съедобно было.
Хайк сбросил свою джинсовку и сандалии, остался в одних трусах-плавках и немедленно принялся ловить раков, используя вместо мешка свою куртку. Семён смотрел в темнеющее небо, где осталось только одно, маленькое солнце, да и оно уверенно катилось к горизонту, проныривая сквозь крупные ячейки магической небесной сетки. Вечерело.
— Вариант номер девятнадцать, — напевно сказал Мар и вдруг запнулся, словно наткнулся на нечто непроизносимое.
— Что там? — Семён зевнул.
— Пивной стол с севрюжьей ухой в походном котле, острыми рыбными закусками и разнообразными специями, — растерянно сообщил медальон. — Рекомендован для дружеских встреч в минуты отдыха на лоне природы. Так в сноске написано.
— Вот на девятнадцатом и остановимся, — решил Семён. — Закуски и специи давай в одном экземпляре, котёл пусть будет без ухи, обойдёмся, а вот всё пивное — в двух... нет, в четырёх экземплярах. Гулять так гулять!
...Ужин удался на славу. Кроме холодного пива в глиняных кувшинах и закусок, разложенных по одноразовым тарелочкам, в комплексный пивной стол также входила свежая зелень и соль в большой солонке: Семён повыдёргивал из зелени весь укроп и сунул его в котёл, туда же ссыпал соль; воду в котелке вскипятили без костра — спичек не было, так что пришлось воспользоваться одним из боевых заклинаний, огнемётным — и вскоре раки были готовы. Хайк не очень налегал на пиво, а вот Семён отвязался на полную катушку, хотя буквально недавно дал себе зарок не пить. Но пиво — не медовая, решил он для себя, тем более вон его сколько, не выливать же!
Выливать ничего не пришлось.
Когда ужин закончился, Семён еле вытребовал у Мара пару обычных лежанок с матрасами и одеялами: медальон всё порывался всучить двуспальную княжескую кровать с балдахином, невесть как затесавшуюся в его комплект походных заклинаний. Двуспальную кровать Семён отверг с негодованием, сказав, что это пижонство, спать на берегу в кровати, тем более двуспальной, и вообще, за кого он, Мар, его принимает? Два мужика в одной кровати, это, знаешь ли... После чего появились лежанки.
Уже засыпая, Семён случайно глянул в чистое ночное небо, усыпанное незнакомыми созвездиями, и ему то ли показалось, то ли приснилось, что пара ярких звёзд ведёт себя крайне странно — звёзды медленно двигались по кругу, там, за фиолетовой по ночному времени небесной защитой. За сеткой от чужих.
— Спутники-шпионы, — зевая пробормотал Семён. — Эх, ракеты на вас нету, — и уснул. И, разумеется, не видел, как один из спутников-шпионов внезапно нырнул вниз, к сетке — в небе полыхнула зарница, одной подвижной звездой на небе стало меньше, но в разрыв магической сети, пока она не успела затянуться, проскользнула вторая звезда и полого ушла к горизонту. Ничего этого ни Семён, ни Хайк не видели. Только Мар рассудительно заметил:
— К дождю, видать, полыхает. Предлагал же с балдахином, так нет, не захотел. Пусть теперь мокнет, пусть! Главное, что у меня совесть чиста, — и тихонько захихикал, предвкушая грозу и ливень. Но грозы ночью так и не случилось.
Семён проснулся рано, когда ещё только светало. Вылез из-под одеяла, решил в кустах утренние проблемы и, потягиваясь, пошёл умываться. Вода в озере оказалась настолько тёплой, что умывание быстро перешло в купание — Семён плескался от души, во всё горло распевая матерные частушки: в надозёрной туманной тишине частушки звучали мягко и лирично. Наоравшись и накупавшись, Семён вылез из воды и сел обсохнуть.
Разбуженные первым, самым большим солнцем, в ветвях деревьев загомонили птицы; туман над озером рассеялся и оно явилось во всём своём круглом великолепии. Наступило утро.
— Интер-ресные у тебя песни, — восхищённо сказал Мар, — необычные. Я таких раньше не слышал, к сожалению. Особенно мне понравилась песенка о группе молодых половозрелых особей женского пола, нашедших в естественном водоёме резиновый фаллоимитатор. Которые в учебное заведение не пошли. Оригинальная концепция! Неожиданная.
— Ну ты даёшь, — развёл руками Семён. — Сам ты оригинальная концепция! Вон как частушку расписал, хоть в газете печатай. В разделе «Новости культуры». Ты чего с утра такой интеллигентный, недоспал, что ли? Или приболел?
