Шарлатан III

Глава 10

Вообще-то студенты – обычные люди, ну, а большинстве своем обычные. И, как все остальные люди за Земле, периодически хотят кушать. Иногда и пить (причем отнюдь не простую воду), а еще хотят удобно и красиво одеваться и обуваться. Последнее особенно касается женской половины студенчества: если парни в большинстве своем вполне довольствовались стройотрядовскими куртками и штанами, а на ноги надевали рабочие ботинки-«говнодавы» по сто сорок рублей пара, то девушки, если стройотрядовские куртки и носили, то обязательно поверх платьев, штаны стройотрядовские в мирное время предпочитали не надевать (разве что уж совсем припрет), а на ноги предпочитали надевать хоть какие-нибудь дешевенькие, но туфли. И единственной проблемой в удовлетворении таких своих хотелок было то, что все это стоило довольно заметных для студенческого бюджета денег. То есть это сейчас стало проблемой не критической, деньги студенты могли относительно просто заработать – в тех же стройотрядах, например. Но в этом случае они на лето шли в эти стройотряды и там работу работали: строили всякое в основном. Труд довольно тяжелый, но и вознаграждение за него тяжести труда соответствовало – и все были счастливы.

Почти все: Юрий Исаакович от этого ни малейшего счастья не испытывал. Да и не он один: ведь на протяжении большей части учебного года очень многие студенты занимались важными исследовательскими и вполне себе практическими работами, например, схемы паяли очень непростые, платы печатные ручками рисовали – а с окончанием сессии вся эта масса трудолюбивых студентов должна была стены университета покинуть и все научные и исследовательские работы должны были остановиться. Причем не на лето, а на гораздо более долгий срок: народ же навыки пайки растеряет, забудет, как электронные схемы рассчитывать – в общем, для «повторного вхождения в процесс» всем им еще месяц, а то и два потребуется. А если учесть, что большинство таких студентов (и даже аспирантов) с этой работой «временно завязали» еще до наступления зачетной сессии, то приостановка работ грозила затянуться минимум на полгода.

И ладно бы только с паянием и рисованием студенты «притормозили», тут навыки можно будет относительно быстро восстановить. А вот в «смежных областях» вроде отработки методик покрытия электродов разными металлами такие «приостановки» грозили вообще работу полностью сорвать: как я понял, химия там должна будет использоваться настолько ядреная, а оборудование для работы с ней нуждалось в настолько длительной подготовке, что перерыв за три месяца попросту «возвращал» ситуацию к исходному началу всех работ в этом направлении. И преподаватели (и ученые – у нас все же практически все преподаватели именно учеными и были) решили, что единственный способ работу не завалить – это студентов из университета просто «не отпустить в стройотряды».

Однако все преподаватели (и даже ученые) – они тоже, в общем-то, обычные люди. Которые тоже хотят кушать, хорошо одеваться и вообще жить полноценной жизнью. И которые прекрасно понимают, что и другие люди в целом-то хотят примерно того же, а для этого и другим людям нужны деньги – которые, в данном случае, студенты и аспиранты могут получить в стройотрядах. Но если у них появится возможность получить их уже в самом университете, занимаясь все той же научно-практической работой – то есть если бы студенты за такую работы тут же, на месте и зарплату какую-то получали… Хотя бы треть студентов, которую получилось бы оставить на этой работе в университете, ведь летом они могут ей заниматься не в свободное от учебы время, а полный рабочий день, и сделать могут гораздо больше… Вот только денег на это у университета не было – но у университета «был» я.

Ну и комсомол был, в данном случае в лице Лены Зотовой, но ее намечалось задействовать лишь в случае, если я смогу каким-то образом денег университету достать. Ведь стройотряды у нас как раз комсомол организовывал, а если несколько комсоргов групп поддержат идею уже в университетском комитете комсомола, то проблемы решать будет проще – и Юрий Исаакович мне все это и объяснил:

– Ведь все эти работы по вашим предложениям ведутся, значит, результат вам нужен…

– Ну, если в очень узком смысле вопрос рассматривать, то да, он нужен мне. А если смотреть на вопрос глобально, то он, как мне кажется, нужен всей стране. И страна должна эти работы поддерживать…

На товарища Неймарка стало даже как-то жалко смотреть, на его лице читалось такое разочарование…

– Однако я подозреваю, что в первую очередь выполнение всех этих работ будет очень интересно централизованной бухгалтерии КБО. Вот им, бухгалтерам нашим, такая машина точно очень много пользы принесет. Причем пользы простой и наглядной, которую несложно подсчитать в рублях и копейках. Я думаю, если в университете найдется достаточно морально устойчивый товарищ, способный не моргнув глазом согласиться с тем, что он сам является потомком крокодила и гиены, то можно будет подписать нормальный хозяйственный договор, средства от которого позволят заинтересовать студентов в непокидании родных стен на лето.

