Шайтан Иван 5

Глава 14

Хайбула с Гасаном достигли селения Арди в предрассветных сумерках. Окутанное туманом, оно спало. Осторожно, как тени, они объехали его по краю, стараясь не оставить следов и не разбудить сторожевых псов. В условленном месте, поляне заросшей кустарником, их ждал проводник. Но кроме него, из предрассветного мрака появились еще трое. Люди Ивана.

Они возникли так внезапно, словно выросли из-под земли, что Хайбула и Гасан вздрогнули, инстинктивно рванувшись к оружию, но застыли на полпути, пальцы так и не сомкнулись на рукоятях.

— Салам алейкум, Хайбула, — поздоровался один из них, низким, спокойным голосом. Хайбула узнал лица, запечатлевшиеся в памяти с того кровавого дня, рядом с Иваном.

— Ва алейкум ассалам, — ответил Хайбула, с усилием сглатывая ком в горле. — Вы что, тоже встречаете меня?

— Нет. Командир в селении, ведет переговоры. Его ждем. — Говоривший был явно старшим. Двое других, хоть и узнали гостей, оставались настороже. Их внимательные, недобрые глаза, неотрывно следили за каждым движением Гасана и Хайбулы, в руках ружья, стволы которых лишь слегка были отклонены в сторону.

— Хорошо, — кивнул Хайбула, стараясь говорить ровно. — Подождем Ивана с вами. Можно?

Старший из троих молча кивнул, жестом приглашая к неяркому костру, над которым уже подрагивали струйки пара от висящих котелков. Все, кроме одного, который бесшумно растворился в тумане, уселись у огня. Завтрак начался под гнетущим молчание.

Переговоры завершились на рассвете. Меня пригласили в кунацкую, служившую комнатой для совещаний. Куат, его лицо усталое, но довольное, огласил решение совета: мир. Пусть пока только на два года, «дальше будет видно». Старейшины, кивая головами, торжественно поклялись не поднимать руку ни на меня, ни на черкесские селения за перевалом.

— Тем более, — подчеркнул один из них, — многие из нас связаны кровными узами с теми кто за перевалом.

Большего добиться не удалось. От предложения военной помощи они отказались наотрез, сухо заявив, что сами разберутся и с Абдулах-амином, и с Хайбулой. Их главным условием был свободный доступ на наши земли, особенно, — ключевое слово прозвучало четко, — к Базару.

Я от души поблагодарил старейшин за мудрое решение, за мир. После краткого, чисто символического совместного перекуса, лепешки, сыр, айран. Я с Даудом двинулся в обратный путь.

Дорогой Дауд, его глаза блестели от усталости и возбуждения, посвятил меня в подковёрные детали совещания. Главным ястребом, как и ожидалось, был Закир. Его род больше всех вложил в «справедливую борьбу» и понес самые горькие потери. Даже двое старейшин, приехавшие с ним, не поддержали его ярости. Закиру пришлось, скрепя сердцем, подчиниться воле большинства. Остальные же изначально роптали против жесткой линии Абдулах-амина. Его мечты о «государственности» разбились о суровую реальность проблем, обрушившихся на них после первых побед. Больше половины воинов, первоначально откликнувшихся, погибли. Войне не видно конца. Абдулах-амин требовал новых воинов уверяя, что до победы осталось совсем немного, но последнему глупцу было понятно, что войну не выиграть. Все пять селений Дасенруховцев проголосовали за мир. К остальным родам решили послать гонцов и поставить их в известность. Это была победа, незаметная в масштабах всего Кавказа, но для меня очень серьёзный шаг в создании мирной зоны. Перед моим отъездом ко мне подошёл Малик.

— Скажи, Иван, — Малик понизил голос почти до шепота, его глаза прищурились, изучая мое лицо, — ты действительно вступишься за нас, если Абдулах-амин нападет?

— Ты ждешь этого нападения? — переспросил я, пристально глядя на него.

