Сильные не убивают, книга 2

Глава 18 Андрей. Шутки кончились

После позорного возвращения с комбината отдохнуть нам не дали. Первым делом вызвали в штаб, к Ожегину — тот лично принял наш рапорт, но куцый, без мяса — и выставил. Еще от него поступил строгий приказ «не болтать о случившемся» — ну-ну, ага.

Потом принялись гонять: интендант требовал, чтобы в медпункте «записали в систему» причину, по которой он должен выдать нам новую форму; в медпункте делали сложные лица. В личном контуре появились слова «контузия» и «травма коленного сустава», например, но ни слова о том, откуда они взялись.

Наконец интенданту, кажется, позвонила сама Челядникова и наорала. В контуре у всех обнаружились формулировки «Повреждение формы вследствие инцидента при маневрировании транспортного средства на территории перерабатывающего объекта», «Деформация защитных элементов по причине превышения допустимой силы соприкосновения с твердой поверхностью» и тому подобный трэш — интендант заткнулся и форму выдал, правда, Славиков и Федьку погнал еще на техосмотр снаряги.

Пока возвращались на базу на автопилоте, с оглушенным водителем, я все пытался представить, какой поднимется кипеш… А о том, что случилось, никто не спросил. Старослужащим плевать с колокольни — половина все это время нас вообще не замечает. Комсостав хором сделал вид, что наши разбитые рожи им неинтересны (тем более нас оперативно привели в порядок в медпункте). Рокотов, показалось, специально за угол завернул, лишь бы не столкнуться. С лицом, точно у него зуб болит. Младший комсостав весь день зыркал, но… без вопросов.

Вопросы — ну, кроме Ожегина — задал только Тещин, когда поймал меня у каптерки:

— По группе — морально-физическое состояние? Доложи.

Я отбрехался, вахмистр не стал наседать. Мне, впрочем, от его неравнодушия стало только муторней. Нам уже тоже понятно, что в дерьмо втянули, спасибо. Втянули, а ты выполняй приказ — служба такая. В гробу я такую службу видал. Завхоз, кстати, просто как в воду канул — и ничего.

К вечеру нас, кажется, оставили в покое с медосмотрами и «объяснительными о порче имущества»… И тут же мне пришло в контур «явиться по наряду» к Челядниковой… Серьезно?

Челядникова не в кабинете — в приемной. За столом, заваленным папками. Вот как выходит, что в опричнине повсюду кибертехнологии, а бумаг все равно куча?

Госпожа подполковник на меня даже не глядит. Цедит сквозь зубы:

— Усольцев. Бегом на склад. Четвертый бокс, сектор «Д».

Вот почему устно опять же? Почему не в контур?

— И что мне делать там? — спрашиваю. — Я уже все сдал, все получил.

— Инвентаризация. Марш!

Настороженно бреду на склад. Уже отбой скоро — какие новые наряды, нах? Это совсем уж… вне очереди.

Вспыхивает зеленый, двери низкого длинного помещения открываются сами. Ага.

На складе пахнет картоном и техническим маслом, тесные стеллажи упираются в потолок.

В секторе «Д» — Варя. В рабочей форме, волосы как бы собраны, но волнистые светлые пряди выбились. Ко мне спиной. Оборачивается — и у меня все переворачивается внутри. С порога перемахиваю через стол. Притягиваю ее к себе — вдыхаю запах. Сжимаю стройное тело под форменной курткой.

— Ты даже не здороваешься, — шепчет Варя. — Ой! Андрей! Подожди! Да подожди ты!.. Ты что думаешь — я здесь случайно? Надо сначала поговорить!

Думаю — нет: подсмотрела, что у меня наряд, вот и здесь. Но Варя очень хочет что-то сказать.

Приходится убрать руки.

Она выравнивает дыхание, поправляет одежду и волосы. Но не отстраняется.

— Андрей! Ты… в порядке? Да уж вижу — в порядке… Ты же сам понял, что это было не просто так?

— Что именно? — я все еще пялюсь на линию ее скул, контур губ, но уже не тянусь. Слушаю.

