Сказания о Хиль-де-Винтере

Глава 31. Кухонное разоблачение

Прощание с котом вышло более, чем холодным — решила Като, пытаясь дыханием остудить кружку с чаем. Не менее мерзко она себя чувствовала, вспоминая, что шкуру рино пришлось оставить в Ульмском лесу. А вдруг ее кто-нибудь найдет? Да и спускаясь к морю из лесу в Высоких Кручах, мимо кустов фисташек, казалось, все свои силы бросивших на то, чтобы прижаться к горе и не быть унесенными морским ветром— она обнаружила, что хижина Энсеты пуста.

Ведьмино жилище, казалось, еще больше покосилось в сторону моря со времен их последней встречи, и ветер, холодный от соленых морских брызг, разодрал в клочья соломенную крышу. Она обошла дом вокруг, дырявые сети были на том же месте, что и в прошлый раз, только вот самой колдуньи нигде не было видно. Като постучала в изъеденную древоточцами дверь. Только цикады громко трещали где-то в зарослях, недовольные холодным летом в здешних местах.

Наплевав на правила хорошего тона, Като попыталась открыть дверь. Это оказалось несложно — дверь держалась на крючке, никакого замка и в помине не было.

В энсетиной лачуге было темно и сыро, на земляном полу виднелись следы вчерашнего дождя. Крыша, как говорил Гард, защищала только от солнца и помета пролетавших мимо чаек.

Вся посуда и утварь была расставлена по своим местам, кровать старательно застелена пестрым покрывалом из лоскутов. Угли в очаге были специально затушены. Энсета отбыла куда-то по своим делам, и собиралась она явно без спешки.

И теперь, перебирая в памяти детали интерьера ведьминой лачуги, Като пыталась методом дедукции — или каким другим — определить, куда же она могла отбыть?

И надолго ли?

Гарду еще оставаться в облике кота.

Поставив чайную кружку на икеевский стол, на их общей с Кантой кухне, Като листала Книгу. Собираясь в Сеймурию, она предусмотрительно оставила ее в специально для этого открытой банковской ячейке. Теперь же пробежалась пальчиками по такой знакомой обложке — холодной, кожаной и твердой. Привычно открыла страницу 93 — чтобы в очередной раз полюбоваться на карандашный набросок драконо-лошади.

— Это лошадь Айрека.

Книга полетела под стол, вместе с кружкой горячего чая — Като едва успела схватить последнее, чтобы не пролить на первое. Еще бы! В кухню неслышно протиснулась, пользуясь ее полнейшей книго-поглощенностью, — сестрица, в маске из розовой глины. Выглядит устрашающе, скажу я вам. Особенно если не ожидать ее появления с тыла.

— Какого еще Айрека?

Канта продолжала разглядывать рисунок в Книге через сестринское плечо. Она улыбнулась, подсохшая глина вокруг губ начала трескаться.

— Да, так и есть. Я не рисовала этого, Като, честно. — Глина покрылась мелкой паутинкой трещин теперь и вокруг нахмурившихся бровей.

— Да верю я тебе. Ты и рисовать-то не умеешь. Только причем здесь какой-то Айрек? И будь добра, смой, пожалуйста, этот зомби-грим, я пока нам чай поставлю.

— Айрек Брэндон, — умываясь и отфыркиваясь, вещала Канта. — Какой-то там дальний родственник Ламнари. Мы зачем-то однажды заезжали к нему, а он был в своей конюшне. Фу, как же он мне сразу не понравился! Ростом с полторы табуретки, ручки, как мои, тонкие, хоть бы тату на них набил, что ли. Брови невыщипанные, зубы — кривые, хоть и отбеленные…

— Я смотрю, у тебя к нему какая-то прямо ненависть. — Като выключила плиту, налила сестрице чаю, и повернувшись к ней, обнаружила, что та сидит с томатно-красным лицом.

— Ну да… Ламнари хотела нас познакомить, но он даже не обратил на меня внимания.

Като удивленно вскинула брови.

— Выпей чайку. Он что, настолько пресыщен красотками? Кто он вообще такой?

— Я же говорю: родственник Фарловеллов, катается все время по заграницам…

— Часто отсутствует в городе?

— Ну да, наверное…

— Интересный тип. Продолжай.