– А почему крокодила и этой, гиены?

– Это только пример, я, в понимании Зинаиды Михайловны, вообще произошел от некоторых парнокопытных и очень неприятных пресмыкающихся. Последний раз я у нее был помесью ишака и аспида, причем в результате этого удивительного скрещивания получился предмет вообще неодушевленный, в виде заготовки какого-то столярного изделия – что не мешает мне с ней все же по некоторым вопросам общий язык находить. Так что переговорщик от университета должен быть морально устойчивым… и арифметику все же хорошо знать: Зинаида Михайловна все же почти закончила матмех и аргументы воспринимает лишь выраженные в конкретных цифрах. У нас сколько народу учится, две тысячи примерно? Ладно, с истфака нам только девчонки нужны будут…

– А они-то зачем? – очень удивилась Лена.

– Матрицы шить. Я думаю, вообще почти все девчонки университета именно этим летом заниматься будут: КБО согласится машину оплатить только если в ней памяти будет не меньше шестидесяти четырех… шестнадцати тысяч килослов.

– Сколько?! – удивился уже Юрий Исаакович. То есть не то, чтобы удивился, он просто обалдеет, услышав, какой объем памяти я предполагаю использовать. То есть хочу получить, ведь в машине товарища Брука память содержала аж сто двадцать восемь слов, а в машине Лебедева ее было вчетверо меньше. А тут такие цифры называются… хорошо еще, что приставку «кило» он верно понял.

– Столько. И получить столько вообще просто: если за работу посадить пять сотен девчонок, которые все же иголку в руках держать умеют – а других я вообще нигде тут не видел – то каждой за все лето потребуется прошить всего-то по тридцать два слова. Думаю, они даже не просыпаясь толком с такой работой легко справятся. А если им за работу еще и платить по-человечески… вы у себя в руководстве выберите, кого на растерзание к Зинаиде Михайловне пустить, а со всем остальным пусть уже комсомол справляется. Лен, как тебе моя идея?

– Мне не нравится, ведь в стройотряде парни могут и пару тысяч заработать, да и девчонки до тысячи получить легко смогут, а здесь…

– Ну, уровень зарплат по хоздоговору в университете ты назвала. Два килочеловекоработника, по две тысячи рублей… дифференцированно, конечно, а тебя назначим главшвеей с коэффициентом зарплаты полтора…

– Я вообще в отряд записываться не собиралась, дома родителям помогать хотела, там много всякого накопи… с каким коэффициентом?

– Вот видите, Юрий Исаакович, вопросы по памяти уже закрыты. Осталось за лето с логическими схемами справиться, ну и со всем прочим.

– То есть ты говоришь, что вопрос финансирования можно считать решенным? – очень довольным голосом поинтересовался товарищ Неймарк.

– Нет, я хочу сказать, что я попробую убедить руководство КБО в том, что деньги на такую работу не окажутся выброшенными на ветер. И мне в этом потребуется большая помощь уже от руководства университета.

– Тогда давай прямо сейчас пойдем в деканат радиофака и там уже с теми, кто работу будет непосредственно курировать, все вопросы и обсудим. Сам понимаешь: я такие вопросы решать просто не могу…

В целом день у меня выдался очень насыщенным, а единственным «полезным выхлопом» стало то, что я получил возможность самостоятельно выбрать для себя, любимого, день и время сдачи экзамена по аналитике. Мне даже предложили просто экзамен автоматом проставить, но я предложение «гневно отверг»: в таком случае мое участие в добывании финансирования для научных программ университете можно было рассматривать как завуалированную взятку за получение «незаслуженной оценки». И не то, чтобы я такие взятки не мог принять по соображениям морали, я просто знал, что наверняка найдутся люди, которые сочтут необходимым «просигнализировать куда надо» – а это было бы хоть и небольшим, но ударом по моей безупречной (пока еще) репутации. Ну а то, что по «коммунизму» мне опять «автомат» поставили, на репутацию мою точно никак не влияло: ведь товарищ Сталин лично отметил, что я имею полное право «шагать в первых рядах строителей социализма». Вот я и шагал… не особо торопясь, чтобы со штанами моими никаких неприятностей не происходило, но и не тормозя на этом пути сверх необходимого.