— Развлекаюсь я, — скромно ответил Мар. — Культур-мультур тренирую. У меня один из прежних хозяев учителем изящной словесности был, до того как на большую дорогу вышел... к чему бы это он мне ни с того, ни с сего вспомнился?.. Вот тот, гад, умел витиевато изъясняться! Даже на работе никогда не ругался и впрямую никому не угрожал. Не хамил. Скажет лишь, бывало, крайне вежливо: «Не соизволит ли ваша милость одарить меня своей высочайшей благосклонностью в виде всей наличной собственности, коя имеется при себе, иначе я буду вынужден пресечь нить жизни вашей пресветлой милости этим скромным мясницким топором» — и всё, дело сделано. Одарен. Правда, он всё равно после... э-э... пресекал нить. Как правило. Не любил оставлять свидетелей, сволочь... Ненавижу убийц-садистов, — помолчав, ледяным тоном добавил Мар. — Я покровитель воров, а не душегубов... Сдал я его. Полиментам и сдал: не прикрыл вовремя невидимостью. Единственный раз предал хозяина! Но он того заслужил.
— А после? — Семён даже присвистнул от неожиданности. — Ты-то как после? Полименты и воровской медальон... Неожиданный поворот!
— Думаешь, среди полиментов нет воров? — рассмеялся Мар. — Я почти полгода пролежал на складе вещественных доказательств, а потом меня там одна дамочка обнаружила. Из офицерского состава. Умная оказалась, стерва, подкованная в истории... сумела разобраться что к чему. И лет пять мы с ней удачно работали, совмещали службу и воровское ремесло, и ещё бы погуляли, но... Любовь! — медальон саркастически захохотал. — Подарила меня в знак великой любви одному заезжему гастролёру, и невдомёк ей было, что гастролёр специально за медальоном приехал... все они, бабы, на великой любви сдвинутые! Вот так, — Мар издал звук, словно презрительно цыкнул сквозь зубы.
— Поучительная история, — Семён встал, отряхнулся от песка, натянул комбинезон. — Можешь не волноваться, я тебя никому дарить не собираюсь. И в великую любовь, знаешь, не очень-то верю!
— Это ты зря, — оживился Мар. — Помню, приключилась однажды с одним из моих хозяев великая любовь. Можно сказать, трагическая! Купил он как-то себе молодую овцу на рынке, шашлык надумал делать, а та оказалась заколдованной девицей, причём без возможности обратного превращения. Вот он её в овечьем виде и...
— Тьфу на тебя, — беззлобно сказал Семён и пошёл будить Хайка под радостный гогот медальона.
А во время завтрака — вариант номер девяносто пять, кофе с лимоном, гренки и сливочное масло — Семёна вдруг неожиданно осенило. Да так, что он кофе поперхнулся. Семён резко поставил недопитую кружку на траву и, откашлявшись, сказал:
— Мар, Хайк, мне только что такая мысль в голову пришла, такая, что я сам поразился. Наверное, от кофе озарило... Я вот что подумал: а давайте-ка я попробую самостоятельно разобраться с тайной магического золота, вдруг выясню, что к чему? А то, понимаешь, полный кошель силы, все за ней бегают, а я чего ушами хлопаю? Место здесь тихое, спокойное, посторонних нет. То, что надо! По-моему, лучше не придумаешь.
Есть у меня подозрение, что чужие крепко ошибаются насчёт слимпа в роли символа-ключа. Подозреваю, что никакого отношения слимп к этому золоту не имеет... слишком уж всё просто было бы, окажись оно так. Ваше мнение?
Хайк задумчиво поскрёб в бороде.
— Почему бы и нет? Попробовать можно. Хотя кто его знает, чем твои попытки могут закончиться! Давай-ка я в шар предсказаний загляну, узнаю, что тут вскоре произойдёт. Не поубивают ли нас эти смелые опыты.
— Вот этого не надо, — запротестовал Семён, — категорически ничего знать не желаю! У меня весь кураж пропасть может. Как будет, так и будет. А кто сомневается, пусть в сторонку отойдёт. Куда подальше.
— От магии далеко не убежишь, — покачал головой Хайк, — и за кустиком не спрячешься. Значит, будем надеяться на лучшее. Какая-нибудь помощь нужна?
— Пожалуй, нет, — Семён поскрёб в затылке. — Разве что поглядывай по сторонам, смотри, чтобы посторонних не было. Нам зеваки не нужны. Вдруг эксперимент сглазят?
— Ха, пусть только попробуют, — возбуждённо сказал Мар, — я их сам так сглазю, на всю жизнь запомнят! Семён, надо было тебе давным-давно кофе с лимоном натрескаться, кто ж знал, что оно так мозги просветляет. А... а как ты себе представляешь этот эксп... эскпр... тьфу! Магию как расколдовывать собираешься?
— Понятия не имею, — пожал плечами Семён. — Как-нибудь.
