Остаток дня Альмарис провела как во сне. И вскочила, когда в лаборатории снова появился Валерн. Он застал ее врасплох, растерянную, с трудом владеющую собой. И произнес с торжеством:
— Сильф не умер. Хотя у него проявились симптомы отравления. Что ж, решено. Я дам твое лекарство Илейну. Должно сработать… А ты пока возвращайся в свою хижину.
Наконец-то девушку захлестнула радость. У нее получилось… Она это сделала!
Ночью она впервые спала спокойно. А утром в ее маленький древесный домик собственной персоной заявился король. И начал с того, что властно притянул сильфиду к себе, безжалостно сминая крылья.
— Молодец, девочка, — произнес он почти нараспев. — Лекарство помогло Илейну. Теперь-то уже точно можно говорить о том, что мальчишка поправится. И, если ты помнишь, я обещал тебе награду…
С этими словами король впился наглым поцелуем в губы сильфиды, больно покусывая их. Его рука властно скользнула под ее короткое платье — собственную одежду Альмарис, в которую та переодевалась, возвращаясь из лаборатории.
Девушка затрепыхалась в руках Валерна, но он держал ее крепко, хотя и понимал, что она не чувствует к нему ничего, кроме отвращения. Его настойчивые пальцы уже добрались под тканью до упругой девичьей груди, и по телу Альмарис прокатила волна стыда и гнева. И едва альв оторвался от ее губ, сильфида быстро откинулась назад и ударила его лбом в переносицу. Валерн громко вскрикнул и выпустил ее из рук.
Но не успела Альмарис отскочить, как разъяренный альв резко толкнул ее на пол и ударил ногой. Потом приподнял и швырнул об стену. Сильфида попыталась хоть как-то защититься от безумца, но получила новый удар — в лицо. Из хрупкого носа полилась струйка крови. Девушка снова оказалась на полу. У нее не было сил бороться с мужчиной, желавшего избить ее до полусмерти. Неужели это конец?
От двери послышался гневный вопль. Какая-то женщина… Да, роскошно, хотя и весьма легко одетая пепельная альва, с прехорошеньким, но искаженным яростью лицом… Она громко кричала:
— Что ты себе позволяешь?
Лишь одна женщина могла так обращаться с Валерном.
Альв с трудом отходил от приступа бешенства. Медленно отер лоб тыльной стороной ладони.
— Моя дорогая. Эта девчонка…
— … спасла моего сына!
Спорить было бесполезно. Валерн многое утаивал от жены, но у той, похоже, были свои осведомители.
— Я и потому и снизошла до этого места — чтобы оказать пленнице честь и поблагодарить ее. А ты что творишь?
— Она… она ударила меня!
— Вижу. И, кажется, даже понимаю, за что… Опять за свое, Валерн? Я же предупреждала: если еще хоть раз посмотришь в сторону… Впрочем, этот разговор лишь для нас двоих. Возвращайся наверх. Здесь ты слишком засиделся. А сильфида… она позаботится об Илейне.
— Уже достаточно позаботилась! Хочешь подарить малышу красивую игрушку? — в голосе короля прозвучала злость.
— Прошу тебя, Валерн, прекрати, — сдержанно проговорила королева. — Возвращайся во дворец. Я побуду с сыном, а потом присоединюсь к тебе.
— Хорошо, как прикажешь, — сдался наконец альв. Бросив на Альмарис ядовитый взгляд, он вышел за дверь.
— Ты цела, девочка? — королева внимательно вглядывалась в сильфиду.
Альмарис, вытиравшая рукавом кровь с лица, уже поднялась с пола.
— Да, цела.
— Это хорошо. Ты — целительница и, думаю, лучше других о себе позаботишься. Если нужно — иди сейчас в лабораторию. Спасибо тебе, сильфида. Ты нам еще понадобишься. За Илейном нужно ухаживать, и я поручаю это тебе. Приведи себя в порядок. Завтра стражники проводят тебя к принцу. А я пока что подумаю, как тебя наградить.