— То, что с вами случилось на комбинате. Мясо вернули нарочно. Чтобы снага… спровоцировать.

— Ага. Ты в курсе, выходит? И… кто все это устроил? И зачем?

— Командование. Я точно не знаю кто. Но Ожегин в этом точно замешан. А зачем — чтобы стравить гарнизон и снага. Настроить против вас… против нас город, понимаешь? Еще сильнее.

— На кой?

— Чтобы обосновать чрезвычайное положение. А еще — чтобы там, в городе, в мэрии кого-то подставить. У них там свои игры.

— Э…

Все это звучит странно, но в местных поронайских раскладах я не разбираюсь совсем. Может, и правда…

Близость Вари будоражит. Опять сперва драка, теперь она… Думать тяжеловато. Сначала… Но Варя снова отталкивает мои руки:

— Да послушай ты! Ты же сам из-за этого мог погибнуть! — и она права.

— Ладно, ладно. Значит… мясо вернули специально.

— Да! Но с ним что-то сделали, — Варя говорит именно то, что и мы заподозрили. — Не знаю как. Магически! И уже после приемки.

— Мы правда могли там… остаться, — говорю я.

И снова перед глазами озверевшие рожи снага. Мне как-то об этом некогда было переживать. Но Варя права. Мы могли погибнуть.

— Да. Именно это и нужно было… ну… им. Тем, кто все затеял.

Уф-ф…

Нет, мы с пацанами, конечно, еще в таблетке решили, когда назад ехали: это была подстава. Но решили как-то… абстрактно. Не до версий нам было. А потом беготня, медпункт, каптерка.

А сейчас Варя озвучивает очень серьезные обвинения. В адрес как минимум командира 126-го Поронайского гарнизона, полковника Ожегина.

— Ты-то откуда знаешь? — спрашиваю.

— От хозяйки.

В голове наконец щелкает: «Усольцев. Четвертый бокс. Инвентаризация». Вот откуда наряд! Нет, это не Варя подсмотрела в планшете хозяйки, где я буду. Это Челядникова распорядилась, чтобы я оказался там… там, где Варя.

Зачем? И… и разве она вообще не враг Варе⁈ Разве ей можно доверять?

— Она против Ожегина, — спокойно говорит Варя. — Ей правда не нужно, чтобы тут до взрыва дошло. Она хочет его разоблачить, остановить это все.

Молчу.

— И еще… есть одна женщина… Подруга хозяйки. Она тоже в курсе, что творится. И тоже хочет предотвратить беду. Она не из гарнизона, но помогает.

Подруга хозяйки, значит.

— Ее зовут Альбина Сабурова.

— Варя, — говорю я. — А ты можешь Челядникову… ну, не звать хозяйкой? Говори госпожа подполковник. Ну или там Глафира Арефьевна.

Варя закусывает губу:

— Могу.

— Ладно. И… какой план у этих двух дам? Как они собрались разоблачать Ожегина?

Ерничаю, потому что всей шкурой чувствую: дерьмо-то было не утром. Глубокое погружение начинается только сейчас.

Варя сплетает и расплетает пальцы:

— В общем… Провокация, слава Богу, не удалась. Все живы. Вы с ребятами — просто молодцы!

Жду.

— И поэтому сто процентов мясо уже уничтожили. Да его уничтожили бы в любом случае. Потому что эфирный след магии, который к нему применили — единственная улика.

— Против Ожегина?

— Или против того, кто ему помогал. Да.

— И?..

— Мясо должны были сжечь, но эфирный след держится около суток. Такой… слепок ритуала. Его нужно… снять. Записать.

— Кому? Как?

— Тому, кто сможет туда пробраться. На мясокомбинат. К печи.

— И?

— Моя хо… Глафира Арефьевна просит тебя это сделать.

— Меня⁈

— Больше некому. Не мне же идти. За Сабуровой постоянно следят… да и за Глафирой Арефьевной тоже. Обе — крупные фигуры. А ты — нет. И ты уже знаешь, что там как, на мясокомбинате.

