Шайтан Иван 5

Глава 27

Зимний дворец. Кабинет императора.

В строго назначенное время граф Васильев вошёл в кабинет. Его ожидали Император, генерал Бенкендорф и цесаревич Александо.

— Здравствуйте, Ваше императорское величество, — граф склонился в придворном поклоне.

— Здравствуйте, Дмитрий Борисович. Я пригласил вас, что бы услышать ваши впечатления о нынешнем состоянии дел в Восточном отделении Коллегии и другим вопросам связанными с Портой.

— Надеюсь, ваше величество мои откровения будут правильно восприняты вами. Краткие выводы я доложил в виде докладной записки его высокопревосходительству генералу Бенкендорфу. — легкий кивок в его сторону. — Не хочу рисовать мрачную картину всей иностранной Коллегии. Я осветил только вверенное мне Восточное отделение.

Император немного нахмурился.

— Я ознакомился с вашим докладом и соглашусь с вашими действиями, но об этом будет отдельный разговор. Хочу услышать ваше мнение о второй Лондонской конвенции.

Граф задумался.

— Присаживайтесь, Дмитрий Борисович, — разрешил император. — Ваше стояние не приносит ни какой пользы, только вред.

— Благодарю, ваше величество. — Граф присел, но так, чтобы его спина оставалась прямой.

— Старая школа — подумал Александр глядя на Васильева.

— Ваше императорское величество, наше присутствие на этих сборищах, чисто номинальное. Потешить своё самолюбие. Все присутствующие страны уже давно решили, как будет звучать итоговое коммюнике. Нас лишили даже видимого контроля за проливами, согласно Ункяр- Искелесийского договору. Все соблюдали внешнее приличие, но провели решения выгодные всем, кроме России. Принуждение Египетского паши Мухаммеда Али к миру с Турцией, которая проиграла первое же сражение, никаких выгод нам не принесло. Возможно, если бы Порта завязла в этом конфликте, для нас было бы более предпочтительным. Англия помогает Султану, чтобы наладить доставку зерна, снимается излишняя зависимость от наших поставок. Подогревает вялотекущий конфликт на Кавказе. Франция поддерживает Порту, для того чтобы держать в напряжении Австрию и её союзницу Пруссию. А все вместе они делают всё, чтобы ослабить Россию. А мы важно присутствуем на всех сборищах, важно надуваем губы и мним себя вершителями судеб народов. Мы, как толстый и добрый мишка, которого водят на поводке туда, куда нужно им. Они будут собачиться между собой, пока их интересы не касаются нас. Но стоит нам заикнуться о наших интересах, они дружно накинуться на нас. Вот и вся политика в кратком изложении, ваше величество. Прошу прощения за мой менторский тон. Забылся немного через досаду, которая обуревает меня от сих мыслей.

В кабинете повисла тягостная тишина. Политика, изложенная простым и беспощадным языком, предстала перед всеми в обнаженном виде, без пышных тряпок дипломатических условностей и блестящей, но ложной бижутерии великодержавных амбиций.

Молчал и граф Васильев, вновь посрамленный Петром. В их яростных спорах о государственных делах зять был непримиримым сторонником трезвого, простого восприятия политической действительности. Его подходы ко многим вопросам, столь отличные от привычных канцелярских хитросплетений, попросту выбивали Дмитрия Борисовича из колеи. А чего стоила его фраза, та самая, что однажды повергла графа в глубочайшее изумление!

«У России только два верных союзника: армия и флот».

Граф, когда до него дошла вся устрашающая истина этих слов, лишь закрыл рот и долго, молча, смотрел на Петра.

И теперь, под гнетом собственных откровений и тягостного молчания, граф Васильев не смог удержаться. Мысль Петра, столь точно резюмирующая все только, что сказанное им самим, требовала быть озвученной.

— Ваше величество, — начал он тихо, но отчетливо, нарушая тишину, — позвольте заключить. Из всего мною сказанного напрашивается единственный, горький вывод… Он сделал короткую, но выразительную паузу, встречая вопросительный взгляд Императора.– У России есть лишь два верных союзника: её армия и флот.

Присутствующие в кабинете, не успев осмыслить предыдущее, были вновь повергнуты в мыслительный шок.

Граф не торопился и не смотрел в сторону слушателей. Понимая их смятение, он лишь созерцал пейзаж за окном, давая им время собраться с мыслями.

Первым пришел в себя Бенкендорф. Голос его прозвучал сдержанно, но в нём явно читалось изумление:

— Однако, Дмитрий Борисович, признаться, вы изрядно удивили меня. — Он сделал паузу, словно подбирая слова. — Столь… просто изложить суть сложнейших международных отношений…

Граф медленно повернулся от окна. В его взгляде не было ни тени торжества, лишь усталая ясность.

— В том-то и дело, ваше высокопревосходительство. До недавнего времени, я, подобно вам, пребывал в спокойствии своей благоприобретенной уверенности, в непоколебимости правил, тонкостей дипломатического искусства. — Он слегка махнул рукой, словно отмахиваясь от чего-то несущественного. — Конечно, нельзя все сводить к святой простоте. Есть протокол, условности, та самая необходимая бижутерия. Но под нею, как видите, скрывается голая правда. Мы можем морщиться, фыркать и задирать нос, не желая её видеть. А можем трезво взглянуть ей в глаза и сделать надлежащие выводы. — Граф глубоко вздохнул и склонил голову в сторону Императора. — Право решения, ваше величество, за вами.

Император после долгой паузы произнёс.