Като неожиданно надулась.

— Что может быть интересного? Хам…

— То, что он с тобой не поздоровался, мы это уже слышали. — Като еще раз пододвинула Книгу, развернутую на странице с рисунком, сестре. — Посмотри еще раз. Ты уверена, что действительно видела такое наяву?

Канта хмыкнула.

— Я бы этого не говорила, если бы не видела собственными глазами. Когда Айрек нас встретил, то сразу повернулся к стойлу, или как там это называется, на меня даже не глянул — будто меня вообще не было! Разговаривал о чем-то с Ламной, а ко мне даже не повернулся!

— Вернемся к лошади.

— Далась тебе эта лошадь! Я только голову через решетку и видела. Она точно такая же, как на твоем рисунке.

— Вы перед этим, с Ламной, ничего не употребляли?

— Издеваешься. Не веришь мне. — Канта выразительно посмотрела на сестру, опуская в раковину пустую кружку с осевшей на дно заваркой — а пила Канта только зеленый чай, прочитав в каком-то журнале, что это продлевает молодость кожи. — Лучше сама бы рассказала, где тебя опять носило? Снова гостиницы с герцогами?

Като засмеялась.

— Скажи мне, у Айрека ведь частная конюшня? Как же мне увидеть эту лошадь?

— Никак. На скачках, наверное. Надо спросить у Шерри.

— Шерри? — Наморщив лоб, Като вспомнила семейники, в спешке забытые когда-то сестрицыным парнем в их съемной квартире. — Вы разве все еще встречаетесь?

Канта нахмурилась, сказала почти сурово:

— Встречаемся. И что?

— Это я тебя хотела спросить — причем тут чудовищный конь Айрека и твой Шерри?

Канта помолчала немного, намереваясь отбыть в спальню за какими-то тониками-масками и маникюрным набором.

— Он мне говорил, что раньше был известным жокеем.

— О! — Като не удержалась и рассмеялась, доливая себе еще кипятка в кружку в надежде услышать занимательную историю. — Сестрица, ты не перепутала, может быть, диск-жокеем? Ну ладно, звони своему Шерри, должен же быть хоть какой-то способ вытащить это чудовище из частного стойла на свет божий.

Повинуясь настойчивым просьбам Канты — а Шеранд так ничего толком и не понял, почему это Като обещала сестрице годовой абонемент в салон, а отдуваться должен он — так вот, уступив, наконец, ее канючению, Шерри набрал номер из своего мобильного, который при иных обстоятельствах предпочел бы не набирать. Вот только эта чертовка угрожала расстаться с ним. Что удерживало его с ней? Он и сам уже не знал. Возможно, не последнюю роль в этом сыграло странное исчезновение Гарда. Может, Шеранд и ошибался, но почему-то ему казалось, что пока он с Кантой, с ним ничего не случится. И он уступил ее просьбам.

Шеранд недолго ждал — знакомые его папочки подъехали по первому звонку, дорогой седан, самого что ни на есть бизнес-класса, с тонированными стеклами, подобрав его на перекрестке, продолжил путь.

— Проблемы? — Мужчина, рядом с которым Шеранд плюхнулся на заднее сиденье, не стал церемониться и обсуждать сегодняшнюю обычную для Н-ска дрянную погоду.

— Мне лошадь нужна, — Шеранд попытался ответить по-деловому, в тон хозяину седана, но больше все-таки получилось похоже на капризы ребенка. — Для скачек с препятствиями. Хорошая лошадь. Нет, лучшая лошадь, какую только мы можем достать.

Его собеседник позволил себе хохотнуть и хлопнуть Шеранда по колену.

— Может, тебе какого-нибудь Хикстеда с того света вернуть?

Черный юмор. В тон авто.

Шеранд молчал.

— Ну хорошо. Ты хотя бы рулить ими умеешь?

Снова хохот.

— Папа обучал меня верховой езде.

Что и говорить, чувства Шеранда были задеты.

— Да я могу тебе любую лошадь достать, из уважения к твоему отцу. Вопрос в том, справишься ты с ней или нет. Скаковая лошадь — это тебе не пони, на которых ты на соревнованиях в детстве выступал. А ты думал, я не вспомню?