— Тогда ты зря не посмотрел в шар, — посетовал Мар. — «Как-нибудь» всегда означает «кое-как», а «кое-как» обязательно тянет за собой «ни фига себе!». В смысле нежелательных последствий. Значит так: если всё пойдёт наперекосяк, то я вас тут же выдёргиваю в другое место. Подальше отсюда. Идёт?
— Хорошо, — Семён раскрыл кошель, сунул в него по локоть руку и с озабоченным видом принялся там что-то нащупывать. — Где ж тут монетка помельче... в мелких и магии, наверное, поменьше будет, в самый раз для эксперимента... Выдёргивай, но только в случае крайней опасности. Когда я сам ничего поделать не смогу. А то поторопишься и всё дело мне испортишь... Ага, нашёл! — Семён достал из кошеля совсем мелкую золотую монетку, размером меньше рубля, оценивающе осмотрел её со всех сторон. — Вроде бы то, что надо. Ну, я начинаю. Готовы?
— Мы-то давно готовы, — подал голос Мар, — чего тут особо готовиться! Только ты, знаешь, потихоньку начинай. Неторопливо. Чтобы чуть что не всё здесь сразу взорвалось, а постепенно. Чтобы мы удрать смогли.
— Это уж как получится, — рассеянно ответил Семён, внимательно глядя на монету, — это уж как выйдет. Но я постараюсь.
Монета на вид была самая обычная, такая, какой и положено быть древним монетам: сильно потёртая, с еле видимым профилем бородатого старца в лавровом венке — на одной стороне, и малопонятной надписью — на другой. И ничего колдовского в ней не было, в той монете, ничего не проглядывалось эдакого особенного. Монета как монета, если только не знать о её магической сути. Но Семён знал.
Семён уставился в бородатого старца, хмуря брови и стараясь придать взгляду необходимую магнетическую силу — хотя он, честно говоря, понятия не имел, что это такое и как это делается, но в читанных когда-то готических романах все колдуны-магнетизёры обязательно обладали именно таким взглядом. А в современных романах-фэнтези так вообще поголовно все — и главные герои, и второстепенные, в перерывах между обязательными драками на мечах, укрощением залётных драконов и соблазнением девиц королевской крови, — магнетизировали друг дружку почём зря, со всей дури, и, как правило, с летальным исходом. То есть насовсем.
Но что-то не магнетизировалось. Наверное, опыта не хватало — Семён вздохнул, протёр заслезившиеся глаза кулаком и опять уставился на монету. Но уже не так свирепо: чего глаза ломать по-пустому! Так и близорукость заработать недолго.
— Ты попробуй вслух чего-нибудь пожелать, — шёпотом посоветовал Мар. — Глядишь, что и получиться. Может, оно только от окрика срабатывает... от силы твоего пожелания, что ли.
— Хочу... м-м, а чего же я и впрямь сильно хочу? — засомневался Семён. — Вот беда, ничего мне сейчас не хочется, представляешь?! Дожился, ёлки-палки. Всем доволен.
— Как — ничего? — возмутился медальон. — А ты власти захоти, денег гору! Силы немереной пожелай. Здоровья от пуза. Чего ещё там можно потребовать... что, как правило, люди на халяву желают? Во, гарем себе закажи, из ста наложниц! Вместе с джинном-Мафусаилом, для догляду. А на закуску Кардинала на побегушках. Чтобы ботинки тебе по утрам ваксой чистил и за пивом на опохмел бегал. А ещё...
— Пиджак с отливом, и в Ялту, — буркнул Семён. — Отстань с дурацкими идеями! Дай подумать.
— Что ж, тогда думай, мыслитель ты наш, — благодушно дозволил Мар. — Как надумаешь, предупреди. А то я бдеть устал.
— Предупрежу, — нетерпеливо отмахнулся Семён. — Обязательно. А ты всё равно бди, не отвлекайся. Я эту монету вот-вот... Слушай, а если на неё сбоку поглядеть? Через зеркало, отражённо. Мар, у нас есть зеркало?
...Время близилось к полудню. Хайк уже давно плавал в озере, спасаясь от жары: маленькое солнце догнало большое и они на пару грели так, как никакой Ялте и не снилось.
Мар заунывно напевал что-то тягучее, сонное, где фигурировал караван из ста верблюдов, из ста одного верблюда, из ста двух... Медальон явно скучал. Отчаянно.
Семён сидел в тенёчке под деревцем, вяло отмахиваясь веткой от комаров, зевая и равнодушно подбрасывая слегка погнутую монету на ладони: монета всё время выпадала мятым аверсом вверх и Семёну уже осточертела невозмутимая бородатая физиономия.
