Шарлатан III

Глава 12

Лаврентий Павлович смотрел на меня с явным интересом, точнее даже с любопытством, как на какую-то непонятную диковинку: с тем же выражением лица на новый «золотой желудь» смотрел, допустим, и Юрий Исаакович. То есть лицо выражало одно: штука явно интересная, но ни фига непонятно, зачем она вообще такая нужна и что с ней можно делать. Но кроме любопытства в его взгляде я ничего не заметил, а на вопрос он явно ждал ответа.

– А что, товарищ Косберг уже мотор сделал?

– Сделал.

– Вот для этого я его и попросил двигатель сделать: чтобы он его сделал. А почему его… Двигатель керосиновый?

– Что? Ну… да. Тогда следующий вопрос: а почему именно керосиновый?

– Почему-почему… Любому школьнику понятно, что если у керосина теплотворная способность вдвое выше, чем у спирта, то делать мотор на спирте, то для такой же по мощности ракеты топлива потребуется тоже вдвое меньше. А делать ракету на спирту – это откровенное низкопоклонничество перед западом: вон, фон Браун на спирту делал и мы давай так же, мозг при этом включать не обязательно.

– Даже так? Тогда вернусь в предыдущему вопросу: почему ты пору… попросил его делать именно товарища Косберга?

– Это же очевидно: в моторе таком главное – это форсунки, причем очень непростые: с одной стороны керосин буквально комнатной температуры, с другой кислород с температурой в минус двести. То есть форсунки потребуются очень непростые, а Семен Ариевич в форсунках точно разбирается: он такие хорошие системы прямого впрыска топлива для бензиновых моторов придумал! И придумал, кстати, очень быстро – а теперь и мотор керосиновый тоже, как вы говорите, придумал. И даже сделал!

– Хм… понятно. А зачем тебе мотор такой?

– Мне он вообще не нужен, ракетный мотор нужен чтобы делать ракеты.

– Ты собрался ракету делать? – очень удивился Лаврентий Павлович.

– За кого вы меня принимаете? Ракеты делают инженеры-конструкторы, а я буду математиком… если все же университет закончу.

– А ты знаешь инженеров, которые с этим мотором ракету будут делать?

– Ну… зависит от того, какой мотор у Семена Ариевича получился. Я же не знаю, какой он сделать-то сумел.

– Как это – не знаешь? Ты же заказ составил, финансировал всю разработку…

– Я просто попросил его сделать мотор, а потом попросил Зинаиду Михайловну, если она, конечно, изыщет возможность, Воронежскому ОКБ финансово помочь в этой работе. И всё, а теперь я постараюсь узнать у него, какой именно двигатель он смог сделать и подумаю, кто на таком может нужную стране ракету построить. Нормальную ракету, а не нынешнее убоище с удельным импульсом в двести секунд.

– Ты даже такие слова знаешь… ладно. Товарищ Косберг предложил двигатель, керосин-кислородный с тягой около десяти тонно-сил и удельным импульсом в триста двадцать секунд. Тебе этого достаточно, чтобы опре… придумать, кто бы мог на таком двигателе построить нормальную, как ты говоришь, ракету?

– Десять тонн всего? Ну да, наверное ему Зинаида Михайловна денежек-то подзажала. Но и это уже неплохой результат, можно ракету сделать куда как лучше нынешних.

– На нынешних-то двигатели уже под сорок почти тонн.

–Значит, нужно четыре десятитонника ставить. Даже если четыре получатся тяжелее одного спиртового, то только за счет уменьшения массы топлива выигрыш все равно получится очень заметным. А что до того, кто такую ракету построить может, то тут и думать нечего: ракету нужно поручить делать ОКБ-51. А то то, чем они сейчас занимаются, приличным словом и не назвать.

– Это почему? И откуда ты знаешь, чем там занимаются?