— Да не знаю я ничего! Я только один ангар видел… Неважно! Я же сейчас тут, в гарнизоне! Приписан! — трясу браслетом. — Для этого дела, что… в городе нельзя никого найти?

— Да ты пойми, искать просто нет времени, — Варя берет мою руку в свои. — Нет, Сабурова ищет, наверное… Но ведь это непросто. А сделать нужно — сейчас. Утром уже будет поздно. Отпечаток рассеется…

Я мотаю башкой, смотрю на нее:

— Варя… Я правильно понимаю, что ты сейчас меня просишь… Погоди! Понял, что Глафира Арефьевна… к черту ее… но и ты, ты меня сейчас просишь… вернуться на мясокомбинат?

Варя дрожит:

— Да.

Кладет мне руки на плечи:

— Просто… Ты у меня спрашивал, как помочь. Помочь с освобождением. Вот, это шанс. Хозяйка сказала: если я в этом деле ей пригожусь, по-настоящему… мне это зачтется.

Глаза — зеленые. Влажные.

— Поэтому с тобой говорю. Не с бухты-барахты.

Я киваю. Ну а что еще остается? И притягиваю Варю к себе.

Пол скрипит, будто дышит под нами. Лампы гудят. Она садится мне на колени, стягивает куртку. С меня, с себя. Потом — после паузы, не прекращая меня целовать, приподнявшись — брюки. С себя. И расстегивает мои. Все быстро. Глухо. Без слов. Как будто не ласки ради — а про другое. Про то, что мы друг другу говорим «да». Скрепляем уговор.

Потом она поднимается, встряхивает светлыми волосами.

— А теперь слушай.

Достает три… вещицы. Одна — здоровенный перстень. Такой дутый, цыганский. Вторая — наборный мундштук. Их еще зэки крафтят. И третья… плетка. Прямиком из магазина для взрослых.

— Это что? — изумляюсь я.

— Это от той, про которую я говорила. От госпожи Сабуровой.

— Интересная… госпожа.

— Ой, да неважно! Важно, как оно работает. Смотри, перстень нужно просто надеть на палец… Не спорь! Камнем вниз. Он уменьшает внимание к тебе. Камеры нечетко засекут, люди — не сразу заметят. Работает, пока ты не психуешь. Не орешь, руками не машешь. Понял?

— Понял. Руками махать с этим болтом на пальце… точно не стоит. А то будет обратный эффект.

— Вот именно! Плетка — это от собак.

— Э… Стегать их?

— Нет! Просто пригрозить. Должно сработать.

Должно… Ненавижу, блин, собак!

— А это чего за шедевр народных промыслов? У моего тренера в тачке рычаг переключения передач такой же.

— Это — на случай, если потребуется, ну… разрядить магическую систему. Сигнализацию. Дверной запор. Что угодно. Если поблизости будет такая магия, эта штуковина… вздрогнет. Но! В ней всего три заряда. И один обязательно нужно потратить на то… что увидишь в печи. Эфирная структура рассеется — но Сабурова автоматически получит слепок. А нам это и надо.

— Ну… ладно.

— А это уже от хо… Глафиры Арефьевны, — Варя вытаскивает небольшую пластинку, очень напоминающую лезвие от винтажной бритвы. — Подложка под твой браслет, блокатор. Пока ходишь с подложкой — Система думает, что ты на базе, просто, ну, в слепой зоне. Главное — до утра ее вытащить. Дай, вставлю как надо…

Удерживаюсь от дебильной шутки и просто, пользуясь случаем, опять прижимаю ее к себе.

— Да подожди! За этим нарядом получишь еще один, он уже в системе. На «перемещение утилизируемых объектов». Знаешь, куда идти?

— За хозблок.

— Да! Только сначала сходи в каптерку.

— Опять⁈

— Надо. Там — под наряд — получишь рабочую форму, не боевую. Автомат ее выдаст, — добавляет Варя, увидев мое лицо.

Хорошо, если автомат… Нам и так сегодня половину экипировки поменяли — каптер чуть не поседел. Запомнил меня надолго.

