Системный Кузнец II

Глава 23

Практически вся деревня вышла на центральную улицу, чтобы проводить своих. Под моросящим дождём выстроился живой коридор.

Впереди, во главе колонны, ехал капитан Родерик со своим знаменосцем, а за ними, под конвоем «Каменных Грифонов», брела колонна обречённых — половина ополчения, а также лучшие мужчины деревни в простой крестьянской одежде. Шли с опущенными головами, как преступники, ведомые на плаху.

Следом, скрипя и чавкая по грязи, ехали реквизированные телеги, гружёные ремесленным скарбом. На них было свалено всё самое ценное: наковальни, завёрнутые в мешковину, связки молотов и клещей, тяжёлые ящики с инструментом. Рядом с поклажей, хмурые и молчаливые, шли сами мастера. Видел братьев-оружейников, один из которых придерживал перевязанную руку, и Гуннара — старик шёл прямо, не глядя по сторонам.

Тишину нарушал только плач — маленькие дети бежали за колонной, выкрикивая «Папа! Папа!», пока их не оттаскивали матери. Женщины стояли вдоль дороги, беззвучно плача и утирая слёзы краем платка. Но были и те, кто переносил всё со стоической гордостью — стояли прямо, и лишь шёпот выдавал боль — может быть, люди молились духам предков и леса, прося позаботиться об уходящих мужчинах и сохранить Оплот в их отсутствие.

Все понимали, что сегодня деревня лишилась щита и кулака, и теперь ей придётся несладко, а мужчинам, которых забирали, неизвестно, сколько осталось жить.

— Охотники должны разобраться с этой напастью! — вдруг раздался из толпы злой голос. — Вот на ком вся ноша! И где они⁈

— Да разберутся, не язви, — устало ответил кто-то. — Вот соберутся все вместе, отправятся в горы. Увидишь — не пройдёт и двух недель, как этой беде конец придёт — Йорн не посрамит своего рода.

Холодный ветер гонял по земле пожухлую листву. С некоторых соломенных крыш тянулся едва заметный дымок от утренних очагов, но завтрак, казалось, никому не пошёл впрок. Настроение в деревне было упадническим.

Я стоял у порога теперь уже моей кузни и с тяжёлым сердцем смотрел на эту картину. Гуннар шёл рядом со своей телегой и ни разу не обернулся. Массивное тело ступало грузно, а взгляд устремлён вперёд, в серую даль. Что ждёт старика в замке барона? Справится ли? Не сломается и не запьёт ли снова, оставшись один? К этому ворчливому мужику успел по-человечески прикипеть, и было горько вот так прощаться.

Но чувствовал и другое — облегчение и свободу, ведь теперь могу больше не скрываться и делать так, как считаю нужным сам. Главное — не забывать: ни кузня, ни дом, в котором старик разрешил жить, не были моими по-настоящему. Нужно следить за оставленным наследством и думать, что делать дальше.

В этом мире никогда не знаешь, что будет завтра — в любой момент может произойти что угодно: либо за мной придут так же, как пришли за ним, либо падальщики нападут на ослабленные стены деревни.

Смотрел на скорбные лица людей и хотелось хоть чем-то им помочь, ведь сегодня кто-то из них видел своих сыновей, мужей, братьев в последний раз. А дети, что так жалобно смотрели на уходящих в неизвестность отцов? Те, кто постарше, уже всё понимали, и их лица были по-взрослому серьёзны, а самые младшие просто смотрели на удаляющуюся спину папы и, наверное, думали, что сейчас тот вернётся, подхватит на руки и подбросит к самому небу.

Моя задача теперь — делать лучшее оружие и обеспечивать людей всем необходимым для достойной и безопасной жизни. Так многому предстоит научиться, справлюсь ли?

Неожиданно накрыла волна тревоги, ведь по сути, я — никто. Сковал несколько неплохих гвоздей, починил ведро, заточил меч и нарисовал на коре схему… Смогу ли заменить трёх мастеров? Смогу ли нести этот груз?

Телеги уже добрались до ворот, с протяжным скрипом створки начали открываться. Всадники остановили коней, пропуская вперёд живую дань.