На несколько секунд (или даже минут) я «забыл», что расспрашивает меня «самый страшный человек в СССР» и представил, что я просто разговариваю с потенциальным заказчиком, который на самом деле знает, что именно ему нужно, но не знает, как это толком объяснить. А такие заказчики очень редко встречаются, и с ними нужно общаться исключительно бережно и конкретно, так как с ним еще работать и работать – так что я не стал даже выдумывать какую-то «правдоподобную легенду»:

– Я же занимаюсь… занимался и сейчас периодически людям помогаю в разработке разных непростых систем управления. Тому же Вовке Чугунову… вы не волнуйтесь, все допуски у меня оформлены. И помогаю, бывает, и тем, кому Вовка сам по работе помогает. А чтобы систему управления хотя бы вчерне придумать, просто нужно знать, чем эти системы управлять должны. Не в деталях – детали пусть разработчики изучают, а хотя бы общую архитектуру представлять. Вот и нахватался несколько излишних знаний.

Лаврентий Павлович, когда я это произносил, «выразительно» посмотрел на Светлану Андреевну, но та лишь кивнула, подтверждая видимо, что да, допуски у меня уже есть. Тот несколько секунд подумал и задал, судя по всему, последний вопрос:

– То есть ты предлагаешь текущую работу пятьдесят первого ОКБ закрыть и переориентировать его на разработку баллистических ракет?

– Ну да, вы на этом сэкономите несколько лет и кучу денег не выкинете в помойку.

– А почему ты так уверен, что страна деньги просто выкинет, если ОКБ-51 продолжит нынешнюю работу?

– Потому что я уже сам делал беспилотные самолетики и прекрасно понимаю их возможности. Даже если на них поставить идеальную систему наведения, пользы он них будет чуть меньше чем нисколько. С пульсирующим двигателем средняя скорость у них будет в районе шестисот километров, восемьсот максимум – то есть его легко перехватит даже винтовой истребитель, не говоря уже о реактивных. А так как у беспилотника никакой защиты от истребителей нет и они даже маневрировать не могут потому что неизвестно, когда им нужно уклоняться от пулеметов, то сбить их – это задача для начинающего летчика-практиканта. А игрушки получаются все равно довольно дорогие, и получится, что мы будем просто делать учебные мишени для вражеских пилотов, причем очень недешевые мишени. Но и это лишь в случае идеальных систем нацеливания, а так… мы же даже ветровой снос отследить сейчас не в состоянии!

– Написать это словами на бумаге можешь? Сколько тебе на это времени потребуется?

– Ну, часа два-три, не меньше.

– Договорились. Ты все это на бумаге запиши… сегодня же запиши, вас сейчас в гостиницу отправят и там этим займись. Как закончишь – передашь написанное полков… Светлане Андреевне, а завтра утром полетишь домой. Рано утром, все же у тебя, как я наслышан, сейчас тоже дел невпроворот. Сейчас пять минут подожди в коридоре, я с товарищем полковником еще кое-что обсудить должен – и поедете в гостиницу. Все понятно?

Писаниной я занимался всю ночь. То есть то, что просил написать товарищ Берия, я на бумаге изложил меньше, чем за час – но в процессе написания у меня разные воспоминания всплыли, и до утра я развлекался, записывая свои «воспоминания о будущем». Ракетчик из меня, конечно, вообще никакой, но телевизор-то я смотрел, а потом и в интернете много разного интересного видел. Так что «наметить пути развития советской реактивной техники» мне большого труда не составило, да и писал я ночью уже не столько о ракетах, сколько о… да вообще обо всем, куда в баки заливается керосин. Или уже не керосин, или даже не заливается. Но все равно писал я в основном о системах управления, и не только управления разными летающими аппаратами. Бумаги я успел испачкать очень много, почти всю довольно толстую тетрадку исписал («прошитую и пронумерованную»), а около пяти, когда я решил, что уже хватит и можно слегка вздремнуть перед обратной дорогой, ко мне в номер постучала Светлана Андреевна и сказала, что пора на аэродром. Когда я вышел и передал ей свою писанину, она, глядя на меня, лишь головой покачала:

– Что, сосед, совсем что ли ночью не спал?