— И как мне за периметр выйти?

— Вот! К этому тебе и наряд. Наружу — через канал под утилизацию.

Я усмехаюсь:

— Ясно. Думал, что-то новое придумаете.

Про канал я знаю — все знают! Там еще и слепая зона — очень удобно. Да и блокаторы вроде того, что мне вставила под браслет Варя, я видел у старослужащих.

— Назад — таким же путем. До рассвета. Визор пусть на зарядке лежит, как положено. А «пес» без браслета тебя не сдаст. Он только твое состояние чекает, а не положение.

Замолкает. И я даже не спрашиваю, как это все так отработано и складно выходит. Поздняк метаться. Лучше… заняться чем-то другим. Еще раз.

Работаем по заданию, курсант Усольцев.

Получил комплект формы — складская, серая, без шевронов. На груди петли под инструмент, наколенники-налокотники вшитые. Если не знаешь, то и не скажешь, что опричная. Свою — подучетную — повесил в шкафчик в хозблоке.

Через туннель выбираюсь за периметр — куда-то в овраг, в грязь. Оттуда — кустами до трассы. Ботинки норм держат, выручают — хоть по грязи, хоть по пересеченке, хоть бегом вдоль трассы. Толковые. Шнуровка внутрь спрятана, носы армированы — ни мозолей, ни сырости. В Земщине такую обувку и не шьют.

Топаю больше часа. Комбинат — на краю города, не пропустишь. Трасса почти пустая. А вот и он.

Перед воротами в этот раз не верчусь, захожу сбоку. Бетонный забор, колючка. Но не сказать, что неприступная твердыня. Вот с западной стороны секция наклонилась, и «егоза» тут драная. Кто-то тут уже лазил — не я первый… А что насчет магической сигнализации? Нет. Никакой тебе снажьей шаманской магии, черепов на кольях или чего-то еще такого. Просто бетонный забор с колючкой сверху.

Ну, семь бед — один ответ. Забираюсь… спрыгиваю. Опричное снаряжение топ: все-таки зацепился локтем, но куртка целая. Вот я и внутри. Скучал по этому месту!

Двор, где я оказался, не кажется главным — а я еще и в самом углу. Это хорошо. Здесь громоздятся какие-то кузова и контейнеры, валяются ржавые ведра и гнилые паллеты. Под бетонной стеной — остов тележки.

…Так, а это что? Грязные железные миски тут неспроста. Не брошены, а стоят в рядочек. Где миски — там и собаки…

Достаю идиотскую плетку. Сейчас она придает уверенности… Как нельзя вовремя! Потому что из-за контейнера появляются две лохматые тени.

Момент истины: я вижу их, они видят меня. С перепугу даже не замахиваюсь — не успеваю! — а просто грожу им плеткой, как скипетром. Видели? Вот он, символ власти! Не сметь гавкать, твари!.. И собаки все чувствуют, выполняют требование. Сгорбившись, исчезают где-то за ящиками. Уф. Теперь получше осмотримся.

Впереди расстилается широкий двор, весь в ямах и масле. Слева — ржавые поддоны с черепами. Справа — вагончик, наверно, для охраны. Но внутри свет не горит. Вдалеке вижу стену главного ангара, куда тогда фура въехала. Туда не пойду — лучше в другой ангар, ближайший. Чуйка подсказывает, что хорошо зашел: печь будет здесь, в грязной зоне, где кости и ржавые ведра с жиром.

Иду медленно, стараясь не наступать на металл. Перстень на руке. Хрен поймешь, работает ли он, но никого нет — и уже хорошо. Вот угол ангара. За ним — погрузочная площадка, раздвижные ворота заперты. Но рядом — черный технический вход, толстая грубая дверь, обитая жестью.

Подхожу, ручку не трогаю — слушаю. Внутри что-то ровно гудит — трансформатор, насос? Кабы знать еще, что на мясокомбинатах бывает. Наконец тяну ручку — открыто. Внутри пустой коридор, отчего-то усыпанный опилками. У входа распределительный щит, под ним лужа. Кабели по стенам. Полумрак.

