Системный Кузнец II

Глава 2

Дверь в сарай отворилась с протяжным скрипом. Я как раз держал в руке наконечник копья, который предстояло заточить, рассматривая на свету его кованые грани.

Обернулся и увидел в дверном проёме Кнута. Тот стоял, заслоняя собой выход — лицо серьёзное, даже мрачное, а во взгляде странная нерешительность. Молча отложил наконечник на верстак и повернулся к старику всем телом.

— Глава тебя к себе вызывает, — резким тоном выпалил он. — Сейчас же. Пошли за мной.

— Зачем?

— Потом узнаешь. Шевелись, — почему-то снова грубо бросил бригадир, отводя глаза.

Такое поведение показалось странным, ведь в последние дни Кнут был ко мне на удивление расположен. Ворчал, но всё же подробно рассказывал, как устроена шахта, как в домницах из грязной руды рождается металл, и даже отвечал на бесконечные вопросы, когда удавалось выловить того из суеты дел. А теперь глядел с каким-то непонятным выражением. Первое, что пришло на ум — ревность. Будто ему было неприятно, что Торгрим вызвал меня, простого мальчишку, к себе лично. Но это оставалось лишь догадкой.

— Хорошо. Иду, — сказал ровно.

Дед, не дожидаясь, развернулся и вышел наружу. Я последовал за ним.

Пока шли по лагерю, вдыхал носом запахи: свежесть, принесённая ветром со снежных пиков, и густой дым домниц. Странная смесь, которая стала мне нравится, уже успел привыкнуть к этому месту. Здесь была своя койка, мастерская, в которую никто не лез, позволяя выкладываться по полной и доводить работу до совершенства.

Отношение охраны ко мне тоже было сносным. Со мной здоровались, конечно, подшучивали, называли «щегол» или «мелкий», но это звучало по-доброму. Они видели перед собой четырнадцатилетнего мальчишку, который вдруг стал отличным заточником, и искали способ обращаться как с равным, но при этом не забывать о разнице в возрасте. Сперва, когда только очнулся в этом теле, бесило, что все видят во мне юнца, а теперь понемногу принимал свою роль. Какой смысл злиться на то, что я ребёнок? Когда-нибудь вырасту, самое главное — жив и получил второй шанс, это важнее всего на свете.

Пока шли, несколько шахтёров кивнули, а затем что-то прошептали друг другу и загоготали, обнажив в кривой усмешке гнилые зубы. Похоже поняли, что бригадир ведёт меня к Главе. Простого работягу никогда не вызовут в дом Торгрима. Похоже, мужики злорадствовали, предвкушая мои неприятности, а может чёрная зависть взяла верх над их мыслями.

Беспокойство в груди начало нарастать. Зачем старик хочет встречи? В памяти всплыла та ночь в шахте, тогда по глупости подошёл к нему просить разрешения долбить особую жилу. Кажется, так и сказал: «Нашёл особую жилу».

Неужели тот что-то понял?

Это действительно было тупо. Вообще заметил, что, оказавшись в теле Кая, иногда совершаю необдуманные поступки, будто бы горячая кровь мальчишки смешивается с моим холодным рассудком, и не всегда можно разобрать, где чьи мысли. Теперь понимал, что нужно было поступить иначе. Ясно же, что Глава пришёл в ту ночь, чтоб спуститься в нижние ярусы и перебить падальщиков. Нужно было дождаться, когда тот уйдёт и по-тихому надолбить руды. Но, с другой стороны, что, если бы он все равно увидел или узнал?

Мысли путались, заставляя сердце биться чаще. Все эти новости: про падальщиков, про призыв в ополчение, про вызов обратно к Гуннару, а теперь ещё и это… разрушили ту спокойную жизнь, которую с таким трудом выстроил в лагере за последние дни. Жизнь, где я просто точил клинки и занимался практикой.