С этими словами владелец седана по-отечески потрепал Шеранда по голове. Надо ли говорить, что раздражение нашего Шерри почти готово было выплеснуться наружу.

— Нельзя ли ближе к делу? — Буркнул он, глядя, как за тонированными окнами живет своей жизнью город-муравейник Н-ск.

— Не хами мне, парень, — предостерегающе изрек его собеседник. — Если я знал твоего отца, это не означает, что я буду потакать всем твоим капризам.

Шеранд не нашелся, что сказать, и ждал, пока разговор сам возобновится.

— Мы сейчас заедем, к кому нужно, подберем тебе, что нужно. Как там дела у твоего друга? Ты говорил, за ним следили какие-то недоноски?

Шеранд пожал плечами.

— Исчез куда-то.

Знакомый его отца посмотрел на Шернада не иначе как с презрением. Но сдержался. Остаток пути никто не посчитал нужным поддерживать беседу.

— И это мне?

— Нет, посмотрите, он еще и не доволен.

Известнейший в Н-ске конезаводчик открыл перед знакомым Шеранда двери своей конюшни. Они миновали стойло действующего олимпийского чемпиона, и теперь вся троица остановилась перед нескладной чалой кобылой. Ганноверской, насколько Шеранд мог судить.

Владелец конюшни откусил морковку, которую по привычке носил в кармане, — остатком корнеплода шумно захрустела ганноверская кобыла, к которой они только что подошли.

— О боги, малыш, да это же Мартини Бьянко! Ты хоть знаешь, кто ее родители? Сам Wolkentanz записан ее отцом, а вот кобыла по материнской линии…

Шеранд недоверчиво покосился на заводчика; мудреные трехэтажные лошадиные имена, только что названные им, ничего ему не говорили, а вот почему ему предлагают немолодую кобылу, у которой крестец выше холки, а названа она сама в честь алкоголя для съема девочек — этого он понять никак не мог.

— Ты мне скажи, ему хотя бы на корде доверить можно? — Это он уже знакомому шерандового папы.

— Мне нужна лучшая в Н-ске лошадь, — обиженно выцедил Шеранд, косясь, как нескладная Бьянко уронила кусочек морковки. Черт, на этой старухе будешь думать не о победе, а о том, как бы не вылететь из седла — настолько у нее неудобная для жокея спина, решил Шеранд при беглом осмотре лошади.

— Так и я тебе не пони покатушного показываю, — недоверчивый смешок, и папин знакомый улыбается в тон говорившему с ним конезаводчику. — Ты телевизор хоть изредка включай, а то даже не знаешь, кто два года назад взял Grand National!

Теперь эти двое стоят и ржут над ним в голос.

— Моя девочка, не переживай, мы с ним поработаем, — это он лошади, задабривая ее еще морковкой, в то время как эта Мартини только что чуть не куснула его.

— Мне проехаться? Может, какое-то препятствие? — Шеранд высказал беспокоившую его мысль. Препятствия, которые краем глаза он заметил во дворе, явно были не из тех, что выставляют в школах для верховой езды. Ближайшим к нему было двойное препятствие, причем первая его часть была гораздо выше второй, как оно называется, Шеранд забыл. И он со страхом признался себе, что даже не знает, как правильно выполнить к нему подход.

— Нет, просто иди постой на заднем дворе. Это правда, что ты хочешь помериться лошадиными пипильками с Айреком Брэндоном?

— Откуда вы знаете? — Ошарашено спросил он.

— Твой знакомый мне только что сообщил. Ты ведь отдаешь себе отчет, что если я поговорю с Брэндоном, и он согласится участвовать в воскресном стиппль-чейзе, то назад пути не будет?

Шеранд сглотнул.

— Да не беспокойся ты так, о безродном жеребце, которого он никому не показывает, никто и не слыхивал раньше, его и ставить-то, как видно, стыдно в один денник с такими, как моя Мартиша. Моя ласточка! — Ганноверке перепал еще один кусок морковки.

Юноша еще раз с сомнением оглядел высоченную, нескладную чалую Табуретку. Вот как он бы ее назвал, а вовсе не «Мартини Бьянко».

Воскресенье, наконец, высветилось на китайских часиках Като.