В деканате соседнего факультета мы быстренько обсудили основные направления предстоящей работы и прикинули (очень примерно) «потребности в рабсиле» и, соответственно, в финансировании первоочередных программ. И нескольких «непервоочередных» тоже. Добывать денежки на них еще лишь предстояло, причем прилагая особые и очень непростые усилия, но по одной такой программе добыча финанса проблем вообще не представило. Вечером я позвонил Маринке:

– Привет, родственница, давно не слышались. Как сама поживаешь, как дети?

– И тебе привет, поживаю хорошо, дети тоже, слава богу, здоровы и веселы. Зачем звонишь? Говори быстрее, я ужин сейчас готовлю.

– Да вопрос на минуту всего. Помнишь, я тебе про пушку говорил? Так вот, в университете все сметы, наконец, составили и тебе нужно будет им всего двести восемьдесят четыре тысячи за нее заплатить. Но пушку получишь только осенью, а платить нужно уже сейчас.

– И из-за этого ты меня и дома достаешь? На работу завтра звони, после десяти – у меня до десяти пятиминутка на два часа, и скажешь реквизиты куда деньги переводить. На следующей неделе они уже в университете будут, так нормально?

– Нет, мне лень звонить будет. Я лучше к тебе кого-нибудь из университетской бухгалтерии пришлю, с договором на эту работу и со всеми прочими бумагами. А то опять тебя трясти будут, зачем ты Шарлатану деньги переводишь без документов.

– Ну, давай так. Самолет из Горького у нас в одиннадцать вроде прилетает… ты скажи в бухгалтерии, пусть в нашу позвонят чтобы знать кого встречать: пешком-то с аэродрома до нас час идти, даже если дорогу знать. Все, у меня молоко убегает!

Из Маринки вытащить небольшой финанс было несложно, ведь мы этот вопрос с ней давно уже обсуждали (в чисто технологическом плане) и она копеечку необходимую заранее заныкала. А вот из Зинаиды Михайловны денежки вырвать оказалось очень непросто. Потому что Горький, несмотря на все усилия КБО по организации разных предприятий «в провинции», все равно бурно рос – и там требовалось строить очень много всякого. Не только жилья много, но и, скажем, совершенно «инфраструктурных» объектов. И строить их было абсолютно необходимо. Я считал, что необходимо, да и Сергей Яковлевич тоже мнение мое разделял – но раньше он ничего поделать просто не мог, а теперь кое-что смог. Большей частью все же «за счет КБО», но даже Зинаида Михайловна с ним соглашалась и как раз на такие проекты деньги выискивала.

А самым дорогим инфраструктурным проектом стало метро. Вот сколько я себя помню (в новой жизни), столько общественный транспорт в городе меня и поражал, причем в самое сердце поражал: я вообще иногда не понимал, как горьковчане по городу перемещаться могут. Автобусы ходили набитые так, что в них пассажирам даже дышать приходилось по очереди, чтобы кузов автобуса не лопнул. С трамваями картина тоже выглядела не лучше, троллейбусы… на весь город их и было-то чуть больше двух десятков, и они транспортную проблему решить точно не могли. Да и «пассажироемкость» у нынешних троллейбусов была, скажем так, маловата: почему-то в них предпочитали поставить побольше сидений, и «мест для стояния» оставалось очень мало. Ну и павловские маленькие автобусы из-за емкости даже всерьез не рассматривались – а вот метро…

Метро могло решить сразу кучу городских проблем. И, что для товарища Киреева было особенно важно, могло решить остро стоящую перед городом проблему нехватки рабочих на заводах. Рабочих в городе не хватало в том числе и потому, что их просто селить было некуда – при том, что в городе места для строительства жилья более чем хватало. Но уже сейчас треть рабочих того же ГАЗа на дорогу до работы тратило от полутора часов в одну сторону, и желающих проводить в набитом транспорте седьмую часть жизни с каждым днем становилось все меньше. А если тот же рабочий на дорогу от дома до работы будет тратить хотя бы сорок пять минут, то картина могла бы очень серьезно измениться – но вблизи заводов дома строить было уже негде, а строить жилье в «транспортной недоступности» просто смысла не имело – а ведь расстояния-то, если по карте смотреть, там вообще смешные были! От Мызы до площади Минина расстояние составляло километров шесть, а на транспорте это расстояние преодолевалось за час, да и то, если повезет.

