Буря снаружи утихла, сменившись монотонной барабанной дробью дождя по крыше. Сидел на табурете, глядя на тлеющие угли в горне, и пытался унять дрожь — она была не от холода, а от пережитого — смесь адреналина, усталости и странной эйфории. Гуннар ушёл, ничего не сказав. Я остался один, и это лучшее, на что можно рассчитывать.
Дверь отворилась, заставив вздрогнуть. Старик вернулся, неся в руках свёрток из грубой ткани. Не говоря ни слова, мужик прошёл к верстаку, смахнул с него угольную пыль и развернул принесённое — запах жареного мяса и свежего хлеба наполнил кузницу, смешиваясь с ароматом угля и холодного металла.
— Ешь, — буркнул кузнец, не глядя на меня.
На тряпице лежали два щедрых куска жареной свинины, от которых ещё шёл пар, и половина каравая ржаного хлеба. Сглотнул слюну, молча подошёл, оторвал кусок хлеба, взял мясо и сел обратно на табурет.
Мы ели в тишине. Неловкой, но уже не враждебной. Я отрывал куски мяса, жадно жевал, чувствуя, как тепло и сытость растекаются по телу. Гуннар ел медленно, отщипывая хлеб огромными пальцами и отправляя в рот. Старик не смотрел на меня, а я не смотрел на него — оба глядели на огонь, каждый думая о своём. Старые отношения — хозяина и раба — умерли сегодня, а новые — товарищеские — ещё не родились. Зависли где-то посередине, и единственное, что нас объединяло, была эта еда и огонь в горне.
— Тягу сегодня начнём, — произнёс кузнец хриплым голосом, дожевав последний кусок. — Завтра Свен придёт снимать уточнять мерки для рамы — к тому времени у нас должна быть готова хотя бы одна деталь, чтобы он понял, с чем работать.
Я кивнул.
— Какую сталь возьмём? — спросил у мужчины, переходя на деловой тон. Это было проще, чем пытаться говорить о чём-то другом. Хотя мне многое было интересно из его жизни, но сейчас говорить об этом будет неуместно.
— Ту, что ты отложил. Из клинков, — Гуннар махнул рукой в сторону моего порядка. — Она пружинит. На изгиб и скручивание работать будет лучше, чем простое железо.
Я встал, подошёл к стопке и выбрал самую длинную и ровную полосу, принёс к наковальне и положил на поверхность.
[Полоса стали. Качество: 48%. Анализ: Высокое содержание углерода, следы марганца. Присутствуют микротрещины от усталости металла. Рекомендация: Требуется нормализация (полный нагрев и медленное остывание) перед ковкой для снятия внутренних напряжений.]
— Мастер, её сначала нужно прогреть целиком и дать остыть на воздухе, — сказал мужику, следуя рекомендации. — В ней могут быть старые напряжения. Если начнём ковать сразу — может лопнуть.
Гуннар подошёл, нахмурившись. Взял полосу, повертел, постучал по ней молотком, затем приложил к уху, щёлкнув по ней пальцем, вслушиваясь во внутреннюю вибрацию — это был старый метод проверки, который он, видимо, ещё помнил.
— Может, и прав, — неохотно проворчал старик. — Откуда знаешь?
— Чувствую, — ответил первое, что пришло в голову, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Металл… он как будто уставший, поживший.
Старик хмыкнул, но спорить не стал.
— Ладно, умник. Раздувай горн. Посмотрим, на что годится твой нюх.
Встал к мехам. Заплатка, которую сделал кузнец, отлично держалась. Я качал, вкладывая в каждое движение вес тела, и одновременно дышал — втягивая живительную Огненную Ци, что доходила от горна. Полоса стали медленно погружалась в раскалённые угли.
Гуннар стоял рядом, не сводя глаз с огня. В этот раз он был другим — старик ждал, когда метал догреется до нужной температуры, словно вспоминая, почему вообще занимается тем, чем занимается. Когда полоса начала наливаться ровным вишнёвым цветом, по кузне раздался низкий рокот.
