Сердце Вьюги

Глава 8

На середине реки клочьями стелился густой туман. Мы миновали два небольших острова, сплошь забитых кустарником, затем обошли коварную отмель, на которой виднелся надрывно вздернутый нос погибшей лодки, и дальше двинулись вниз по течению.

Старый скрипучий паром двигался неспешно и почти не поднимая волн, а я с жадность смотрела на воду – так сильно хотелось искупаться и смыть с себя грязь дальней дороги. Хотя бы ноги помочить…

Сняв тяжеленные неудобные сапоги, я размотала портянки и, не скрывая блаженства, пошевелила пальчиками.

Хорошо-то, как…

В мои мысли вторгся отстранённый голос паромщика:

— Не советую. Здесь сомы метра по четыре, щук, да змей полно. Не успеешь опомниться, как укусят или на дно утащат.

На дно не хотелось. Поэтому я вздохнула и отодвинулась от края. Мало ли что…

На реке было совсем тихо. Ни криков чаек, ни всплеска рыб, даже стрекозы и те не мельтешили. Мир словно замер, неспешно наблюдая за моим приближением.

А потом туман расступился…

Прямо перед нами оказался остров – узкий и длинный как язык коровы, с песчаным берегом и зеленой порослью камышей. В глубине виднелись зубья реденького, но высокого забора и покатые крыши домов.

Чтобы добраться до узкой, деревянной пристани, больше похожей на мостки для стирки белья, нам пришлось проехать чуть дальше.

— Приехали.

— Спасибо, — я снова протянула ему старую монетку, но он ее не взял.

— Она тебе самой пригодится.

— У меня больше ничего нет.

— Ничего и не надо. Иди.

Вплотную к пристани паром не встал, поэтому мне пришлось сначала перебрасывать тюк со своими вещами, сапоги, а потом прыгать самой. Едва мои ступни соприкоснулись с теплыми досками, как паром двинулся в обратный путь, а сам паромщик даже не оглянулся, будто уже забыл о моем существовании.

Немного потоптавшись на пристани, я собрала свое барахло и по едва заметной двинулась в сторону поселения. Мягкая трава приятно щекотала усталые ноги, а легкий ветерок едва заметно трогал открытую кожу, будто пытался понять кто перед ним и познакомиться.

Так и не встретив никого на пути, я добралась до зубчатой ограды, сколоченной небрежно, но размеренно – три плоские доски в мой рост, потом одна высокая да острозаточенная, и так насколько глаз хватало.

Я двинулась в правую сторону и вскоре вышла к воротам, таким же хлипким, как и изгородь. Постучала, но мне никто не открыл.

Тогда я встала на цыпочки, пытаясь рассмотреть что-то за забором, но отсыпанная песком дорожка, делала изгиб и скрывалась от любопытных глаз за усыпанным цветами кустом белой сирени.

— Эй! Кто-нибудь! — крикнула я и опять постучала.

Снова постучала и снова с тем же результатом. Может, остров заброшен? И здесь нет никого? Но над одной из крыш вился едва заметный дымок. Значит, кто-то да есть.

Я послонялась возле ворот, посидела на травке, в надежде, что кто-нибудь все-таки появится. Тем временем солнце поднялось высоко и стало жарко. Тогда я пересела вплотную к забору, пытаясь укрыться в его ненадежной тени. Есть хотелось и пить.

Держалась я, держалась, ждала, и в итоге не выдержала.

Сколько можно ждать? Может, они вообще раз в год выходят за пределы своих владений?

Еще раз заглянув внутрь, я аккуратно перекинула через забор свои вещи, а сама попыталась протиснуться под воротами, неплотно прилегающими к земле.

Живот втянула, просунулась в дыру и, цепляясь за траву, подтянулась.

Сначала прошли плечи, потом спина, а потом…ворота взяли и распахнулись. Сами. Хотя до этого точно были заперты – я это проверяла, причем ни единожды.