— Тпр-р-ру… — доносились их команды. — Пошевеливайтесь! В колонну по двое! Отстанете — станете ужином для тварей!

Подгоняли людей, выкрикивая инструкции о том, как вести себя в пути до Чёрного Замка.

И вот, когда последний из уходящих пересёк черту, ворота с глухим стуком закрылись, отрезая жителей от тех, с кем только что попрощались.

В этот момент плотина прорвалась — по деревне разнёсся открытый женский плач. Кто-то, обезумев от горя, побежал к воротам и начал колотить по ним кулаками, а другие молча развернулись и побрели в свои дома, чтобы пережить горе в одиночестве.

Я обернулся — на вершине холма, в конце опустевшей улицы, всё ещё виднелась одинокая фигура Борина. Староста стоял и смотрел на то, что произошло, и как он в очередной раз прогнулся под барона. Интересно, какие мысли были у него в голове? Был ли у него вообще выход?

Рядом с ним появилась его жена — Инга. Женщина молча коснулась руки мужа, а затем, не говоря ни слова, первая развернулась и ушла в дом. Борин постоял ещё несколько секунд, а потом отправился следом.

Прошло ещё минут десять, постепенно деревенская улица затихла, а люди разошлись. Оплот — осиротевший и ослабленный, готовился жить дальше.

А я, оглянувшись на оставленные дом и кузню, сжал в кулаке тяжёлый железный ключ, который Гуннар сунул перед уходом. Понимал, что нужно время, чтобы сориентироваться в изменившейся жизни.

На душе тоскливо, хотя должно было быть наоборот, ведь жизнь в каком-то смысле наладилась — у меня теперь настоящий дом, а не дырявая нора. Достойная койка, а не куча гнилой соломы. Больше не придётся думать о том, как спать под капающей крышей, как и из чего вообще готовить еду — в доме Гуннара всего в достатке. Кузня тоже была полностью в моём распоряжении, а человек, который поначалу казался главной проблемой, исчез из жизни.

Но почему же тогда так грустно, чёрт его дери?

Наверное, потому, что я всегда ценил людей больше вещей. В прошлой жизни мог горой стоять за отделение и мужиков, даже если приходилось жертвовать собственным благом. Начальство иногда, посмеиваясь, называло мучеником. Предлагали ведь пойти выше и перебирать бумажки в тёплом кабинете, вместо того чтобы лазить по дымящимся завалам, а я не мог. Может, это и глупо, но своих ребят и тех кого удавалось спасти всегда ценил больше, чем карьеру.

Ветер задул ещё сильнее, растрепав волосы и забираясь под рубаху. Взглянул на дверь дома Гуннара и отправился внутрь — необходимо сесть и всё обдумать.

Отворил дверь и сразу почувствовал тепло и уют. Бросил взгляд на чугунок с остывающей кашей, который старик оставил на столе. Прошёл к маленькому окошку и проверил ставни — плотно пригнаны. Даже самый хитрый шпион не сможет увидеть, чем тут занимаюсь. Это хорошо — нужно практиковаться как можно чаще.

В любую свободную минуту — «Дыхание Жизни», чтобы заполнять резервуар Огненной Ци. Использовать её в ковке, вплетая в сталь. Практиковать «Путь Тлеющего Угля», оттачивая каждое движение до автоматизма.

Нужно становиться сильнее, ведь в этом мире никогда не знаешь, когда тебе это понадобится. Сила здесь — не амбиция, а единственная гарантия выжить.

Проверил и второе окно — тоже в надёжном состоянии. Затем подошёл к столу, взглянул на недоеденную кашу в миске Гуннара и тяжело вздохнул.