Иду.

В стене гудит вентилятор — вот это что! — однако не крутится, просто звук дает. Опилки под моими подошвами отчего-то похрустывают.

Один поворот. Второй. Фанерная белая дверь. Приоткрыта.

За дверью нахожу цех. Узкий, с подвесным рельсом. Вдоль длинной стены — крюки, пустые, но один — с темным пятном под ним. Пол в канавках, по центру — лоток с мутной водой. Воняет тут особенно сильно. И воздух теплый…

Двигаюсь вдоль рельса… да. Это оно.

Узкий цех оказывается предбанником — в его дальней части, за поворотом, обнаруживается Ее Величество Печь.

Хотя в зал, где она находится, ведет огромный открытый проем, рядом с аркой этого проема сделано зачем-то окно — в тот же зал. Грязное, закопченное, однако… приглядевшись, я различаю близ печи пульт с рычажками, рядом с ним — лавка, а на лавке… На лавке сторож. Судя по позе, спит. Ну что ж, надо рисковать.

Тихонько крадусь внутрь, в зал. Снага-сторож — в сером комбезе и вправду похожем на мой — действительно дрыхнет. Сложился на лавке, как пустой куль, лицо в тени.

Под ногой снага — обертка от колбасы, один ботинок отчего-то снят. На пульте стоит пластиковый стакан с бурой жидкостью — недопитый компот или что покрепче, и прикреплена бумажка с кривой жирной надписью:

НЕ ТРОГАЙ НИЧЕГО НАХ МЯСНИК УБЬЕТ

Так-так… Значит, не трогать… вот это.

Печь встроена в стену. Огромный зев с зубчатыми краями, откуда струятся тепло и смрад. Печь открыта — и внутри хорошо различима объемная камера, устланная слоем золы.

…И над золой в воздухе висит нечто. Будто дымное облако, но плотнее… Фигура! Трехмерная. Живая фигура из пепла.

Она еле заметно движется — будто грязная теплая вода течет. Можно разглядеть формы: вот лицо человека… вот рожа снага… или нет? Черт его разберет. Все это плывет в воздухе — тихо, почти музыкально. Сдается мне, я нашел… то самое, с которого снять отпечаток.

И в этот момент у меня в нагрудном кармане что-то шевелится… Подпрыгиваю, хлопаю себя по груди — чуть душа от испуга не вылетела… через задницу. Мундштук Сабуровой!

Снага на лавке что-то бормочет во сне, ворочается, а я торопливо вынимаю магическую хреновину. Подрагивает в пальцах, как насекомое. Бр-р!..

Времени размышлять нет — и я резко дую в инкрустированную трубку, направив ее в жерло печи.

Глухой звук — как ладонью по воде хлопнули.

Фигура, плывущая в воздухе, вздрагивает и на миг становится четче. Теперь я точно вижу лицо — эльфийское, женское! — и оно что-то шепчет. Без слов. А потом по облаку пепла проходит волна — и пепел сыплется. Уже беззвучно, слоями. Будто в камере тяготение врубили.

При этом в ушах у меня звенит, и снага на лавке тоже дергается. Усилием воли удерживаю себя на месте: без шума… без паники… отступаем.

За пару секунд до того, как я свернул бы за угол, сторож открывает глаза.

Тупо таращится на меня. Потом — в печь.

— Э… Ты кто, врот?..

Делаю успокаивающий жест рукой — спи! — и отступаю дальше. Все, я в цеху… Вдоль рельса — к двери!

Снага прется за мой и тоже выруливает из-за угла:

— Слышь, ять! Стой… Я не понял…

Давай, волшебный перстень, работай! Не совершая резких движений, пячусь от охранника. Где тут дверь-то была, блин!..

— Ты чо здесь делаешь, нах?

И запинаюсь об ящик. Тертый ящик с надписью «Жир-сырец. Не фасовать!» И падаю, цепляя рукой крытую брезентом платформу. Грохот.

— АТАС!!!