Дом Торгрима навевал тревожное настроение, это настоящая мини-крепость. Огромный сруб из тёмного дерева, первый этаж которого сложен из массивных гранитных блоков. Стены покрыты сложной резьбой: переплетения рун, изображения каких-то клыкастых зверей и суровых лиц бородатых предков. Всё это на фоне скалистой местности и виднеющихся вдали снежных пиков создавало зрелище одновременно величественное и мрачное. Теперь, входя в это здание, чувствовал, что ступаю в сакральное место, каковым оно, по сути, и было для всех работников лагеря.

Кнут, не оборачиваясь, тяжело поднимался по широким ступеням крыльца. Я следовал за ним, невольно оглядываясь. Поймал на себе несколько любопытных взглядов — пара работяг у домниц, прекратив работу, в открытую показывали в мою сторону пальцами.

Охранник у входа кивнул мне. Всего пару дней назад довёл его клинок до остроты, и теперь тот глядел на меня не как на мальчишку, а как на добротного ремесленника.

Массивная дверь бесшумно отворилась, и мы вошли внутрь.

Оказались в огромном зале. Воздух был прохладным и пах деревом, камнем и воском. Пол выложен гладкими плитами, на которых лежал толстый ковёр с гербом клана — каменным кулаком. Странно, подумал я, почему клан называется Каменное Сердце, а на эмблеме изображена совсем другая картина? Стены из тёмного дерева украшены оружием — идеально начищенными боевыми топорами, мечами и щитами, а также головами трофейных зверей с пустыми глазами. Высоко под потолком огромная люстра из оленьих рогов и кованого железа.

Кнут, не сбавляя шага, направился дальше, к коридору, ведущему вглубь дома. Не доходя до него, за лестницей, увидел их: троица охотников стояли у стены и о чём-то вполголоса разговаривали. Йорн что-то шептал с напряжением в лице. Брок недовольно качал головой, а молодой Киан просто слушал, скрестив руки на груди, и лицо его было мрачнее тучи.

Бригадир прошёл мимо, даже не повернув головы. Я же невольно замедлил шаг, но старик бросил на меня злой взгляд, и пришлось ускориться. Мы остановились перед единственной дверью в конце коридора.

— Тут постой, — обернувшись, сказал дед. Затем коротко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл внутрь.

Остался один в тишине коридора. Ладони мгновенно вспотели, а по спине пробежал ледяной холодок. Представил, как вхожу внутрь, и Торгрим задаёт прямой вопрос: «Как ты узнал, что руда стоящая, мальчишка?». Лучший вариант — косить под дурака, которому просто повезло. Но смогу ли сыграть роль убедительно?

Вдруг захлестнула волна детских эмоций: страх и беспомощность перед могущественным, взрослым человеком, от которого зависит твоя жизнь. Внезапно захотелось, чтобы рядом оказался отец — тот самый отец Кая, которого помнил лишь смутными образами. Чтобы он встал рядом, положил тяжёлую ладонь на плечо и защитил.

Смятение и липкая тревога окутали с головой.

«Дыши, Дима, дыши,» — мысленно приказал себе. — «Это не твои чувства. Ты — не Кай. Ты — взрослый мужик с опытом, просто в теле мальчишки. Ты идёшь на разговор с начальником лагеря. Ничего страшного не происходит».

Дверь отворилась, Кнут вышел из кабинета с непроницаемым лицом. Ничего не сказал, только коротко кивнул в сторону полуоткрытого дверного проёма.

В ответ тоже кивнул. Дыхание стало сбивчивым и рваным. Силой воли направил его в живот, в свой «нижний котёл», пытаясь успокоить бушующую энергию, которая плескалась в теле будто морской шторм.

Сделал шаг и вошёл внутрь.

У этих рудознатцев определённо было мрачное чувство вкуса и явная мания величия. Огромный тёмный стол, за которым восседал этот человек… старик? мужчина? Трудно было сказать. Несмотря на морщинистое лицо, взгляд был острым и полным силы. Волосы, чёрные и гладкие, лежали на плечах так идеально, будто их только что помыли и высушили. Но запах в кабинете холодный и затхлый, как в склепе или пещере. Запах тоски и одиночества.