— Нет, неважный всё-таки из меня маг, — уныло признался наконец Семён. — Дохлое дело! Хоть к Кардиналу за консультацией обращайся. Мар, может ты посоветуешь, что мне с монетой делать? Я уже её и так смотрел, и эдак. И на зуб пробовал. И камнем по ней бил, толку-то! Погнул только. Хоть тресни, обычное золото и всё тут. Металл.
— Сто семь верблюдов, — скучным голосом сказал Мар. — Сто восемь. А ты попробуй с ней не как с золотом обращаться... Сто девять верблюдов.
— Как это? — заинтересовался Семён, пытаясь от нечего делать разогнуть монету.
— А вот так: попробуй почувствовать в ней внутреннюю суть. Истинную. Магию попробуй ощутить, — медальон вдруг осёкся. — Слушай, а чего это я тебе только что наговорил? — запинаясь, с нескрываемым страхом произнёс Мар. — Вернее, кто вместо меня это сказал? У меня отродясь таких умных мыслей не водилось! Эй, кто тут во мне?! Вылазь из меня! Прочь, прочь!
— Уж не знаю кто, но совет он дал дельный, — Семён одобряюще побарабанил по медальону пальцами. — Да не переживай ты, никто в тебя не залез. Это твоё подсознание сработало. Опыт твой. Ты же, братец, натурально медитировал, когда я вопрос тебе задал. Вот подсознание и расстаралось.
— Какое подсознание? — истерично заголосил Мар. — У меня и сознания-то никогда не было! Кому нужен сознательный вор, скажите на милость? Чур меня! Ой, пропадаю, подсознательность заела...
— Необразованный ты, — посмеиваясь, сказал Семён. — Тёмный. Фрейда на тебя нету, тот бы всё объяснил как надо. Ладно, я сам растолковать попробую. Читал я одну книжку по психологии и медитации, так вот что там говорилось о сознании и подсознании...
Из длинного и путанного рассказа Семёна медальон сделал для себя лишь один, но однозначный вывод: надо поменьше медитировать, то есть про верблюдов петь, и тогда никакая сознательность-подсознательность морочить тебя больше не будет. Он так и сказал Семёну:
— Всё, больше о верблюдах ни слова. Я лучше про пиво петь буду, — и тут же затянул протяжно:
— На полке стояло сто бутылок, одна упала и разбилась... На полке стояло девяносто девять бутылок, одна упала и разбилась... На полке... — голос Мара становился всё тише и тише, постепенно сходя на нет.
— Не верблюды, так бутылки, — усмехнулся Семён. — Йог от пива. — Парень с сомнением покатал на ладони гнутую монетку. — Но совет толковый! Хм, попробовать ощутить внутреннюю суть... Что ж, и попробую. Почему бы и нет? — Семён сжал монетку в кулаке, сел поудобнее: прислонился спиной к дереву, вытянул ноги, закрыл глаза и расслабленно затих.
Было настолько жарко, что даже комары перестали кусаться; минут через пять Семёна неудержимо потянуло в сон. И вот тут, на самой грани сна и яви, в момент, когда приходит просветление духа и постижение истины — так, во всяком случае говорилось в книжках по медитации — Семён, увы, духом не просветлился. Не успел. Вместо ожидаемого прихода истины Семёна ужалила оса. В плечо.
— Зараза! — взвыл Семён, вскакивая на ноги и размахивая зажатым в руке аэрозольным баллончиком. — Вот тебе, сволочь! — и пустил облако яда в наглую осу, которая и не думала никуда улетать, а по-прежнему кружила вокруг Семёна. — Мерзавка, — мрачно сказал Семён, глядя, как оса пролетела сквозь ядовитое облако, на лету сдохла и упала в траву. — Я уже почти ощутил, блин, а тут на тебе! — и погрозил осе баллончиком. А после уставился на него.
На ярко-жёлтом баллончике не было никаких надписей, зато были нарисованы чёрные мухи и такие же чёрные осы, перечёркнутые крест-накрест. И маленький череп с костями возле головки распылителя, что, по-видимому, служило предупреждением. Предупреждением, что в баллоне — яд.
— Ё-моё, — сдавленным голосом сказал Семён, — заработало. Получилось!
— Уже? — сонно спросил Мар. — И мы до сих пор живы? Удивительно.
— Хайк, иди сюда! — завопил Семён, не слушая вредную реплику медальона. — Есть! Готово.
Хайк пулей вылетел из озера и, на бегу подхватив одежду, помчался к Семёну.
Семён, довольный до невозможности, стоял подбоченясь, демонстративно держа в вытянутой руке баллончик. И изредка для демонстрации пускал по ветру аэрозольное облако: ближайшие комары и мухи поначалу озадаченно притихли, а после бросились врассыпную.
