Сила не по рангу

Глава 22

Я уверенным шагом направился прямиком к шатру советников. Виктор семенил за мной, на ходу поправляя галстук.

Когда мы подошли, на нас с любопытством и легким недоумением уставились четыре пары глаз.

— Алексей Иоаннович, — протянул мой старый знакомый Рюмин. — Хотел бы сказать, какая неожиданная встреча. Но, думаю, мои коллеги согласятся, что ваше появление на подобном мероприятии уже совершенно необходимо.

Ах ты ж хитрозадая скотина. Одной репликой и формально подстелил себе соломку, и одновременно с этим напомнил, что мы по статусу не ровня великим князьям. Впрочем, сам-то преспокойно пил казенное вино и явно не испытывал никаких неудобств.

Я никак не отреагировал на завуалированную провокацию Рюмина и обратился к остальным членам Совета.

— Почтенные советники, позвольте представить вам моего старшего брата и наследника рода Николаевых светлейшего князя Виктора Иоанновича. — Брат поклонился. — Виктор Иоаннович нашел свое призвание в изучении закона и уже добился успеха в парламенте Великого княжества Финляндского.

Министру внутренних дел Кутайсов первым поднялся и подал руку Виктору.

— Рад знакомству, ваша светлость. Не желаете ли вы с братом присоединиться к нашей игре в итальянское лото?

От приглашения графа отказываться было невежливо. Однако в лото обычно играли на деньги. Карты при дворе не были запрещены, но увлечение ими не поощрялось. Поэтому лото стало главной придворной азартной игрой.

— Не уверен, что в моем положении будет разумно делать ставки, — отозвался я. — Возраст-с.

Князь Голицын понимающе улыбнулся.

— Сегодня весь выигрыш идет на благотворительность. Решением ее императорского величества Надежды Федоровны все средства, вырученные со всех игр по случаю праздника, будут отправлены в подшефственный государыне госпиталь-интернат для сирот. Поэтому ставки средние и долгов творить не велено.

Изящный ход. Распространенный, но оттого не менее полезный. Хотите играть и развлекаться — пожалуйста, но пусть от этого будет польза.

— И какая же ставка? — поинтересовался Виктор.

— Десять рублей — начальная.

Не так уж и много. С другой стороны, на десять рублей трое могли неделю кормиться. Не шикуя, конечно, но и не на хлебе с водой. Мы с Виктором переглянулись.

— На благое дело сыграть не стыдно, как считаете, Алексей Иоаннович? — спросил он.

— Тем более в хорошей компании, — улыбнулся я и обратился к советникам. — Господа, для нас это честь.

Голицын, будучи министром императорского двора, тут же распорядился принести еще два стула. Слуги вынесли обитые светлой тканью кресла с высокими спинками. Судя по сложенным карточкам и бочонкам, предыдущий раунд как раз закончился, и нам не требовалось ждать, когда советники доиграют партию.

Нас рассадили так, что по левую руку от меня оказался секретарь — князь Рюмин, а по правую — глава «Четверки», князь Мещерский. Виктор оказался зажат между князем Голицыным и графом Кутайсовым.

Лакеи принесли напитки, и министр императорского двора предложил всем по фужеру игристого.

— Господа, это из моих личных запасов, — сказал он. — В позапрошлом году был весьма интересный урожай.

— Все же вы — поставщик императорского двора… — отозвался Рюмин.

— Слышал, три года назад ваше вино получило «Золотую лозу» на фестивале в Бордо, — внезапно удивил своей осведомленностью Виктор и взял фужер за тонкую ножку. — Представляю, каково было месье Клико, когда жюри единогласно признало вашу винодельню победителем.

Голицын выглядел польщенным. Витя точно угадал его слабость. Я же не зря говорил — у него был талант. Братец нутром чуял, как и к кому следовало подлизаться. Главное — вытащить его в Петербург, а дальше сам пробьется.

— Поражен информированностью вашей светлости, — улыбнулся Голицын. — Однако сегодняшнее вино — особенное. Это последние запасы, и я приберег их для подходящего случая. По счастью, сегодня нас ожидает удивительный праздник.

Он говорил это, не сводя глаз с меня. Понятно, все уже приготовились либо праздновать триумф, либо смаковать мой провал. В любом случае хорошее шампанское будет уместно.