Правда, в Горьком строить метро так, чтобы связать обе части города, было очень непросто: перепад высот оказывался слишком уж большим – но любые трудности в принципе можно было преодолеть. А пока строить начали две несвязанные друг с другом ветки: одну в Нагорной части и одну в Заречной. И строить их стали по-разному: в Нагорной части решили строить метро глубокого залегания и там уже в два котлована опустили проходческие щиты, а в Заречной части метро строилось мелкое, для будущих тоннелей просто большие канавы выкапывались. Тоже дело не самое простое, но «место было», хотя стройка и довольно сильно мешала уже транспорту наземному. Да и не везде место для канав действительно имелось, однако пока строили то, что можно было выстроить «открытым способом».

А метро – это штука очень недешевая, и в бюджете города расходы на такую стройку не закладывались. Честно говоря, Сергей Яковлевич имел серьезный шанс сильно получить по шапке даже за то, что он такую стройку просто разрешил начать: по каким-то государственным нормативам метро полагалось строить в городах с населением больше миллиона человек, а в Горьком пока проживало чуть меньше семисот тысяч. Однако, учитывая, что бюджетных средств на это не тратилось, был шанс все же проскочить без тяжких телесных.

Но это у товарища Киреева шанс был, а на мои затеи у Зинаиды Михайловны просто денег не было. Были, конечно – так как КБО стала теперь организацией республиканской, какие-то денежки можно было и из других областей вытащить… Можно было, но все же нельзя: в других областях тоже люди живут, и живут они достаточно паршиво, так что там те же стройки зажимать ради получения мною удовольствия было бы в корне неправильно. Тем не менее небольшую копеечку наш главбух выделись университету смогла, причем – посредством чисто бухгалтерских ухищрений – из бюджета самого университета.

Андрей Николаевич, наш ректор, все же смог получить фонды и финансирование на строительство двух новых корпусов для университета. Естественно, деньги были выделены сугубо безналичные – однако как из таких денег выудить «фонд зарплаты» в КБО очень хорошо люди знали. Причем никто даже не думал о том, чтобы какие-то законы или правила нарушить, просто совершенно за безналичный расчет в стройартелях были приобретены стройматериалы, то есть кирпич, цемент, арматура всякая и нужная для стройки «деревяшка». Причем приобретено все это было по «артельным» расценкам, то есть университет еще и сэкономил на этом денег достаточно, чтобы подумать о строительстве еще одного (на этот раз уже «исследовательского») корпуса – ну, по крайней мере в нынешнем году его фундамент заложить и коммуникации провести. А стройартели всю полученную «безналичку» потратили на приобретение сырья и дополнительного оборудования, благодаря чему выпуск продукции у них увеличился и довольно много этой продукции было продано уже населению. Ну и вот… меня в этой простой операции удивило лишь то, что Зинаида Михайловна (точнее, четыре бухгалтерши, которым она это провернуть поручила) всю схему смогли «в уме просчитать» буквально в режиме реального времени. То есть просчитали они ее мгновенно, а воплощение такой затеи требовало уже нескольких месяцев, однако кредиты для закрытия тех же кассовых разрывов никто не отменял, тем более что в летнюю пору закрыть их труда особого не представляло и «советские банкиры» это прекрасно знали.

Но для того, чтобы все задуманное «пело и плясало» пришлось и Лене Зотовой поработать более чем серьезно, по комсомольской линии поработать. Все же «центральная бухгалтерия» очень четко все подсчитала и меня предупредили, что налички на все расчеты со студентами за летнюю работу хватит только ближе к концу октября, так что ей (да и всей комсомольской организации университета) пришлось договариваться с народом о том, что с ними полностью рассчитаются только к ноябрьским. Но так как студенты в большинстве своем не собрались заработанное за лето тут же и потратить, то комсомольцы с этим справились.

Да и денег потребовалось все же меньше, чем я поначалу думал: преподаватели, решившие «заняться изобретением вычислительной машины и всего, что для этого потребуется», в рабочие группы набрали около тысячи человек и на все про все потребовалось даже чуть меньше миллиона. Тоже деньги немаленькие, но все получилось обеспечить с гораздо меньшими трудностями. С меньшими для бухгалтерии, я тут вообще только сбоку стоял и разевал рот от удивления, глядя на то, как ловко у них все получается.

