Сказания о Хиль-де-Винтере

Глава 11. Вдова Клико

Спустя час или полтора они ступали по петляющей среди безлесных холмов сельской улочке. Что правда, селом это назвать можно было с большой натяжкой — с десяток деревянных хижин, некоторые обнесены особыми заборами от волков и медведей, так же, как и несколько больших загонов для скота. Да небольшой трактир с прогнившей вывеской, к которому они направились, рассчитывая устроиться на ночлег — вот и все поселение, сеттер.

Сеттеровское злачное место смотрело в проулочек одиноким окном с разбитым, припорошенным дорожной пылью стеклом. Като покосилась на вышибалу с бельмом в глазу, подпиравшего косяк трактира, со стопкой крепкого пойла в косматой руке, и не решилась заглянуть внутрь.

— Ты чего-то боишься, будучи рядом с парнем? Ах, да, рядом с двухметровым котом-переростком. Но так ведь даже безопаснее, да, ведьма? — Позади нее вкрадчивым приглушенным голосом отпускал колкости бывший ювелир.

— Не называй меня больше ведьмой, — шикнула на него Като, направляясь к трактиру.

— Стой! — Вышибала в дверном проеме преградил им путь. — Со зверьем нельзя.

— Ты кого здесь зверьем назвал? — Взъерошился Гард. В голосе его больше не звучало ни капли обычного для него, как уже успела заметить Като, сарказма.

— Ха! Может, ты, конечно, прекрасный принц, которого заколдовала злая колдунья? — Захохотал собственной шутке вышибала, да так оглушительно, что в окне соседнего дома показалось недовольное лицо селянки, с треском захлопнувшей ставни.

— Не совсем принц, но в остальном — более-менее близко к истине, — отозвался кот, делая шаг вперед.

Вышибала покосился на острые кошачьи когти и немного посторонился, чтобы они могли войти.

— Ладно, кот, проходи — крикнул он им вдогонку, когда они уже переступили порог трактира. — Но только смотри не сделай так же, как моя собака в День Зимней Ночи.

— Какой-какой день? — Гард обернулся на мгновение к Като, взглядом как бы вопрошая — что еще за день такой? Девушка в ответ пожала плечами.

— Ну что еще она могла сделать? — Вышибала не обратил внимания на кошачий вопрос, или попросту его не расслышал, продолжая рассказывать свою историю. — Псина забежала в празднично убранный жертвенный угол, и оставила там свой «подарочек».

— Поищи себе других слушателей твоих грязных историй.

— …А дальше я не побоялся выйти с ней на улицу в этот самый день кромешного Мрака и Тьмы, когда день чернее самой темной в году ночи, я прихватил с собой жертвенную тисовую треногу, вырубил в Эвстене прорубь и выбросил туда псину вместе с этой самой треногой. В том смысле, что привязал ее хорошенько и принес в жертву речным русалкам. Вы же знаете, как тисовое дерево прекрасно тонет…

Но наши путники не слышали конца истории, ибо уже прошли во внутренность сеттеровского трактира.

Трактир «В гостях у гула» представлял собой довольно странное зрелище. Он так же походил на бар, как жилище сатаниста, а именно на последнее он и был похож больше всего.

Виной тому было ржавое колющее, режущее и рубящее оружие, а также обилие цепей, покрывавших закопченные стены и даже барную стойку. По соседству с бутылкой крепкого пойла там же красовался лошадиный череп, который, видимо, и сообщал этому заведению непередаваемый аромат в купе с пропитым и затхлым запахом его постоянных клиентов. Столиков в трактире не было, как, впрочем, и официантов, зато отовсюду на них глазели сельские пьяницы, рассевшиеся кучками по углам. Многие из них были вооружены, а одна компашка, чтобы расширить тумбу, служившую им столом, примостила на нее настоящий боевой щит. Еще одну тумбу у самой стенки напротив занимал музыкант — такой же сельский любитель выпивки, неистово наяривающий на своем странноватом струнном инструменте нечто вроде понтийского кочари. Пустовали только места у барной стойки. Возможно потому, что здесь ежилась одна единственная посетительница трактира женского пола, закутанная в черную шаль и опухшая от слез, которой никто не хотел составить компанию. Надо отдать должное бармену, он не оставлял ее стакан пустым надолго.