— За цесаревича! — произнес Голицын, и мы подняли бокалы.

Я не мог отказаться от такого подношения, но демонстративно отпил небольшой глоток. Рамки есть рамки, и пусть все это видят.

Тем временем Рюмин, который был секретарем даже во время праздника, принялся мешать карточки с номерами, а затем тщательно встряхнул бархатный мешочек с бочонками.

— Итак, господа, записываем ставки. Десять рублей с игрока за раунд. Счета будут разосланы завтра с указанием банковских реквизитов сиротского госпиталя.

Пока Рюмин проверял всеобщую готовность, Мещерский откровенно скучал. Родственная душа — так же, как и я, он явно не любил всех этих сборищ и торжеств.

— Какой вы находите свою подготовку к сегодняшнему событию? — спросил он вполголоса, заметив на себе мой взгляд.

Я улыбнулся.

— Вашему сиятельству не о чем беспокоиться.

— Юность самоуверенна.

— Предпочитаю слишком поверить в себя и ошибиться, нежели всю жизнь бояться сделать нечто важное, — ответил я.

Мещерский хмыкнул и слегка покачал головой.

— Что ж, надеюсь, сегодня мы все узрим чудо.

— Номер пятнадцать! — Рюмин вытащил из мешочка бочонок и показал всем присутствующим.

Я сверился со своей карточкой и отметил число в одном из рядов. Совпало и у Кутайсова.

— Номер семьдесят!

На этот раз у меня было мимо, зато Виктору, Мещерскому и Голицыну повезло.

— Номер пятьдесят…

Лото считалось азартной игрой, и многие действительно питали к ней страсть. Мне же было скучновато, но не упускать же возможность влиться в общество. Тем временем вернулся великий князь Федор Николаевич. Заглянув в шатер и увидев нас за делом, он вышел и отправился вместе с моим отцом и еще несколькими гостями в тир, где предлагалось проверить себя в стрельбе из лука.

Если честно, лук был мне по душе куда больше лото. Но и советников следовало уважить.

— Номер девяносто! — провозгласил Рюмин.

Я снова закрыл число в ряду на карточке. Так прошло еще минут пятнадцать. Свободных чисел оставалось все меньше, и, наконец, когда Рюмин объявил семьдесят восьмой номер, Кутайсов закрыл последнее число в своем ряду и откинулся на спинку стула.

— Закрыто, господа.

— У меня тоже, — удивленно произнес Виктор. — Вот, второй сверху ряд…

— Итак, у нас двое победителей, — Рюмин сделал пометку в блокноте. — Быть может. Пора немного размяться? Что скажете, господа?

Я был готов сорваться с места в любой момент. Поиграли — и хватит. Еще предстояло перезнакомиться с кучей народу. Но моим планам не было суждено исполниться так быстро.

За тканевыми стенами шатра началась какая-то суета. Люди сновали туда-сюда, переговаривались…

— Их величества пожаловали, — сказал Кутайсов и поднялся. — Сейчас будет речь.

Мы оставили карточки и поспешили выйти на улицу. Вокруг действительно происходил некоторый хаос — люди выстраивались по рангу и старшинству в два ряда, ожидая появления императорской семьи.

Это было красивое шествие. Выйдя из дворца, император и императрица вместе со свитой медленно двигались в сторону наших шатров. Здесь, на поляне. Уже было приготовлено подобие сцены с троном и креслами.

Я встретился глазами с отцом, затем нашел в толпе матушку и Таню. Сестренка была бледной и выглядела утомленной, но стойко держалась. Матушка же чувствовала себя как рыба в воде, и от нее исходило спокойствие. Значит, у женской части семьи все было под контролем.

— Дорогу их императорским величествам Николаю Петровичу и Надежде Федоровне и его императорскому высочеству великому князю Петру Николаевичу! Дорогу ее императорскому величеству вдовствующей императрице Екатерине Алексеевне!

А вот это уже было интересно. Бабушка явилась!

После роковой трагедии вдовствующая императрица, казалось, была окончательно сломлена. Сперва смерть мужа, затем через несколько лет — гибель наследника и внуков. Екатерина Алексеевна и до этого считалась натурой чувствительной и творческой, но после трагедии врачи выражали серьезные опасения за ее психологическое здоровье.