— И как это у тебя получилось? — спросил Хайк, поспешно натягивая штаны и куртку. — И почему именно средство от мух? — Хайк взял баллончик, осмотрел его. — Э, у нас такие тоже иногда в магазинах бывают. Хорошая штука! Дефицитная. На Перекрёстке производят.
— От ос средство, — поправил его Семён, показывая ужаленное плечо с красным пятном, — грызнула, сволочь. Только я просветляться начал, как нате вам!
— Понятно, понятно, — нетерпеливо перебил Семёна медальон, — сочувствуем и желаем скорейшего выздоровления. Ты лучше расскажи, как ты это сделал!
— А как ты это ухитрился сделать? — невольно повторил тот же самый вопрос Хайк, который, конечно, не слышал того, что сказал Мар. — Что ты почувствовал, когда монета в средство от насекомых превратилась? Ну, когда колдовство освободилось? Что?
— Чёрт его знает, — Семён с недоумением посмотрел на баллончик, осторожно положил его на землю. — Сначала оса укусила. После я вскочил, прибил её... А что же было между этим? Хм, — Семён потёр плечо. — Так, давайте поэтапно. Я вначале немного испугался от неожиданности... открыл глаза, увидел, что это оса. Разозлился, захотел её прихлопнуть... сразу же на ум несколько способов пришло. Самым верным показалось отравить. Я очень пожалел, что у меня с собой яда от насекомых нету... Вспомнил — я ведь в тот момент успел себе даже баллончик зрительно представить! Не конкретный, именно этот, а вообще баллончик. Настолько ярко, что как-то не удивился, когда он у меня в руке оказался. Словно так оно и должно было быть.
— Ага! — от вопля Мара у Семёна засвербело в ушах. — Вот оно что! Х-ха! Я всё понял. Всё-всё. Семён, быстро спрашивай, что я понял, а то не удержусь и сам разболтаю. Ну же!
— Что ты понял? — строго спросил Семён, подмигнув Хайку и указывая взглядом на медальон. Хайк с пониманием кивнул.
— Испуг, то есть сильное переживание, — захлёбываясь словами затараторил Мар, — плюс сильное желание, плюс фантазия. Ты же как наяву представил себе ту банку с ядом, верно? А фантазии у тебя хватает, вон, сам рассказывал, что всякие небылицы когда-то сочинял... Плюс твои уникальные возможности. Вот оно всё вместе и сработало. Та-ак, — врастяжку и мечтательно протянул медальон. — Сбылось. Теперь мы что хочешь натворить можем с испугу. Нет теперь для нас преград! Вот только как бы научиться пугать тебя грамотно и в заданном направлении, — спохватился Мар. — Чтобы получалось то, что нужно, а не всякая дребедень. Это, однако, покумекать мне надо.
— Ты бросай такие планы строить, — рассвирепел Семён. — Пугать он меня задумал! Да хоть и для пользы дела, всё равно не позволяю. — Семён повернулся к Хайку. — Видал наглеца! Говорит, пугать меня надо, чтобы я от избытка чувств и фантазии золото в нужные вещи переделывал. Да я такое с испуга понаделаю, что сам не рад буду! Поубиваю всех нафиг, и себя тоже. От избытка фантазии.
— Мда, — философски согласился Мар. — Ты прав. Это не выход.
— А зачем пугать-то? — не понял Хайк. — Попробуй просто зрительно представить себе, что ты хочешь получить. Очень подробно. И пожелай эту вещь. Только не на словах, а в душе. По-настоящему пожелай.
— И на всякий случай испугайся, — тут же добавил медальон. — Надо будет, помогу. Ты только предупреди, а уж я расстараюсь, так и быть. Святое дело!
— Вторая попытка, — Семён достал из кошеля большую монету, небрежно подбросил её, поймал на лету и быстрым шагом направился к озеру. Хайк подобрал забытую Семёном сумку, повесил её на плечо и поспешил следом, не задавая вопросов. Зато Мар просто изнывал от любопытства:
— А чего ты задумал, э? К озеру — зачем? Да не молчи ты как расстрельный конвой! Смотри, будешь дальше в молчанку играть, не стану тебе помогать и точка. Не буду пугать в нужный момент, — пригрозил медальон.
— Очень хорошо, — Семён остановился на берегу, огляделся по сторонам, задрал голову к небу. — Это замечательно, что ты мне помогать не будешь. Просто здорово. А хочу я попробовать сделать так, чтобы не жарко было. Вот этого мне и в самом деле очень хочется. По-настоящему.