Нет, я уверен, что с мужиком всё будет в порядке. Казалось, что за эти несколько дней удалось вдохнуть в старика искру новой жизни. Надеялся, что, оказавшись в суровых условиях замка, тот проявит себя — начнёт ковать отличное оружие, вспомнит, что он — Мастер, и не посмотрит в сторону выпивки. Может, однажды мы ещё увидимся. Может быть, здесь, в деревне, когда кузнец вернётся, а может…

Перед глазами встал образ Чёрного Замка. Кай никогда там не был, но почему-то тот представился мне не просто крепостью, а огромным монолитом, вросшим в чёрную скалу, а под ним — тесный городок из двухэтажных домов, окружённый второй, более низкой стеной. Образ был ярким и детальным… Может фантазия, а может и нет, но с чего бы вдруг? Откуда деревенский мальчишка мог знать, как выглядит главная крепость провинции?

Заметил, что в последнее время всё реже вспоминаю прошлую жизнь — всё чаще воспринимаю эту реальность как свою собственную. Словно та, прошлая жизнь Дмитрия, с её сиренами, пожарами и однушкой на окраине, была далёким сном. А я всегда жил здесь, в Оплоте, дышал этим воздухом и чувствовал этот холод.

Это немного пугало — не хотелось потерять себя, раствориться в мальчишке и забыть, кем был.

Нужно всегда помнить: я в первую очередь — взрослый человек с жизненным опытом.

Быть в теле, в котором когда-то находилась другая личность, оказалось не так-то и просто — это постоянная борьба. Приходится сталкиваться с огромным количеством давящих на тебя чувств и мыслей, которые кажутся твоими, и с воспоминаниями, которые цепляют детскими эмоциями. И, в конце концов, с реакциями тела, которые кажутся абсолютно естественными, пока не поймёшь, что это не твоя реакция, а эхо Кая, всё ещё живущее в его плоти. И с этим нужно научиться жить, не давая поглотить себя.

Взял миску с недоеденной кашей. Поискав глазами, куда можно вычистить, нашёл на небольшой полке деревянный чан, куда, видимо, сбрасывались пищевые отходы. Та же система, что и в шахтёрском лагере — общий тазик, в котором все мыли свои тарелки, пока вода не превращалась в жирную взвесь. Я выскреб остатки, помыл миску, а затем ополоснул её чистой водой из небольшого ведра, стоявшего на полу.

Наложив себе полную миску едва тёплой каши, сел за стол и принялся есть.

На удивление, сегодняшний хаос подстегнул мысль сильнее, чем что-либо прежде. Не верилось — всего десять дней назад был бесправным рабом, которого топили в бочке за малейшую провинность, а теперь сидел здесь, в крепком доме кузнеца, которого считал личным тираном. Сейчас я здесь практически хозяин — четырнадцатилетний паренёк, в распоряжении которого оказалась целая кузница.

Едва заметно улыбнулся этой мысли. Конечно, когда есть крыша над головой, которая не течёт, и еда в миске, а в мешочке припрятано приличное количество медяков, гораздо легче думать о глобальных целях и задачах. Бытовая устроенность развязывала руки и освобождала разум — теперь можно было не только выживать, но и по-настояшему жить и строить.

На самом деле, всё было не так просто, как казалось на первый взгляд. Кузница — это не автономный механизм, а живой организм, зависящий от множества внешних факторов, и теперь вся эта сложная система лежала на мне.

Перед уходом Гуннар, торопливо собирая инструменты, посвятил в некоторые из нюансов — его инструктаж был коротким и грубым, но жизненно важным.

— Главное — уголь, — прохрипел старик, заворачивая в кожу ручник. — Без него горн — просто куча камней.

В деревне за уголь отвечают углежоги — клан Рыжих Бород. Это замкнутая семья, которая валит деревья в относительно безопасном участке леса, а затем пережигает их в уголь в огромных дымящих ямах. У них отдельное поселение, окружённое частоколом с дозорными вышками — оно расположено ниже по склону, там, где лес реже, а концентрация Ци, как говорят, ниже, поэтому духовных зверей меньше.

— Раз в неделю, в рыночный день, их старший — Рыжий Хорст, присылает телегу с углём, — продолжал Гуннар. — Ты ему — заказ, он тебе — уголь. Но учти, Кай — Хорст — жмот и хитрец, всегда пытается подсунуть сосновый уголь по цене дубового. Ты его носом ткни, покажи, что не дурак. Хороший дубовый уголь — твёрдый и тяжёлый, звенит, если бросить. Сосновый — лёгкий и трещит в огне, как сволочь. За дубовый платишь железом: за три мешка — один хороший топор или два лемеха. За сосновый — больше двух ножей не давай, и то много. Понял?

