Сильные не убивают, книга 2

Глава 17 Соль. Мир устроен так — мы или они

Провожаю взглядом увозящую курсантов кастрюлю на колесах и без сил приваливаюсь к бетонному забору. Господи, только б никто не подох по дороге к этой их Морготовой базе… Там-то уже магтехническая медицина и полумертвого на ноги поставит. Погрузили вроде всех еще живыми. Но если кто-то из опричников сыграет в ящик — нам кабзда.

А может, зря я за них переживаю. Нам, похоже, в любом случае кабзда. Вопрос, пожалуй, в том, кому именно «нам». Кого сейчас пытались через эту дичь с магией крови подставить? Генриха и его снага, а заодно и всех снага города, включая моих? Или все-таки курсантов? Их же тут неиллюзорно могли перебить, и вся недолга. Мясопродукт мой Андрей был так же растерян, как и я. После Хтони я верю ему, как себе. Черт, забыла оставить Мясопродукту свой телефон, а лучше бы нам быть на связи…

Тащусь обратно к злополучной фуре — по счастью, у всех хватило мозгов не открывать больше дверцы рефрижератора. Генрих все еще орет на своих снага, и многие наполовину вышли из сомнамбулического состояния. Так вот что такое военный вождь в активной фазе… Когда он поднялся в стременах мотоцикла, от него в беснующуюся толпу исходили своего рода волны — но это не было похоже ни на что из той магии, с которой я сталкивалась прежде.

Когда я приближаюсь, Генрих заканчивает орать, подходит к кабине фуры и поднимается на водительское место. Запрыгиваю с другой стороны на пассажирское сиденье:

— Куда ты ее поведешь?

— К Печи, — по интонации ясно, что Печь эта — с большой буквы. — Мы там сжигаем просрочку и брак.

Хватаю его за рукав:

— Погоди! Нельзя ничего сжигать — это улика! Нам же нужно найти, кто накачал мясо ставленной кровью!

— Нет, — жестко говорит Генрих. — Я не позволю этой дряни остаться на моей территории. Вообще нигде ей не позволю остаться. Ставленная кровь — яд для нашего народа. Она может вернуть нас в то полузвериное состояние, от которого мы столько веков уходили. Как ты говорила… только не в мою смену.

Открываю рот, чтобы возразить, но слова застревают в горле, тело обмякает в кресле. Кажется, сейчас от Генриха исходит та же волна, что во время безобразной свалки у фуры… да, как это ни обидно, на меня оно тоже действует.

А если он хочет уничтожить улики… потому что они указывают на него? Черт, я же ничего не могу ему сделать, когда он такой — вообще ничего! Просто физический какой-то блок на любое противодействие…

Генрих кладет мне руку на плечо. Вздрагиваю всем телом… напрасно — это дружеский жест, намерение считывается по запаху тела.

— Прости меня, Соль. Я не должен был применять сейчас власть — только не к тебе. Обещаю, это не повторится. Никогда.

У меня отваливается челюсть. Больше всего из произошедшего за этот невыносимо долгий день меня изумляет, что Генрих просит прощения.

— Для меня все это тоже непросто, — тихо говорит он. — Нужно срочно сжечь ставленную кровь, но следы можно будет потом восстановить и по пеплу. Пожалуйста, дождись меня в офисе. Я сделаю что должно, а потом мы вместе решим, как действовать дальше. Вита — вы встречались, это моя ассистентка — проводит тебя.

Киваю. Наверно, я могу сейчас покинуть этот Морготов мясокомбинат и забыть обо всем, что тут случилось. Может, это было бы мудрое решение. Но где я — и где мудрость?

Вылезаю из кабины. Ко мне тут же подходит длинноногая блондинка. Мы и правда встречались — сперва здесь, а потом она приезжала за мной к вилле Барона. Только сейчас соображаю, что это она и вызвала Генриха по телефону. Естественно — Вита же человек, ставленная кровь на нее не подействовала.

Иду за Витой в угол ангара, который Генрих громко называет офисом. Здесь мы с ним встретились впервые… тогда я до одури его боялась. Сейчас не боюсь — и как знать, не пожалею ли об этом…

— Чаю? Кофе? Пива? Водки? — скороговоркой спрашивает Вита.

— Да брось, не надо меня обслуживать… Присядь лучше. У тебя самой выдался непростой денек.