Смущенно крякнув, я поднялась на ноги, отряхнула колени и, подобрав свои вещи, направилась вглубь острова. Сделав петлю между раскидистых кустов, тропинка вывела меня на продолговатый двор, вокруг которого сгрудились деревянные некрашеные домики.

Самый большой стоял в центре, а от него в обе стороны полукругом шли те, что поменьше. Всего я насчиталась девять домов.

— Эй! Кто-нибудь! — позвала я и мой голос утонул в тишине, — кто-нибудь…

— Чего разоралась?

Вскрикнув от испуга, я отскочила в сторону и вскинула сапоги, готовая отбиваться им от неожиданного гостя.

Им оказалась сгорбленная старуха. Ростом она когда-то была нормальным, но сейчас согнулась, как кочерга, и, опираясь на палку, едва доставала мне до груди.

— Кто такая? Как на наш остров попала?

— Меня паромщик привез, — проблеяла я, опуская грозное оружие.

Явно не поверив, она глянула на меня исподлобья:

— Паромщик, говоришь? И чем же ты ему заплатила, чтобы он тебя сюда доставил?

— Он денег не взял. Но я ему вот это показала, — я достала монетку и протянула ее старухе.

Та полоснула по мне острым взглядом и взяла кругляш скрюченными пальцами. Покрутила его, посмотрела поверх него на солнце, попробовала на зуб:

— Признавайся, у кого украла?

— Не крала я. Мне его Бри отдала. Сказала, что здесь есть место таким, как я…ведуньям.

Теперь старуха посмотрела на меня так, будто взглядом пыталась забраться под кожу:

— Не ведунья ты. И не ведьма. Странное что-то, — она вернула мне монетку и спросила, — а где сама Бри?

Я чудовищно покраснела и, отведя взгляд, ответила:

— Нет ее больше…умерла…пока меня лечила.

Старуха досадливо цыкнула:

— Полно врать. Эта старая Лиса ни за что бы не отправилась к праматери только из-за какого-то лечения.

Я съежилась, а потом невнятно промямлила:

— Это я ее прокляла…

И в тот же миг небо над островом почернело.

— Что ты сказала? — проскрипела старуха, и столько в ее голосе прорезалось силы, что даже дома сжались, в стремлении казаться меньше и незаметнее.

Мне было некуда отступать, некуда бежать, некуда прятаться. Все, что я могла – это сказать правду, а дальше будь что будет:

— Ее случайно зацепило проклятьем, которое я сотворила, сама того не понимая. Я хотела помочь, снять его, но не умею. Я ничего не умею! И не понимаю! Бри сказала, что мне надо учиться и отправила меня сюда.

Старуха все еще полыхала. В ее глазах клубилась ярость, которую я ощущала всей свой сущностью. Она кипела, бурлила и вот-вот была готова обрушиться на мою голову.

— Она нашла меня в лесу, обгорелую, почти мертвую, спасла, выходила, а я… — слезы сами покатились по щекам, — а я вот что натворила. Я не хотела ей навредить. Простите.

И зарыдала.

Бедная Бри! Все силы на меня потратила, а я превратила ее в кусок льда! Разве так можно? Чем я лучше Барнетты? Ничем!

Уткнувшись в ладони, я продолжала реветь. Мне так стыдно было, так плохо, так тяжело от неподъемного чувства вины.

Бедная женщина спасла меня, и чем я ей ответила? Чем?!

— Хватит стонать!

Мне с трудом удалось проглотить собственные рыдания. Они затихли, но перешли в надрывную икоту, от которой содрогалось все тело. Шмыгая носом и хватая воздух, я вытерла щеки рукавом и снова посмотрела на старуху.

Она выглядела мрачной, но черное небо над островом посветлело и стало снова слышно шорох травы и жужжание толстых шмелей.

— Не реви. Я вижу, правду ты говоришь и жалеешь искренне.

— Я очень жалею…

— Кому предназначалось то проклятие?