А Канта всю дорогу до ипподрома не умолкала ни на минуту. Казалось, даже ее подруга Ламнари Фарловелл устала от ее бесконечного словоизвержения. Но машину вела именно Ламнари, поэтому она сосредоточилась на дороге, пытаясь не слушать в сотый раз, как это круто, что Шеранд умеет управляться со скаковыми лошадьми. Наследница корпорации Фарловеллов вздохнула спокойно, когда, наконец, припарковала свой Land Rover, и возбужденная сверх меры Канта выскочила из машины, вдохнув полную грудь свежего воздуха, в своем пестрейшем спортивном костюмчике от Лурдес, на ногах — новенькие кеды на платформе. Ламнари же была одета гораздо ближе к дресс-коду скачек — серая драповая юбка до колен и лимонная косуха из лакированной «змеиной» кожи. На голове, конечно же, — шляпка, сиреневая с пышными перьями.

— Ну как тебе? — Спросила она Канту, вертясь перед ней, как юла, чтобы та могла осмотреть ее со всех сторон.

— М-м-мило, — протянула подруга, с сомнением уставившись на кислотного оттенка косуху.

Като издевательски хмыкнула. Ламнари впилась в нее взглядом. Впилась, потому что на глазах ее были контактные линзы в тон косухе, с кошачьими острыми зрачками, словно Ламнари уже умерла.

— Ты что-то имеешь против? — Воинственно и презрительно одновременно спросила она.

— По-моему, растаманско-панковская косуха, напоминающая скользкую желтую жабу, и юбка совсем другой фактуры, да и еще такого покроя, будто ты стащила ее из гардероба офисного планктона — совсем не подходят друг к другу. — В довершение своей тирады Като неодобрительно покосилась на фиолетовую шляпку с фазаньими перьями.

Ламнари, в свою очередь, не отрываясь, смотрела на нее своими мертво-кошачьими глазами и молчала.

— Я говорю это как арт-эксперт, — для убедительности добавила Като.

— Надо же, — язвительно протянула Ламнари, все еще не сводя с нее глаз. — Не приходилось разговаривать о высокой моде с любителями фэйковых китайских толстовок и временных татуировок хной.

— Они не временные, — с наслаждением ответила Като, глядя, как глаза Фарловелл округляются, и по-новому рассматривают ее от татуированных причудливыми орнаментами бровей и век — и до кончиков пальцев, к которым из рукавов толстовки также спускались витиеватые замийские татуировки.

Девушки были настолько поглощены словесной перебранкой, что не заметили, как Канта скрылась в неизвестном направлении, и им пришлось искать свои места на трибуне сообща. Като попыталась завести примирительный разговор сначала о погоде, потом о предстоящих скачках, но Ламнари посчитала ниже своего достоинства поддерживать с ней беседу. Они довольно быстро нашли места, Ламнари достала «Я-Телефон» последней модели и начала с кем-то бесконечный разговор. Като сделала вид, что занята проверкой камеры своей старушки-Нокии. Она решила во что бы то ни стало не только увидеть обещанное Кантой чудовище из Книги — но и заснять на видео.

Убедившись, что с техникой все в порядке, она достала из сумки бинокль и направила его на поле, жокеев и лошадей, готовящихся к старту. Шеранд заметно нервничал, то и дело похлопывал Мартини Бьянко по бокам, словно удостоверяясь, что лошадь, которая ему досталась, настоящая. Абсолютно бесстрастным выглядел его соперник — молодой Айрек Брэндон. Он был готов к скачке, экипирован в желтую кепку и иссиня-черную куртку, вот только коня ему до сих пор не вывели на поле.

— Что за конь будет у Айрека? — Вдруг обратилась к ней Ламнари, настолько неожиданно, что Като вздрогнула, едва не выронив бинокль.

— Он очень высокий, — протянула она, изучая при помощи бинокля странное создание, чья тень маячила вдали в отдельном станке. — Это все, что я могу рассмотреть отсюда. Похож на английскую чистокровную, так ведь сегодня скачка для породных лошадей. Может быть, это какая-то восточная порода.

— Точно, — вдруг подхватила Ламнари, обмахиваясь уже Ipad’ом на манер веера. — У китайцев даже лошади фэйковые, такие, что стыдно на поле вывести!

И тут же расхохоталась собственной «шутке».

