Сильфида и дракон

Глава 5 Боль

Проснулась Альмарис с мыслью о небе… Ее сердце резанула острейшая тоска. Дайте кто-нибудь хоть одним глазком взглянуть на облака! Нет, об этом не стоит даже думать, чтобы не отчаиваться.

Тоска и сожаление о потерянном высасывают надежду, с надеждой уходят силы… а силы Альмарис были сейчас очень нужны.

Когда она пришла к Илейну, он снова спал. Отлично, сон восстанавливает силы. А если будет волноваться, как вчера, и впадать в тоску — ничего хорошего из этого не выйдет. Сам загонит себя в ловушку, и выздоровление сильно затянется. Сильфида вздохнула. У нее не было свободы, ее лишили неба, и она не переставала тосковать по возлюбленному — но она хотела жить. Прекрасному же существу, которое лежало сейчас на кровати, тяжело дыша и время от времени глухо постанывая, жизнь была не нужна…

Илейн был непонятен. Сила его отчаяния преодолела два самых больших страха — страх боли и страх смерти. И что породило ее? Если, конечно, он принял яд по своей воле…

Девушка задумалась. А потом вдруг услышала:

— Ты странная.

Надо же, чуть не подскочила на месте!

— Я странная? А не ты?

Принц неотрывно смотрел прямо на нее. Зеленые глаза заблестели живым любопытством, напомнив ей Дина.

— Почему ты хочешь умереть? — прямо спросила сильфида.

— Ты любила когда-нибудь? — ответил он вопросом на вопрос.

— Я сейчас люблю.

— Прекрасного сильфа?

— Нет. Черного дракона.

Илейн очень удивился.

— Какая смелая!

— Нет в этом смелости. Этот дракон — прекрасный и добрый юноша. А не чудовище, как ваш король.

И тут на лице Илейна показалось отвращение.

— Он обидел тебя? — спросил юноша. И бросил взгляд на ее руки — на одной из кистей лиловел синяк от каблука Валерна. — Даже тебя… такое необычное хрупкое существо.

Альмарис промолчала. Но почему-то ощутила доверие к мальчишке. Сработал ли принцип «враг моего врага — мой друг»? Или магия созерцания вновь заговорила… Или просто ей было здесь безумно одиноко?

А он вдруг взял и попросил:

— Расскажи мне про дракона.

Что ж, это не секрет… И сильфида начала рассказывать. Коротко описала первую встречу с Тианом, их недолгое, но такое интересное совместное пребывание в скальной пещере. Описала, как дракон защищал ее… бой с черными птицами. И страшное приключение в обители Грифона… Про туманный остров нельзя — тайна. И про чувства лучше тоже не надо.

Илйен все выслушал с большим вниманием и даже, как показалось девушке, со сдержанным волнением. А потом признался:

— Я завидую тебе. По-хорошему завидую.

— Мне?

Ох, умеет же он удивлять.

— Твой любимый жив.

И тут она все поняла.

— Так ты… пытался убить себя, потому что…

— Нет, не совсем. То есть ты верно догадалась. Я потерял любимую. Ее звали Эйвин… нет, попросту Эви. Маленькое, веселое, теплое имя. Мы повстречались на острове лунных альвов. Мне навилось изучать север. Хотел научиться не путаться в множестве островов и островков, созданных Великим разломом. И случайно встретил ее… Моя мать была сильно против того, что мы начали встречаться. Ей шпионы доложили. А Валерн… он задумал сам разрешить этот вопрос… по-своему. Когда мы с Эви пытались бежать, он устремился за нами. Устроил засаду. Нас нашли и захватили. А потом… он убил ее! Понимаешь, Альмарис? Он жестоко убил мою Эви, и я это видел.

Юноша закрыл глаза, но слезы потекли из-под сомкнутых век.

— Я не хотел смотреть, она заставлял. Я ничего не мог сделать, меня лишили такой возможности…

— Тише-тише… — Альмарис неожиданно для себя обняла его. У нее все внутри разрывалась от сострадания к этому мальчику и ненависти к негодяю, которого судьба словно в насмешку над чувством справедливости сделала королем. Нет, не судьба… глупая влюбленная женщина.

— Альмарис, не надо меня обнимать. Я не все рассказал. Нет, я не пытался убить себя. Хотел отравить Валерна. Ядом, о котором он не знал. Но он талантливый алхимик, видимо что-то углядел в своем бокале с вином… И незаметно поменял местами наши бокалы. Только так я могу объяснить то, что выпил собственный яд. Видишь? Я не состоявшийся убийца.