— Давай сюда, — скомандовал кузнец.
Выхватил полосу клещами — металл светился глубоким цветом.
[Оптимальная температура для нормализации достигнута.]
Поразился тому, насколько четко он почувствовал металл, словно старый медведь действительно пробудился от спячки.
Мужчина положил заготовку на край наковальни и просто оставил остывать. Мы ждали.
Когда заготовка остыла до тёмно-серого цвета, Гуннар вновь сунул ту в огонь.
— Качай, — бросил мне.
Я налёг на рычаг. Через несколько минут мужик выхватил уже ярко-оранжевую полосу.
— Держи, — протянул мне маленькие клещи.
Взял заготовку — та была тяжёлой, а жар обжигал лицо. Старик взял ручник и нанёс один точный удар, отмечая место будущего изгиба.
— Теперь ты, — кивнул на ручник поменьше. — По отметке и легко.
Я взял молот — тот самый, неудобный, с нарушенным балансом, на который ранее уже сетовал, проводя ревизию в кузне. Ударил раз, другой. Гуннар молча смотрел, а затем забрал клещи и сам продолжил.
Через несколько минут заметил, что старик держит заготовку под неверным углом — Система постоянно выдавала ошибку. Каждый его удар не вытягивал металл, а расплющивал.
— Мастер, может, немного повернуть? Вот так. Чтобы удар шёл вдоль волокон.
Кузнец замер с занесённым молотом. Медленно опустил инструмент, посмотрел на заготовку, потом на меня. Молча развернул заготовку так, как я показал, и ударил снова. Металл послушно потянулся в нужную сторону. Мужик хмыкнул, бросив на меня удивлённый взгляд и продолжил работу.
Мы трудились так больше часа. Я быстро уставал — тело после лихорадки было ватным, но приходилось терпеть, распределяя Огненную Ци по забитым мышцам, когда было особенно трудно. Несколько раз Гуннар, видя, как я шатаюсь, молча забирал у меня рычаг мехов и сам делал несколько мощных качков.
Когда формировали ушко для оси, вновь не выдержал работы со столь неудобным инструментом.
— Мастер, — выдохнул. — С этим молотом что-то не так — он кривой. Ему бы хват поудобнее, и чтобы не заваливался при каждом ударе, а то он сейчас на себя всё одеяло тянет, а не помогает в работе.
Гуннар взял ручник, повертел в руках.
— Да уж, — проворчал старик. — Рухлядь. Давно пора было новый сделать. Как закончим с этими, — он кивнул на мехи, — сделаем новые. Один тебе, один мне. Нормальные.
Я кивнул, и улыбка сама расползлась по моему лицу.
— Отличная идея.
Закончили, когда на улице уже стояла глубокая ночь. Тяга лежала на наковальне, остывая, она была грубой и необработанной, но форма верной.
Сидел на полу, прислонившись спиной к холодной стене, и пытался восстановить силы с помощью «Дыхания Жизни». Гуннар стоял у верстака и молча смотрел на нашу первую совместную работу, затем подошёл к заготовке, лежавшей на краю наковальни — металл уже потерял яркий жар, превратившись в тёмно-вишнёвый брусок, от которого всё ещё исходило ощутимое тепло.
— Почти остыла, — проворчал мужик, собираясь взять клещи, чтобы переложить деталь в угол, где та не будет мешать. — Завтра доведём до ума.
И вдруг я вспомнил про свой навык, который еще не использовал! Система подсказывала, что сейчас было самое подходящее время для его применения.
— Мастер, подождите, — сказал, быстро поднимаясь на ноги. — Секунду.
Кузнец вопросительно поднял бровь, рука замерла на полпути к клещам.
— Что ещё?
— Окалина, — выпалил первое, что пришло в голову. — Пока горячая, её счистить нужно, чтобы в металл не въелась. Позвольте, я сам.