И королева вышла, не дожидаясь ответа.
Чувствуя, что все еще дрожит, девушка села, прислушалась к своему состоянию. Хвала Хтин-Ре, кости, кажется, целы. Крылья в порядке. Ушибы будут болеть, тут уж ничего не поделаешь. А вот ссадины и кровоподтеки она вылечит сейчас. Она еще не забыла плетение ветров.
Но не приведи Создатель снова встретится с Валерном! Убьет ее не задумываясь. А перед этим надругается. Девушка до сих чувствовала его язык, пытавшийся силой пробиться в ее рот, бесстыжие пальцы на своей оголившейся коже — и ей становилось не по себе.
Воспользовавшись позволением, сильфида отправилась в лабораторию. Там она обработала ушибы, попила горячих отваров… И только немного успокоившись, сумела наконец, привычно подув на ладонь, вызывать ветерок, несущий в себе исцеление…
Пробуждение на следующее утро было одним из самых неприятных. Тело в некоторых местах побаливало. Но голова была ясной — и это уже немало.
Альмарис умылась, принялась расчесывать густые каштановые кудри деревянным гребнем… Она раздумывала.
Что ж, ей доверили выздоравливающего принца. Хорошо это или плохо? Что там Валерн говорил об игрушке? Никому она игрушкой не станет. Если понадобится — убьет и не дрогнет.
Но больной есть больной. И Альмарис, прихватив заранее приготовленные для него лекарства, как всегда под охраной отправилась в красивый странный дом в виде цветочного бутона.
Принц пепельных альвов выглядел заметно лучше. Налет с его губ исчез, цвет лица уже нельзя было назвать болезненным.
Какое-то время Илейн лежал молча. Потом, не глядя на Альмарис, взял из ее рук лекарство, проглотил… И вскоре забылся сном. Девушка прощупала его живот. Потрогала пульс. До сих пор учащенный… Слабый жар. И юноша до сих пор страдает от болей в желудке и кишечнике. Она будет готовить отвары, которые укрепят организм и выведут из него всяческую гадость. Но кто же все-таки обрек этого парнишку на мучения и за что? Альмарис ненавидела Валерна, но на него все же не думала.
Как же странно… До чего же причудливы узоры судьбы! Сколько разных событий, и добрых, и злых, сплетается в один узел. И теперь ее судьба переплетена с судьбой молодого принца. Подумать только, дочь сновидящей Стеллы спасает жизнь пепельного альва…
Илейн проснулся и что-то глухо произнес, ни к кому не обращаясь…
«Странно это все…» — подумала девушка в который раз. Этот мальчик… Он ощущался каким-то неодушевленным существом… Просто прекрасная оболочка, внутри которой что-то серьезно поломалось, и это что-то надо теперь чинить. Сильфида искоса взглянула на тонкие черты прекрасного лица. А ведь оно ближе к лунным, пожалуй… Более мягкие очертания носа, губ, подбородка…кожа светлее.
Что же происходит у него в душе? Боится ли он, злится ль из-за своего бессилья? Мучается от ненависти к тому, кто заставил его страдать? Или просто думает о каких-то пустяках, не в силах пока что думать ни о чем серьезном. Да какая разница… Он может оказаться таким, как Валерн. Возможно, она получит от него только жестокость в ответ на заботу. Но что с того? Он ее пациент.
И вновь она услышала его тихий голос. Илейн, чуть шевеля губами, заговорил. Вернее, нет… зашептал.
Белела снегом приоткрытая тетрадь,
Касалась нежно бабочка виска,
Когда я музыку пытался рисовать,
Неосторожно душу расплескав.
И превращался штрих в прекрасный лик,
А шелест струн — в дыхание луны,
Когда сорвался нерв в неровный стих,
Прорезав сердце болью тишины.
Пронзенный острием карандаша,
Мир замер, исчерпав вечерний свет.