— Кто это? — Не удержалась от вопроса Като, пристраиваясь у стойки чуть поодаль заплаканной женщины.

— Выпивку брать будете? — Перебил ее бармен — нескладный веснушчатый детина в кожаном жилете, с бегающими глазами и камушком вместо одного из верхних резцов.

— Мне, пожалуйста, вермут, коту — двойной виски.

Бармен хохотнул, сверкнув резцом-самоцветом, некоторые из посетителей этого злачного местечка обернулись на его смех и смерили пришедших недовольными взглядами.

— Вермутов не держим, миледи! — Продолжал гоготать детина за стойкой. — Вы вообще представляете, кому из здесь собравшихся нужна рафинированная кислятина из подвалов чертова Хиль-де-Винтера?

Услышав знакомое название замка, Гард и Като переглянулись. Бармен понял это по-своему.

— Сразу видно, что вы не здешние! Виски! Кому вообще могло прийти в голову пускать последнюю пшеницу на сусло? Будто и без того уже Белая напасть не замела своими треклятыми песками последние посевы в предгорьях…

— Что пьет тогда все это сборище? — Вприщур уставившись на бармена, а вовсе не на «гостей гула», отчеканил кот.

— Метаку.

Кот и девушка снова переглянулись, на этот раз чтобы убедиться, что слово это не знакомо ни одному из них.

— Ну вы оба вообще что ли с Северных равнин спустились? — Поразился их невежеству бармен. — Метака — это такая ездовая скотина, горбатая и горбоносая полу-нечисть, которую захватили в битве при Горэйле у тамошних племен. Она одна и находит себе поживу в наступающих песках. А молоко ее когда перебродит, получается вполне себе сносная метака. Вам одну или две?

— Мне чуть-чуть, на пробу, — не замедлила отозваться Като, смутно представляя себе вкус этой полумифической араки или же кумыса.

Бармен незамедлительно достал два бокала откуда-то из-под стойки, и у Като возникли подозрения, что им подали остатки чьего-то заказа.

— А насчет вон той женщины, о которой вы спрашивали, это вдова Клико.

— Странное у нее имя. Винное какое-то, — отозвался Гард, примериваясь к бокалу метаки. — Пошире посудины не найдется?

— Просто никто не знает ее настоящего имени, — заговорщицким шепотом, чтобы их не расслышал предмет их разговора, ответил бармен, переливая метаку Гарда в плоскую миску. — Она приходит сюда каждый вечер, иногда расплачивается деньгами, но чаще — вещами пропавшего мужа. Думаю, она уже все продала из дома, что могла, вот и сидит, плачет, что не может расплатиться за выпивку.

— А что с ее мужем? — Так же шепотом поинтересовалась Като. — Он умер?

— Никто точно не знает. — Бармен взял бокал с беловатыми потеками метаки и немытым поставил на полку. — Говорят, ушел однажды на охоту и не вернулся. Наверное, волколаки загрызли, он был откуда-то издалека.

— Волколаки? — С ужасом переспросила Като, чуть не расплескав свою порцию странного напитка.

— Опять вы про эту чушь! — Встрял в их разговор кот.

— А вы, насколько я понимаю, тоже некоторым образом оборотень? — Глаза бармена при взгляде на Гарда разгорелись от любопытства.

— Я? Это еще почему? Может быть, я просто зверь какой говорящий.

Бармен хохотнул, но тут же притих.

— К нам в трактир однажды заходили гулы. Вы, конечно, знаете, это оборотни из Белой пустыни. Побежденные при Горэйле, кстати, предрекали, что гулы нас чуть ли не всех однажды захватят и сожрут … Так вот, зашли, процокали своими когтями, прямо вот сюда к барной стойке — и заговорили со мной человечьими голосами. Я потом неделю лежал в запое. — Бармена всего передернуло, словно он только что увидел в своем заведении нечисть, о которой рассказывал. — Так вот, выпивки они не заказывали, только куриную кровь…

Бармена снова передернуло.

— Ну а ты, — пересилив себя, он обратился к Гарду. — Если ты обычный хищный зверь, что же пьешь с нами метаку и так странно косишься на наш череп? — С этими словами бармен любовно протер лошадиный череп со стойки той же тряпочкой, которой секунду назад надраивал стакан.

— Тоже мне, сельский Эркюль Пуаро, — фыркнул кот. — И зачем вообще держать эту дрянь в баре?