— Я не помню…Не знаю, как сделала это. Во мне прежде не было магии, а после…

— Тихо, — старуха подняла сморщенную ладонь, — молчи. Расскажешь, когда все соберемся. Нечего одно и то же сто раз повторять. Мы должны видеть тебя и слышать тебя в момент рассказа, чтобы искренность твою чувствовать. Чтобы увидеть…

— Мы?

— А ты думаешь, я одна тут брожу?

Я еще раз посмотрела по сторонам. На пустующие дорожки, закрытые дома, палисадники, заросшие ромашками. Так тихо и безлюдно.

— Я звала, но никто не откликнулся.

Старуха усмехнулась сморщенным ртом:

— Я откликнулась. Меня зовут Чамра. И я сторож этой обители.

Заметив мое удивление, которое случайно прорвалось наружу, хотя я и пыталась его сдержать, старуха скрипуче рассмеялась:

— Ты и правда ничего не знаешь… Нельзя просто так придти в обитель к ведуньям. Нельзя их позвать. Нельзя увидеть. Ничего нельзя, если у тебя нет приглашения от одной из нас, да если сторож не пропустит.

Я действительно не понимала. Растерянно посмотрела на монету на своей ладони, потом снова на Чамру.

Она выглядела строго, но больше не злилась.

— Если Бри отправила тебя к нам учиться, значит, будем учить. Она кого попало в нашу обитель посылать бы не стала и монету свою бы не отдала.

— Но я…

— Это не важно. Если она тебя простила, то и мы зла держать не станем. Но предупреждаю сразу – ученье непростое и щадить тебя никто не станет. Пожалуешься трижды – и с острова тебя прогонят.

Я снова шмыгнула носом:

— Не пожалуюсь.

Меня и так никто в жизни не жалел, так что вряд ли здесь будет хуже, чем в родном замке Родери. Предательство пережила, страшную боль и перерождение тоже, и с остальным справлюсь.

— Ну раз так, то добро пожаловать.

Она щелкнула пальцами и снова обеими ладонями уперлась на кривую палку, а мир вокруг нее начал меняться.

Первое, что я услышала – это крик петуха. Так близко, что от неожиданности подскочила. Потом увидела кошку, сидящую возле моих ног и самозабвенно вылизывающую под хвостом.

А затем порыв ветра будто подхватил покрывало обмана с окружающего мира и одним рывком сорвал его, обнажая истину.

Я наконец поняла о каких «мы» говорила старуха.

Я увидела…

Трех женщин в палисаднике. Они стояли совсем близко и с любопытством смотрели на нас, опираясь на белый заборчик. В окнах домов тоже виднелись заинтересованные лица, а на крыльце главного дома и вовсе стояло человек десять, наблюдая за нашим с Чамрой разговором.

Здесь было полно людей! И куры бегали! И собаки! Даже коза пучеглазая и то на привязи кругами ходила и, накручивая куцым хвостиком, звонко блеяла.

— Как…Я не понимаю…

— Идем, — она кивком приказала следовать за собой и, прихрамывая на одну ногу, направилась к главному дому.

Я же как ни старалась, но не могла скрыть изумление и крутила головой, пытаясь рассмотреть все и сразу.

Молодых я не увидела. Все женщины были или зрелыми, или пожилыми, одеты скромно – в льняные платья без пояса. Волосы их были не покрыты и забраны в простые хвосты или косы, лица спокойные и умиротворенные.

— Как зовут тебя, девочка? — спросила высокая статная женщина, стоявшая на крыльце. В отличие от других пояс у нее был – из красного атласа, расшитый зелеными нитями и бисером.

— Мейлин… Мей… — поспешно произнесла я, склоняя голову в поклоне.

— А я – Фрайя, — Ее сила была спокойной, размеренной, окольцованной, и в то же время столь явной, что сомнений не осталось – передо мной главная ведунья этой общины, — мы готовы выслушать тебя. Вещи оставь здесь.

Я положила свое барахло на крыльце, а сама прошла следом за ними.

Внутри было сумрачно и пахло еловыми ветками, на окнах висели соломенные плетеные шторы, едва пропускавшие лучи солнечного света, а полы были засланы жесткими циновками.