– Марк Твен говорил, что удача стучит в каждую дверь, но иногда люди этого стука не слышат потому что в этот момент сидят в соседней пивной. Ко мне сегодня удача постучалась, а второго шанса все объяснить людям вроде Лаврентия Павловича как раз тогда, когда он этих объяснений ждет, в жизни может и не представиться. Так что бессонная ночь – это небольшая плата за то, чтобы поймать за хвост жар-птицу.

– Ладно, заканчивай с философией. Времени у тебя… одеваться, вижу, не надо, так хоть умойся: через десять минут выезжаем. Завтракать уже в самолете будем.

В самолете завтракать я не стал: уснул еще до того момента, когда погасли транспаранты «Пристегнуть ремни». Да, ремни на всех уже «Соколах» стояли, да и в Илах, по слухам, их тоже на всех креслах ставить начали. Вроде бы и не сильно дорогой «довесок» к безопасности – но и он копеечку на мои «развлечения» приносил немалую: ремни-то теперь делались в небольшой артели, для такого производства и организованной, и делались они не только для самолетов, но и для автомобилей. Не всех еще, но и «Векши» с ремнями все с завода выходили, и на «Победах»-такси их много где теперь ставить стали. А еще ремни на свои машины стали ставить немцы, и они тоже много наших артельных закупали: свои они тоже потихоньку делать начали, но из капрона, а наши из лавсана плелись – и оказалось, что у «советских» скользкость получилась более подходящая…

Я почему про ремни вспомнил: в самолете мне как раз какой-то дурацкий сон снился, а котором я из таких ремней плел какую-то логическую схему и из-за того, что ремни немного тянулись, у меня постоянно в схеме сбои шли. Причем сбоила эта система потому, что ремни тянулись по-разному…

Хотя в Горький мы прилетели еще восьми не было, в рабочее состояние я пришел только после обеда, так как приехав домой, опять спать завалился. А когда проснулся, за завтраком (скорее все же за обедом) мне пришла в голову одна интересная «логическая» мысль – и я поспешил в университет, поделиться этой мыслью с Юрием Исааковичем. И мысль ему понравилась, так как «по статистике» она могла увеличить производительность будущей вычислительной машины примерно на четверть. А смысл ее был простой: все команды в машине выполняются за разное время, и если в нее добавить один регистр, указывающий, что выполнение предыдущей команды уже закончилось, то процессору не придется «ждать» завершения очередного машинного такта. А «такт» был большим: тактовый генератор работал на частоте в районе трехсот мегагерц (а лампы могли и до шестисот нормально работать), а «упрощенная», чисто последовательная схема обработки каждого бита в слове на одну «короткую» операцию требовала тридцать четыре таких «генераторных» такта – и производительность «арифметического блока» получалась в районе девяти миллионов операций в секунду. Но так как числа бывают и сами по себе «короткие», а для некоторых, сугубо параллельных операций в принципе было достаточно и трех-четырех генераторных тактов, то введение нового регистра, разрешающего «досрочно» запускать следующую команду, в среднем давало выигрыш производительности до тридцати процентов. Правда, чтобы такое осуществить, нужно было и логическую схему исполнения каждой машинной команды прилично так усложнить – но, по нашим прикидкам, оно того стоило. Тем более, что прежние наработки уже были практически выкинуты в помойку, а так как новые буквально с нуля пересоздавались, схемы дополнить было относительно недорого.