Это было абсолютно правдоподобным предлогом — любой подмастерье должен был заниматься такой черновой работой. Гуннар хмыкнул, но отошёл, давая пространство и направившись к бочке с водой, чтобы ополоснуть лицо. И этого короткого мгновения мне должно было хватить.
Я подошёл к наковальне — жар от заготовки был мягким и обволакивающим. Склонился над деталью, будто внимательно разглядывая поверхность, и сделал глубокий вдох, втягивая в остатки Огненной Ци из остывающей стали.
Затем, притворившись, что собираюсь сдуть с поверхности самый мелкий мусор, медленно выдохнул.
[Активирован навык: Вливание Духа: Закалка (Уровень 1).]
[Применяется эффект: «Уплотнение Структуры».]
[Затраты энергии: Высокие. Внимание: потеря контроля приведёт к деформации заготовки.]
Вместе с потоком воздуха из лёгких хлынул невидимый поток Ци. Представил, как тот плотным лучом входит в металл, вдавливаясь в кристаллическую решётку, вытесняя микроскопические пустоты и шлаковые включения. Это требовало колоссальной концентрации — нужно не просто выдохнуть, а направить энергию, распределив равномерно по всей длине заготовки. Руки, которые держал у пояса, сжались в кулаки от напряжения.
Чувствовал, как энергия проникает в сталь, как вода просачивается в сухую землю. Металл жадно впитывал, а я держал поток до последнего, пока не почувствовал, что «внутренний котёл» почти опустел, а в лёгких не осталось ни капли воздуха. Голова закружилась, со лба покатился пот.
В этот момент Гуннар, закончив умываться, повернулся и увидел, что я стою, согнувшись над наковальней, и тяжело дышу.
— Ну чего ты там пыхтишь, как паровой котёл? — проворчал кузнец. — Окалину сдуваешь? Щётку возьми!
Я выпрямился, стараясь, чтобы лицо не выдавало запредельной усталости.
— Да так, мастер, смотрю, как цвет уходит. Ровно ли остывает.
Мужчина подошёл, взял большие клещи и небрежно подцепил уже почти остывшую тягу, чтобы перенести на пол. Но его движения были неловкими, и деталь, выскользнув из клещей с высоты полуметра, с лязгом ударилась об огромный точильный камень, лежавший у стены…
Раздался высокий и долгий звон, похожий на удар по колоколу. Звук повис в тишине кузницы, вибрируя и затухая.
Мы оба замерли.
Гуннар уставился на тягу, потом на меня, и в глазах старика читалось неподдельное изумление. Кузнец вновь подцепил деталь клещами и уже намеренно стукнул по наковальне.
Звук был таким же — чистым, без малейшего дребезга.
[Применение успешно. Прочность на излом увеличена на 15%. Сопротивление усталости увеличена на 20%.]
— Хм, — Громила положил тягу на пол и задумчиво почесал бороду. — Звенит иначе — плотнее стала, что ли. Видать, и впрямь от нормализации толк есть. Ладно, на сегодня хватит.
Старик развернулся и пошёл к выходу. но у самой двери остановился.
— Кай, — бросил через плечо.
Я поднял голову.
— Молодец.
И, не дожидаясь ответа, вышел в ночь, оставив меня одного в тёплой и пахнущей огнём и железом кузнице, с гудящими мышцами и чувством тихого триумфа. Уголки губ сами собой поползли вверх. Удивительно, насколько комфортно вдруг стало работать с этим ворчливым мужиком. Между нами ещё висела неловкость, но под ней прорастало ремесленное понимание — точно как в части, с мужиками. Мы начали чувствовать ритм друг друга.
Но тут же в голову пришли и тревожные мысли — почему Гуннар не спрашивает? Почему старый медведь, упрямый, как наковальня, так легко сдался? Он ведь не дурак — должен понимать, что знания о такой сложной конструкции не появляются в голове у четырнадцатилетнего мальчишки из ниоткуда. Неужели не сочтёт нужным доложить об этом… кому? Старосте? Или хуже того, рудознатцам? От последней мысли по спине пробежал холодок.