Вскакиваю. Снага несется ко мне с выпученными глазами — колдую замедление — а сам бегу дальше! Где проклятая дверь⁈ Проскочил!

Снага орет — то ли мне, то ли призывает подмогу. Спереди тоже выскакивают какие-то силуэты

— Кто где, нах?

Да твою ж печаль! Все, начался шухер, кончилась моя незаметность. Но, может, еще затеряюсь тут, проскочу к забору?

В стенке, на уровне головы, вижу какой-то лаз — здоровенный и вроде в нужную сторону. Подтягиваюсь. Лезу в эту дыру.

Позади — лязг металла, вопли:

— СТОЙ, ГНИДА!

Спиной лезу, боком, скребусь в этой трубе, как грызун. Вываливаюсь на тыльный двор… Тихо. Только дождь капать начал — по железу слышно.

Делаю пару шагов — из-за контейнера сбоку возникает еще один снага. Мелькает дубинка…

Летят искры из глаз, и я падаю. И в падении получаю еще удар. И еще. Тело как чужое.

Наконец, меня поднимают за руки и за ноги и волокут. Слышу что-то там про наручники. Меня встряхивают, кое-как ставят на ноги, защелкивают за спиной браслеты.

— Пошел! Сам!

Кое-как иду.

Приводят меня в один из соседних ангаров — в особый угол. Пол устлан затоптанными коврами, стоит роскошный, однако облезлый кожаный диван. Возвышается холодильник: навороченный, серебристый, стильный. На холодосе — аквариум с подсветкой. Я уже ожидал, что там будет плавать пиранья, но нет. Какая-то другая рыбеха тигровой окраски.

А на диване — тот снага, который в обед примчался на мотоцикле. Хозяин всего комбината, стало быть. Сицкий уже просветил меня, что это некий Мясник — местный авторитет.

Я даже вспомнил, что видел в городе рекламу его продукции: «Чудовищно вкусное мясо!»

Голова кружится, но в нее начинают закрадываться мыслишки: а не сделают ли из меня фарш? Натурально! Чудовищно вкусный мясопродукт. Ведь на базе курсанта Усольцева никто не хватится.

Пытаюсь скованными руками выковырять из-под браслета заглушку — выходит так себе. Вообще не могу нащупать ее.

Мясника, видно, разбудили: глаза красные, сам — в белой хэбэшной майке и джинсах. Взгляд свирепый. Я не то чтобы робкий парень, но… вправду тяжелый взгляд. С таким взглядом только людей отправлять в мясорубку — и немного на рыбий корм.

— На базе знают, куда я пошел, — пытаюсь вытолкнуть я, но не выходит. Тошнит, голова кружится.

Однако Мясник, не удостоив меня ни единым словом, ревет:

— Так! Вита!! Вызывай ментов прямо щас! Чтобы каждый чих был по протоколу теперь — ясно⁈

Появляется давешняя блондинка, тискает телефон. Говорит про ночь.

— Дежурных, значит! Пусть принимают его!.. Должны приехать!

В голове мутится, я опускаюсь на одно колено — и тут же подскакивает снага, чтобы треснуть, но Мясник гневно зыркает, и тот исчезает. Меня бандит игнорирует: ни вопросов, ни ругани. Посидев, подышав, медленно поднимаюсь с ковра. Шатает.

Проходит немного времени. Снаружи гул двигателя, потом шаги.

Появляется милиционер… тоже снага. Серьезно? Мне опять начинает казаться, что это спектакль.

— Здорово, лейтенант, — тяжело говорит Мясник. — Этого человека мои охранники задержали на территории комбината. Оформляй.

Глаза у «мента» цепкие:

— А вы в браслетах его задержали?

— Спонсируем органы правопорядка. Себе их оставишь потом. Забирай так.

Лейтенант снова окидывает меня с ног до головы: комбез, ботинки.

— Опричник?

— Ты чего у меня спрашиваешь? — рычит Мясник. — У него и спросишь!

— А я у него и спрашиваю.

— Ты меня не зли, Хомо! Бери его и вези в участок. Пусть это будет ваша ответственность. Лучшее, что мы можем сделать прямо щас.