— Наш хозяин пасечник, — объяснил детина в жилете. — Лошадиный череп всегда был символом пасеки. Странно, что вы и об этом не знаете, — удивился он.

— А мы не сельские, — отозвалась Като, допивая последний глоток своей жирно-сырной на вкус метаки.

Глядя, что они собираются уходить, бармен поспешил их остановить.

— Стойте, подождите. У меня тут для вас кое-что есть.

— И что же? — Недоверчиво спросил кот, угрожающе вытягиваясь в полный рост — от пола до стойки.

— Эй, вдова! — Крикнул он заплаканной женщине по ту сторону барной стойки. — Покажи посетителям, что ты сегодня принесла.

Вдова Клико неспешно поднялась со своего места и приблизилась к нашим странникам. Черная шаль ненароком спала с ее плеч, и Като вдруг увидела, какая же вдова была на самом деле маленькая и худенькая. Она была совсем еще молодой девушкой, ее просто старили опухшие от слез веки и тяжелый взгляд потухших глаз. Может, даже раньше она была красива, симпатична — наверняка, но сейчас в это верилось с трудом, ибо потеря мужа и ежедневные попойки оставили неизгладимый след на ее лице.

— Что они хотели? — Произнесла она резко, поднимая свою шаль и снова кутаясь в нее, хотя было совсем не холодно.

— Брось, Клико, покажи им, что ты сегодня принесла. Им-то это точно понадобится.

— Я не собираюсь отдавать вещи моего мужа в руки всяких, — она в последний момент сдержала себя, чтобы не нагрубить Като.

— Ну и дура, — упрекнул ее бармен. — Останешься без выпивки.

Борясь с остатками гордости, хмуря некогда черную, а теперь почти полностью седую бровь, вдова нехотя развернула какой-то сверток, который все это время лежал у ее ног. Като увидела большой резной лук, тугой, не намного меньше ее самой, и синий бархатный колчан, набитый стрелами с наконечниками из серебра. Затем вдова достала большой кинжал, длиной чуть меньше расстояния от кончиков пальцев до сгиба локтя. Он блеснул в этом тускло освещенном трактире, как брильянт, и тут же снова стал матово-серым. В его ручку был вделан большой синий камень.

— Несокрушимая дамасская сталь с лазуритами, врачующими раны, стрелы из тисовой древесины, которые не сломать рукой, с наконечниками из чистейшего серебра, сафьяновый колчан с шагреневым подкладом… Ну, Клико, сколько ты хочешь за всю эту прелесть? Или желаешь продать по отдельности? — Обратился к женщине бармен, в то время как вдова бережно, почти любовно заворачивала от посторонних глаз оружие обратно в сверток.

— С такими вещами нужно уметь обращаться, — нехотя бросила она, присаживаясь на свое место у стойки.

— Сколько ты хочешь? — Повторил свой вопрос бармен. — У нас тут бесплатно не наливают.

— Десять золотыми, — шепнула женщина.

— Сколько? — Не расслышал бармен.

— Я говорю, девять золотом, — срывающимся, будто просила милостыню, голосом, еле слышно проговорила владелица оружия.

Като никогда еще не предлагали купить такую красоту так задешево. Да и ювелир, пусть и заточенный теперь в кошачьем обличье, шепотом подтвердил ее догадки о немалой ценности показанного им оружия. Като, конечно, смутно понимала, зачем ей все это нужно, но и не купить всю эту прелесть уже не могла. Порывшись в кармане, она начала пересчитывать сеймурианские золотые и серебряные монеты, которые когда-то оставили ей герцогские слуги в «Красной розе».

— Что ж, цена низка, как никогда. Даже, можно сказать, задаром. — Прокомментировал бармен. — Ну что, девушка и кошко-оборотень, найдется в вашем кошельке десяток золотых монет? Одна златая — нашему заведению, так сказать, за посредничество…

— Да, да, конечно, — Като уже отсчитывала денюжку, когда случилось непредвиденное.

Из-за дальней тумбы, накрытой щитом, с вызовом поднялся здоровенный детина — под два метра ростом, в плечах шире, чем дверь в этом самом кабаке, а голова его и вовсе походила на пушечное ядро. Он криво ухмыльнулся, глядя на Като, и девушка заметила еще и неполный комплект зубов. Этот детина явно не чурался если не боя, то пьяной потасовки — уж точно.