Я кивнул.

— Дальше — руда, — Гуннар взвалил на плечо тяжёлый мешок с клещами. — С этим и проще и сложнее одновременно. Старик Борг сам присылает, когда у него есть, но присылает крицу — грязную, со шлаком. Приходится её самому проковывать, а это работа адская, ты не справишься — силушки не хватит пока, придется кого-то попросить. или болванки покупать, но тут не все так просто — может не быть в наличии, все ценное уходит барону, а затем в столицу. Но ты и так с рудознадцами уже успел познаться, может подход найдёшь. Главное следи, чтоб не обвешивал и молись духам, чтобы в крице хоть немного стали попалось.

Кузнец замолчал, глядя на меня.

— И последнее — заказы. Люди будут приходить: бабы — с вёдрами дырявыми, мужики — с топорами тупыми. Не отказывай, даже если мелочь. Починка — это не деньги, а уважение. Починишь старосте засов — он закроет глаза, когда у тебя уголь будет дымить на всю деревню. Заточишь охотнику нож — он, может, куском вепрятины поделится. Кузня живёт не продажами, а долгами и услугами. Ты мне — я тебе. Запомни — это главный закон Оплота. А монеты делаются на оружии, но сейчас не знаю как с этим будет.

Теперь сидел за его столом, собирался есть его кашу и понимал, что предстоит не просто ковать, а быть переговорщиком, снабженцем, бухгалтером и дипломатом. Нужно наладить бесперебойную поставку угля, выбивать у Борга качественную руду, выполнять десятки мелких заказов, чтобы поддерживать репутацию кузни. И всё это — в одиночку. Груз ответственности, который свалился на меня, оказался гораздо тяжелее любой кувалды.

Чем больше обо всём этом думал, тем отчётливее понимал: мне определённо понадобится помощник — возможно, даже не один, ведь я всё ещё был щуплым пареньком, который едва выдержит целую смену в кузне. Да, в шахте пришлось пахать как проклятому, но тогда мотивация была вопросом жизни и смерти, в такие моменты организм мобилизует все скрытые резервы. А теперь предстояла работа иного рода — методичная и постоянная, требующая не героического рывка, а марафонской выносливости, чтобы оставались силы и на следующий день.

Начал прокручивать в голове лица, которые знал и тут же столкнулся с главной проблемой Кая — социальной изоляцией. Мальчишку здесь не любили — молодые охотники презирали за отсутствие Дара, а обычные ровесники сторонились, потому что пацан был «сыном Арвальда», но при этом странным, угрюмым и нелюдимым, с ним старались дел не иметь. Да Кай и сам всегда отстранялся от компаний, погружённый в мрачные мысли… Кто знает, как сложилась бы его жизнь, если бы я не оказался в теле. Вновь стало жаль этого сломленного паренька.

Ладно, потерял нить. Итак, кто же может помочь? Нужно искать кого-то среди своих ровесников — тех, кто так же, как и я, находится на дне, кому нечего терять и кто готов вкалывать за нормальную еду и возможность научиться ремеслу.

Ларс — подмастерье кожевника, с которым успел познакомиться лично — крепко сбитый и уверенный в себе парень с ухмылкой на лице. Сильный, да, но уже пристроен. Теперь, когда мастера Грома забрали в замок, парень остался единственным кожевником. Уверен, что он слишком ценит своё положение, чтобы променять стабильную кожевенную на неопределённое будущее в кузне с таким же щенком, как он сам. К тому же, в глазах пареньках сквозило лёгкое превосходство — нет, не подойдёт.

Нильс — сын рыбака. Худой и вечно простуженный паренёк, который целыми днями помогает отцу чинить сети и смолить лодку. Пацан привык к монотонному труду, но он из тех, кто травил Кая в детстве, бросаясь грязью. Отец — забитый и вечно жалующийся на жизнь мужик. Яблоко от яблони… Связываться с такой семьёй — себе дороже.