Глава клана смотрел на меня, и на его губах играла отеческая улыбка, от которой веяло угрозой.

— Кай. Заточник, — проговорил тот тихо. — Присаживайся.

Старик Кивнул на стул. Мне предложили сесть?

Не укладывалось в голове и, что странно, садиться не хотелось. Какая-то животная интуиция кричала, что если сяду, то попаду в его сети. Что меня скрутят по рукам и ногам, и выбьют правду — не силой, а одной лишь волей. От старика исходила мощнейшая… аура? Да, аура власти. Он буквально заполнял собой всё пространство.

Я коротко кивнул и направился к стулу, чувствуя, как ноги становятся ватными. Наконец, сев, заставил себя поднять голову и взглянуть в его глаза.

Мужчина молчал, лишь медленно поглаживал двумя пальцами массивный перстень на правой руке и, казалось, смотрел мне в душу. Подумал, что скрыть от рудознадца правду будет практически невозможно, что мужик уже всё знает, стоило ему лишь встретиться со мной.

«Дима! Не паникуй! Это просто человек! Ничего не происходит!»

Сделал глубокий вдох, чтобы хоть немного почувствовать тело, вернуть контроль.

— Рад встрече, господин Глава, — сказал я тихо, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, а не пискляво.

Старик улыбнулся, но улыбка эта застыла на его лице как маска.

— Значит, ты — мальчишка того кузнеца? Как его там… — в голосе Торгрима прозвучало откровенное презрение.

— Да. Я подмастерье у мастера Гуннара, — пришлось перебороть себя, чтобы произнести слово «мастер» уважительно. А затем, повинуясь внезапному импульсу, решил добавить то, что всплыло в памяти в самый первый день. Важно было показать, что не предаю человека, у которого работаю. — Мастер Гуннар был единственным, кто взял меня на попечение, когда…

Вдруг запнулся. Образ матери, умирающей в холодной лачуге, внезапно встал перед глазами. Горький комок подступил к горлу, перехватив дыхание. Сам не ожидал такой реакции, но чувства Кая оказались на удивление сильны.

— … когда мама умерла, — закончил с трудом, опуская голову и уставившись на руки, чтобы старик не видел моих глаз.

Одна капля сорвалась с ресниц и упала на тыльную сторону ладони. Стыд и злость на самого себя обожгли. На секунду поднял взгляд на Главу.

Тот прищурился, будто изучая насекомое.

— Предел суров, — ровным голосом произнёс Торгрим. — Остался без старших — считай, пропал.

И это было правдой — такой уклад во многих других землях считался бы диким. Как можно оставить сироту на улице, не дать ему нормальный кров, заставить работать в каторжных условиях за лепёшку? Но здесь всё было по-другому — если у тебя не было родни, если ты не мог приносить пользу — ты никто. К тому же, было ясно, что в деревне на меня косо смотрят не просто так, за всем этим ощущалась старая история, которой я не знал. Почему Йорн, лучший друг отца, так холоден к его сыну? Память Кая была до несправедливости выборочной, а в момент тех событий мальчишка был слишком мал.

— Но скажи-ка мне, мальчик… — прошипел как змея Торгрим, — Этот Гуннар… даёт тебе крышу над головой? Кормит досыта? Хотя бы понимает, что у него под рукой, как обходиться с твоим талантом?

Каждое слово было наполнено сочувствием — старик был настолько убедителен, обволакивая своей мнимой участливостью, что на мгновение я почувствовал порыв — рассказать всё, пожаловаться на жизнь, примкнуть к его клану, чтобы только не быть одному.

Но другая часть разума забила тревогу — это была манипуляция, неприкрытая игра на чувствах одинокого ребёнка. Я ощущал это гипнотическое влияние и понимал — нужно освободиться от него, иначе раскроюсь и тогда попаду в рабство, из которого уже не выбраться.

— Я считаю, что без мастера Гуннара у меня не было бы тех возможностей, что есть сейчас, — ответил, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. Убеждал не только его, но и себя. — Научился ковать. Могу использовать его инструменты. Мне не на что жаловаться.