— Не то слово! — Вита устало улыбается и садится на диван напротив. — Перепугалась до усрачки нах… Пять лет работаю со снага-хай, но такого не видела никогда. Давай по пивку жахнем?

— Давай! Да сиди ты, я сама достану.

Пиво у Генриха знатное — мой любимый бледный эль, это я с первого визита помню.

Вита выпивает одним глотком полбанки — не ожидаешь от гламурной блондинки такой прыти — взглядывает на меня с задорной улыбкой и вдруг спрашивает:

— Думаешь, я с ним сплю?

— Эм-м-м…

Не то чтоб я как-то особенно об этом думала — ревновать мне пока рановато — но да, это казалось само собой разумеющимся. Для чего еще держат красоток-ассистентов? Вита, конечно, человек, а мы не слишком хорошо с людьми совмещаемся в плане койки — но когда мужик настолько статусный, разве это важно? Да и снага-хай часто стремятся завязать отношения с людьми: мы же низшая раса, связь с человеком — это престижно.

Вообще, глупо так рассуждать, конечно. Вита умная и храбрая, я же сама видела. Но почему-то при виде стройной блондинки вроде бы подразумевается, что карьеру она делает через койку.

— Не сплю я с Генрихом, — сообщает Вита, снова прикладываясь к банке. — Просто работаю на него.

Если всмотреться, черты лица у Виты крупные и слегка неправильные, нижняя челюсть тяжеловатая — хотя на фоне снага незаметно, конечно. Однако она так энергична, что выглядит настоящей красоткой. Волосы крашеные, но в хорошем салоне.

— А… почему? В смысле почему ты на него работаешь? Неужели работы почище не нашлось?

— Шутишь? Генрих щедрый, где бы я еще столько получала… Но хочешь верь, хочешь нет — не только в этом дело. С ним хоть и опасно, а все же надежно. Кремень, а не мужик. Ну и возможностей много. При Генрихе о снага-хай никто не смеет плохо говорить — кроме него самого, конечно же. И все-таки он понимает, что на некоторые позиции лучше брать людей. Среди снага даже бухгалтера приличного не сыщешь, не говоря уже о более сложных задачах…

Воздух ангара наполняется тяжелым запахом гари — химическим каким-то, ясно, фура не сама по себе горит. Даже Виту передергивает, а мне почти физически больно. Острое обоняние имеет свои минусы.

— Сейчас окно открою, оно на другую сторону от Печи выходит, — говорит Вита.

Генрих приходит где-то через четверть часа. Берет из холодильника банку пива и кивает Вите:

— Иди спать. Завтра тоже будет тяжелый день.

Девушка уходит. Слушаем, как стихают ее шаги.

— Ты как, нормально? — спрашивает Генрих уже у меня.

— Ничего, живая. А ты?

— Устал… — Генрих подносит ладонь к глазам и потирает виски. — Но надо разобраться с этой историей. Ты, небось, думаешь, что я сжег мясо, потому что мне есть что скрывать?

Пожимаю плечами. Что тут ответишь? «Да, я тебя подозреваю»? Очень глупо, я в сердце его владений и так вымотана после двух подряд драк, что меня можно взять голыми руками. Впрочем, не страшно — теперь есть вещи куда как более страшные.

— Эту историю придется разруливать по официальным каналам, — заявляет Генрих. — С привлечением милиции всех уровней. Сегодня до массовой резни не дошло, но если завтра ставленную кровь разольют где-то еще — мы не отмоемся. Не только моя банда — все снага-хай. Ты молода, а я помню, как это было — «снага-хай против всех».

Похоже, нет смысла держать карты в рукаве:

— Я знаю, кто заколдовал кровь. Это Альбина Сабурова, подручная Барона… если, конечно, они до сих пор именно в таких отношениях.

— Да, я тоже подозреваю ее. Проблема в том, что Сабурова — великая волшебница, ее очень трудно убить.

Отвожу глаза. У меня такой шанс был. Теперь сложнее — люди Барона знают, что я уязвима для света. Но ведь имею же я право не убивать? Или… уже нет?

