Сказания о Хиль-де-Винтере

Глава 20. Взятие замка

Они привязали Дыма на утесе под деревом, а сами подползли к самой его кромке и легли, чтобы их не заметили часовые из Хиль-де-Винтера.

Ночь поглотила и небо, и землю, и море Кэтлей, тихое и спокойное, гладким черным шелком расстелившееся перед ними. В лесу у них за спиной все время что-то шумело, протяжно вскрикивал филин, но ничто не могло отвлечь Энсету и Матея от созерцания Хиль-де-Винтера.

— Мне всегда нравился этот замок, — тихо сказала она, поддавшись захлестнувшим ее воспоминаниям.

Хиль-де-Винтер весь пылал сигнальными огнями, словно один большой маяк посреди бескрайнего простора моря и неба. Матей знал, что там, дальше, есть еще острова, которые хорошо просматриваются с башен замка в ясную погоду, но они были не заселены людьми и ничем не выдавали себя под покровом ночи.

— Это она? — Спросила Энсета, костлявым пальцем показывая на маленькую башенку, торчавшую прямо из воды чуть в стороне от Хиль-де-Винтера.

— Это маяк. — Пояснил герцог. — Раньше суда, подходившие в гавань перед замком, часто натыкались на подводную скалу, на которой он стоит. Это продолжалось, пока мой прадед не построил этот маячек-башенку.

— Красиво, — протянула Энсета, глядя на мерцание сигнального огня сквозь витражные окна башенки, делая ее похожей на огромную свечу, словно поднявшуюся из морских глубин. — Вот туда-то нам и нужно.

— Но как? — Матей посмотрел на ведьму, словно на ума лишенную. Отсветы огней замка плясали на ее лице, глаза старой колдуньи искрились, от чего она, казалось, даже помолодела на вид.

— Шевели мозгами, герцог, — посмеялась Энсета.

— Неужели, — у Матея мелькнула безумная догадка. — Ты собираешься превратить нас в птиц?

— Конечно, нет. Ведь тогда нам сначала пришлось бы научиться летать. А у нас на все про все не так уж и много времени. Я собираюсь вызвать Их, Матей.

Герцог молчал с минуту, уставившись на свою спутницу с широко открытым ртом.

— Но стоит ли?

— А почему бы и нет? Ведь они просто созданы для таких задач, которые кажутся на первый взгляд невыполнимыми.

Энсета отошла подальше к лесу, чтобы ее не было видно часовым на башнях.

— Я думаю, небольшая гроза им не повредит, — Сказала она, оглядываясь на замок.

Энсета, сжав в руке посох, резко вскинула руки в каком-то экзальтированном жесте и громко выкрикнула какое-то незнакомое Матею слово, от чего птицы, мерно дремавшие на верхушках деревьев, с шумом и криками поднялись в воздух. Буквально на глазах у герцога темное ночное небо, до того ясное и усыпанное звездами, словно бриллиантами, стало затягиваться белесыми тучами. Тучи слетались на зов колдуньи, набухали и сталкивались, словно дикие звери в схватке. Они закрыли уже и месяц, так похожий на тот, что был нарисован на обороте гадальных карт Матея. И вот, озарив на мгновенье все, блеснула ослепительно яркая вспышка молнии, ударив где-то в море близи Хиль-де-Винтера. Матею даже показалось, что он на миг различил огромные кипарисы, росшие дальше, на Мраморных островах, такой яркой была вспышка. Сразу же за ней последовал ревущий раскат грома, оглушивший его и колдунью, все еще не менявшей своего положения с высоко поднятыми к небу руками. Налетевший порыв ветра поднял в воздух сухие ветви и листья, содранные с деревьев, но тут же затих, потому что с небес на землю хлынули потоки дождя.

Дождь хлестал немилосердно, проносясь серебрящимися потоками над седоволным морем и почерневшей намокшей землей. Он захлестывал на лету, как бич, и Матей с Энсетой были вынуждены спрятаться под большой разлапистой елью, окруженной лиственными деревьями. Очутившись под защитой дерева, Энсета откинула со лба мокрые седые пряди волос и прислонила к стволу узловатый посох.

— Я, конечно, хотела наслать на Хиль-де-Винтер дождик, чтобы он затушил их факелы и сигнальные огни, но я не думала, что это будет такой сильный ливень, — усмехнулась она, явно довольная собой, выжимая промокший подол своего черного платья.

— Может, займемся, наконец, вызовом? — Поторопил ее Матей, глядя, как она движением рук разводит костер и пытается согреться.

— Не торопись, а то кто знает, чем все это кончится, — осадила его ведьма, доставая из карманов плаща необходимое для работы. — Вызвать их — это тебе не дождик наслать.