Сделал паузу, собираясь с мыслями.

— А насчёт таланта, господин Глава… вы… — замялся, подбирая слово, — преувеличиваете, уверяю вас.

Сглотнул вязкую слюну, чувствуя взгляд, что буравит насквозь. Продолжил:

— Точить у меня неплохо выходит, да. Но это не такое уж и хитрое дело.

Закончил и заставил себя усмехнуться — глупо, по-детски, обесценивая собственный труд.

Торгрим тоже усмехнулся в ответ, но его глаза остались холодными. Старик наконец перестал поглаживать перстень и, оперевшись локтями о стол, подался вперёд. Внезапно тишину нарушил оглушительный треск полена в камине.

И в этот же миг Глава клана медленно сжал свой кулак. Костяшки побелели, а на тыльной стороне кисти проступили вены.

— Духовной силы в тебе почти нет, — сказал рудознатец так тихо, что я едва разобрал слова. — А Дара… — протянул утробным голосом, — … камень показал пустоту.

Он замолчал, давая ощутить всю тяжесть этих слов.

— Странно. Сын Арвальда Медвежьей Лапы… и пуст. Судьба — злая насмешница. Раздаёт милость, не глядя. Согласишься?

Торгрим смотрел на меня, и в его чёрных глазах будто вращалась адская червоточина. Взгляд гипнотизировал, погружал в сноподобное состояние.

— Да… — выдохнул я на автопилоте.

И тут же в сознание хлынули воспоминания Кая:

…Позапрошлое лето. Жаркий, душный день. Двор алхимика, в центре которого стоит древний, поросший мхом Рунный Камень. Сегодня — ежегодный обряд проверки Дара. Мальчишки, которым в этом году исполнилось двенадцать, по очереди прикладывают к нему ладони. Приходит моя очередь. Когда мать подводит меня к алхимику Ориану, тот наклоняется и тихо шипит на ухо: «Не надейся, щенок. И без камня видно, что твой сосуд пуст».

Но другие — дети и взрослые — смотрят с тревогой и предвкушением. Ждут, что на камне проявится Дар Арвальда Медвежьей Лапы. Ждут, что загорится руна «Звериного Сердца» — легендарного Дара, который позволял отцу понимать язык зверей, чувствовать их страх и ярость и перенимать их силу.

Сердце колотилось в горле, заставляя судорожно озираться, глядя то на бесстрастное лицо алхимика, то на полное надежды лицо матери. Приложил ладонь к шершавому камню.

Ничего.

Тот молчал — если бы тогда загорелась руна, моя судьба была бы иной. Йорн, друг отца, взял бы в ученики. Я бы стал сильным охотником, смог позаботиться о больной матери, купить лекарства и вернул бы наш дом.

Но была лишь пустота — камень был холоден и равнодушен.

Помню, как мальчишка — я — в отчаянии приложил вторую руку, а потом, не веря, начал колотить по камню кулаками. Среди детей послышались первые смешки. Взрослые стали перешёптываться, а затем, осмелев, загоготали уже в открытую.

Помню одинокий глаз старшего охотника. Тот стоял неподалёку, прислонившись к стене, и наблюдал — взгляд был тяжёлым и полным разочарования, а затем вдруг стал совсем пустым. Мужчина потерял всяческий интерес.

— Мама! — закричал тогда Кай. — Это неправда! Он всё врёт!

Слёзы заливали глаза, мир расплывался. Алхимик грубо схватил меня за плечо и отшвырнул от камня.

— ПРЕДКИ НЕ НАДЕЛИЛИ ЕГО СИЛОЙ! — провозгласил он скрипучим голосом. — КРОВЬ ВЕЛИКОГО АРВАЛЬДА НЕ ПЕРЕТЕКЛА В ЕГО КРОВЬ!

Люди зашептались ещё громче, теперь уже показывая пальцами не только на меня, но и на мать. Женщина вздрогнула, отвернушись, её взгляд заметался в поисках выхода. А потом она подбежала ко мне, крепко схватила за руку и, не глядя ни на кого, почти бегом потащила прочь от этого позора.