В углу притаилась винтовая лестница, ведущая на второй этаж, но мы пошли не туда, а к низкой двери, расположенной на противоположной стороне. За ней оказался круглый зал без мебели, но с круглой чашей, полной золы.

Меня усадили по одну сторону от нее, а по другую сели остальные. Их было семеро.

Старшая Фрайя занимала место по центру. Справа от нее, опираясь на палку, с кряхтением опустилась Чамра, слева уселась невысокая, но очень полная женщина лет сорока пяти. Еще четверо сели чуть позади.

Стоило Фрайе поднять ладонь, как в чаше разгорелся огонь.

— Мы готовы тебя выслушать. Рассказывай.

Говорила я долго и обстоятельно, не скупясь на детали, хотя некоторые моменты очень хотелось скрыть. Однако стоило обратиться к лицам ведуний, взглянуть в их светлые, но глубокие, словно омуты глаза, и желание соврать или утаить отпадало. Все равно поймут.

Они смотрели на меня сквозь горячее марево, поднимающееся от полыхающей чаши, почти не моргали и лишь изредка задавали уточняющие вопросы.

Их лица были беспристрастны. Лишь однажды я поймала отголоски сильных эмоций – когда рассказывала, про ведьминский алтарь под замком Родери. Ведуньи негодовали, так сильно, что огонь в чаше на мгновение стал багровым.

Потом я рассказала о том, как обгорела и свалилась в купель, а очнулась уже в избушке Бри, в новом теле. Поведала о том, как прошли последние часы моей спасительницы и о том, как добиралась до острова.

Мой рассказ занял много времени и под конец у меня пересохло в горле, а жар от полыхающей чаши стал просто невыносимым. Я взмокла. Плотный охотничий костюм всю дорогу спасал меня от холода, но в жару стал мучением. Отчаянно хотелось попить и помыться, да и живот уже давно подвело от голода, но меня никто не собирался отпускать.

Вместо этого Фрайя потребовала странное:

— Покажи, что ты умеешь.

— Я ничего не умею, даже не чувствую этих сил, которые якобы у меня появились, — честно призналась я, ощущая себя голой под их пристальными взглядами.

— Подойди.

Я послушно поднялась с пола, подошла к главной ведунье и, чуть помедлив, вложила свою руку в ее раскрытую ладонь.

Было страшно, но в то же время любопытно. Я не верила, что во мне что-то есть. Но все-таки сердце пропускало удары от волнения. Я ведь все та же? Прежняя отверженная Мейлин?

Фрайя долго молчала. Между ее аккуратных тонких бровей залегла хмурая складочка, губы были поджаты, и весь ее вид говорил о крайней сосредоточенности.

— Не бойся, — сказала он, почувствовав, как дрожит моя рука, — я слышу в тебе отголоски Бри…и ведьму слышу. Их силы сплелись, но еще не проросли в тебя. Клубятся на поверхности, не понимая, что дальше.

Я тоже не понимала, и от этого становилось еще страшнее.

— И что мне делать?

Ведунья отстранённо улыбнулась:

— Обе они уже стали частью тебя. Ты должна принять их, полностью и без остатка. Подчинить себе и ту, и другую…иначе они погубят тебя. Другого пути нет.

— А если я не справлюсь?

Ее улыбка стала теплее:

— А мы здесь на что? Поможем, направим. Твоя задача слушаться беспрекословно и делать все, что скажут.

Без тени сомнений и колебаний я дала старшей ведунье простой ответ:

— Я согласна.

И с этих слов началась моя новая жизнь.

Фрайя распорядилась, чтобы мне предоставили комнату в Малом Доме и дала время до следующего утра, чтобы придти в себя, осмотреться и настроиться на сложную учебу. Одна из ее помощниц, седая на всю правую сторону головы, Варра вызвалась меня проводить.

После душного темного помещения свежий ветер, налетевший стоило только выйти на крыльцо, показался самым прекрасным событием в жизни.