— Жду, — кивнул Малик, не отводя взгляда. — Узнав о нашем договоре, а он узнает непременно. Сначала попытается уговорить. А если откажем… — Он сделал выразительную паузу. — … силой возьмет перевал. Это вопрос времени. — Он ждал моей реакции, словно проверяя твердость слова.

— А может… объявить о нейтралитете? — рискнул я предложить, понимая наивность вопроса еще до того, как он сорвался с губ.

— Так не выйдет, Иван, — Малик усмехнулся беззвучно, уголки губ дрогнули. — Мы уже сделали выбор, договорились о мире с тобой. Для него это предательство. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Помоги лучше оружием. У нас нет хорошего оружия, то, что имеем, старье, стреляющее раз в десяток выстрелов. Заплатим. Не сразу, но частями. — В его голосе прозвучала отчаянная надежда, взгляд стал пристальным, почти молящим.

— Скажи, Малик, — я наклонился вперед, — слово свое сдержите? Твое и твоего селения?

Малик не ответил сразу. Он втянул щеки, сжал кулак, будто взвешивая каждое слово. Тишина повисла густая, звенящая.

— За мое селение… — начал он медленно, с усилием выталкивая слова, — честь моего рода, клянусь. Обещание будет выполнено.

— Ладно, — выдохнул я. — Много не дам. Два десятка хороших ружей и десять пистолетов продам. По цене для своих. Без наценки.

Лицо Малика преобразилось. Напряжение сменилось облегченной, почти мальчишеской улыбкой, засветившейся в глазах. — Когда? — вырвалось у него одним дыханием. — Когда я могу их забрать?

— Когда угодно. Сейчас возвращаюсь на базу.

— Иван, — Малик вскочил, не в силах усидеть, — я… мы… поедем с тобой! Сейчас! — Он торопился, боялся, что передумаю.

— Не враги теперь, — я усмехнулся поднимаясь. — Хотя бы на два года. Но поедешь только ты. Мои люди помогут доставить груз до селения Дауда. А уж он переправит в Арди. Дауд?

— Конечно, Иван, — кивнул Дауд, его улыбка была спокойной и уверенной. — Поможем.

Мы выехали втроем, я, Дауд и нетерпеливый Малик, едва сдерживавший коня. У самого начала тропы на перевал, в тени скал, меня ждал не только мой отряд, но и сюрприз, от которого дыхание перехватило. Хайбула. Рядом стоял Гасан.

Я остолбенел. «Откуда? Как?» — пронеслось в голове. Но моему удивлению далеко было до того, что случилось с Маликом.

Он увидел Хайбулу. И замер. Буквально окаменел в седле. Лицо его, секунду назад озаренное надеждой, побелело как мел. Глаза округлились до невероятных размеров, полные абсолютного непонимания. Челюсть отвисла. Из пересохшего горла вырвался только хриплый, бессвязный звук, больше похожий на предсмертный стон, чем на человеческую речь:

— А-а… а… а-а…

Наша конспирация теряла смысл. Я решил выжать максимум выгод из ситуации. Слез с коня и подойдя к Хайбула протянул руку.

— Ас-саляму алейкум, Хайбула!

Он, отойдя от первой растерянности, пожал мою руку и ещё обнял меня.

— Ва-алейкум ас-салям, Шайтан Иван!

Малик окончательно выпал из реальности. Его можно понять. Хайбула, ближайший сподвижник Абдулах-амина, человек, которого все опасаются больше всего, обнимается с Шайтан Иваном, как с близким другом или родственником. Это было невозможно, но оно было и происходило на его глазах. Дауд тоже был шокирован тем, что произошло и не мог поверить своим глазам.

— Надеюсь, друзья мои, вы понимаете, о том, что вы видели и узнали, пока, никто не должен знать. Вы даёте слово или…сами понимаете, ваши жизни ничто по сравнению с тем, что может провалиться из-за случайности.

Я тяжёлым взглядом посмотрел на Малика и Дауда. Они прониклись и поклялись хранить молчание.