Матей не стал перечить колдунье.

Энсета магически заставила костер разгореться еще ярче, несмотря на то, что время от времени под ель попадали брызги дождя и пытались затушить пламя. Затем она заставила Матея снять его извечную мантию и повторять за ней. Они долго ходили вокруг костра, пригнувшись, потому что им мешали низко растущие ветви ели. Энсета подбрасывала в пламя пучки душицы, любистока и дикой мальвы.

— У тебя осталось мое любимое зелье, герцог? — Спросила она шепотом в перерыве между двумя заклинаниями. — Я много раз покупала его, пыталась вырастить, но такой, как у тебя никогда не видела. Правы были злые языки, пустившие россказни о том, что у тебя в Хиле растет Смерть-трава.

— Я всю ее израсходовал, — небрежно кинул герцог, чертя вокруг костра пентаграмму прутиком. — И не смерть-, а всего лишь сон-трава.

— Не велика разница, — ответила старая ведьма, внезапно помрачнев. — Мы идем на риск, помни об этом.

В замке без Рокберна было неспокойно. Войско, которому не было равных, пожалуй, на всем континенте, сгрудилось во внутреннем дворике дворца и на базарной площади Хиль-де-Винтера, боясь подходить близко к разрушенной восточной стене. Им казалось, что какая-то неведомая сила, по слухам, обитавшая в замке, отомстит им за это. Люди и кони жались поближе к огню костров, с замиранием сердца озираясь по сторонам. Пленные торговцы и невольники в кандалах находились тут же, но они не принимали никакого участия в этой всеобщей возне, спокойно ожидая, когда Рокберн вернется и отпустит их восвояси.

Не спали и часовые в башне-маяке. Они заняли ее сразу после взятия замка, добравшись до нее на лодке, и теперь мечтали о том, чтобы кто-нибудь сменил их. Два воина зажгли сигнальный огонь в чаше, и его отсветы заплясали на стеклянных витражах башенки. Сквозь цветные стеклышки на темное ночное море лился свет, то желтый, то зеленоватый, проходя через витраж, и это радовало глаз и веселило душу, но не избавляло от тревоги. Часовые с прошлой ночи не снимали доспехов и крепко сжимали гвардейские копья.

— Как ты думаешь, Эйл, замок нам слишком легко достался, а? — Спросил один второго, грея руки у огня в чаше.

— Почему легко? Сколько наших ходит в ожогах от того огненного душа, который они устроили нам со стен. А говорят еще, что во втором отряде есть убитые. Так что не просто так. Замок — это тебе не девка, так просто не возьмешь.

Они вместе хохотнули. Но тут же умолкли, заслышав крик филина из леса на берегу.

— Я схожу посмотрю, что там в замке творится, — сказал воин, что стоял дальше от костра. — Чует мое сердце, это еще не все.

— Посмотри с лестницы, и будет! У нас ведь одна лодка, так что нечего плавать туда-сюда по одиночке. — Второй воин прислонил копье к стене и поближе придвинулся к чаше.

— Боишься остаться один в этой чертовой башне, — улыбнулся первый, и видно было, что у него во рту не хватает нескольких зубов.

Он двинулся к выходу и, закрыв за собой дверь в башенку, спустился к самой кромке воды, на которой покачивалась лодка. На стенах замка горели сигнальные огни, изредка прохаживались часовые, и в общем все выглядело спокойно.

Эйл вздрогнул и резко обернулся, услышав крик своего напарника из башни. То, что он увидел, заставило его остолбенеть от ужаса.

В башне кроме воина были кое-кто еще. Пришельцы одним махом выбросили воина во всем облачении в открытое море, разбив при этом искусный витраж. В образовавшейся дыре в свете сигнального костра маячили два всадника. Вот только оседлали они вовсе не лошадей. Под ними были гигантские чудища черного, как ночное море, цвета, длинные, похожие одновременно на коней и сказочных драконов. Чудовища метались по комнатке маяка, их выпученные глаза без зрачков бешено вращались, и вдыхали они пламя из сигнального костра, словно бы питаясь им. Одно из чудищ остановилось у образовавшегося проема, как ему показалось, разглядывая его. Оно выдохнуло язычки пламени вперемежку с едким дымом, копотью осевшим на прекрасном витраже. Эйл зажмурился в надежде, что, когда он откроет глаза, ничего этого он не увидит, и из башни ему помашет рукой его напарник. И вдруг он почувствовал сильный толчок в грудь, полетел на камни, наполовину скрытые под водой, и ощутил обжигающую, горячую боль в плече. Когда он открыл глаза, то последнее, что он увидел, был черный полуконь-полудракон, словно какое-то порождение сна, скачущее к замку, едва касаясь блестящими копытами поверхности моря Кэтлей.

