Андрюха упорно продолжает бороться с дверью: то тянет руки и сосредоточенно сопит — пытается колдовать, наверно — то бьет по петлям прикладом или подобранным тут же железным прутом, то бросается всем телом на створку. Кажется, он уже понял, что все это как мертвому припарки, но просто отказывается сдаваться.
Бесполезно. Окон тут нет, над нами глухой бетонный купол. Дверь — мощный металлический щит. Альбина дотянулась до нас из могилы, вот так просто. В этот раз предусмотрела все, не облажалась, как на мясокомбинате: если алтарь уничтожат, улики сгорят, а свидетели… останутся здесь. Насовсем. Собственную смерть, правда, белокурая стерва не предусмотрела, но нам-то что с того. Разве что моральное, ска, удовлетворение.
Ангар пылает, через подсобку доходят волны жара и дым. Ах да, маски! Надеваю одну на себя, другую даю Андрею и жестами показываю, как затянуть ремешок. Андрюха кивает, надевает маску и продолжает штурмовать дверь. Хороший Мясопродукт, бодрый, а скоро и степень прожарки будет well done.
Если честно, сама понимаю, что шуточка так себе, но на что-нибудь получше нет сил. Стараюсь плотнее прижаться к внешней стене — она еще относительно прохладная. Впрочем, настоящий жар до нас пока не дошел, а маски позволят дышать какое-то время. Вот только зачем оно нужно, это время? Если другой выход где-то и есть, через пылающий ангар к нему не прорваться. А эта дверь в тысячу раз прочнее наших тел.
Без особой надежды проверяю телефон — сети нет.
В ангаре что-то с грохотом обрушивается. В подсобку выбрасывает волну черной копоти, одиночные хлопья долетают до нас и плавно кружатся в горячем воздухе.
Так вот что высмотрел Безликий в своих вероятностях… и он сказал, что я могу спастись, хоть бы и в последний момент! Даже в этом паршивом свете собственную тень я вижу ясно. Один шаг — и не придется выбирать между удушьем и смертью в пламени! Новая жизнь — что ж, мне не впервой. Правда, тогда я не смогу вернуться к своим троглодитам… но ведь если погибну здесь, не смогу точно так же. Или… не так же? Или те, кто погиб за нас, навсегда остаются с нами? Генрих умер, защищая меня — и я, насколько смогла, исполнила то, что он велел. Жаль, мы не воссоединимся в смерти, у нас и в жизни-то… не сложилось.
Андрей наконец перестает сражаться с дверью и поворачивается ко мне. Глазища над маской огромные… все он понял. Шагну сейчас в тень — брошу его умирать в одиночестве. Я-то пожила, даже дважды, оба раза дотянула до двадцати одного, а Андрюхе сколько? Восемнадцать хоть есть? Что он видел, кроме школы и опричной казармы? И что я могу ему сказать? «Все не так страшно»? Неправда, страшно до одури. «Мы молодцы, мы справились»? Это он и так отлично знает.
Тянусь к Андрею, чтобы подтянуть ремешок маски. Он тоже шагает навстречу и коротко, крепко обнимает меня. Сжимаю руки у него на спине. Он гудит из-под маски:
— Я, ну, в общем, рад, что мы познакомились. Ты веселая и смешная.
— Да, ты тоже классный, Андрюха…
Решено — никакой Хтони. Жить и умирать среди разумных — сойдет за принцип. Прости, Безликий… отец, что уж там. Я знаю, ты хотел как лучше, просто я чувствую, что так будет… чувствую, что… черт, кислород кончается, мысли путаются… что-то же я чувствую такое?
Да! Чувствую, что дверь резко дергается. И еще раз. И с грохотом падает наружу. Мы с Андреем падаем вместе с ней.
Кто-то подхватывает меня на руки, срывает с лица маску. Воздух… я забыла, какая плотная, влажная, живая штука — воздух.
Кто-то оказывается эльфом Мотей. Он шепчет на своем певучем языке — слова сплетаются в ткань, обволакивают, заживляют раны, которых я от стресса даже не чувствовала, потом прижимается губами к моему лбу. В голове резко проясняется, и мышцы уже воспринимаются как свои, хотя слабость ужасная все равно. Мотя относит меня подальше от пожара, бережно опускает на землю и бежит к Андрею. Его, однако, на ручки не берет и в лобик не целует — просто прикладывает пальцы к вискам и опять шепчет, после чего Андрюха встает и ковыляет сам. Похоже, эта магия по-разному лечит людей и снага…
Спасли нас, впрочем, безо всякой магии. Подходит Ленни в рабочем комбинезоне, встревоженно смотрит в лицо, протягивает открытую пластиковую бутылку с водой. С грехом пополам выдавливаю кривую улыбку. Не переставая оглядываться на меня, Ленни открепляет от своего драндулета трос — другой конец закреплен на двери. Отгоняет машину подальше — и вовремя: купол ангара с грохотом рушится внутрь. Хорошо хоть ветер не в нашу сторону — клубы черного дыма куда-то уносит.