— Купила бы ты себе куклу, девочка, а эти игрушки оставь тем, кто умеет с ними обращаться. — И с этими словами трактирный вояка вооружился палицей, все это время служившей ему чем-то наподобие подставки для ног.

— Шел бы ты к себе в песочницу, — посоветовал ему Гард.

Като предупреждающе цыкнула на него. Еще не хватало уйти отсюда со сломанными ребрами вместо великолепного оружия.

— Ты что-то сказал, котик? — Рявкнул детина, косматой ручищей перехватывая поудобнее свой обитый полосками железа кусок дерева.

— Я говорю, у нас свои игрушки, а у тебя — свои. И мы тебя играть не звали.

С ревом разъяренного быка вояка сделал шаг своими исполинскими ножищами в сторону Гарда, одновременно замахиваясь палицей. Като проворным прыжком очутилась между котом и пьяным детиной — в надежде, что тот опустит оружие перед женщиной. Не тут-то было — она сама и не заметила, как очутилась в одном углу с вдовой Клико, а громила продолжал наступать на кота.

— Ой, извините, трудно иногда рассчитать место посадки, — обратилась она к женщине. Та не обратила ни малейшего внимания на ее слова и продолжала с интересом наблюдать за схваткой.

Кот увернулся от занесенной над ним палицы, взвился свечой в воздух — и тотчас же шея и руки его противника начали покрываться бесчисленным множеством укусов и царапин. Палицу тот уже отбросил за ненадобностью, к ближнему бою она была бесполезна, и, пытаясь защитить левой рукой лицо и шею, правой схватил Гарда за шкирку. Наш хищник вывернулся змеей, попробовал было укусить схватившую его руку — вот только его противник вовремя ее отдернул — иначе не досчитался бы нескольких пальцев. На лету перехватывая кота, на этот раз — за переднюю лапу, вояка тут же безжалостно вывернул ее, и Гард низко, по-звериному зарычал. Пускай лапа теперь была выведена из строя, когтями он почти насквозь проткнул сжимавшую ее вражескую кисть. Воин и сам рыкнул как-то не совсем по-человечески и оттолкнул от себя кота, предоставив тому замечательную возможность для контратаки — яростному укусу в бок. Вот только Гард едва не сломал свои кошачьи зубы — оказалось, пьяный вояка немногим рисковал, ввязавшись в драку — под холщевой рубахой на нем была тяжелая боевая кольчуга.

Единственное, чем теперь кот мог попробовать нанести увечья противнику — оставались его когти. Задними лапами он царапал кожаные штаны воина, одной из передних дотягивался лишь до его плеча, — и все потому, что его собственная голова в какой-то момент оказалась зажатой у амбала подмышкой. И оставалось уповать лишь на левую лапу — той он мог попробовать лишить противника глаза или, скажем, бесплатно сделать сплит языка — тут уж не угадаешь, куда попадешь вслепую. Только вот и его противник так просто сдаваться не собирался. Неизвестно, был ли у него опыт в драках с дикими кошками, но действовал он пока что верно — второй раз за время схватки поймал лапу Гарда, грозившую изувечить лицо, и сжал до хруста.

Пожалуй, именно так кричат домашние кошки, если вы нечаянно наступите им на хвост. В кошачьих воплях, правда, Като послышалось и какое-то вполне людское ругательство.

А громила хватку ослаблять и не думал, методично сжимая кошачью лапу все сильней и сильней. Уличив момент, Гард попробовал выскользнуть из-под этого подмышечного захвата вниз, ему этого не удалось — детина прошел с ним несколько шагов и с ревом рухнул на барную стойку, подмяв кота под себя. Именно тогда Гард все же переменил положение, хотя и но не так удачно, как хотелось — теперь его голова оказалась на уровне локтя противника и дальше ему за спину. Лапу тот по-прежнему давил изо всех сил, да еще и навалился всем весом на его, Гарда, ребра, так что становилось совсем тяжело дышать. Борясь с асфиксией, собрав последние силы, наш ювелир резко дернулся, на этот раз вверх, выскользнув из захвата и молниеносно отцапав большой лоскут кожи с мясом от незащищенной кольчугой шеи обидчика.

Настала очередь громилы взвыть от боли, у него это получилось на удивление смешным каким-то голоском. Он, наконец, выпустил кота, рукой зажимая рану на шее, и ломая мебель на своем пути. Вдова Клико испустила короткий победный клич и зааплодировала.