Часовые на стенах Хиль-де-Винтера переполошились, увидев двух всадников на черных демонах, быстро приближавшихся к главному входу в замок. Они скакали прямо по воде, а затем вихрем пронеслись по небольшой полоске суши, отделявшей замковые ворота от морской пучины.

— Обстреляйте их! — Кричал молодой командир одного из отрядов, пытаясь привести в чувство остолбеневших от удивления воинов. — Закрыть замковые врата!

Его приказ выполнили четко и быстро. В нежданных пришельцев полетели градом стрелы, но, странное дело, ни одна из тучи стрел не задела их. Замковые ворота закрыли на засов из цельного дуба, но и это не остановило всадников. Один из них, в мантии, что-то крикнул, засов вдруг лопнул и разлетелся на части, а ворота сами собой открылись, впустив эту странную пару в замок. Они пронеслись по паркану, свернули на базарную площадь и поскакали ко дворцу. Тысячи воинов остолбенели от страха при виде черных чудищ, на которых они ехали, но тут же, пересилив себя, бросились в атаку. Один из всадников оказался старухой в черном, с убеленными сединой волосами. Гвардейцы окружили ее, отделив от второго всадника, и приготовились сбить ее со странного коня.

И тут, к их удивлению, черное чудище, на котором она восседала, с шумом втянуло воздух и резко выдохнуло, причем из его пасти вырвался самый настоящий столп огня. Он достиг нескольких воинов, близко подошедших к всаднице, и охватил их целиком. Остальные бросились сбивать с них пламя, но не забыли отойти подальше от опасного чудовища, гневно сверкавшего глазами в поисках новой жертвы. Гвардейцы не растерялись и осыпали его копьями и стрелами из арбалетов. Но те лишь отскакивали от его чешуйчатой шкуры и от всадницы, конь закружился на месте, как юла, а потом вдруг исчез вместе с оседлавшей его старухой, словно их и не было.

А тем временем всадник в мантии прорвался ко дворцу. Каким-то чудом он оказался в одном из закрытых коридоров дворца, ведущих к тронному залу, и нос к носу столкнулся со стражниками. Матей, пользуясь внезапностью своего появления, один за другим проткнул их отнятым у кого-то мечом, и понесся дальше, к внутреннему дворику, придерживая чудище под собой на повороте.

Когда он оказался во внутреннем дворике, в той части, где горничная обычно развешивала белье, его окружило не меньше полудюжины человек. На секунду Матею подумалось, что он пропал, но чудище под ним, почуяв беззащитность хозяина, само вышло из положения. Черный конь завертелся, разбрызгивая вместо пены искры, и через миг появился из Ниоткуда совсем в другом месте.

Матей Эритринский оказался перед входом в одно из подсобных помещений. С его черного коня стекал на землю огненный пот, он хрипел, но вовремя отпрыгнул, когда мимо пронеслось копье, украшенное пурпурным конским хвостом. А выпустил его в нескольких шагах от него восседавший на своем рыжем коне Ноктурнус, с мечом наперевес.

— Это ты, демон! — Сорвалось с его губ. Командующий королевской конницей выглядел растерянным, но не испуганным. К луке его седла было привязано еще одно копье, и Ноктурнус взял его левой рукой. В правой он по-прежнему держал меч. Это трудно представить, но его загорелое лицо вдруг стало бледным, как у мертвеца. И все же главнокомандующий конницей подстегнул коня шпорами и помчался прямо на герцога.

— Я не дам тебе уйти, — крикнул он Матею.

Когда рыжий конь и Ноктурнус оказались в одном скаку от Матея, герцог дернул за поводья — и его черный абисский конь грациозным прыжком оказался за пределами досягаемости копья и меча полководца. Тот развернул коня, но снова нападать не решился, краем сознания понимая, что ему не по силам достать чудовище, на котором восседал Матей.

— А я и не собирался уходить из своего же замка, — ответил ему Матей, развернув черного коня-дракона, чтобы лучше видеть своего противника.

— Замок занят королевской гвардией, тебе, демон, здесь делать больше нечего. — Ноктурнус достал из-за пазухи остро заточенный деревянный дрот, предварительно опустив копье на землю, и, прицелившись, метнул в герцога.

Черный абисский конь взвился на дыбы и, выдохнув пламя, в полете испепелил копье.

Ноктурнус растерялся, и решил больше не нападать, ограничившись тем, что перекрыл герцогу выезд из двора.