Из-за остова ржавого грузовика выходит Клара и хмуро смотрит на меня, старательно игнорируя Андрея:
— И чего тебя в самое пекло понесло, мокроухая?
Неопределенно повожу рукой:
— Так… получилось.
Спрашивать «почему вы спасли нас» лишнее. Почему — понятно. Нет уз святее товарищества. Как спасли — тоже не бином Ньютона, драндулет Ленни только выглядит так, будто сейчас развалится, а внутри этой рухляди — кхазадский пламенный мотор. А вот отыскали-то нас как? Мы же по звуку шли в этот Морготов ангар, сами не знали, где окажемся…
— За Мотылька можешь лампаду зажигать Основам, — отвечает Клара на мой невысказанный вопрос. — Мы как услышали, что в Поронайске аномалия открылась, сразу рванули сюда. Думали найти очаг, но Мотя почему-то учуял только тебя. И талдычил без остановки, что ты в беде.
В изумлении таращусь на эльфа. Он смущенно улыбается и отводит глаза. Интересно, сколько в этом мире значений у слова «сталкер»?
— Очаг, кстати, рухнул, тут больше не Хтонь, — продолжает говорить Клара, доставая из багажника термосы и контейнер… по запаху узнаю бутерброды с грудинкой. — Отдельные твари еще могут попасться, но теперь инстинкт погонит их прочь отсюда, в старые аномалии… Знаешь об этом что-нибудь? Твоя работа?
Начинаю злиться:
— Не моя, а наша вот с ним, — пихаю Андрюху ногой. — И хватит уже делать вид, будто Андрея не существует! Если ты будешь его игнорировать, он не исчезнет — это так не работает, ок? Мы с Мясопродуктом вместе побывали много где и очаг тоже разнесли вместе. Он, между прочим, самовольно покинул карантинное оцепление, искал, кому нужно помочь… Если человек попал в опричнину, это еще не делает его конченым. Клара, да дай ты ему уже пожрать. Он город спас, между прочим. Это что, одного несчастного бутерброда не стоит?
Клара с сомнением смотрит на контейнер, потом на Андрея. Достает пару бутербродов и протягивает нам обоим:
— Жрите уже, спасители города. Все равно бы к вечеру испортилось…
Жрать охота до одури. Но сначала важное. Достаю телефон… и вижу сеть! Звоню Токс:
— Вы там как?
— Почти без происшествий. Две твари прорвались, я сразу их подстрелила. И здесь милицейский патруль. Возьмусь утверждать, что мы в безопасности, насколько возможно. А ты?
Блаженно улыбаюсь:
— Я да, я тоже. Все хорошо, все закончилось. Скоро вернусь. Скажи всем, что я очень скоро вернусь.
И вгрызаюсь в бутерброд. Грудинка жирная, неполезная и вкусная безумно. Андрюха не отстает. Господи, немного же разумным надо для счастья… Какой кайф — чувствовать себя живой!
Глубоко внутри колет, совсем слабо пока — как я могу, когда… Генрих. Не знаю. Понимание, что его больше нет, существует словно отдельно от меня. Наверное, позже прорвется, а сейчас надо собраться с силами и вернуться в Дом…
Мимо тащится группа снага с огромными канистрами в руках. Четыре здоровенных парня, потрепанных, но бодрых. Завидев меня, наперебой закидывают вопросами:
— Соль, живая?
— А правда, что Мясник тогось?
— И ведьма Баронова тоже, ска, тогось?
— Ты цела, ять, не ранена?
Я их не знаю, а они меня знают… привыкла уже. Отвечаю, как могу. На Андрюху и его броню ребята косятся нехорошо. Как бы невзначай пересаживаюсь так, чтобы оказаться между снага и человеком.