— По вашем, Дмитрий Борисович, мы должны были настоять на продлении договора?

— К моему большому сожалению, мы не может сделать этого. А настоять на своём, не имеем возможности. — Васильев устало вздохнул.

— Почему, ваше сиятельство? — поинтересовался цесаревич.

— Я сугубо штатский человек, но даже я понимаю, что наша армия и флот, в нынешнем состоянии, не могут противостоять всем нашим недоброжелателям одновременно. После поражения нанесённого Бонапарту, Россия была сильна, как никогда. Прошло двадцать пять лет и наше былое могущество поблекло. Листья лавровых венков наших побед высохли и опали. Мы живём воспоминаниями былых свершений. Вся Европа лизала сапог Корсиканца, добровольно шла покорять варварскую Скифию. Как только Наполеон подорвал свои силы в войне с нами, они мигом перекрасились и стали нашими верными союзниками.

Лицо графа скривила гримаса брезгливости и презрения.

— Вы чрезмерно драматизируете, граф. Мы удовлетворены вашей работой. — сухо сказал император.

Граф Васильев поднялся и поклонившись вышел из кабинета.

Император был недоволен и раздражён. Упоминание о повсеместном упадке и застое было излишним. Развёрнутые доклады Бенкендорфа нарисовали неприглядную картину истинного состояния армии и флота. Бенкендорф и Александр в молчаливом напряжении ожидали решения Императора. Наконец Николай ровным и спокойным голосом произнёс.

— Александр Христофорович, на каждом докладе, предоставленном вами, мною наложены резолюции. Их исполнение непременно и обязательно. Если у вас возникнут сомнения и трудности в их реализации, незамедлительно обращайтесь ко мне. Цесаревичу поручаю проводить наблюдение и контроль за всеми нашими действиями на Кавказе. Отдельно выделите в производство проведение негласной ревизии и финансовый аудит Военного министерства и Адмиралтейства. Проверку проводить с соблюдением секретности. Доскональности не требую. Мне нужны общие, но обязательно правдивые сведения. По остальным ведомствам получите указания позже. Будем решать с какого угла начинать чистить конюшню. — уже значительно тише закончил император. Его услышал только Александр.

— Слушаюсь, ваше императорское величество. — Бенкендорф по военному коротко поклонился и покинул кабинет.

Оставшись вдвоём отец и сын немного расслабились.

— Каков граф, интриган, не потерял хватки старый лис. — усмехнулся Николай. — Жаль, что он так стар. Александр, ты ознакомился со сведениями по Кавказскому вопросу. Мне интересно твоё мнение.

— Документы изучены, ваше величество, — четко ответил цесаревич. — Ключевое событие, раскол в стане мюридов. Хайбула отошел от имама. Мотивы сего шага пока темны, однако раскол нам выгоден. Требуется узнать намерения Хайбулы. Если они сулят пользу Империи, поддержать. В противном случае держать под негласным надзором и использовать раздор.

— Здраво рассудил, — кивнул государь. — Изложи сии соображения на бумаге. Повелеваю: представь докладную записку с твоим видением нашей дальнейшей политики на Кавказе.

— Осмелюсь доложить, ваше величество, — цесаревич с надеждой посмотрел на отца, — для полноты картины и взвешенных предложений, необходима личная поездка на Кавказ.

— Не сейчас, Александр, — холодно отсек император. — Сие отложим. Возможно, включим в программу будущего смотра южных губерний. Ступай.

Граф после аудиенции приехал на работу. Сидя в кабинете и вспоминая разговор, он ощущал досаду от своей несдержанности. Излишнее напоминание о бардаке творившегося во многих министерствах и учреждениях империи вызвало явное раздражение у императора. В дверь кабинета робко постучались. Вошёл служащий исполняющий обязанности секретаря.

— Ваше превосходительство, вас просит к себе, его высокопревосходительство Нессельроде.

— Уже знает — поморщился граф вставая из-за стола. Хорошего от вызова начальства ожидать не приходилось.

— Здравствуйте, ваше высокопревосходительство. — Васильев вошёл в кабинет.

— Здравствуйте, граф. Позвольте узнать, ваше сиятельство, почему вы, без ведома моего заместителя Истомского, провели отстранения и увольнения некоторых служащих в вашем отделении. И что за нелепые обвинения и итоговые записи в формулярах уволенных?

— Карл Васильевич. Я исполнил свою часть работы в том виде, который посчитал уместным. Если вы решили, что я превысил свои полномочия и совершил неправильные действия по отношению к уволенным, не буду оспаривать. Вы в праве отменить мои приказы и распоряжения, но обязательно указать причину отмены с записью на моих рапортах и приказах.

Нессельроде молча смотрел на графа, безуспешно пытаясь скрыть свое раздражение и злость. Он встал и подошел к окну. Небольшого роста, щуплый, он не производил впечатления важного сановника.

— Граф, утверждение вас, на должность начальника Восточного отделения, проведено против моего согласия. Вы своими действиями противопоставляете себя против всей Иностранной Коллегии.

— Так уж и всей? — усмехнулся Васильев.

— Большей её части — сухо уточнил Нессельроде.

— Ваше высокопревосходительство, нахожу наш разговор беспредметным. Карл Васильевич, вы же разумный человек. Вскрытие подобных махинаций ваших подчинённых нанесёт вам непоправимый репутационный удар. Впрочем, ваше право, ваше решение, ваша ответственность. Прошу разрешения приступить к исполнению своих обязанностей.

Нессельроде кивнул не оборачиваясь.