И даже не очень-то и сбоку: после окончания сессии я сначала на недельку уехал обратно в Кишкино, а затем еще на неделю съездил к Маринке: она меня пригласила посмотреть, какие интересные механизмы на ее заводе теперь делать научились. Причем одну машину – «экспериментальный турбодвигатель» на семьдесят лошадок там стали уже серийно делать: оказалось, что такой двигатель очень нужен советской авиации. Не сам по себе, а в комплекте с электрогенератором: выяснилось, что получать электричество с такого генератора в полете заметно дешевле, чем ставить генераторы на основные двигатели. То есть с них-то генераторы никто снимать пока не собирался, а вот запустить двигатель в полете или на необорудованном аэродроме стало совсем просто.

И с генераторами стало просто: у КБО появился «свой источник меди», небольшой, но очень стабильный: в Скопине заработал завод по переработке пиритовых огарков. То есть он еще весной заработал, но там долго наладка всего оборудования шла – а перед моим «полуюбилеем» завод заработал на полной мощности, перерабатывая в сутки тысячу тонн «ценного сырья». И выдавая очень нужной стране меди по две с половиной тонны – но страна на эти крохи не позарилась и предприятия Комбината могли ее тратить уже по собственному разумению. А вот на что страна позарилась, так это на золото и серебро, а так же, что для меня вообще неожиданностью не стало, на уран. Ну, урана-то комбинат крохи производил, килограммов по пять в сутки, да и пара килограммов золота явно не могла спасти отца русской демократии. А вот почти центнер серебра какую-то заметную помощь оказать, видимо, уже мог – и я мгновенно выяснил, что очень многого о своем происхождении мне было раньше неизвестно. Фантазия Зинаиды Михайловны по этой части меня просто восхищала: если я не путаю, за все время нашего знакомства она ни разу не повторилась в выборе очередных моих предков. В этот раз я стал правнуком диплодока: в КБО спустили «внеочередной план» по строительству второй очереди Скопинского завода, причем очереди, втрое более мощной, чем первая. И, мне кажется, единственной причиной, не позволившей мне лично с диплодоками познакомиться, стало то, что на это строительство страна все же денежек сколько-то выделила. Много выделила: этот план скорее всего лично товарищ Струмилин составил (были в нем присущие одному ему речевые обороты, которых он от меня нахватался), а он искренне считал, что завод предстоит строить в чистом поле и поблизости не будет вообще ничего: ни заводов кирпичных и цементных, ни жилья для рабочих, ни даже речки с водой. Кстати, в последнем он был совершенно прав: тамошнюю Скопинскую речку завод полностью уже допил и воду нужно было качать из других уже источников, километров за двадцать. Все же не зря Струмилина начальником Госплана поставили, умел товарищ замечать мелкие, но исключительно важные «недоработки» в любом проекте. В любом именно строительном проекте…

А Зинаида Михайловна очень не напрасно стала главой «централизованной бухгалтерии КБО»: мимо такого плана, полностью обеспеченного фондами и финансированием, она пройти просто не смогла. И в поселке Милославское в тридцати километрах от Скопина она – естественно, в рамках «обеспечения строительными материалами второй очереди Скопинского завода» запустила строительство стеклозавода: там рядом было месторождение просто великолепного стекольного песка. А в городке с названием, известным каждому москвичу, хотя вряд ли даже один из тысячи знает, где он находится, приступили к постройке завода уже металлургического, чтобы на месте железо из остатков переработки огарка выплавлять. Все же, когда завод в Скопине заработает на всю планируемую мощь, этих «остатков» хватит на выплавку полутора сот тысяч тонн стали, а далеко возить двести пятьдесят тысяч тонн руды – идея так себе. Впрочем, металлургический завод там опять строился местпромовский, за счет КБО – зато и продукцию его можно будет самим тратить, не выпрашивая каждый гвоздь у товарища Струмилина.

И у меня уже в голове роились планы по использованию всего этого богатства, но внезапно мне стало вообще не до планов. Потому что, похоже, планы на меня составили уже совсем другие люди. Люди, планы которых с моими, скорее всего, вообще никак не совпадали, но отказать которым было крайне непросто. Ну, я так подумал, потому что в один не особо прекрасный день (точнее, уже вечер) двадцать второго июля в дверь квартиры снова позвонила соседка и сообщила, что нас снова ждет очередное совместное путешествие. И на сборы она мне дала лишь пятнадцать минут…