— Зонтик, что ли, делать будешь? — насмешливо поинтересовался Мар. — Достойное занятие для начинающего мага. Эх, Семён, Семён... Нет в тебе истинного размаха! Масштабности нет. Зонтики, надо же, — медальон удручённо вздохнул. — Да будь у меня такие возможности как у тебя, я бы такое сделал, такое... Я бы... Уж чего нибудь да сделал, но только не зонтик. Никогда! — с гордостью за собственную масштабность изрёк Мар.
— Дались тебе эти зонты, — Семён закрыл глаза, сосредоточился. — Не тарахти почём зря! Видишь, работаю я. Представляю желаемое. — Семён протянул руку в сторону озера, на открытой ладони блеснула золотая монета.
Мар раздосадованно умолк. Хайк бесшумно встал рядом с Семёном, за его спиной, и теперь чутко поглядывал по сторонам — нет ли где посторонних? Тех, которые сглазить могут.
Посторонних не было. Мало того — вдруг резко, словно по команде, из листвы деревьев посыпались птицы: они с истошными криками взлетали в небо, на лету сбивались в стайки и опрометью летели прочь от озера.
Озеро покрылось рябью: рыбы суматошно выпрыгивали из воды и с плеском шлёпались обратно. И снова выпрыгивали, и снова шлёпались, как будто их что-то выбрасывало из глубины; раки торопливо побрели с мелководья на сушу, в траву — многоногих переселенцев было столько, что весь берег на некоторое время оказался покрыт тёмно-зелёным хитиновым ковром.
Хайк проводил раков заинтересованным взглядом, после глянул на Семёна — Семён стоял не шевелясь, с закрытыми глазами, что-то шепча себе под нос. А на ладони у него таяла монета. Таяла как сухой лёд, уменьшаясь в своих размерах; над монетой с тихим треском вспыхивали и гасли маленькие молнии. Не искры, а именно молнии. И одновременно с тем, как уменьшалась монета, становилось заметно холоднее. И темнее.
Хайк посмотрел вверх — небо на глазах становилось пасмурным, грозовым: два солнца с трудом пробивались сквозь быстро сгущающиеся тучи. Самым непонятным было то, что погода портилась только над озером и пляжем, чуть подальше от озера небо оставалось чистым и безоблачным. Причём во всех направлениях.
Чёрные облака клубились так низко, что, казалось, до них можно было добросить камень.
— Симеон! — с тревогой окликнул Хайк застывшего в столбняке Семёна. — Очнись! Что-то неладное происходит. Симеон! — Хайк потряс Семёна за плечо.
Семён открыл глаза, посмотрел сквозь Хайка невидящим взором. Помотал головой, приходя в себя, глянул на свою ладонь — монеты не было, растаяла монета. Полностью. И лишь только потом Семён заметил низкую тучу над головой, бурлящую от рыбьих тел воду и невольно попятился от озера.
— А с чего оно так получилось? — с дрожью в голосе спросил Семён. — Я хотел всего лишь... — но договорить он не успел.
Ослепительно белая молния, толстая как ствол баобаба, ударила из тучи в центр озера. Вода мгновенно закипела; гром... нет, ударная волна швырнула Семёна и Хайка далеко в сторону, в кусты.
Семён встал, с трудом удерживаясь на ногах — горячий сырой ветер дул от озера, срывая листву с деревьев, толкал в грудь. Под ногами было скользко от раздавленных раков.
Молнии из тучи били в озеро безостановочно. Вернее, не в само озеро, — его уже не было, лишь на дне впадины, бывшей когда-то озёрным ложем, бешено кипела чёрная от грязи вода, — а в длинный водяной столб, медленно поднимающийся к туче.
— Бежим! — прошептал кто-то рядом с Семёном: это крикнул Хайк, изо всех сил крикнул, но его голос показался шёпотом в вое ветра.
Водяной столб соединился с тучей — чёрная грозовая клякса мигом всосала его в себя и вдруг, резко увеличившись в размерах, рывком поднялась в небо повыше, гораздо повыше; молнии теперь били безостановочно, превращая сухую яму бывшего ложа в нечто, напоминающее кратер вулкана: дно и стенки ямы уже начинали дымиться, а кое-где сквозь отвалившуюся корку выступали багровые лавовые подтёки — это плавились камни.
Семён махнул рукой Хайку и они бросились бегом прочь от опасного места. Бежать было тяжело — ветер поменял направление, он теперь дул в сторону огромной дымной ямы, неся с собой песок и мусор. Семён словно попал в пыльную бурю, по лицу стегали листья, сухая трава и оторванные ветки деревьев; земля под ногами начинала ощутимо содрогаться.
Бежали долго. Наконец стало чуть потише, лесок закончился — впереди была равнина, поросшая высокой травой; ветер уже дул не с такой силой и не ослеплял пылью, подземные толчки стали почти незаметными и Семён решил остановиться, чтобы перевести дух. Хайк притормозил рядом, ему, похоже, переводить дух не требовалось, он вообще не запыхался — глядя назад, Хайк озабоченно сказал:
— Мне кажется, Симеон, ты что-то не учёл. Не знаю, чего ты хотел добиться, но получилось у тебя всё не так, как ты задумал. Крепко не так.