— С его-то деньгами можно держать чистокровного коня, по статусу. — Насмеявшись, наконец, выдала «золотая девочка». Ламнари не столь желала беседовать с Като, сколько показать себя знатоком лошадей.

— Он богатый? — Брякнула наша владелица старенькой Нокии. Ей лично имя Айрека Брэндона не говорило ни о чем.

Ламнари посмотрела на нее, как на законченную идиотку.

— Брэндоны поставляют сырье в наш бизнес. Правда, у них еще есть доля в прованских винодельнях…

Като мысленно отключилась от малоинтересной информации, вливаемой ей в уши наследницей корпорации Фарловеллов о чужих винодельнях, и принялась рассматривать дорожку для скачки.

Лошадям предстояло состязаться исключительно по травяному покрытию, вспаханных участков земли на дорожке видно не было — иначе, Като была уверена, местные дамочки вроде Ламнари, пришедшие лишь для того, чтобы «засветиться» в высшем обществе в своих новых нарядах — они бы точно окрестили скачки с пашней «колхозом». И не важно, что тот же легендарный стиппль-чейз в Пардубицах включает в себя не один ярд перекопанной трактором почвы. Кстати, здесь, в Н-ске, даже без пашни лошадям придется непросто; им предстояло одолеть один и тот же маршрут трижды, прежде чем выйти на гладкий финиш, и высота херделей с хворостом и других препятствий, которых Като насчитала не менее семи, доходила почти до полутора метров.

Неожиданно внимание Като целиком и полностью оказалось поглощено конем, которого только что подвели Айреку, причем подвели почему-то не за поводья, а на корде.

Это до конца не взнузданное создание было настолько черным, как вороново крыло, что, казалось, даже яркий солнечный свет не мог осветить его, словно вылепленного из самой Тьмы. Конь был крайне тощим и длинным, даже выше в холке, чем раскормленная, по-немецки дородная Мартини, рядом с которой диковинный жеребец смотрелся скелетом с ввалившимся брюхом, а не живым существом. Като заметила, что его ноги, туловище, морда и безгривая гусиная шея казались еще длиннее, чем на рисунке из Книги. Также у чудовищного коня были крайне несуразные, длинные копыта и заячьи огромные уши. В этот момент, злобно зыркнув на трибуны раскосыми чернющими глазищами, конь резко вскинул голову, захрапел, не хуже чудища из Преисподней, и взрыл копытом землю, начисто срезав дерн, словно острым ножом! Он нервно бил себя по бокам похожим на плеть хвостом и перебирал ушами, и в то же время вполне спокойно и методично начал отжевывать мундштук, который в его рот вложил Айрек. Как только хозяин взял его под уздцы, черный конь встрепенулся, затанцевал своими ногами-ходулями, и с губ его на землю полетела пена. «Акхал-теке» — так, кажется, назвал его Айрек служащему, подводившему ему сие Черное Чудище на корде.

— Я купила последнее мороженое, — возвестил довольный голос приближавшейся Канты, нагруженной стаканчиками с шариками фруктовых замороженных сливок.

Като поблагодарила сестру, принимая свою порцию, а Ламнари протянула руку за мороженым с таким видом, словно Канта была ее служанкой. И тем не менее, Канта села возле подруги.

— Они еще не начали? — Спросила она, помахав Шеранду рукой, будто тот мог ее увидеть. — Шерри, давай! Ты лучший!

Весьма серьезного вида мужчины, расположившиеся в ряду перед ними, недовольно оглянулись на крикунью. Ламнари почему-то помрачнела и уставилась в свой высокотехнологичный девайс.

— Они начинают. — Возвестила Като, включая камеру на телефоне и наблюдая, как жокеи заканчивают проверку амуниции перед стартом, и занимают позиции в стартовых кабинках.

— Шерри! Шерри! — безостановочно скандировала Канта, как на футбольном матче, подпрыгивая, словно мячик. Като попробовала усадить ее на место, но не тут-то было. Канта принялась кричать еще громче и, наконец, вся вымазалась мороженым.

— Поросенок на скачках, — усмехнулась Като, протягивая сестре салфетку.

Старт!

Она едва успела нацелить камеру на участников скачки, ибо лошади вылетели на дистанцию, как пули. Шеранд, несколько боязливо и скованно пристроившись в седле своей Мартини, сразу же вывел ее в лидеры. Или же лошадь без труда сделала это сама?