— Хорошо я верю вам, надо трогаться. Нам не нужны лишние свидетели. Поднимались весь день. Остановились поздним вечером у вершины перевала. Разложили костры, поужинали. Малик и Дауд не задавали лишних вопросов. Они понимали, что случайно стали соучастниками дел, которые возможно потрясут весь Кавказ. Малик задумчиво смотрел на костер, иногда бросая на меня или Хайбулу быстрые взгляды. Мы не говорили с ним о чём-то серьёзном, не обсуждали наших планов.

— Малик, сколько воинов может выставить ваше селение? — спросил я у него.

— Сорок воинов, если со всеми, кто может держать оружие, семь десятков. — подумав немного ответил Малик.

— А сколько тухумов входит в ваш союз? — продолжил я опрос.

— Девять, но два тухума очень ослабели, много воинов погибли в прежних боях. Особенно род Закира. Им сейчас очень тяжело, пятеро взрослых мужчин, остальные женщины, дети, старики. Было четырнадцать мужчин. — вздохнул Малик.

— А почему он никак не успокоится?

— Не знаю, Иван, поводов для мести вам у него много. Я думал он уйдёт к Хайбуле, а тут вот что происходит. МашааАллах. — тихо произнес Малик.

— Ты не грусти Малик, всё наладится, тебе не надо опасаться Хайбулу. Разве я неправ? — Рассмеялся я.

Лицо Мелика немного разгладилось.

— Да, Шайтан, ты прав! — впервые улыбнулся он.

До Пластуновки добрались через день, поздним вечером. Охрана была на высоте. Три бойца, из разведки Кости, грамотно встретили нас незаметно страхуя друг друга.

— Здравия командир — открыл ворота один из охранников.

— И тебе не хворать. Спокойно всё?

— Тихо, всё в поряде. Жильцы здоровы.

— Вы проезжайте. Завтра вечером увидимся. — Сказал я Хайбуле и Гасану.

— Боец, передай командиру, эти двое пока поживут здесь.

— Слушаюсь, передам.

В доме послышался шум, суета, радостные возгласы. Семья воссоединилась.

— Поехали на базу, — командую своим. Усталость копившаяся эти дни навалилась разом. О чем может мечтать уставший человек? Конечно, вы правы, как бы помочь ещё кому, сделать доброе дело. Вскопать огород, починить крышу или сделать кучу общественно полезных дел. Только я разоблачился и в предвкушении похода в баню с любовью перебирал чистое исподнее, как ко мне ворвался наш доктор Жданович. Он быстро вписался в структуру сотни. Обрадованная общественность Пластуновки моментально построила ему приличную больничку с пристройкой, в которой поселился доктор Жданович. Определили ему жалование, нашли расторопную женщину на хозяйство и парня в помощники. И расцвёл наш доктор. Отбоя от пациентов не было. Жданович был энтузиастом своей профессии и как водится, когда работаешь с душой, то и результат обычно хороший. За столь короткий срок, убедившись в компетентности доктора, больничку расширили, добавив стационар на две койки. Приём и лечение доктор вел бесплатно, но в этом времени было просто не прилично отблагодарить доктора одним «благодарствую». Каждый благодарил в меру своего достатка. Так что доктор не голодал, работал с удовольствием пользуясь уважением жителей не только Пластуновки и Романовки, но и дальних поселений. При необходимости, без страха, выезжая в поселения горцев.

— Слава богу, Петр Алексеевич, застал вас. Мне необходим ваш совет, или вернее помощь.

Вздохнув от счастья, я спросил у Ждановича.

— Что у вас случилось, уважаемый доктор?

— Пётр Алексеевич, вы же знаете Зайчиху?

Кто ж не знал самую богатую в Романовке предпринимательницу, местного олигарха. Она так разбогатела на наших заказах, что вошла в противостояние с моим замом по тылу, Фоминым. Немного увеличив цену за комплект полёвки, с учётом объёмов наших заказов и пользуясь своей монополией, поставила Егора Лукича в безвыходное положение, чем привела в негодование, перерастающее в ярость. Старшина пригрозил отдать заказ в город, но Зайчиха, усмехнувшись, спокойно ответила. — Отдавай Егор Лукич.