Она полностью потеряла интерес к происходящему вокруг, отдалилась от Двора, а затем и вовсе переехала в глушь. Никто не ожидал, что дама, ранее не пропускавшая ни одного бала и тратившая бюджеты целых районов на драгоценности, решит искать пристанище… в Староладожском Свято-Успенском женском монастыре на берегу Волхова. Вдовствующая императрица не приняла постриг, но постоянно жила при обители и крайне редко оттуда уезжала.

Тем интереснее, что бабушка все-таки решилась приехать в Петербург, хотя торжество было не самым важным.

— Екатерина Алексеевна! — по толпе прокатился восхищенный вздох.

Прежде бабушка была по нраву не всем придворным — требовательная, не любившая ждать, резавшая правду-матку в лицо. Но после того, как на нее свалилось столько несчастий, конфликты забылись, и сейчас бабушка считалась едва ли не святой. Мало кто из знати мог выдержать монастырскую аскезу, а вдовствующая императрица, судя по сведениям о ее быте, вела такой же быт, как и остальные монахини.

Поэтому сейчас все внимание было приковано к ней — невысокой и сухой пожилой даме, сохранившей, впрочем, царственную осанку. Несмотря на летний зной, она была одета в темное полностью закрытое старомодное платье, а из украшений на ней были только скромные жемчужные серьги и крестик. Но выглядела она невероятно хорошо для почти что восьмидесяти лет — я бы дал ей не больше шестидесяти. Видимо, провинциальный воздух и правда шел на пользу.

— Ваше императорское величество!

Она шла позади императора, императрицы и девушек, кативших коляску с цесаревичем. Но именно к ней потянулись руки, словно все хотели убедиться, что это и правда Екатерина Алексеевна, из крови и плоти. Бабушка сдержанно улыбалась и кивала всем в знак приветствия.

И мне показалось, что не такая уж у нее и тонкая душевная организация. Наоборот, аскеза, казалось, ее закалила и укрепила внутренний стержень.

А затем я увидел ее. Впервые вживую, а не на фотографиях.

— София Петровна!

Единственная выжившая дочь императора следовала позади бабушки. Ее императорское высочество великая княжна София Петровна сейчас почти что потерялась в тени вдовствующей императрицы. И это было несправедливо. Потому что такой красавицы я не видел уже лет пятьдесят, и это в обоих мирах. Фоторедакторы ни при чем, она действительно была красива, как богиня.

Среднего роста, очень стройная и гармонично сложенная, девушка двигалась с легкостью и изяществом. Роскошные светло-пепельные волосы были убраны в высокую прическу, а на лбу красовалась тонкая цепочка с подвеской. У нее были традиционные романовские черты лица, но словно доведенные до совершенства. Высокие изящные скулы, ярко-синие глаза, особо выделяющиеся на бледной коже, свежий румянец, прямой нос…

Я любовался ею, как произведением искусства, в очередной раз убеждаясь, что только природа способна сотворить величайший шедевр. Девушка была одела в легкое светлое платье в греческом стиле, и оно невероятно ей шло. Словно и правда великая княжна была ожившей античной статуей.

Прекрасная и отстраненная. Не надменная — просто девушка явно была погружена в глубокие думы и приветствовала всех немного рассеянно.

Проходя мимо меня, она на секунду задержала на мне взгляд, а затем слегка улыбнулась.

Понятно, видимо, тоже предвкушала грядущее шоу.

— Какая красавица наша кузина, — брат только сейчас смог найти слова. — Жаль, что мы столь близкая родня.

— Спустись на землю, Витя. Даже будь родство допустимым, она — сестра императора, и ее достоин только принц.

— Ну дай помечтать…

Я понимающе усмехнулся. Даже меня проняло, чего уж говорить о брате. Впрочем, судя по реакции окружающих — от шести до девяноста лет — Витя был далеко не единственным мечтателем.

Процессия добралась до возвышения — это тоже был своего рода шатер, усыпанный цветами, гирляндами и прочими атрибутами праздника. Император и императрица расселись по тронам, слева от императрицы расположились фрейлины-няньки с коляской и бабушка. По правую руку от государя устроилась его прекрасная сестрица. Отдельные места занимали постоянные члены Совета регентов.