— Хоть Сабурова и каторжанка, за ней стоит клан, который не оставит ее смерть без последствий, — продолжает Генрих. — А еще у нее наверняка заряжена «мертвая рука» — заклинание, которое неминуемо настигнет ее убийцу. Нам придется действовать законными методами. Если Сабурова попадется на повторном нарушении запрета на магию крови — казнят даже ее, тут уже никакие связи не помогут.

— И что нам нужно? Вызвать сюда того, кто сможет… как это называется…

— Снять эфирный след. У каждого мага, от Государя до самых зеленых опричных курсантов, есть собственный почерк… вроде отпечатков пальцев, только остаются они при колдовстве.

— Ты знаешь тех, кто на такое способен?

Мясник усмехается краешком рта:

— Я-то, допустим, много кого знаю… Но едва ли власти сочтут свидетельства моих знакомцев достойными доверия. Со мной, видишь ли, не самые законопослушные граждане работают. А вот ты знаешь кое-кого невовлеченного и абсолютно заслуживающего доверия.

Хмурюсь:

— Кажется, ты о той, кого обычно называешь «твоя друидка»?

Генрих кивает. Похоже, он слишком измотан для того, чтобы отвечать весомо и едко. Вздыхаю, достаю смартфон и звоню Токс:

— Але, привет, слушай, я тут на мясокомбинате… На въезде со стороны Южно-Сахалинского шоссе, знаешь, наверное…

— Тебя удерживают силой?

В голосе Токс сквозит напряжение. Снова вздыхаю:

— Да если бы… Все еще хуже. Нужна твоя помощь, причем прямо сейчас.

— Скажи о чем-то, что знаем только мы с тобой, — требует Токс. — Если это не ловушка, говори правду!

Закатываю глаза. Вот мало мне тайн и интриг, теперь еще и соседка по комнате в великого конспиратора играет!

— Ой, да пожалуйста! Кое-кто вчера развесил свои дивные эльфийские труселя на весь полотенцесушитель, так что для моих футболок места уже не хватило. Розовые, между прочим, труселя. С алыми бантиками. Довольна, госпожа Мата Хари?

— Ты могла бы назвать что-нибудь другое, — голос Токс можно использовать как охлаждающий элемент в рефрижераторе.

— Ну извини… Слушай, тут так все навалилось. Пожалуйста, приезжай.

— На снажью бандитскую базу? Мне нечего там делать. И тебе, между прочим, тоже. Раз тебя не держат силой, немедленно уходи оттуда.

— Токс. Пожалуйста. Ради меня.

— Только ради тебя. Выезжаю.

Токс нажимает отбой. Мой тоненький смартфон ощущается в руке так, словно весит пару килограмм, не меньше.

— Хочешь еще пива? — спрашивает Генрих.

— Хочу. Но не буду — развезет с устатку. А похоже, соображать сегодня придется еще много. Например, почему эта ставленная кровь на нас с тобой не подействовала?

— На меня — потому что я инициированный военный вождь. Мы покрепче обычных снага. Но и то… еще несколько секунд, и кто знает, как оно повернулось бы. Вовремя ты закрыла фуру. А на тебя кровь не подействовала, потому что ты девочка. Кровь была ставлена на воинов, то есть на самцов.

Немного обидно — воин-то тут я, а взбесившиеся снага — кладовщики и грузчики. Ну да ладно, не очень-то и хотелось. Ловлю себя на желании пересесть поближе и опустить Генриху голову на плечо. Не в смысле подводки к сексу, просто… ощутить его рядом.

Тихо спрашиваю:

— Можешь рассказать, почему ты не такой, как другие снага? И как с тобой случилась эта… инициация?

— Обычно я об этом особо не распространяюсь, но тебе скажу. В отличие от большинства наших, я своих братьев и сестер не помню… как и родителей. Меня совсем мелким подобрали монахи. Христиане. Люди. Жизнь их не готовила к воспитанию маленького снага, но у них было свое представление о долге и о судьбе… Они научили меня всему, что знали сами — а это оказалось не так уж мало.

Присвистываю:

— И как же монастырский мальчик стал… стал… ну, тобой?