Правда лишь «относительно»: все же нужно было добавить в каждый «исполнитель команд» по семь ламп (не придумалось у меня схемы попроще), а «золотые желуди» даже в заводском серийном исполнении не обещали подешеветь ниже чем до десяти рублей. Но несколько товарищей из спецфакультета (был такой в университете создан, как раз под задачи Спецкомитета), которым товарищ Неймарк рассказал о наших планах относительно вычислительной техники, буквально через неделю принесли в клювике почти два миллиона дополнительных рублей и сказали, что «если мало будет, то там еще добавят». А два миллиона – это деньги очень заметные… даже жалко, что тратить их можно было исключительно на «приобретение оборудования, материалов и приборов». Но когда заработает ламповый заводик – я то знаю, как денежки эти превратить… не я знаю, а специалисты централизованной бухгалтерии, и они, жадные до народных денежек крохоборки, уже придумали, на что все эти деньги потратить…

И только после этого до меня дошло, что по поводу «нецелевых трат» на новые автозаводы у меня вообще никто ничего не спросил, и, похоже, и спрашивать не будет. То есть Зинаида-то Михайловна с меня в любом случае шкуру спустит, но это уж точно не смертельно. Тем более не смертельно, что продажи всякого через мобильные магазины к августу выросли почти вчетверо и уже часть вырученной наличности начала перечисляться на общие счета КБО. Жизнь-то действительно с каждый буквально днем становилась «лучше и веселей», и народ очень сильно потянулся именно к веселью, за которое он был отдавать довольно приличные деньги. А так как электричества стало уже везде «достаточно» – то есть для удовлетворения простеньких бытовых нужд достаточно – то народ потянулся к электропроигрывателям и виниловым пластинкам. Причем потянулся в основном через артели: половину таких проигрывателей как раз артельные предприятия и выпускали, а пластинки…

С пластинками в принципе было хуже: их на всю страну штамповало только два больших государственных завода. Но вот артельное производство таких же никак не ограничивалось, просто оборудование, для серьезного производства необходимое, стоило бешеных денег и никакая артель столько найти не могла. Но это лишь одна артель не могла, а если за дело берется контора вроде КБО, вопрос решается быстро и просто. Не очень, конечно, просто было достать качественные рекордеры (а некачественные вроде бы уже несколько артелей в стране потихоньку делали, для записи «звуковых писем», быстро набирающих популярность), но и тут «ремни безопасности» помогли. Немцам-то их за деньги продавали, причем за немецкие – и Зинаида Михайловна (лично, я узнавал) сумела заполучить германскую звукозаписывающую студию. А тиражное оборудование горьковские заводы изготовили (ну, большей частью горьковские, хотя тут и Смоленск поучаствовал, и Минск), в Дзержинске наладили производство поливинилацетата – и уже четыре тиражных заводика (хотя и относительно небольших) штамповали вожделенные диски.

Репертуар артельных заводов был прост и «аполитичен», но очень востребован населением: массово выпускались диски со сказками для детей, детские песни, а так же классическую музыку (последнюю записывали в исполнении студентов Горьковской консерватории) и в небольшом количестве нынешние советские «шлягеры». А еще – тоже в небольших количествах – и зарубежную эстраду, но ее мало выпускали потому что народ ее действительно не очень-то и покупал. А выпуск пластинок был вообще похож на печатанье денег: «миньон» продавался строго по «госцене» по три рубля, в а производстве он обходился копеек в семьдесят. А мобильные магазины как раз половину выручки именно с грампластинок теперь и привозили.

Вообще-то этот «бизнес» придумала как раз Зинаида Михайловна, за что ей большое спасибо. И не только от меня, на выручку много где чего очень нужного строилось. А «много где» даже перестало ограничиваться центральными областями РСФСР: стройки начались и в Сталинградской области, и в Астраханской, и в Саратовской. Это если на юг смотреть, но КБО и на восток тоже начало «ползучую экспансию», и Тобольском точно ограничиваться Комбинат не собирался. Правда, уже централизованная бухгалтерия начала натыкаться на сугубо административные препоны, но пока вроде это больших проблем не создавало. В том числе и потому, что руководство Комбината очень грамотно поступило с комсомолом: организация-то очень мощная, потенциал ее огромный – но в плане именно производственном она была откровенно слаба. И по предложению Зинаиды Михайловны комсомольцы передали Комбинату организацию всех строек, на которые должны были выезжать студенческие стройотряды. А это позволило, кроме всего прочего, и руководству комсомола радостно рапортовать о «достигнутых успехах», и стройки КБО человеческим ресурсом обеспечить. Ну а те руководители разных организации и предприятий, которые хотели у себя что-то срочно построить, тоже стали именно в КБО обращаться, сжимая в потном кулачке фонды и финансы, которые они не знали как реализовать. Или знали, из-за чего к нам и прибегали…