Айрек на своем вытянувшемся в струнку чудище пристроился ему на хвост. Как оно скачет? На что похоже? На борзую собаку. Дракона! Но только не на лошадь в карьере.

За ними едва поспевали остальные участники скачки. Но сколько они не нахлестывали коней, расстояние между ними и Шерандом с Айреком только увеличивалось.

Первый хердель Шеранд будто перелетел на спине своей кобылки на полном скаку. Еще один хердель, еще… теперь ров — прыжок в длину… перед каждым препятствием Мартини, летящая буквально со скоростью пули, почему-то тормозила и закидывала голову, словно была молодой и неопытной. Что же он делает не так, отчего кобылица задирала свою огромную тяжелую голову? Она же не голландская теплокровная, у них у всех такое с шеями, да и это не конкур с «повальными» препятствиями, от чего она сбавляет темп?

Пока Шеранд на ходу пытался разобраться с поводьями и собственной посадкой, Айрек, в свою очередь, делал все, чтобы не отстать от него. И надо сказать, пока что это ему удавалось, причем в довольно непринужденной манере.

Каждый раз, когда кони-стипплеры перемахивали через препятствие, на секунду зависая в воздухе, Канта отчаянно вскрикивала.

— Что ты визжишь? — Осадила ее Ламнари, не отрывая взгляда от Ipad’a — скачка не интересовала ее нисколько.

— Я так боюсь, чтобы с Шерри ничего не случилось, это же так опасно, — твердила Канта, нервно запуская пальцы в свою мелированную шевелюру.

Однако лошади заходили на последний круг, и Мартини с Шерандом, судя по всему, чувствовали себя вполне неплохо, будучи лидерами. Внезапно Айрек на какие-то доли секунды смог заставить бежать своего худосочного коня еще быстрее, так что почти поравнялся с Шерандом. И это несмотря на то, что черный конь его явно выбивался из сил. Мокрым он казался еще чернее, и с губ его разлетались хлопья пены. Предпоследний хердель он прыгнул низко, недостаточно оттолкнувшись, и копыта его задних ног срезали верхушку изгороди, отчего конь и наездник приземлились, окруженные диковинным фейерверком из веточек зелени.

Шеранд, заметив, что его нагоняют, на повороте перед последним препятствием подстегнул Мартини. Покладистая ганноверка увеличила скорость, попыталась тут же притормозить, мелко перебирая передними ногами, а Шеранд, оглядываясь на подоспевшего соперника, не заметил, как съехал в седле вправо, сместив центр тяжести, и заставив ганноверскую кобылку свечой взмыть вверх под каким-то немыслимым углом.

Она взлетела над деревянным палисадом так, что почти в полный рост на секунду зависла над ним и, извернувшись в воздухе, как кролик, которого держат за уши, приземлилась на сустав. Тотчас же раздался хруст, как от ломаемой деревянной доски, и шея лошади опустилась до самой земли, трибуны зашумели, заволновались, увидев, как Шеранд вылетает из седла. А бедная Мартини кувырком полетела в бок, прямо под ноги перемахнувшему через препятствие чудовищу Айрека. Тот приземлился на искалеченную Бьянко, в довершение проломив недавней фаворитке ребра.

Шеранду, поднявшемуся с газона, оставалось только наблюдать, как Айрек на своем вороном чудище, споткнувшемся, но не сбавившем темп, пересекает финишную линию. Он стоял и смотрел, словно во сне, как и другие жокеи преодолевают оставшиеся препятствия и выходят к финишу. И как неудавшаяся победительница н-ского стиппль-чейза, так и не дожившая до конца своей скаковой карьеры, чтобы продолжить славный род ганноверов, чалая кобылка семи лет от роду, Мартини Бьянко — осталась лежать близ самого финиша недвижимой тушей.

Когда все участники заезда уже спрыгивали с коней, Шеранд нашел в себе силы подойти к ней. Лошадь еще дышала, прерывисто и с хрипами, ее глаза были широко открыты, бедняга перебирала ногами по земле, но встать так и не смогла, и скоро подоспели ветеринары с красной инъекцией, отправившей именитую спортсменку в последний путь.