Сибирский эндшпиль

9

В соответствии с советскими публикациями Новая Казань была центром спорта, образования и искусств. Здесь люди должны были отдыхать и расслабляться после суеты административного центра Тургенева и научно-промышленного Ландау. Экскурсоводы не упоминали о том, что здесь есть еще и тюрьма. Глядя из вагончика монорельса, Мак-Кейн подумал, что, может быть, именно это и имеется в виду у русских под отдыхом и развлечениями.

Вагончик был стандартной модели, с тремя парами кресел лицом к лицу друг с другом по обе стороны прохода, и единственными его пассажирами, кроме Мак-Кейна, были два охранника. Очевидно, этот вагончик не предназначался для общественного использования. Вагончик вылетел из центральной части Тургенева, беспорядочной смеси высоких зданий, и понесся вдоль долины, на которую они с Полой смотрели с площадки высоко над городом в день прибытия. Центральная полоса расстилалась неправильной зеленой лентой среди заросших травой пригорков, кустов и иногда деревьев, от озерца к озерцу среди каменистых берегов текла речка, вбирая в себя льющиеся с холмов ручейки. Дальше за зеленой лентой время от времени по спрятанной за холмами параллельно монорельсу дороге проносились машины на колесах. Кругом было много людей, поодиночке, вдвоем, группами, гуляющих, болтающих о чем-то, или просто сидящих и глядящих в воду. Какая-то женщина кормила уток, и два мальчика плыли на лодке. В искусственном небе над ними изгибались две ленты искусственного солнца.

Несколько сотен лет назад русская императрица Екатерина Великая решила проехать по своей стране и своими глазами увидеть, как живет ее народ. Ее главный советчик, Григорий Потемкин, выслал вперед по пути императорского кортежа своих людей, создавших целый мир из фальшивых деревень с ярко раскрашенными домами, скрывавшими ту бедность и несчастья, что приходилось переносить крестьянам. Людей рядили в новые одежды, давали немного денег ради такого случая и заставляли плясать, махать руками, смеяться и бросать в воздух цветы, чтобы иллюзия была полной. Вернувшись на родину, множество приезжих иностранцев, путешествовавших вместе с кортежем императрицы, было преисполнено энтузиазма и восторга от увиденных ими сцен. Глядя из окна, Мак-Кейн вспоминал о сообщениях, написанных восторженными посетителями "Валентины Терешковой", откровений об изменившемся лице коммунизма. Так другие возвращались, превознося Германию Гитлера, в тридцатых.

На полпути от Тургенева путь проходил через район перерабатывающих предприятий; элеваторы, силосные ямы, сельскохозяйственная техника — все это было сгруппировано у основания одной из меньших "спиц", известного, как Агрокультурная Станция 3, и настолько же геометрически правильного, насколько же дезориентирующим и запутанным был город. Потолок станции здесь был хорошо виден и спица была видна на всю ее длину — захватывающее зрелище уходящего вверх пролета к центральной части станции в полумиле над головой. Еще на полмили выше была другая сторона кольца, а дальше бесконечность пространства и звезд. Из-за этого зрелища стены "Валентины Терешковой" вдруг показались тонкими и хрупкими. В какой-то момент Мак-Кейн забыл, что он находится в космосе.

Проехав под спицей, вагон снова проехал через сельскохозяйственную зону, такую же, как и раньше, и, наконец, въехал в пригороды Новой Казани. Дома, сооружения, как и в Тургеневе, были разбросаны по склонам в беспорядке, но здесь было больше зелени и воды; то тут, то там виднелись спортплощадки, люди играли в футбол, а впереди по мере приближения к хаотичному центру города, здания начинали приближаться и склоняться друг к другу. Затем вагон въехал в тоннель, замедлил ход и — Мак-Кейну было видно через переднее стекло — свернул с основной линии на боковую ветку.