Семён оглянулся.
Позади, упираясь в небо чёрной тучевой шляпкой, высился гриб, здорово похожий на воздушный ядерный взрыв — такой, каким его рисуют в учебниках по гражданской обороне. С той лишь разницей, что к атомной энергии этот гриб никакого отношения не имел. Впрочем, по своей разрушительной силе он был не менее опасен, и, в отличие от взрыва, рассеиваться не собирался — наоборот, грозовой гриб явно набирал силу: шляпка росла, постепенно поднимаясь ввысь; тёмная смерчевая ножка ощетинилась разрядами молний. В водовороте смерча крутились вырванные с корнем деревца; мелькнули крохотные лежанки, оставленные на берегу, мелькнули и сгорели в ярко-голубой молнии, пробившей смерч от низа тучи до самой земли; далёкий пушечный гром колыхнул воздух, у Семёна от тяжёлого звука неприятно ёкнуло в животе.
— Однако не прав я был насчёт масштабности и размаха, — смиренно покаялся Мар. — Признаю свою ошибку. Для неопытного мага у тебя этот фокус весьма неплохо получился. Впечатляет! Я одного только не понял: ты что хотел — погоду немного подправить, или с самого начала задумал такой бедлам сотворить? Для отработки навыков боевых действий. На страх врагам, так сказать. Научиться вызывать мор, глад, смерчи и землетрясения. Так вот, по смерчам и землетрясениям можешь поставить себе зачёт. А мор и глад когда делать будем? И где?
Семён не стал отвечать, что тут можно было сказать!
— Оно движется! — крикнул Хайк и ткнул рукой в сторону смерча. Семён только сплюнул с досады: смерч, наклонившись вбок, медленно сдвинулся с места и, набирая скорость, поплыл куда-то вправо, хорошо хоть не к ним.
— Я же ведь только небольшую грозу хотел себе представить, а оно вон как вышло, — Семён полез в кошель. — Надо бурю остановить. Сейчас я её...
— Только не это! — перепугался Мар. — Хватит! Авось само рассосётся. У тебя фантазия чересчур буйная! Нельзя тебе колдуном работать. Хотел грозу, а получил самоходную хренотень с молниями... Сейчас вообще всех угробишь, вместе с местным населением! Да фиг с ним, с населением, оживёт, куда денется, у них Архив есть. А ты? А Хайк?
— Но надо же что-то делать! — в растерянности замер Семён.
— Надо, — согласился Мар. — Сделать вид, что мы здесь ни при чём. И сваливать, пока не засекли. А можно чуток постоять и посмотреть, не каждый день, поди, такие смерчи видеть можно. Люблю стихию! Есть в этом нечто... мм... нечто вдохновляющее. После и жизнь как-то ярче кажется, насыщеннее... Ты не замечал, что природные катастрофы как магнитом притягивают к себе народное внимание? И чем больше та катастрофа, чем разрушительнее, тем больше внимания. Пропорционально ущербу. Потому что каждый хочет узнать, насколько это было страшно... вовсе не для того, чтобы посочувствовать пострадавшим, а чтобы в душе порадоваться, что его там в то время не было. Давай же смотреть и радоваться, что живы и здоровы! А прижмёт — уберёмся отсюда, делов на две секунды... — Мар, увлечённый редким зрелищем, болтал как утренний ди-джей, вовсе не обращая внимания на то, что Семён давно уже ему не отвечает: Семён и Хайк молча смотрели в небо.
По небу косяком скользили летуны. Не такие большие, как тот, на котором недавно побывал Семён, да и цвет у них был совершенно другой, ярко-красный, но во всём остальном они были полной копией пассажирского летуна.
Косяк красных треугольников целеустремлённо летел к смерчу. Внезапно один летун отделился от группы и стремительно пошёл вниз, к Семёну и Хайку. Опустившись неподалёку и зависнув над травой, летун плавно подплыл к людям.
— Эвакуация! — повернув голову к Семёну, громко крикнул сидевший на летуне пилот в таком же красном, как и сам летун, комбинезоне, оранжевом шлеме и зеркальных очках-консервах; пилот сидел в неудобном пластиковом кресле, очень похожем на трамвайное, и был намертво, вместе с креслом, пристёгнут к шкуре летуна широкими ремнями. Крест-накрест пристёгнут, напоминая собой гонщика-каскадёра перед выполнением смертельно опасного трюка. С той лишь разницей, что автогонщики не пользуются плётками: в правой руке лихого воздухоплавателя была зажата плётка-нагайка.