Генрих грустно усмехается:

— Бандитом, ты хочешь сказать. Когда я впервые попал к снага, они подняли меня на смех. Только из-за смеха и не успели забить велосипедными цепями. Сразу. А потом на нас напали. Другая банда — люди и кхазады. Жить в одном городе с обнаглевшими снага они не желали. Их было меньше, но вооружены они были лучше. Снага смешались, стали суетиться и скорее мешать друг другу, чем помогать. И тогда я понял, что мир устроен так — мы или они. И ощутил власть. Потом узнал — инициируется обычно самый интеллектуально развитый из толпы снага-хай. Ну, с моим детством это было не удивительно.

— Ясненько… Но почему ты выбрал стать… бандитом? В смысле — потом?

Генрих снова слегка улыбается:

— Ты совсем молодая девочка, твоя жизнь пришлась на травоядные времена. А тогда снага-хай боролись с целым миром за каждый вздох. И как знать, может, нам снова предстоит бороться — все к тому идет. В такие времена быть слабым — это быть мертвым. Скажи мне, Соль… если не хочешь, можешь не отвечать, но я хотел бы узнать… почему ты не убиваешь?

Пожимаю плечами:

— Да как-то… знаешь, не хочу. Это не абсолютный запрет, если что, и друидка тут не при чем… ну почти. Просто… если убить убийцу, число убийц останется прежним. И слишком многие люди… не обязательно люди, но не в том суть… начинали с того, что во имя великого добра убивали тех, кого считали злом. Вот только добро у них после этого тоже получалось… такое себе. Рано или поздно кто-то во имя своего добра приходил убивать уже их, и все выходило на новый круг. Я так не хочу. Это же… ничего? Можно так?

Еще не договорив, начинаю на себя злиться. Зачем это я? Сейчас Генрих заведет свою шарманку: ты-де сопля зеленая и жизни не знаешь, а моя портянка шибче пахнет, без насилия остается только помереть тенью на чужом заборе…

Однако Генрих смотрит на меня непривычно серьезно:

— Не знаю, Солька. Хотел бы я, чтоб у тебя получилось. Чтобы ты смогла пройти через это все, так никого и не убив. Правда, хотел бы. А там… как фишка ляжет, ять.

Токс выглядит живым олицетворением презрения. Вообще, конечно, эльфы, в отличие от нас — прирожденные великие актеры. Токс излучает презрение не только лицом, но и осанкой, движениями и даже, каким-то образом, особой небрежностью прически.

— Уедем же отсюда, — говорит она мне вместо «здрасьте». — Дома поговорим.

Тяжко вздыхаю:

— Токс, здесь вообще-то произошло преступление…

Токс приехала на драндулете Ленни. До этого дня я была уверена, что Ленни никому его не дает. И не знала, что Токс умеет водить.

Вообще-то ей восемьдесят лет. Наверняка она умеет много такого, о чем я даже не подозреваю.

— Не удивлена. Разумеется, здесь происходят преступления. Потому что это база преступников. Вопрос только в том, что ты среди них делаешь?

— Против преступников тоже может быть совершено преступление. Из тех, которые спускать нельзя.

— Пусть мертвые хоронят своих мертвецов.

Что бы ей на это ответить? Похоже, «ради меня» тут уже не прокатит. Ладно, придется сыграть карту расовой толерантности. Не люблю размахивать лозунгом «жизни снага имеют значение», но хочется разделаться уже с этой мутной историей.

— Токс, но ты же сама столько говорила, что у каждого живого существа есть надежда. Они тут что, не живые существа тебе? Потому что снага?

Живые существа скользят мимо, нервно оглядываясь на друидку — похоже, ее запредельная красота их не особо впечатляет. Генрих и вовсе не вышел поздороваться — среди снага ходят слухи, что друиды умеют подчинять буквально одним взглядом. Только пацанчик с метлой — на год-другой старше нашего Ежа — замер с открытым ртом и таращится на Токс со странной смесью ужаса и восхищения.

Токс сдается:

— Ладно, веди. По дороге объяснишь, что нужно сделать…

Я в Печи до сих пор не была, но по запаху ее нашел бы даже человек. Даже человек с насморком. Я ожидала увидеть остов грузовика, но тут только покрытая пеплом груда металлолома — мне не показалось, использовали какую-то ядреную химию.

— В этой фуре перевозили что-то очень плохое. Возможно, мясо, куда как-то впрыснули ставленную кровью. Никто же ничего не заподозрит — где крови быть, если не в мясе.