— Я бы тоже попыталась его убить, — вырвалось у Альмарис.

— Эви бы это не понравилось. Бедная… я ведь просто хотел быть с ней. И погубил ее этим желанием.

Сильфида молча смотрела перед собой, стиснув зубы. Ей хотелось стонать от тоски… или кричать от ненависти. Слишком много боли. Слишком. Слишком. И боль Илейна она уже не воспринимала как чужую.

Облегчить бы — хотя бы телесную. Целительница она или нет?

И Альмарис без смущения приподняла рубашку на Илейне и принялась растирать его напряженный живот широкими круговыми движениями. Мягкими, плавными и очень легкими, так что поверхность ее ладоней лишь слегка касалась болезненно-горячей кожи юноши. Но сильфида, сосредоточившись, представляла, как пропускает через эти прикосновения ветер. И он уносит его боль с собой…

Но внезапно девушка поймала себя на мысли, что ей приятно прикасаться к Илейну. Настолько, что от ладони ее исходит уже не только воображаемый ветер, но почти осязаемая нежность. Она убрала руку и тихо спросила:

— Тебе не легче?

Вместо ответа Илейн прижал ладонь Альмарис к своей коже, словно прося ее продолжать. Глаза его затуманились, и девушка поняла, что это не от боли. Он тихо застонал, потом поднес другую руку ее к губам и принялся как безумный целовать нежные пальцы. Притягивал сильфиду к себе все ближе и ближе, пока ее лицо не оказалось совсем рядом. Золотисто-зеленые глаза встретились с ясными серыми. И тогда Илейн принялся изучать губы девушки своими.

Все это нахлынуло мгновенно, единой волной, застало Альмарис врасплох… Она отдалась порыву, в который Илейн ее затянул, без тени рассуждения. Умело ответила на поцелуй — и забылась, как в опасном, дух захватывающем полете.

Она всегда ощущала в себе много скрытой нежности. Илейн словно вскрыл в ней неведомый ее источник. Нежность перехлестывала через край. Одиночество переплавлялось в такую мучительную жажду тепла, что девушка готова была пить его, не задумываясь, не останавливаясь. Ее рука, которую юноша снова положил себе на живот, скользнула выше под его рубашкой, страстно огладила ключицы, поднялась к плечам…

Но когда молоденький альв принялся снимать с нее платье, нотка горечи пробилась в неожиданную сладость. И сильфида невольно подумала: «Пусть лучше он, чем Валерн».

Как же все было чудесно поначалу! Оказалось, что так волнующе, так прекрасно ощущать себя обнаженной в чутких, легких и умелых руках… Ее тело способно отзываться на прикосновение другого тела и пить его волнение и жар. Цветочный запах волос Илейна сводил с ума, она зарылась в них лицом, как мечтала сделать это с Тианом — и застонала. Все было прекрасно… и естественно… как полет. Пока юноша, прочитав в ее глазах согласие, не овладел ею.

И тогда сильфиду пронзила чудовищная боль. Она вскрикнула, застонала, но не от наслаждения, и невольно подалась назад, желая оторваться, отпрянуть от вторгшегося в нее тела. Илейн мягко удержал ее. Он ласково целовал лицо, шею, грудь девушки и приговаривал:

— Прости. Я не понял, что ты еще не… Прости! Потерпи немного…

Конечно, а что еще остается? Альмарис знала, что будет больно, но не настолько же! Наверное, проще было бы, окажись на месте Илейна сильф. Все-таки ее небольшое хрупкое тело создано природой не для альвов, более крупных и лучше развитых телесно. И когда все закончилось, она вздохнула с облегчением.

Илйен ничего не говорил. Он нежно гладил ее мягкие крылья и пышные волосы, целовал белоснежные плечи, и девушка постепенно успокаивалась. Боль ослабевала, прикосновения альва доставляли неподдельное удовольствие. И наконец она теснее придвинулась к юноше, прижалась щекой к его груди.

— Ты продолжение ветра и теплого воздуха, — прошептал Илейн. — Хоть ненадолго, но ты сделала меня живым. Прости, что причинил тебе боль. Ты, наверное, сожалеешь…

— Вовсе нет. Ты красивый… ласковый, — сильфида тронула кончиком пальца губы пепельного альва. — Как я могу жалеть? Я благодарна тебе. Теперь я чувствую, что не одна здесь. Мне уже не так страшно.

— Я тоже благодарен тебе, милая птица. Альмарис. Яркое звучное имя… Я бы хотел… любить тебя. Но мы не можем, наши сердца заняты. И все же я уже тебя люблю… Это другая… любовь.