И Егор Лукич съехал, долго ругая Зайчиху за черную неблагодарность и безуспешно напоминая ей о том, кто помог ей стать богатой и успешной.

— И, что случилось с ней? — Равнодушно поинтересовался я.

— Зубная боль, Пётр Алексеевич. Помнится вы поминали, что можете удалять зубы и у вас даже инструментарий есть.

— Да, припоминаю, был такой разговор.

Я вспомнил, как однажды ко мне обратился боец с зубной болью. В этом времени проблема с зубами стояла остро. Дантисты были редкостью в городе, что уж говорить о сельской местности, ну и уровень оказываемой помощи был соответственный. Зубы рвали обычные кузнецы своими щипцами. Тогда я заказал Тихону стальные щипцы для удаления зубов. Нарисовал по памяти три вида с особенностями для усиления захвата и удалил зуб бойцу, быстро и не очень больно. Да ни чего сложного, зуб шатался прилично.

— Вы обещали рассказать и показать, как вы удаляете зубы. Настала пора выполнить свой обещание.

— Раз обещал, за базар надо отвечать.

— Простите, я не понял, Петр Алексеевич?

— Надо выполнять свои обещания. Я нашёл щипцы, и мы отправились в больницу.

В приёмной сидела Зайчиха, рядом сидел её муж хмурый и уставший. Зайчиха держа рукой правую опухшую сторону лица, тихо стонала. В её глазах было столько боли и отчаяния, что меня передёрнуло. Что такое зубная боль даже не буду описывать. От одной только мысли о ней начинает ныть челюсть.

— Болит, Зайчиха? — задал я самый глупый вопрос, прозвучавший, как издёвка. Осознав свою нетактичность, перешёл к делу.

— Давай, показывай.

Зайчиха с трудом открыла рот. Не буду описывать подробно, ни чего интересного. Под подозрение попали два коренных зуба на верхне челюсти справа. После дополнительного исследования установили причину и стали готовиться к операции.

— Надо удалять зуб.

Зайчиха смотрела на меня с ужасом и замотала головой.

— Хорошо, нет так нет, мучайся дальше. — равнодушно сказал я и намеревался отойти. Зайчиха схватила меня за руку и плача сказала.

— Ладно, согласная я, нет больше моченьки терпеть, хоть в петлю лезь.

— Это наказание тебе за жадность твою. Обидела моего старшину, всё мало тебе.

Бубнил я, готовя инструмент, протирая его спиртом. Зайчиха с круглыми газами смотрела на мои приготовления и тихий ужас рос в её глазах.

— Николай Иванович, настойка опия есть?

— Да, Пётр Алексеевич, есть.

— Накапайте ей тройную дозу и дайте выпить. Нет, четверную. — уточнил я прикидывая вес Зайчихи. Уложили её на кушетку приподняв верхнюю половину. Через двадцать минут Зайчиха поплыла. Помощник доктора и муж привязали руки, доктор держал голову и зафиксировал открытый рот. Я аккуратно захватил щипцами зуб, изрядно порченный кариесом и расшатав его чуть повернул. Уже когда вытаскивал, он буквально раскрошился. Удалив самодельными тампонами все выделения из лунки, заложил его тампоном смоченным солевым раствором.

— Вот и всё, Николай Иванович. — сообщил я изрядно вспотев. — Следите чтобы она не захлебнулась слюной или рвотными массами, если таковые будут.

— Не перестаю удивляться вам, Пётр Алексеевич, а это умение откуда известно вам?

— От кузнеца.

— Как от кузнеца? — опешил Жданович.

— Посмотрел, как кузнец выдирал зуб, пожалел страждущего и придумал более изящный инструмент.

— Вот, так просто, посмотрел и сделал? — не поверил доктор.

— А сложно я не умею, Николай Иванович.

Жданович осуждающе покачал головой, но ничего не сказал. В своё время я дал ему адрес Генгольца, врача преображенцев, и у них завязалась переписка, в которой они подробно информировали друг друга. Жданович записал две толстые тетради с моими мыслями и предложениями по медицинским вопросам. Он пробовал и испытывал мои методы на практике.