— Да пошел ты, — выругался провокатор драки, подставляя окровавленную шею собутыльникам — на нее тут же выплеснули метаку, и детина заревел не хуже этого самого мифического чудовища, из молока которого делалось это пойло.

— Чтобы больше я вас двоих здесь не видел. — Наконец, выдал он своим нормальным голосом.

Вдова Клико, к удивлению Като, вдруг схватила деловито ее под локоть, прихватила свой сверток, из-за которого разгорелся весь этот сыр-бор, почти кокетливо поправила шаль на плече и потащила ее к выходу.

— Вставай, кот, — уверенно, звенящим, словно клинок ее мужа, голосом на пути крикнула она Гарду.

Одноглазый вышибала, все еще торчавший в дверном проеме и развлекающий самого себя своими жутковатыми странными историями, не стал загораживать им выход из «Гостей гула».

Снаружи давно хозяйничала ночь, по-сельски темная, не освещаемая характерным заревом больших городов и индустриальных ландшафтов. А несколько свечных уличных фонарей не могли отвоевать сеттера у темного времени суток.

Но вдову Клико это нисколько не пугало. Ориентируясь по одной ей заметным во Тьме знакам, она решительно свернула сначала налево, через пару домов снова налево, на соседний проулочек, и вот уже копошилась в многочисленных карманах своей накидки в поисках ключа.

— Главное не разбудить постояльцев, — слегка навеселе, бормотала она себе под нос.

— Вы сдаете комнаты? — Удивилась Като. Она и представить себе не могла, что кому-то понадобится жилье в сеттере у самого леса.

— На, подержи. — Женщина вручила Като сверток с оружием. — Конечно, сдаю, не мне же самой пасти нашу с мужем метаку?

Гард все это время молча плелся за ними на трех лапах, и у ворот, пока вдова ковырялась с замком, бессильно и с протяжным вздохом плюхнулся в дорожную пыль.

— Ты цел? — Като попыталась в темноте рассмотреть, какой ущерб его здоровью нанесла драка в трактире.

— О, Като, да все просто в кольчуге! — Като показалось, что кот говорил немного медленнее, чем обычно, с усилием выговаривая слова. — Как здесь говорят, «все в кольчуге». В кольчуге все осталось, все мои когти и зубы, — еле слышно закончил он со вздохом.

Вдова, наконец, разобралась с замком калитки, и вся компания, включая кота, очутилась в длинном и узком дворике. Когда же они, следуя за хозяйкой дома, завернули за угол, то увидели буквально луч света в царстве тьмы — их взорам предстала увитая виноградом, освещенная парой фонарей на масле беседка, а в ней — сидящая за столом молодая женщина, кормившая грудью посапывающего дитятю. Ни дать ни взять — Мадонна Лита, рустикальный сельский вариант.

Сеттеровская мадонна напряженно поглядывала куда-то вдаль сквозь частые переплеты беседки, тревожным взглядом разрушая живописную идиллию. Она словно ждала кого-то. По обветрившему лбу ее морщинками пробегали какие-то невеселые мысли. Вдова Клико, ни слова не говоря, села рядом со своей постоялицей. Вид вдовы, в свою очередь, не выражал абсолютно ничего, кроме нетрезвой безмятежности.

— Это Като и Гард, Уно, — обратилась хозяйка дома к кормящей матери, жестом приглашая Като подсесть ближе.

Женщина приветственно кивнула Като, секунду-другую смотрела на нее изучающее, а потом едва ли удостоила ее взглядом за весь вечер. Внимание ее целиком и полностью было поглощено задремавшим ребенком.

— Владения Уно год назад поглотила Белая пустыня, и теперь они с мужем живут у нас. — Пояснила коту и девушке вдова и повернулась к своей постоялице. — А эти двое у нас боевые, хоть куда! Барышня как сегодня встала на пути у одного громилы в кабаке, это надо было видеть! Думаю подарить ей мужнино оружие.

Сельская «мадонна» хозяйкиных походов по кабакам не одобряла.

— А нечего шляться по питейным заведениям! — С отчаянием прошипела она. Грудничок у нее на руках зашевелился.

Вдова вприщур посмотрела на постоялицу.

— Муж опять ушел пить к соседу?