Один из охранников подошел к пульту управления у лобового стекла, и вагон остановился перед прочными металлическими воротами, перекрывавшими путь впереди. Прозвучал звонок и на экране пульта возникло лицо офицера. "Заключенный два-семь-один-ноль-шесть прибыл" — доложил охранник. Офицер проверил что-то за экраном и нагнулся вперед, чтобы включить управление. Камера, установленная внутри вагона, медленно повернулась, оглядывая внутренность кабины и замерла на несколько секунд на Мак-Кейне. Потом ворота впереди раскрылись, вагон проехал сквозь них и остановился у платформы. Охранник показал Мак-Кейну жестом на выход. Когда они вышли наружу, ворота, закрывающие путь, были уже закрыты.

Это было что-то вроде грузовой станции, монорельс расходился на две линии, которые параллельно проходили между платформами, чтобы снова сойтись вместе в конце отсека перед вторыми воротами, тоже закрытыми. На платформе стояло еще несколько охранников. В вагон стала садиться группа одинаково одетых мужчин в простых серых куртках и таких же штанах с красными полосами. Они были разных цветов кожи, разных рас, и Мак-Кейн понял, что они оттуда, куда его везут. Некоторые с интересом глядели в его сторону. Они выглядели достаточно хорошо, по крайней мере было непохоже, что ему придется присоединиться к компании доходяг, подумал Мак-Кейн, шагая между охраной к выходу с платформы.

За дверью была дежурка, внутри которой сидел офицер, появлявшийся на экране в вагоне. Короткий коридор привел их к лестнице и лифту. Они поднялись на этаж вверх, пересекли зал с рядами сидений и вошли в комнату со стойкой вдоль одной стены. Старший из его охраны вынул документы и протянул их дежурному сержанту на подпись. Из задней комнаты появился капитан, которому охранники передали Мак-Кейна и ушли. Капитан задал обычные, рутинные вопросы, Мак-Кейн дал свои рутинные, фальшивые ответы, а сержант старательно ввел все это в терминал на стойке. Потом его провели в комнату для осмотра, где он сорок минут ждал врача. В конце концов с него сняли отпечатки пальцев и голоса, взяли анализы крови, просканировали лицо для компьютерного архива, проверили, перепроверили, измерили и взвесили, а потом выдали такую же форму, что он видел на платформе. Капитан вернул ему его сумку и протянул еще одну, со сменой одежды. Под конец он попросил Мак-Кейна вытянуть вперед левую руку.

— Зачем?

— Вопросы задаю я.

Мак-Кейн протянул руку, капитан закатал рукав его куртки, а сержант надел на запястье красный пластиковый браслет с электронным устройством и намертво запаял его специальным прибором. Капитан нажал на какую-то клавишу и появилось еще два охранника.

— Это ваш ключ к тем местам, где вам будет разрешено находиться. сказал капитан, показывая на браслет. — В Замке за безопасностью следит электроника. Охранники слишком дорого стоят, чтобы они просто следили за вами, ничего не делая. То же самое касается заключенных, поэтому вы обязаны работать по крайней мере 48 часов в неделю. Ваши обязанности вам расскажет староста вашего блока. За дисциплиной у нас следят строго, но справедливо. После начального испытательного срока вы можете правильным поведением заслужить некоторые привилегии. Находиться вне камеры после отбоя запрещено, попытки выйти за территорию Замка или за границы отведенных рабочих зон на территории колонии строго запрещены. Хотя побег с "Валентины Терешковой", конечно, невозможен. У вас есть вопросы?

— Как я могу связаться со своим правительством и отправить сообщение родным?

— Это не входит в мою компетенцию.

— А в чью компетенцию это входит?

— Это вопрос политический, их решает Москва.

— А кто управляет здесь?

— Комендант генерал-лейтенант Федоров.

— А с ним как поговорить?

— Когда он решит говорить с вами, он поговорит с вами. Вы увидите коменданта блока, решите этот вопрос с ним. По прибытии доложитесь старосте блока Б-три. Охрана отведет вас туда.