…Воспоминание отхлынуло, оставив после себя привкус горечи.

Я будто очнулся ото сна, резко выпав из прошлого, и снова оказался в полутёмном кабинете. Дыхание было рваным, всё тело мелко дрожало от пережитого унижения и предательства. Мальчик, в чьем теле довелось находиться, чувствовал, как сам род, сама кровь великого отца предали его, не наделив и искрой силы.

Поднял глаза на Торгрима — тот довольно улыбался, добившись своего. Одним точным ударом в самое больное место выбил из-под ног опору. Я был сломлен, и мысленное напоминание себе, что я — не Кай, уже не спасало. Граница между нами в этот момент стёрлась.

Крепче сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Физическая боль помогала держаться.

— Твоя мать… — прошипел Глава. — Возможно, ты винишь её в том, что…

— НЕТ! — вырвалось резко, с детской злобой. — Мать здесь ни при чём, если вы к этому клоните! Она была верной и любящей женщиной, знаю точно!

Какй был уверен в этом, слыша как женщина говорила об отце. Зная, что она — грамотная и утончённая, бросила всё, чтобы последовать за диким охотником в Предельные земли, за мужчиной, которого выбрала. Ещё никогда за эти дни память и эмоции мальчишки не владели мной так сильно. Я потерял контроль, перестав разделять себя и его — мы были единым целым в этой боли и ярости.

Рудознатец медленно кивнул и опустил голову, словно ослабляя хватку и давая передышку. Мои плечи обмякли, позволив сделать глубокий вдох. Будто невидимые руки, до этого крепко сжимавшие шею, разжались.

— Признаю, Кай, — голос Торгрима вновь стал отеческим. — Твои руки знают камень и сталь. Я хочу, чтобы ты остался. Будешь следить за нашими кирками и мечами. Да, ты ещё щенок, неопытный, но кость в тебе крепкая. Под крылом Каменного Сердца из тебя выйдет настоящий мастер. Здесь тебя будут ценить.

Старик вперил в меня свой тёмный взгляд.

— Тебя и твоё умение.

Мужчина смотрел на меня из-под насупленных бровей.

И тут, сквозь бурю эмоций пацана, контроль начал возвращаться.

«Дима. Это манипуляция. Возьми себя в руки. Он намекает на талант — догадывается, что я вижу руду. Хочет запереть здесь, посадить в кабалу, как только поймёт, что это не удача, а способность».

— Умение? — переспросил я Торгрима, стараясь, чтобы голос звучал максимально растерянно.

— В старом забое, — рудознатец постучал пальцем по столу. — Ты пошёл прямо к сердечной жиле. К самой богатой. Откуда ты знал?

На этот раз голос прозвучал громко, ударив по ушам и заставив вздрогнуть. Мои глаза забегали по комнате, не в силах выдержать прямого взгляда.

— Я… я не знаю… Я… — голос задрожал, и я вцепился в эту дрожь, как в спасительную соломинку. Использовать её, быть напуганным мальчишкой.

— Ты сказал мне: «нашёл особую жилу», — продолжал старик, чеканя каждое слово. — Почему она особая? Что ты увидел, Кай?

Рука сама потянулась ко лбу, чтобы смахнуть выступившие капли холодного пота.

— Я не знаю! Ничего не видел! — выпалил, говоря быстро, почти скороговоркой. — Йохан-шахтёр сказал, что в старом забое самая лучшая руда, и что мне туда лучше не соваться, потому что завалит, если не там ударю!

Говорил, не смея поднять на него глаз. Голос дрожал и срывался.

— И как только всё это закончилось… с падальщиками… решил, что… что смогу надолбить себе немного той самой. На свой страх и риск. А потом пришли вы, и я расстроился, что не успею… вот и сказал вам. Не хотел ничего плохого, господин Глава, просто хотел себе той руды, про которую говорил Йохан!

Наконец, заставил себя посмотреть на него. Чувствовал, что выгляжу именно так, как должен — забитым мальчиком, который действительно ни черта не понимает в руде и просто повелся на слова старшего.