Но кровью дорисовывать душа
Стремилась незаконченный портрет…
Очнувшись от изумления, сильфида увидела, что ясные глаза цвета золотящейся на солнце листвы смотрят прямо на нее.
— Я умираю? — тихо спросил Илейн.
— Нет, — так же негромко ответила Альмарис. — Ты выздоравливаешь.
Новость о выздоровлении не обрадовала юношу.
— Кельэн… остров лунных альвов, — прошептал он с тоской. — Я хотел бы остаться там. Я мечтал стать закатной чайкой, свободной птицей севера, чтобы всегда летать над Кельэном. И никогда не возвращаться на Багряный остров…
Сильфида растерялась. Идея утешать пепельного, да еще и не особо понимая, что происходит, казалась ей странной.
— Тебе не надо сейчас волноваться, — сказала она наконец. Голос ее был теплым и чистым, как воздух весной в низовьях гор. — Ты выздоравливаешь — и это благо. Что бы ни случилось потом… Когда судьба дарит еще один шанс — это же не просто так. Ты позволишь?
Девушка налила в стаканчик из бутылочки свежее лекарство и подала принцу. Иметь дело с куклой, которую можно чинить по своему усмотрению — это одно. Но юноша пришел в себя… и что теперь будет?
— Сильфида, — все так же тихо проговорил Илейн, с глядя на ее крылья с искоркой интереса, пробившегося сквозь апатию. — Это ты нашла противоядие? Яд лунных альвов. Другие… не догадались бы, наверное.
Он покорно взял из рук целительницы стакан и неохотно сделал глоток.
— Да, я — сильфида. Послушай… пожалуйста, не отчаивайся! Тебе нужны сейчас силы. Борись, прошу. А лекарство, что я тебе дала, выпей до конца.
— Благодарить тебя… не хочу — пробормотал Илейн. — Если уж так вышло… я должен был умереть… Не он. Судьба так решила.
Его дыхание участилось. Он вдруг стиснул руку девушки. Его пальцы, сухие и горячие, затрепетали.
— Так ждал смерти. Зачем ты это сделала? — в красивом голосе прозвучала грусть, смешанная с легким упреком.
Альмарис была потрясена. Она поняла, что боль терзает эту душу сильнее, чем яд, повредивший внутренние органы, мучил тело. А ее собственную душу, с которой сильфида только училась жить, захлестнула теплая волна сострадания. Почти беспомощный, утонченно-красивый и пронзительно-печальный… Едва сдержалась, чтобы не попытаться заглянуть в него, понять его суть…
Сдержалась? О, да! У нее получилось. Магия созерцания больше не спонтанна! И она теперь сможет… нет. Надо быть очень осторожной. Нельзя, например, заглядывать в суть Валерна. Она невольно превратила Тирис в ледяного призрака, но кто знает, каким неуправляемым чудовищем может обернуться король? Не для того ли, чтобы уберечь от худшей беды, Хтин-Ре не позволила ей совершить с ним магию превращения?
Альмарис забыла сейчас о усталости и боли. Она вновь скользнула взглядом по лицу юного красавца, по его стройной шее… и вспомнила дракона. И то, чего между ними не было. Каким бы прекрасным ни виделся ей здешний принц, второго Тиана нет и не будет…
— Прости меня, Илейн, — вслух произнесла Альмарис. — Я не дам тебе умереть. Это жестоко, я знаю — но не дам. Не могу. И не хочу.
— Не уходи, — вдруг попросил альв. — Или… приходи завтра. Альмарис… ведь так тебя зовут? Обещаю тебе… я ничего с собой не сделаю.
О чем это он? Кстати, мальчик знает, каким ядом был отравлен. Да нет же… Зачем травить себя так, чтобы потом умирать в долгих мучениях? Ведь можно принять быстродействующую отраву…
Ох, ну и мысли!
— Я приду, — ответила сильфида.