Что-то еще странно в этих парнях… Запах. То есть у них как раз нормальный запах усталых, но взбудораженных снага, а вот канистры их… что-то очень для Тверди с ее электродвигателями нетипичное. Бензин? Нет, этот, как его, керосин. Дело пахнет керосином… Спрашиваю будто невзначай:
— А куда это вы горючку тащите?
— Так на старые склады! — радостно лыбится мужик. — Псоглавых жечь будем!
— Что-о? — хором спрашиваем мы с Андреем.
— Ну, псов. Щенков даже. Форма как у этого, — махает на Андрея. — Блокпост они держали, нах. Пятеро наших у того блокпоста без ног осталось, когда мох взбесился. А эта мразота не выпускала никого. Приказ, ять, у них… Будут знать, ска, как приказам своим поганым следовать… — мужик широко, радостно ухмыляется. — Мы их в подвал на старом складе загнали. Они оттуда магией своей паршивой фигачат. Ничего, против горящего керосину небось нет у них магии.
Вскакиваю на ноги и ору:
— Стоять! Никто никого жечь не будет! Вы понимаете, чтО за это потом сделают с городом?
— Со всем городом? Да ничо, ять, не сделают со всем городом. Там такая толпа собралась… И каждому есть что псам, ска, предъявить. Спишут потери на Хтонь, и вся недолга.
— Не сметь! Никуда вы этот керосин не понесете!
— Ну, даже если мы и не понесем, — мнется мужик, — то не мы одни, ска, за горючкой-то пошли…
А я-то, дура, уже раскатала губу, что все закончилось — хорошие парни благодаря дружбе и отваге одолели козни плохих парней… Почему это не могло разрешиться вот так просто? Бледный Андрей достает наушник, что-то отрывисто говорит в него, терзает коробочку с кнопками…
— Нет связи.
Господи, как же я от всего этого устала…
— Андрюха, ну своей башкой подумай раз в жизни. Обычная городская связь уже есть. А вашей суперособенной опричной связи — нет. И опричных патрулей внутри периметра нет. У вашей службы есть порталы, есть воздушный транспорт, ИИшница эта всеведущая — а курсанты брошены на произвол судьбы? Это опять какая-то мутная подстава, Андрюха!
— Пох, — глаза Андрея становятся очень холодными. — Там мои пацаны. Я их вытащу. Где эти старые склады?
— Идиота кусок… тебя там на тряпочки порвут. Ты представляешь, насколько в городе вас ненавидят?
— Пох.
Прикрываю глаза. Ну на кой мне эти курсанты, в самом-то деле? Что хорошего они сделали? Андрюха говорил, там две группы… С одной я встречалась дважды — и оба раза они дрались с моим народом. Со второй пересеклась один раз, но мне хватило — вожак бил меня ногой по лицу, а остальные стояли и смотрели. Почему меня должно волновать, что с этими говнюками случится? Может, и прав мужик, весь город не накажут… Не настолько эти курсанты ценны, раз их вот так подставляет без конца их же начальство. Если среди них есть какие-то аристократы, то, может, это неудачные наследники? Вот их и топят оптом, как бракованных щенков. Раз даже собственным родителям на них плевать — почему не плевать мне? Ну хоть одна причина? Андрюха, правда… Да проще его шарахнуть по башке чем-нибудь. Пускай полежит спокойно, пока все не закончится. Конечно, он мне этого не простит до конца жизни. Ну и ладно. Главное, у него будет что-то там до конца жизни…
— Ты со мной, Соль? — Андрей смотрит на меня в упор — словно через прицел.
И тут встревает Мотя:
— Соль, не ходи в подвал. Тебя там убьют. Я ясно вижу: если пойдешь туда — убьют.
Да что их заклинило-то так всех на моей смерти!
— Солька, ну правда… — вступает Клара с необычной для нее робостью. — Мотя, когда зенки вот так выворачивает, действительно видит что-то. В этих, как их, вероятностях. На кой тебе сдались эти щенки? Не ходи.
А вот теперь это уже будет выглядеть как трусость!
И потом, эти курсанты — совсем пацаны. Чуть старше моих. Глупые, озлобленные, дурно воспитанные, полные тупого гонора и подростковых комплексов пацаны. Они могут еще вырасти во что-то приличное. Как этот, как его, Достоевский… нет, Тургенев платок свой протягивал. «Мы не всегда такие»…
— При всем уважении, — говорю Кларе и Моте. — Я очень вам благодарна за то, что вы спасли мою жизнь. Правда. Но эта жизнь, она все еще принадлежит мне. Ленни, будь другом, подбрось нас к старым складам.