К нам вышел уже знакомый обер-камергер Шрюмер со своим бриллиантовым ключом на груди.

— Из императорские величества Николай Петрович и Надежда Федоровна приветствуют гостей, собравшихся по случаю именин его императорского высочества петра Николаевича!

Вдруг государь поднялся с трона и, игнорируя озабоченные взгляды регентов и супруги, подошел к самому краю «сцены» и внимательно уставился на гостей.

— Леша! — он ткнул на меня пальцем, и все вокруг принялись на меня оборачиваться. — Леша, ты пришел! Мне сказали, ты сегодня покажешь фокус!

Ага, фокус.

Я с улыбкой поклонился.

— Непременно покажу, ваше императорское величество.

— Петя тоже посмотрит!

— Как пожелаете, ваше императорское величество, — снова поклонился я.

Всем вокруг вмиг стало ужасно неловко. Люди отводили от императора взгляды, словно стыдились признать давно очевидное. Да, император пострадал. Да, ему требовались опекуны. Зато, видит бог, у него кое-что работало на метр ниже мозга, и его наследник пока что рос здоровым. Да, ситуация неприятная и уязвимая. Но история знала много случаев и похуже.

— Я хотел сказать… — государь снова оглядел собравшихся, словно ребенок, забравшийся на табуретку, чтобы прочитать стихотворение и вдруг застеснявшийся. — Я хочу сказать, что мы с Петей очень рады всех вас видеть! Благодарим за то, что пришли праздновать с нами!

Гости разразились аплодисментами и принялись славить императора. Я же глядел на тех, кто остался сидеть и наблюдал за его спонтанным выступлением. Императрице явно было тяжело все это выносить. Молодая женщина взирала на происходящее с поистине английской сдержанностью, но и дураку было понятно, что семейная жизнь ее была далека от идеала.

Бабушка глядела на главного внука с плохо скрываемой болью, словно он каждый миг напоминал ей о трагедии. Сестра государя радостно захлопала в ладоши, когда тот закончил речь, но быстро посерьезнела. Совет регентов, в свою очередь, хранил молчание и сдержанно аплодировал.

— Всем шампанское! — выкрикнул император. — Поднимите бокалы за моего сына! С именинами, Петенька!

Словно из-под земли выросли лакеи с подносами, на которых шипело в фужерах игристое. Стоявшая неподалеку от меня девушка обернулась, и я узнал в ней младшую из Павловичей — Викторию, за которой так ухаживал Лева. Девушка приветливо улыбнулась мне и, взяв два бокала, подошла и протянула мне один.

— Алексей Иоаннович, — она с притворной укоризной покачала головой. — Как же так, вы явились и не поздоровались.

— Виноват, ваше высочество. Прошу прощения.

Я принял из ее рук бокал, и девушка лукаво улыбнулась.

— Я передам сестре, что вы здесь. Сдается мне, что вы ее заинтересовали.

— Благодарю.

— Выпьем же за здоровье цесаревича! — провозгласил дядя со сцены. — За Петра Николаевича!

Виновник торжества расхныкался в коляске, и матери с фрейлинами пришлось срочно его успокаивать. Я его понимал — громко, шумно, все орут и не дают поспать на свежем воздухе. Терпи, малец, дальше будет тяжелее.

— Я хочу фокус! — заявил император. — Федор Николаевич сказал, что это будет что-то особенное. Поднимайся и покажи!

Я приподнял бровь и вопросительно уставился на дядю. Тот попытался уговорить императора немного отложить просьбу, но государь топнул ногой.

— Сейчас! Хочу фокус сейчас!

Федор Николаевич обреченно покачал головой и жестом попросил меня подняться. Да уж, если бы император Петр Первый видел сейчас, в какой обстановке его потомок исполняет Великую Триаду, он бы точно повелел принести плаху.

Но делать было нечего. Я вышел из толпы и подошел к лестнице, чтобы подняться.

И в этот момент у меня адски закружилась голова — настолько сильно, что я пошатнулся, едва устоял на ногах и схватился за деревянный поручень.

— Вы в порядке, ваша светлость? — сверху раздался озабоченный голос дяди. — Алексей Иоаннович?

Ни хрена я не был в порядке. Потому что чувствовал, как стремительно по телу расползался яд.