Тарк — тот самый парнишка из шахты — вот это уже интереснее. Забитый и испуганный, но я видел, как у пацаненка горели глаза, когда вместе плавили сталь. Парень знает цену тяжёлому труду, а ещё он — чужак, в каком то смысле как и я. Мы уже прошли вместе через огонь, и парень — единственный, кто знает часть моей тайны, пусть списывая это на Духа. Идеальный кандидат, вот только он в шахте, в кабале у Клана «Каменного Сердца», и вытащить его оттуда будет непросто.

Дальше вспомнился «Малыш Тим» — сирота, что живёт на улице. Мальчишке лет семь, не больше. Как работник — пока бесполезен, но он может быть предан и ему нужна защита. Вот только взять его — значит не найти помощника, а взвалить ещё большую ответственность.

Выбор невелик: Тарк — идеальный, но труднодоступный вариант, Тим — скорее обуза, чем помощь, остальные либо ненадёжны, либо не пойдут. Похоже, в ближайшее время придётся справляться в одиночку.

И вдруг меня осенило — ну конечно, чёрт возьми! Объявление! Можно ведь повесить объявление на двери кузни о том, что требуются помощники. После того, как мастеров забрали, наверняка найдутся молодые парни, нуждающиеся в работе. Можно указать требования, условия… Конечно, есть вероятность, что в деревне немногие умеют читать и писать. Благо, мать научила Кая этому навыку, так как сама была по здешним меркам очень образованной. Попытаться определённо стоит, а для тех, кто неграмотен, можно зайти в таверну и пустить на эту тему слушок, шепнув хозяйке Фриде.

В общем, почувствовал, как передо мной открываются двери. Теперь, когда есть кузня, можно было не просто реагировать на события, а строить конкретные планы. С моими знаниями об организации труда из прошлой жизни это не должно составить проблем.

Глубоко вздохнул, ещё раз окинув взглядом новый дом. Странные и смешанные ощущения обволокли, как тёплое, но в то же время колючее одеяло. С одной стороны — грусть от того, что Гуннар уехал, а мужчин деревни забрали в неизвестность, а с другой — я вновь почувствовал, что моя главная задача в этом мире — выжить и стать сильнее. Сейчас появилось на это чуть больше шансов и возможностей, открылась перспектива. Почувствовал прилив вдохновения и сил.

Взгляд упал на дырявая рубаху, одетую на мне и тут же поморщился. Первым делом — это, хватит выглядеть как оборванец. Нужно решить вопрос с одеждой: несколько сменных рубашек, крепкие штаны и нормальные ботинки. Это не роскошь, а базовая необходимость и вопрос самоуважения.

Сосредоточился, копаясь в обрывочных фрагментах памяти Кая. Кто в деревне занимается одеждой?

Несколько вдов и пожилых женщин в деревне занимались прядением шерсти и ткачеством грубого холста. Главной среди них была старая Марта, известная своей ворчливостью и качественным, хоть и дорогим, полотном. К ней нужно идти за материалом.

В Оплоте не было профессионального портного — одежду шили сами женщины в семьях, но была одна — вдова Гретта, чей муж погиб вместе с отцом Кая. Женщина обшивала за еду или медяки одиноких охотников и работников, и как говорят, шила крепко.

Кожевник делал не только доспехи, но и самые прочные штаны, куртки и, главное, сапоги. Его изделия стоили дорого, но служили годами. Сейчас вместо мастера Грома был Ларс — возможно, будет правильным с ним поговорить об этом. К тому же, нужно узнать, как там дела с кожей для мехов, справится ли подмастерье с кройкой?

Пока думал обо всём этом, понял, что даже не притронулся к еде — настолько погрузился во все эти мысли.

Взял деревянную ложку, зачерпнул полную ложку овсянки с кусочками мяса и засунул в рот. Вкуса почти не почувствовал — то была просто еда и необходимая энергия. Но пока жевал, думал об одном.

Впереди ждал долгий и интересный день. Первый день моей новой жизни