— Я ничего не вижу, уверяю вас, — продолжал доказывать. — Просто…

— Просто тебе сказал Йохан? — перебил старик с усмешкой.

— Да, — выдохнул я.

Повисла тяжёлая пауза. Торгрим молчал, сверля взглядом, секунды тянулись, как часы. Казалось, он слышит каждую мысль в моей голове.

— Ты понимаешь, что будет, если пойму, что ты мне лжёшь, мальчик? — спросил он наконец. Голос его был тихим, почти добродушным, и от этого становилось ещё страшнее.

Меня уничтожат, просто сотрут в порошок. Этот человек не ведает жалости, его заботит лишь собственная выгода.

— Да, господин. Понимаю.

— Хм-м… — мужчина тяжело выдохнул и медленно покачал головой, будто сожалея о глупости мальчишки. — Хорошо, поверю тебе. Пока. Но если поймёшь, что ложь была напрасной, у тебя будет один шанс. Прийти ко мне и сказать правду. Тогда я проявлю милость, ибо ты ещё щенок и не знаешь цены своим словам. — Его голос снова стал тихим, почти ласковым, но от него веяло холодом. — Клан Каменного Сердца щедро платит тем, кто ему верен, и ты можешь стать одним из нас.

В этот момент накрыла волна сомнений, а правильно ли поступаю? Если старик всё-таки узнает правду — мне конец, я буквально хожу по лезвию ножа. Может, удел стать рудознатцем в этом мире — не самый плохой? Но какой будет эта жизнь? Бесконечно батрачить на человека, который отвратителен? Да, Гуннар тоже не подарок, но я не собирался работать на него вечно. Хотел открыть свою кузницу, заняться своим делом. А здесь меня ждёт пожизненная кабала в лагере.

Нет, просто нужно быть предельно осторожным. С этого момента никто не должен узнать, что я «вижу» свойства руды, да ещё и на расстоянии.

Поднял голову, встречая его взгляд.

— Господин Торгрим, если бы у меня был Дар Камня, — вспомнил, как это называется, — обязательно вам бы об этом сказал. Ведь тогда моя жизнь была бы совершенно другой. Стать частью клана Каменного Сердца — великая честь.

Говорил всё более уверенно, приходилось льстить и врать. Другого выхода не было.

Старик медленно закивал, его глаза оставались непроницаемыми.

— Хорошо, что в твоей голове не только ветер, Кай. Ты рассуждаешь здраво — если не лжёшь. А теперь ступай, с рассветом уходишь с охотниками.

Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен, и уставился на полки со свитками, сложив руки на животе.

Я поднялся и уже сделал шаг к двери, но вдруг остановился. Адреналин от успешно разыгранной партии придал смелости. Это шанс — плевать на всё, до жути захотелось продолжить спектакль и получить от старика ещё кое-что, раз уж он так «расположен» ко мне.

— Господин Торгрим… — начал осторожно.

Тот, не поворачиваясь промычал:

— М-м?

— Та руда, что я наколотил, — сделал паузу, собираясь с духом. — Могу ли переработать её в металл в ваших домницах?

Замолчал, давая Главе обдумать эту наглость.

— А взамен… — продолжил, видя, что тот не двигается. — Буду готов всегда в первую очередь точить ваши инструменты и оружие вашей охраны. Конечно, за отдельную плату, но… вы получите ответственного заточника, который готов сотрудничать, если возникнет необходимость.

Постарался говорить максимально деловым тоном, с ноткой уважения, но без подобострастия. Предлагал сделку, а не просил милостыню, хоть и чувствовал, что старик начинает вызывать откровенную неприязнь — такие люди, как он, ни с кем не считаются. Но это моя новая реальность, пора уже привыкать.

Торгрим очень медленно повернулся, оглядел меня с ног до головы, будто впервые видел. Затем хмыкнул и, не говоря ни слова, коротко кивнул и властно указал рукой в сторону выхода.

Предложение было принято, аудиенция окончена.