Охранники вывели Мак-Кейна через ту же дверь, в которую он вошел, и повели его по коридору к лестнице, спустились ниже; когда Мак-Кейн подошел к двери, над дверью мигнул красный огонек и раздался гудок. Дверь вела в широкий разветвляющийся коридор со светло-зелеными стенами, вдоль которых тянулись переплетения труб. В стенах были большие двери, расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга, коридор очень напоминал большую крытую улицу. Фигуры в сером поодиночке и группами двигались по обоим сторонам коридора, электрокар тащил прицеп с какими-то ящиками. Навстречу шли два охранника, больше похожие на полицейских, неторопливо прогуливающихся по улице. Мак-Кейн и его сопровождающие дошли до угла коридора, где он поворачивал налево, прошли мимо большого зарешеченного прохода со скользящей открытой дверью. Над решеткой висела табличка "БЛОК А". Дальше была такая же решетка с надписью "БЛОК В". Когда Мак-Кейн с охраной вошел внутрь, над дверью мигнул красный огонек и прозвучал гудок. Мак-Кейн подумал, что эти огоньки и гудение очень скоро успеют ему надоесть.

Они попали на большую широкую площадку, по обеим сторонам которой было два ряда дверей. Уровнем выше, сквозь решетчатую галерею, куда вела металлическая лестница, виднелись еще два ряда дверей. Галерея окружала площадку со всех четырех сторон. В дальнем конце стояло несколько длинных столов, на лавках сидело несколько человек. Самые разные расы, как и в той группе, что Мак-Кейн видел на платформе монорельса. Кто-то читал, кто-то играл в карты, кто просто сидел. На маленьком пространстве за столами, собравшись в круг, играли в какую-то игру с подбрасыванием монеты.

Пока его вели через площадку, Мак-Кейн услышал обрывки разговоров на самых разных языках. Когда он проходил мимо, голоса затихали, чьи-то любопытные глаза следили за ним. Его подвели к одной из дверей на правой стороне, с большой желтой цифрой 3. Один их охранников показал рукой на дверь, Мак-Кейн шагнул вперед; опять огонек и гудок. Он толкнул дверь, она открылась. Не говоря ни слова, охрана развернулась и ушла. Мак-Кейн широко распахнул дверь и вошел. Внутри было темнее, чем снаружи, и он постоял, давая глазам привыкнуть, а затем прошел в центр комнаты, закрыв за собою дверь.

Посередине комнаты стояло несколько столов, стулья. Мак-Кейн бросил на ближайший стол сумки, которые он нес. Вдоль стен стояли двухъярусные нары, пять или шесть секций вдоль каждой стены, между ними в узких промежутках — тумбочки. На стенах висело несколько картинок, на полках немного посуды, кружки, книги, на блюде лежала большая, украшенная резьбой деревянная трубка, на одном из столов стояла шахматная доска с неоконченной партией. Все было довольно чисто, но в воздухе чувствовался заметный запах, в эту комнату было втиснуто слишком много людей. Но сейчас комната была пуста.

В противоположном конце комнаты была открытая дверь, и как только слух Мак-Кейна привык к тишине после шума снаружи, он услышал внутри звуки движения. Через мгновение в двери появился мужчина со шваброй. Мак-Кейн не двигался. Человек вышел наружу и подошел к крайнему столу. Восточные черты лица, худой, вдобавок к положенной серой робе на нем была черная ермолка. У него было непонятное лицо, и подтверждавшее и спорившее с годами, которые чувствовались в фигуре, морщинки возле мудрых глаз и странно гладкое лицо. Он носил короткую бороду, уже начавшую седеть, но глаза его были яркими и внимательными, как у любопытного ребенка.

— Вы, наверное, американец. — сказал он. — Мое имя Накадзима Лин Комеи Цо Лян. — Голос и выражение лица были нейтральными, в них не было ни поспешного тепла, ни враждебности. Мак-Кейн смешался. Имя было типично азиатским, сначала фамилия, но сначала было сказано японское имя, а остальные два были определенно китайскими. Он с любопытством глядел на Мак-Кейна, явно пытаясь понять, значит ли это противоречие что-то для Мак-Кейна или нет.

— А вообще меня зовут Ко.

— Льюис Мак-Кейн. Можно просто Лью.

Ко подошел к Мак-Кейну и жестом показал ему на нижнюю койку в первой секции слева.

— Ваше место будет здесь. — Потом он кивнул на койку напротив. Верхние нары были подняты к стене на шарнирах, и Мак-Кейн подумал, что в камере еще есть свободные места.