Токс, ничего не говоря, начинает двигаться с особой плавностью, словно настраивается на ритм, слышимый ей одной. Распускает волосы, расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке. Протягивает вперед тонкие пальцы и начинает нараспев говорить на древнем языке — том самом, которым были названы все вещи при сотворении.

Токс, несмотря на браслет, может немного колдовать, но делает это редко — только когда иначе никак. Про магию вообще известно подозрительно мало, однако ходят слухи, что маги-люди, особенно молодые, даже туалетную бумагу от рулона заклинанием отрывают. Мясопродукт мой Андрей, впрочем, ни в чем подобном не замечен, но может, он просто не умеет.

Повинуясь жестам и голосу Токс, пепел взмывает в воздух и принимает причудливые формы, которые перетекают друг в друга, словно узоры в калейдоскопе. Кажется, на доли секунды в нем появляются контуры фуры, стройная женская фигура, чьи-то перекошенные от ярости лица… Вряд ли — скорее, это то, что я ожидаю увидеть. В этой пепельной метели при желании можно разглядеть что угодно.

Наконец крупинки замирают в сложном трехмерном узоре.

— Я стабилизировала рисунок, — поясняет Токс, собирая волосы в узел. — Дня три точно продержится. В этот срок нужно вызвать эксперта из Государева Бюро Расследования Магпреступлений. Опричный эксперт здесь нежелателен — опричники могут оказаться заинтересованной стороной. Кажется, у Бюро есть отделение в Южно-Сахалинске, иначе придется выписывать эксперта с материка…

— И почему поближе никого нету? Маги что, редко совершают преступления?

— Видишь ли, база эфирных отпечатков всех зарегистрированных магов — не такая вещь, которая будет доступна в любом районном отделении милиции. Кто контролирует магов, тот контролирует все… Ладно, наша работа здесь окончена. Поедем же домой.

— Подожди немного, я забегу попрощаться с хозяином этого места.

Токс бросает на меня уничтожающий взгляд, но нехотя кивает:

— Ненадолго. Я подожду у машины.

Вприпрыжку бегу к офису Генриха, но он уже ждет меня у входа в ангар. Отчитываюсь:

— Ну все, там на три дня все зафиксировано. Дальше надо вызывать эксперта из этого, как его, Государева Бюро.

— Я уже вызвал. Будут собирать комиссию и ставить портал из Владивостока. Завтра к рассвету обещали быть.

— Ну вот и хорошо, вот и славненько. Дальше вы тут тогда без нас управитель?

Генрих слегка улыбается и смотрит на меня с необычной для него мягкостью:

— Да, конечно, Соль. Я благодарен за помощь тебе… и почтенной Токториэль. За мной теперь должок, спрашивай в любое время.

— Ага, поняла. Ну я тогда… поеду?..

Последняя фраза отчего-то прозвучала с вопросительной интонацией, хотя я этого не закладывала.

— Если хочешь, — отвечает Генрих. — Соль, ты можешь остаться. Я бы хотел, чтобы ты осталась.

Вот жеж! Я ведь сама хочу остаться с Генрихом. И не только ради того-этого — хотя, конечно, сбросить сейчас напряжение было бы в тему. Но тут другое, тут больше. Тут… если честно, я не знаю что.

Да, мы не очень-то хорошо начали, он пытался подмять меня под себя, и я считала его врагом и угрозой. Но жизнь показала, что есть враги и угрозы пострашнее. Теперь у нас, похоже, общие проблемы. И все же дело не только и не столько в этом. Он больше не присваивает меня, и я больше его не боюсь. Мы… равные. И мы можем сделать друг друга сильнее. Видит Бог, нам нужно сейчас стать сильнее, причем очень быстро.

И опять же… только ли в этом дело?

Но что, если все не так, как я думаю, и на самом-то деле Генрих сам устроил эту провокацию? Я не смогу пережить предательство от кого-то настолько близкого.

Или если провокация все же направлена против Генриха — и только против Генриха? Имею ли я право в это впутываться? Я же не только за себя отвечаю!

А если все это всерьез и по правде — готова ли я?..

Как-то все запуталось. Ладно, Токс ждет у машины.

— Я хотела бы остаться с тобой. Но не останусь. Не сейчас.

Разворачиваюсь и иду к машине. Я знаю, что Генрих не спросит «почему?»

Мы, снага, никогда о таком не спрашиваем.