— Да, — коротко ответила та.

Вдова решила, что тема исчерпана, и, поманив за собой Като, направилась к дому.

— Переночуете здесь, а утром посмотрим. — С этими словами она бросила сверток с оружием Като, давая понять, что дарит ей его навсегда. Наверное, вещи пропавшего мужа уж очень мозолили ей глаза. — Не думаю, что муж будет очень ругаться, что я отдаю тебе его оружие, он всегда добр, когда возвращается с охоты.

Вдова положила девушку в проходной комнате, но Като это ничуть не смутило, и она принялась готовиться ко сну, хотя и догадывалась, что к утру через нее, скорее всего, перешагнет вернувшийся с гуляний муж Уно.

Уно после ухода хозяйки также заторопилась на боковую, и Гард вскочил с нагретого местечка, последовав за ней.

— Что тебе? — Резко обернулась к нему женщина.

— Вы, случайно, не разбираетесь в переломах?

Уно секунду изучающее смотрела на него, а затем поманила за собой и зашагала к дому.

— Идем, посмотрю, что у тебя с лапой, только ребенка смотри не разбуди.

— А откуда вы знаете, что у меня что-то с лапой? — Опасливо спросил кот, не ожидавший такой прозорливости от селянки.

— И слепому заметно, как ты хромаешь. Не думаю, что лапу ты натер новыми туфлями.

— Очень смешно, — проворчал кот, ковыляя на трех здоровых лапах за своей Панацеей.

Перелома селянка не обнаружила — вывих — так она сказала.

— Смотри ребенка не разбуди, — предупредила она, быстро-быстро растирая ему поврежденную лапу от подушечек и до пясти. — И смотри меня не поцарапай. Втяни когти. Когти, говорю, втяни!

— Много как-то указа-а-а-аний, — рявкнул не ожидавший острой боли кот — селянка, не шибко церемонясь, вправила вывих одним рывком.

Ребенок проснулся и испуганно закричал от его рыка. И Уно заторопилась к дитю, покинув Гарда.

— И это все?

— Скушай какой-нибудь полезной травки, ты же кот, они все так делают, — кинула она ему на прощанье и скрылась в своей коморке.

Гард попробовал опереться на вправленную лапу. Черт, болит! Так болит, что впору либо выть по-волчьи, либо, действительно, по-кошачьи искать спасительной травки на заросшей клумбе, на которой неухоженные культурные цветы составляли компанию пышным зарослям сорняков. Гард плюхнулся прямо в куст одичавшего пиона, опустил голову к земле и принюхался. Селянка, наверное, прикололась. Ничего он не учуял, никакой спасительной травки, только свежий навоз, который вывалили возле клумбы.

А все потому, что напротив, за частыми прутами загона из железного дерева металась какая-то домашняя живность. Не слишком-то высокая, как для вола или лошади, но из головы нервного создания вверх и в стороны торчали не то руки, не то лопасти… В обманчивом свете Луны и планеты Войны сложно было разобрать, что не так было с черепушкой у скотины, еще и эта выпитая метака…

Боль в лапе не утихала, не давала спать. Гард попробовал облизнуть лапу и слегка покусать, как делают кошки — ничего не помогло.

— Тсс, они здесь, — кошачий слух вдруг донес до него отдаленный шепот. — Накинешь на шею, на, веревку, а коту я еще раз бока намну.

Забыв о больной лапе, Гард вскочил. Похоже, потасовкой в баре дело не ограничилось. Те пьяницы с щитом вместо стола определенно желали завладеть оружием вдовы Клико. И уж точно они не собирались платить ей золотыми — куда проще разделаться с его новыми владельцами. Как бы то ни было, нужно срочно будить Като.

— Тихо, не шуми, — шикнул он на пробудившуюся от толчка девушку.

— Да я бесшумна, — отозвалась та, поднимаясь на ноги и все еще пытаясь выяснить причину, по которой ее разбудил кот.

— Это тебе только кажется. — Пробурчал он чуть слышно. — Иди за мной, след в след, там, где не скрипят эти чертовы полы.

— Куда мы идем? — Не унималась Като уже на улице, после того, как они за домом перелезали через забор.

— Тише.

— Да что случилось?

— Оружие, сумку свою взяла?

— Ну да.

— Тогда помолчи, будь добра, пока мы не выберемся отсюда.