— А здесь живу я. Похоже, что нам придется быть соседями. — Ко хорошо говорил по-английски, с неторопливой и старательной артикуляцией.

— Отлично. Кстати, ваше имя — вы китаец или японец?

— И то и другое, это случилось уже много поколений назад. Вполне в духе нашего столетия.

— Я жил в обоих странах. Вы говорили так, как будто знали о моем прибытии.

— Старосту блока обычно предупреждают о новичках.

— А что такое староста?

— Вы не знаете местную систему?

— Как я могу ее знать?

— Разве вас не перевели из другой секции Замка?

— Нет, я приехал только что.

Ко кивнул:

— Понятно. В каждой камере есть староста. Это заключенный, которому доверяют, он отвечает за дисциплину, принимает жалобы у других заключенных и передает их начальству, назначает на работы. Нашего старосту зовут Лученко, он русский. — Ко махнул рукой в дальний конец комнаты. — Его койка там. Когда он вернется, поговорит с тобой.

— Ну и как он?

— Когда как, но в общем — все в порядке.

Мак-Кейн посмотрел на свою койку, на ней не было ничего, кроме матраса.

— А где взять простыни, одеяло и все остальное?

— Ты получишь на складе полный набор — миску, ложку, кружку и все остальное.

— А где это?

— В комплексе Центр, по ту сторону улицы Горького.

— Улицы Горького?

— Откуда ты попал в блок. Если хочешь, я покажу тебе, где это, когда закончу.

— Ты здесь все время, Ко?

— Полдня в течение недели отведено для уборки камеры. В эту неделю моя очередь. Отличная возможность подумать в тишине и спокойствии. Здесь, в Замке, редко можно побыть одному.

— Долго ты здесь?

— Около года.

Мак-Кейн кивнул и подошел ближе, чтобы рассмотреть верхнюю койку своей секции, пытаясь узнать, что за человек будет его ближайшим соседом. Над подушкой несколько вырезок из журналов с голыми бабами, обложка рок-журнала с какой-то поп-группой, играющей на фоне звездно-полосатых букв USA, на подушке свернутая футболка с эмблемой Университета Огайо.

— За что ты здесь? — поинтересовался он.

— Вы говорите по-русски? — неожиданно спросил его Ко. — Ты говоришь по-русски?

Мак-Кейн повернул голову и секунду посмотрел на него, потом кивнул:

— Да.

— Где ты жил в Америке? — продолжал Ко, все еще по-русски. — Ты давно на "Терешковой"? В чем состоит твое нарушение?

Мак-Кейн понял, в чем дело, и кивнул, соглашаясь.

— Я не знаю вас. — согласился он, переходя обратно на английский.

— И я — вас. И вы, наверное, уже поняли, что здесь приучаешься не задавать таких вопросов иностранцам.

— А я бы признался в том, что знаю русский, если был подсадным?

— Маловероятно. Впрочем, если ты очень умен, то мог бы.

— А они часто очень умны?

— Нет. Но когда такое случается, то они опаснее всего.

Мак-Кейн вздохнул. Ему нечего было сказать, чтобы рассеять подозрения. Для этого потребуется время и терпение. Он сел на койку и занялся содержимым своих сумок.

— А что за парень надо мной? — спросил он. — Еще один американец?

Ко коротко рассмеялся:

— Нет, на американец. Американофил. Его зовут Мунгабо, он зигандиец. У русских странное представление об американском образе жизни, особенно в том, что касается расовых предрассудков, которые раздувает их пропаганда. Они решили, что будет забавно положить американца под негром. У Лученко странное чувство юмора. — Ко повернулся и пошел к двери в конце камеры. Туалет и раковина здесь. Когда я закончу с этим, я отведу тебя на склад.

— А что такого этот зигандиец сделал для Америки, что его привезли сюда?… или я не должен спрашивать и об этом?

— Нет, об этом знают все. Он угнал к ним секретный русский самолет МиГ-55. По крайней мере, так решил трибунал. Мунгабо твердил им, что электронная навигационная система вышла из строя, но КГБ не верило ему. Они решили, что это было умышленно.

— А почему они так решили?

— Это элементарно. Компьютеры, сделанные при марксистской экономике, сказали ему, не ломаются.