Мясник будто намекает на что-то, буравя его напряженным взглядом — и Хомо согласно кивает. Блин, может, он и правда мент… Башка раскалывается, ничего не могу понять.

— Вита вас отвезет, — рыкает Мясник, и блондинка деловито кивает. — И еще Шепелявого возьмите.

Шепелявым оказывается тот самый, что врезал мне в лоб дубинкой.

— Отправляйтесь!

Меня разворачивают и тычут в спину — к выходу из ангара. По-прежнему ни одного вопроса.

— Покажи… удостоверение, — выталкиваю я сипло.

Хомо хмыкает. Но все-таки — пока меня тащат к машине — вынимает из внутреннего кармана и машет перед глазами какой-то корочкой. Ничего не успеваю рассмотреть. Грузят.

Промзона почти закончилась — Поронайск почти начался. Машина трясется по бетонке, подвеска гремит. Я втиснут между дверью и снага-охранником. Хомо впереди — смотрит в окно, что-то вбивает в планшет.

Вита за рулем — гляжу на ее решительный профиль. Выглядит суперэлегантно, кстати. В отличие от любого из нас. Хотя, кажется, тоже устала.

— Флыф, Хомо, — фыркает Шепелявый, — а ты телегу про фефсть наферфткоф и фартофого фраера таки фтавил ф программу?

Чего?

— Погодь, — говорит Хомо Шепелявому и поворачивается к Вите: — Знаешь, давай лучше в третье, на Дальнереченской. Это вернее бу…

Удар. Машину швыряет вбок — как будто кто-то снаружи схватил за борт и толкнул. Крыша звенит. Вита рвет руль, но поздно — влетаем в бетонный блок, не лоб в лоб, но сильно.

Меня впечатывает в сиденье, снага — в меня. Что-то пищит пронзительно во внутренностях машины.

Перед капотом стоит человек. Женщина в плаще, рука вытянута. Плащ колышется, как будто ветер — от нее.

Это… Альбина Сабурова? Пронзает меня догадка, сам не знаю почему.

Лица женщины в сумерках не видно — шарф, ворот, полумрак. Только силуэт. Только поза.

— Выходите, — говорит она.

Голос проходит через стекло, точно звучит в голове.

Хомо шарит рукой в бардачке, и Вита выходит первой.

— Здесь — лейтенант милиции, — говорит она, голос хриплый.

— Я в курсе.

Хомо и Шепелявый вываливаются следом. У лейтенанта — планшет. Что бы он там ни искал в бардачке — не нашел. Открывает рот. Но сказать ничего не успевает.

Шепелявый — я со своего места вижу это отлично — тащит из кармана пистолет. Глаза вытаращены, ствол глядит… в салон, прямо в меня!

— Нафрен фали офюда! — шипит он Альбине. — Инафе…

Пытаюсь что-нибудь сделать со временем… черта с два! Но не требуется.

Шепелявый вдруг обмякает и складывается, валится на асфальт, рука с макаром скользит по сиденью и выскальзывает наружу, пистолет валится под сиденье. Я пытаюсь его достать…

В момент, когда раздается рык снага и Вита срывается с места — пригнувшись, в кювет, вбок! — Альбина ведет рукой. Девушка спотыкается, падает… люди так не падают! Так неестественно, когда инерция еще есть, а тело уже совсем не работает, даже без рефлексов!.. Прямо красивым лицом на кусок бетона…

И я слышу звук этого падения.

Хомо, стараясь держать спину прямо, достает ту же корочку, что показывал мне. Медленно.

— Лейтенант милиции города Поронайска, — говорит он, не двигаясь. — При исполнении. Гражданочка, шутки кончились, — и явно пускает тут петуха.

Альбина шагает к нему, а Хомо — один шаг назад. Впрочем, маленький.

— Я… Мы можем…

Она смотрит на него:

— Тише. Все в порядке, — голос насмешливый и прокуренный, как у певицы со старой пластинки.

Лейтенант замирает и тоже потом обмякает, но, в отличие от тех двоих, медленно. Как будто сам решил сесть.