В начале августа Лаврентий Павлович сделал очередной доклад на совещании в ЦК относительно текущего состояния и перспектив развития «новых оборонных проектов». А «в кулуарах», за обедом, некоторые вопросы осветил Иосифу Виссарионовичу чуть более подробно:

– Мы, кстати, записку нашего Шарлатана с военными обсудили и в ведомстве товарища Кузнецова все единодушно пришли в к выводу, что по поводу нынешних самолетов-снарядов мальчишка на сто процентов прав. Не просто обсудили, провели испытания и выяснили, что действительно любой такой снаряд даже начинающий пилот-истребитель сбивает как в тире. Еще я поговорил с товарищами из ОКБ-51, и они согласились, что делать самолеты-снаряды с нормальным турбореактивным двигателем все же смысл имеет, но если двигатель получится достаточно дешевый.

– Турбореактивный двигатель – и дешевый? Насколько дешевый?

– В Ветлуге, на заводе товарища Чугуновой, для отработки каких-то техпроцессов, такие моторы делают из дешевых материалов. Не совсем уж дешевых, но там двигатель с тягой немного за тонну для стендовых испытаний обходится тысяч в сто-сто двадцать всего. И я с Чугуновой тоже уже поговорил, по ее словам, если нас удовлетворит ресурс в пределах сорока минут, то они и в восемьдесят уложиться смогут.

– Восемьдесят тысяч тоже не копейки.

– Да, но одна система наведения для ПКР, летящей на семьдесят километров, уже обходится в сто двадцать-сто тридцать. А мы говорим о самолете-снаряде, летящем уже километров на триста-четыреста, что, как я понимаю, будет оружием уже совершенно иных, на порядок более высоких боевых возможностей.

– Яковлев тоже что-то похожее предлагает, но у него…

– А в ОКБ, по самым предварительным прикидкам, такой снаряд смогут в серийном производстве выпускать тысяч за двести пятьдесят. По самым предварительным прикидкам!

– То есть будут они раза в два дороже…

– Думаю, дешевле. Чугунов на двадцать первом заводе свои ракеты для истребителей уже на сорок процентов удешевить успел. Ему, конечно, похоже Шарлатан в этом помогал…

– То есть мальчишка и в производстве ракет разбирается?

– Нет, но он неплохо в деньгах разбирается. И не сам, но почему-то он всегда знает, к кому обратиться за помощью…

– Ну что же, если военный министр согласен с прекращением разработки… а ракету, получается, новую разрабатывать уже некому? Что товарищ Королев думает?

– Не знаю, его пока не спрашивал. А в ОКБ-51 готовы сразу за две работы взяться. Все же Николай Николаевич, царство ему небесное, заместителя воспитал отличного: он, пока мы говорили, уже прикинул, как по двум проектам своих людей после закрытия темы с пульсирующим двигателем распределить. Конечно, с людьми ему все равно помочь будет нужно, но запросы его более чем скромные, я даже удивился. А если мы ему в помощь и Шарлатана натравим…

– Ты же только что сказал, что мальчишка в ракетах не разбирается!

– Зато он разбирается в людях, и очень хорошо знает, как заставить людей… нет, как стимулировать людей делать то, что ему хочется. Косберга-то он выбрал, и стимулировал по-своему – и тот за год ему мотор сделал! И этот ракету сделает: еще, пока мы вопросы все обсуждали, он – а я ему сразу и описание двигателя Косберга принес – прикинул и считает, что подготовить ракету, превосходящую нынешнюю Р-5, он сможет уже года через полтора. К постановке на вооружение подготовить! А если и его Шарлатан простимулирует… по крайней мере городок для инженеров и рабочих ОКБ он точно выстроит к следующей осени, причем такой, что московские артисты завидовать им будут. У Шарлатана просто заскок какой-то относительно жилья – но, судя по результатам, заскок этот очень многое позволяет нам сделать и быстрее, и дешевле.