Заметив, как я вытираю пот со лба, да чешу то один бок, то другой Варра сказала:

— Летом мы моемся на улице, на заднем дворе, — и указала рукой на проход между двумя домами, — как заселишься, можешь сходить туда.

— У меня нет сменной одежды, — призналась я.

Окинув меня придирчивым взглядом, женщина сказала:

— Не беда. Поделимся.

Потом у меня в животе красноречиво заурчало.

— Голодная?

— Немного.

Последний раз довелось мне поесть вчера вечером, когда мы с возницей остановились на последнюю нашу совместную ночёвку и жарили на костре остатки хлеба, запивая их сладким квасом из мутной бутылки.

— Едим мы дважды в день. Утром и вечером все вместе собираясь в Кухонном Доме. Готовим по очереди. Сейчас тебя никто не накормит, придется подождать.

— Мне не привыкать.

Она отвела меня в самый крайний дом, расположенный по правую руку от Главного.

Крыша там была низкая, входная дверь – тоже. Мне даже пришлось пригнуться, чтобы не влететь лбом в косяк.

Внутри веяло прохладой и стоял сумрак. В небольшой квадратный коридор выходило шесть неказистых дверей, на которых скакали тени, отбрасываемые масленой лампой, уныло свисавшей с потолка.

— Занимай любую. Здесь все свободно, — разрешила Варра, и я, недолго думая, толкнула ближайшую дверь.

За ней скрывалась крохотная комната с узким окном и земляным полом, укрытым циновками. В углу валялся тонкий матрас.

— Ты не смотри, что здесь так…неуютно. В нашу Обитель разные люди приходят. Иногда хорошие, иногда плохие. Этот дом как раз для вновь прибывших. Если докажешь, что достойна оставаться среди нас – тебя переведут в соседний. Там и комнаты больше и окна шире. Продержишься год и проявишь себя – перейдешь еще ближе к центру. Поняла?

— Да как не понять, — я бросила вещи возле порога и прошлась по своим новым владениям. Пять шагов в длину и столько же в ширину…

— Я распоряжусь чтобы к купальне принесли свежее платье, — с этими словами она ушла.

Оставшись одна, я потрогала матрац – жестковат. Ну хоть не вонял и на том спасибо. Подушка тоже вроде чистая.

Несмотря на нищенскую обстановку, грязи не было. Даже окошечко и то поблескивало чистым, хоть и местами поцарапанным стеклом.

В комнате решительно нечем было заняться, поэтому я отправилась на задний двор, сгорая от желания поскорее смыть с себя горькую пыль дорог.

Варра не обманула. Там и правда была уличная купальня. Под навесом стояли бочки с холодной дождевой водой, а на крыше грубо сколоченной кабинки, виднелся чан, подогреваемый солнцем.

На лавке меня уже ждало аккуратно сложенное платье, отрез старой, дырявой, как решето, ткани для обтираний, кусок мыла и колючая мочалка. Но больше всего я обрадовалась простым сандалиям с тонкими ремешками – в таких не жарко будет и удобно.

Мылась я долго, тщательно терла себя, отскребая дорожную грязь. Мылилась, смывалась, пока не спохватилась, что всю воду на себя солью и другим не оставлю. Впрочем, внимания на мою помывку никто не обратил, как и на меня саму, когда я, намытая и посвежевшая, не скрывая любопытства обходила небольшое поселение.

Женщины занимались своими делами – кто-то полол огород, кто-то стирал, кто-то чинил одежду. Завидев меня, они приветливо улыбались, будто знакомы мы были уже давным-давно, и никто не задавал вопросов.

Когда солнце опустилось ниже, озарив багряным воды Красной Реки над островом пронесся громкий звон колокольчика – так приглашали к ужину, и я отправилась в трапезную вместе с остальными.

Было странно, было непонятно, и в тоже время, наверное, в первые за всю жизнь я чувствовала себя на своем месте.

И когда утром меня разбудили громким «подъем» и графином ледяной воды, вылитым на голову, я не закричала и не рассердилась, а просто сладко зевнула и улыбнулась.

Мне здесь нравилось.