— Ты зачем пистолет взял, дурак? — говорит магичка, глядя в салон — на меня. — С него теперь отпечатки надо стирать. Вылезай — и повернись.

Следую приказу.

Щелчок.

Альбина Сабурова стягивает с меня наручники. Как ключом открыла — хотя откуда у нее ключ? Лихо размахнувшись, закидывает куда-то в камыши вдоль дороги.

— Этот бы в тебя выстрелил, — говорит Альбина, кивая на тело снага на обочине.

Да, именно на тело. Труп.

— Так что выхода у меня не было. А с ней — сам видел, так получилось. Случайно.

Блондинка уже соскользнула с бетонного параллелепипеда, лежит под ним сломанной куклой. Платиновые волосы все в крови, череп проломлен. Труп.

— А этому… лейтенанту я память переписала. И немножко… запрограммировала. Он сейчас посидит… — И действительно, Хомо вдруг начинает подниматься с земли. — Покурит… — Милиционер хлопает себя по карманам. Глаза стеклянные. — И пойдет… — у него сегодня дежурство — пойдет дежурить! Без происшествий.

И Хомо бредет по дороге в сторону города, чиркая зажигалкой.

Я пытаюсь думать. Не спешу убирать отпечатки с макара, держу в руке. Сабурова глядит на меня с усмешкой. Небрежно откинув полу плаща, усаживается на бетонный блок, нога на ногу. И тоже достает портсигар с тонкими сигаретами. Эффектная женщина, хоть и в возрасте… И мундштук — другой.

— Будешь?

— Нет.

— Я тебе помогу сконцентрироваться, — говорит она и опять делает такой жест, я едва не вскидываю макар.

Но от этого жеста у меня в голове проясняется. Резко, как пыль протерли. Перестают болеть ребра (болели, оказывается!), откатывает тошнота… И это что… бодрость?

— Обычное излечение, — поясняет Сабурова. — У тебя сотряс был, ну и еще по мелочи. Так вот. Моя тебе благодарность, Андрей, что все сделал четко. Понял? Кольцо сюда. Плетку тоже.…Мундштук… мундштук можешь оставить — на память, так и быть. Теперь послушай. Я понимаю: ты сейчас в шоке, на твоих глазах погибли разумные. Но смотри — они не мимозы были. Они были бандиты. И хотели тебя убить. Ну или сделать крайним — через своего мента. Тут, надеюсь, без иллюзий?

Гляжу на бледное лицо Виты.

— Да-да, она не из добрых фей. Секретарь Мясника. А Мясник у нас кто? Правильно, пахан всей этой снажьей кодлы. Не ведись на фасад. В общем… смерти — это плохо, Андрей. Но не твоя вина, понял? Не вали на себя чужую — не прокурор небось. Возвращайся на базу. Желательно до четырех утра.

Я откашливаюсь:

— А…

— По логам ваших искинов ты базу не покидал — был в наряде. Камеры комбината засечь тебя не могли — максимум силуэт. Смутный, без фокуса. Фамилию Мяснику не называл, надеюсь?

— Нет.

— Вот и все. Иди. Только не по трассе. Машину скоро найдут, о телах — позаботятся. Если тебя это беспокоит.

Я делаю глубокий вдох:

— Значит, в расчете? Я выполнил поручение. Варя будет свободной?

— Да, замолвлю словечко за твою зазнобу. Знаешь почему?

«Потому что такой уговор», — хочу сказать я, но Сабурова явно имеет в виду что-то еще, другое. Выталкиваю из горла:

— Н-ну?

— Потому что ты — ненастоящий опричник. Не государева псина! А волчонок, хотя и маг. Люблю таких. Настоящие маги всегда сами за себя, запомни. Если не станешь псом, то держись меня — не пропадешь. Понял?..

Хмыкаю. Поворачиваюсь.

Иду — сперва медленно, потом убыстряя шаг. В сторону, противоположную Хомо. На проселок…

Машина, тела и Альбина остаются сзади. Она действительно меня отпустила.