– Тогда готовь постановление на новые проекты.

– И не подумаю, товарищ Василевский их уже практически подготовил, на следующее заседание Президиума представит. А я просто тебе заранее всякие детали сообщил, чтобы было время все это продумать… и у специалистов какие-то вопросы уточнить.

– То есть у Шарлатана? – рассмеялся Иосиф Виссарионович.

– Нет, – совершенно серьезно ответил Лаврентий Павлович. – Он все же действительно шарлатан, только вид делает, что что-то досконально знает. Но пока он хочет, чтобы люди, ему поверив, для страны что-то полезное делали…

– А за ним ты присматриваешь?

– Конечно. Мальчишка как мальчишка, разве что шустрость у него повышенная и наглости как… как не знаю даже у кого. Но раз польза от него настолько заметная…

– Пусть и дальше пользу приносит.

– Пусть. Кстати, о пользе: мне товарищ Черток как-то сказал, что девяносто процентов аварий при испытаниях «пятерки» происходит из-за низкого качества электрических соединений. Ну не умеют у нас нормальные штекера делать!

– И что теперь, за границей штекера покупать для советской оборонной промышленности? – довольно нехорошим голосом решил уточнить Иосиф Виссарионович.

– А Горьковский индустриальный, там студентов четверо и пятеро преподавателей, подали патентные заявки на принципиально новые конструкции штекеров. И проведенные испытания показали, что все они минимум в тысячу раз надежнее любых нынешних моделей, при том, что в производстве намного дешевле. Три таких заявки, и во всех трех в списке заявителей на первом месте прописан как раз Шарлатан. А полковник Уткина – все такие заявки все же через нее проходят – сказала, что на самом деле все это один Шарлатан придумал, а остальные только отработкой технологии производства занимались.

– Ой ли?

– А я думаю, что и заявки эти именно Шарлатан своими руками писал: они все начинаются со слов «как известно, в электротехнике бывает только два вида неисправностей: контакт там, где не надо и неконтакт там, где надо». Кроме него, вряд ли кто-то еще додумался бы до такого в официальном документе.

Отсмеявшись, Иосиф Виссарионович поднялся со стула и, уже шагая обратно в зал заседаний, заметил:

– Все же нужно будет мне с ним поговорить…

– Не нужно. Пока не нужно, у него там сейчас такой интересный проект… и очень для страны важный – так пусть он его хотя бы закончит.

– И когда?

– Наши участвующие в проекте сотрудники думают, что к весне мы результат уже увидим. Причем такой, что придется мальчишке еще одну звезду Героя на пузо вешать. Как минимум одну.

– Даже так? Ну что же, в таком случае я потерплю. Но держи меня в курсе…

Летние проекты завершались довольно успешно. И студенты неплохо поработали, и студентки. Особенно студентки: они за лето прошили триста девяносто матриц памяти на ферритовых колечках, то есть получилось аж сто девяносто два килобайта с небольшими копейками. А это тоже было важно: денежки-то спецфакультетовцы получили на постройку второй такой же машины, а машина без памяти вообще никому не нужна. На новеньком заводе радиоламп успели начать производство (то есть уже смогли изготовить с полсотни «золотых желудей» на запускаемых не спеша производственных линиях), а Маринке радиофизики даже немного досрочно отправили столь нужную ей пятикиловаттную электронную пушку. То есть сама Маринка была совершенно не уверена, что ей такая пушка вообще нужна, но я-то знал!

И вот со всеми этими достижениями и знаниями я «отправился» в третий учебный семестр. В течение которого нужно было изучить (и вспомнить тоже) довольно многое – однако это числилось в моих персональных планах и было по-настоящему интересно одному мне. А вот что было записано в планы КБО, интересовало довольно много людей. А еще больше кое-кого интересовало то, что в этих планах вообще никак не значилось…