А может, ему просто не до этого? Старик наконец-то вспомнил, каково это — создавать, а не просто отбывать номер, заливая горечь дешёвым элем. И ему нет никакого дела до того, что творится в голове мальчишки-подмастерья, если этот мальчишка помогает ему снова зажечь огонь не только в горне, но и в душе. Хотелось верить именно в это.
Так или иначе, этот безумный день подошёл к концу. Дождь закончился, сквозь щели в стенах тянуло прохладой, и в воздухе висел озоновый запах, какой бывает только после сильной грозы. За стенами кузницы стояла тишина, лишь где-то на окраине деревни несколько псов, сговорившись, затянули тоскливую песню, обращённую к луне.
Я подошёл к горну и засыпал тлеющие угли влажным песком — пламя зашипело и погасло, оставив после себя лишь серый пепел и мягкое тепло. И тут же вспомнил про мешок с монетами — завтра понадобятся деньги. Нужно, наконец, заняться бытовыми вопросами, если выдастся хоть один свободный час. Всё нужно хорошенько обдумать, распланировать.
И надеяться, что эти люди — Ориан, Борг, и кто бы за ними ни стоял — от меня отстанут.
Хотя я не питал иллюзий. Торгрим — старик не поверил мне, не мог поверить. Глава слишком умён и проницателен, чтобы проглотить наживку с рассказом про любопытного мальчишку, а значит, будет проверять. А значит…
Волосы на затылке зашевелились.
А что, если прямо сейчас?
Замер, прислушиваясь к ночной тишине. Что, если какой-нибудь шпион уже сидит в кустах у моей лачуги? Что, если каждый шаг отсюда до самой двери будет под наблюдением? Кто-то будет прятаться в тенях, считать мои шаги, следить за тем, как разжигаю очаг, как тренируюсь и как дышу.
Я оказался в клетке и стены её сжимались.
И тут меня словно окатило ледяной водой.
Техника, которую выполнял в лачуге, где стены — как решето, а окно — дырявая плёнка. Красная вспышка на кончиках пальцев, крик от боли… Если за мной всё время следили, то шпион видел всё.
Вот же чёрт.
Но ведь мне необходимо практиковаться ежедневно. Система была непреклонна: невыполнение упражнений — деградация. Откат. Остаться слабым и беспомощным мальчишкой, которого Финн может безнаказанно унижать перед всей таверной? Нет, никогда.
Значит, где найти место, в котором можно быть абсолютно уверенным, что тебя никто не увидит?
Сказать, что расстроился, — не сказать ничего. Чувство обретённой уверенности и хрупкая надежда грозили рассыпаться в прах из-за одной ошибки. Это добавляло не просто проблем, а ставило под угрозу всё.
Стоял в полной темноте, и мысли метались. Значит, нужно быть начеку. Не просто быть осторожным — я должен стать тенью в собственной жизни. А для тренировок выбирать такое время и место, где меня точно никто не найдёт. Ночью, в полной темноте. Но где? Выходить из деревни ради этого — чистое самоубийство, да и вряд ли выпустят.
Подошёл к своему тайнику за старой огромной коробкой под верстаком и отодвинул её. В холодной расщелине нащупал мешок — тот был на месте, что принесло облегчение. Развязав его, отсчитал на текущие расходы пятьдесят пять монет, оставив в тайнике ровно шестьсот. Холодная тяжесть медяков легла в карман.
Вышел из кузни, заперев тяжёлую дверь — пора возвращаться в свой склеп. Влажный воздух ударил в лицо, беззвёздное небо нависало над деревней как чёрноё одеяло. Сил осталось мало — встреча с Орианом вытянула все резервы, но работа в кузне, несмотря на усталость, зарядила. Я шёл домой со горьковато-приятным чувством.