— Немедленно на борт! Сектор уже блокирован! — Пилот нетерпеливо указал плёткой на такие же неудобные креслица позади себя. Семён без возражений забрался на летуна, некогда было выяснять, какой такой сектор и почему спешка, хотя догадывался — почему; Хайк ловко запрыгнул прямо в ближнее сиденье.
— Ремни пристегните, — потребовал пилот, косясь на пассажиров блестящими зеркальцами очков. — Спасательный летун — это вам не общественная кляча, предохранительных средств не предусмотрено. Вякнуть не успеете, как за борт свалитесь. — Едва Семён и Хайк пристегнулись, как летун свечкой рванул в небо.
Развернувшись носом в противоположную от смерча сторону, летун на бешеной скорости помчался к горизонту.
Ветер бил в лицо Семёну, выдавливая из глаз слёзы; Семён, отвернувшись от ветра, посмотрел назад — вокруг невероятно распухшего смерча алыми мухами вились спасательные летуны. Что-то там происходило... Семён прищурился.
Описывая сложные траектории, летуны ткали в воздухе вокруг грозового гриба магическую сеть, наподобие той, что виднелась в небе. Сеть наливалась золотистым светом; гриб понемногу стал уменьшатся, опадать.
— Прямо камень с души! — крикнул Семён бородачу. — Теперь уж точно бурю задавят!
Пилот оглянулся. Наверное, он подумал, что Семён обращается к нему.
— Ночью в этой зоне чужие сквозь Сеть прорвались, — сильно пнув ногой в красную шкуру и тем уменьшив скорость летуна, громко сказал пилот. Встречный ветер сразу утих и говорить теперь можно было не напрягаясь. — Один сгорел, а второй пролез. Какого чёрта им у нас понадобилось? Был же договор... — пилот махнул плёткой в сторону поникшего смерча. — Атакующая погодная магия, пропади она пропадом. Четыре балла опасности по пятибалльной шкале! Ещё бы чуть-чуть и всё, никаких спасательных работ не потребовалось бы. Весь сектор к чёрту... Сбросили бы в тень лет на двадцать, и вся недолга. Вместе с туристами. — Пилот сдвинул очки на лоб, подмигнул Семёну. — Туристы? Иномирники?
— Туристы, — поспешно согласился Семён. — Только вчера прибыли. А что это за зоны и сектора такие? Нам инструктор из турфирмы ничего о них не говорил.
— Инструкторы, мать их, — с пренебрежением сказал пилот. — Как деньги получать, так все инструкторы. А как объяснить толком... Наш мир, в целях безопасности, разбит на зоны особыми стенами. А зоны поделены на сектора. Из зоны в зону перебраться можно лишь на летуне, специально так задумано, для возможности жёсткого контроля. И никакие магические выкрутасы тут не помогут! Только на летуне, и точка. А вот уже внутри зоны — там да, там путешествуй как угодно, в любой из её секторов. Хоть через узловые двери, хоть с транспортным заклинанием. Хоть пешком. — Пилот помолчал и добавил:
— Не повезло вам, братцы-туристы, — спасатель вернул очки на место. — По всему Безопасному Миру объявлено чрезвычайное положение. В связи с проникновением чужих. И в связи с их наглой погодной атакой.
— А что это значит? — Хайк подался вперёд.
— Ничего хорошего. Скоро сами узнаете... — пилот отвернулся от пассажиров, летун стал плавно набирать скорость.
Внезапно позади басовито ухнуло, летун подпрыгнул, как будто наскочил на ухаб. Семён обернулся.
Проклятый грозовой гриб, опять увеличившись в размерах и разорвав золотую магическую сеть, вовсю полыхал странными невозможными молниями: синие ломаные линии кольцами опоясывали его сверху до низу, словно молнии не могли оторваться от породившего их чудовища. Спасательные летуны красными брызгами разлетались от гриба в разные стороны.
— Не, не задавят, — уверенно сказал Мар. — Семён, я тебя поздравляю! Ежели тебе когда-нибудь надоест быть вором с прикрытием, то запросто можешь вербоваться в любую армию. На должность офицера-разрушителя. В диверсионный отдел.
Пилот с испугом оглянулся.
— ...дец сектору! — невнятно крикнул пилот-спасатель, наотмашь хлестнув плёткой по красной шкуре летуна. — Сейчас в тень сбрасывать бу... — ветер унёс его слова.
Летун резко увеличил скорость: Семёна и Хайка вдавило в спинки сидений, в ушах у Семёна засвистел ветер.
Впереди из ничего вдруг возникла высоченная, от земли до неба, тусклая перламутровая стена: летун уверенно держал курс на неё.
Шёл на таран.