— Хиль-де-Винтер — это мои владения, мои по закону, — спокойно ответил Матей. С трудом удерживая на месте буйное создание под собой. — И не стоит становиться у меня на пути, полководец. Лучше уводи отсюда свои войска, пока от них еще что-то осталось.

Матей заторопил свое чудовище к выходу из дворика, но Ноктурнус смело преградил ему путь.

— Мало ты вершил черных мерзких делишек, колдун, ты не уйдешь отсюда живым! — Ноктурнус занес меч, но не решался нанести удар.

— Неужели? Что это у нас здесь? Священный поход против нечисти на замок Хиль-де-Винтер, обитель вселенского зла? — Матей похоже изобразил интонации Рокберна и сам расхохотался своей шутке.

— Это мой поход против тебя… — Ноктурнус выругался. — Одному богу известно, сколько мне пришлось ждать, прежде чем я получил возможность сравнять тебя и твой замок, герцог, с землей.

— Это твой личный план? Похвально. Начальство любит инициативу подчиненных, — произнес Матей, снова подражая голосу мэра Совитабра.

— Я убью тебя за моих братьев и отца, если не сейчас, то позже, — рявкнул Ноктурнус, косясь на клубы дыма, выдыхаемые демоническим конем своего противника.

— Я не знаю ни тебя, ни твою семью, так что можешь вызвать на дуэль кого-то другого, — ответил Матей, разглядывая бледное, незнакомое ему лицо Ноктурнуса.

Полководец молчал. Он считал, что это Матей лишил его семьи, дома и подослал ту страшную лошадь в лесу, когда он был маленьким. Он размахнулся и нанес удар по тому месту, где всего долю секунды назад был герцог Эритринский на своем странном коне, буквально растаявшем в воздухе.

А герцог очутился снова на базарной площади. Энсета в паре метров от него с трудом отбивалась от наседавших гвардейцев, пеших, потому что их кони в страхе разбежались от невиданного чудища. Энсета сыпала заклинаниями направо-налево, ее посох сверкал, как молния, в темноте ночи, но нападавших не становилось меньше. Более того, они прибывали со всех сторон и вот-вот могли стянуть ее с седла.

Матей, применив несколько страшных смертельных заклятий, бросился на помощь к колдунье. Он похлопал своего коня по шее и что-то шепнул на ухо, и чудовище начало выдыхать столпы огня, поджигая остатки палаток торговцев и солому на площади.

И в замке начался пожар. Ливень, вызванный Энсетой, давным-давно стих, еще до того, как они проникли в замок через башенку-маячок. И потому пламя разгоралось все сильнее, пожирая все на своем пути, захватив уже почти всю площадь.

Воины закрывали лицо одеждой, но огонь настигал их, оплавлял железные доспехи. Началась паника. Гвардейцы покидали замок через пролом в восточной стене вслед за своими обезумевшими лошадьми, вплавь пустившимися к берегу. Площадь превращалась в один сплошной костер, посреди которого кружились Энсета и Матей на черных абисских конях. Вся меньше воинов предпринимали попытки добраться до них. Конные гвардейцы целыми полками покидали Хиль-де-Винтер, спасаясь от разгоревшегося пожара.

И только один человек не бросился за всеми к пролому. Он, сколько мог, заставлял коня лететь вперед сквозь огонь и дым, прямо к герцогу на его страшном чудовище. Ноктурнус соскочил, наконец, с упиравшегося животного, в руке он сжимал священное масло — елей, которым изгоняют бесов из больного — его он нашел в замковой капелле. Ноктурнус на бегу отстегнул меч, бивший его по бедрам, осторожно неся крошечную вазочку из синего заморского стекла. Он носил синий плащ, вообще любил синий цвет, и ему показалось знаковым, что баночка с елеем имела этот цвет.

Ноктурнус, закрываясь рукой от дыма и гари, перепрыгнув через горящую лужу китового жира, подкрался к Матею с бока и одним махом вылил на его черного коня священное масло.

Раздался страшный крик, словно десяток волков и людей выли одновременно, и Ноктурнус не сразу осознал, что это кричит черная лошадь герцога. На боку ее, который он окропил маслом, вдруг образовалась пустота, словно бы рана, по краям которой плясали язычки пламени. Конь взвился в воздух, высоко, выше всего на площади, и исчез. На землю полетели искры, пламя и клочья паленой шерсти.

И герцог Эритринский.

Он долго летел до земли с большой высоты. Его горностаевая мантия взметнулась над ним, как крыло, и через секунду его уже поглотило пламя базарной площади.

Ноктурнус не мог больше оставаться на месте. Своды рыночных строений рушились, и если бы он вовремя не пригнулся, его бы задело полыхавшей падавшей балкой. Он накрылся с головой плащом и стал пробиваться к выходу из замка.