И вдруг резко остановился.
Идиот.
Тихо рассмеялся, запрокинув голову — смех вышел беззвучным.
Я оставил ведро в кузне.
Быстро вернувшись, забрал единственную посудину, а также вспомнив, что закончился трут, взял немного про запас. Теперь, не раздумывая, направился вверх по склону, к колодцу. Теперь шёл иначе — не просто шёл, а слушал. Каждый скрип ветки, каждый далёкий собачий лай, каждый шорох за спиной заставлял напрягаться. Озирался, вглядываясь в густые тени между домами, пытаясь уловить движение, которого там, скорее всего, и не было.
Было абсолютно тихо и безлюдно, лишь когда проходил мимо таверны, из-за её двери вырвался пьяный гомон. Пятно мутного света от окна лежало на грязной дороге, и в нём плясали грубые тени.
Набрав полное ведро ледяной воды, поплёлся к лачуге, стараясь ступать как можно тише. Дома первым делом разжёг очаг. Дрова, что затащил сюда перед уходом, успели немного просохнуть и занялись быстро, наполнив лачугу теплом. Я перекусил остатками еды от Гуннара: твёрдой печёной картошкой и жёсткой солониной.
После еды наконец-то занялся тем, о чём мечтал все эти дни. Полностью раздевшись, встал посреди хижины и начал методично обливаться ледяной водой из ведра. Вода смывала многодневную грязь, копоть и въевшийся пот, стекая на земляной пол чёрными ручьями. Кожа горела от холода, но это было ни с чем не сравнимое ощущение чистоты.
Оставшейся водой застирал свою единственную сменную одежду и развесил сушиться на вбитых в стену гвоздях, прямо над очагом. Стало зябко — огненная Ци, истощённая после использования навыка и лихорадки, не спасала теперь от пронизывающей сырости. Завернувшись в колючее одеяло, сел у огня и начал дышать — просто вдыхать его тепло и Огненную Ци, пытаясь восполнить потерянные запасы.
Пока сидел так, погружённый в медитативное состояние, мысли начали упорядочиваться, выстраиваясь в чёткий план.
Взгляд упал на дыры в соломенной крыше, сквозь которые виднелось беззвёздное небо. Затем — на сырой земляной пол, покрытый редкими клочками грязной соломы.
Первое, нужно привести в порядок — жилище. Залатать крышу, законопатить щели в стенах, а главное — построить нормальную лежанку. Спать на земле, постоянно почёсываясь от впивающихся в кожу соломинок, было невыносимо — с этим можно обратиться к Свену. Может, кто-то из его подмастерьев возьмётся за такую простую работу? Этим нужно заняться прямо завтра.
Второе — безопасность. С завтрашнего дня нужно внимательно следить за окружением. Как в шпионских фильмах из прошлой жизни постоянно проверять, не приставили ли ко мне «хвост». Каждая тень и каждый случайный прохожий теперь под подозрением.
Третье — Ориан. Нужно зайти к нему и чётко дать понять, чтобы не смел просить плату у Гуннара. Если вздумает — я расскажу кузнецу всё. И надеялся, что после этого больше никогда не придётся видеть его змеиное лицо.
Четвёртое — моя сталь в слитках. Здесь зло и хитро улыбнулся, глядя в огонь — необходимо заглянуть к Боргу. Пусть этот мерзкий старик ответит за тот заказ, что я честно отработал. От мысли, что придётся снова разговаривать с ним, стало противно на душе, но вопросы нужно решать.
И пятое — главное — ковать, ковать и ещё раз ковать. Закончить новые мехи, выковать нормальные инструменты, а затем — приступить к оружию. Только через мастерство лежит путь к силе и независимости.
С этими мыслями плотнее завернулся в одеяло. Устроившись на колючей соломе, ещё долго ворочался, почёсываясь от впивающихся в кожу стеблей. Но в какой-то момент тело, измученное до предела, сдалось, и я погрузился в сон.