На следующий вечер Линн не пришла.
Я ждал на привычном месте, сгорая от нетерпения, а ее все не было.
С нелепой надеждой я всматривался в лица идущих навстречу людей, поднимался на цыпочки, пытаясь рассмотреть хрупкую фигуру в сумрачной дали, но время шло, а Линн так и не появлялась.
В душе зашевелились нехорошие предчувствия. Заболела? Что-то случилось? Или жалеет о том, что между нами произошло?
Я не хотел, чтобы она ни о чем жалела. Если потребуется – увезу далеко-далеко, где будем только мы вдвоем. И плевать мне на Ханну, которая после вчерашнего вечера вообще превратилась в размытое пятно, плевать на одобрение семьи. Это моя жизнь и я хотел провести ее с Линн. Мне все равно, что моя метка цвела на какой-то другой девушки, плевать что моя истинная связь не работала так как надо, была дефективной и неправильной. На все плевать. Даже на то, что дракон забивался все глубже, с каждым днем угасая все сильнее – и то плевать.
Имела значение только Линн. Я хотел быть с ней. Всегда, вопреки всему. Я хотел положить к ее ногам весь этот мир, все его богатства, мою жизнь, все.
И этот выбор уже ничего не изменит. Он прорастал насквозь меня, шел из сердца, пульсировал в венах.
Так и не дождавшись, я отправился к ее дому.
До дрожи хотелось ее увидеть. Даже если засмущалась и решила спрятаться – не отпущу, зацелую, залюблю. Но никуда она от меня не денется.
Пока шел – улыбался, однако, когда увидел темный дом Рейганов – улыбка стекла, и стало не по себе. Кольнуло дурными предчувствиями куда-то в солнечное сплетение и защипало.
Я постучал в ворота, дождался, когда дверь распахнется и тут же выпалил:
— Мне нужно увидеть, Линн. Немедленно!
Старый слуга отреагировал на мое порывистое требование совершенно спокойно:
— Ждите. Я доложу хозяйке.
Ждать было сложно, но не вламываться же в чужой дом?
Потом появилась сама хозяйка, а вот Линн почему-то не вышла.
— Добрый вечер, Айсхарт. Что привело вас в мой дом?
— Мне нужно увидеть Линн, — повторил я.
В ответ предельно вежливая и отстраненная улыбка:
— Это невозможно.
— Что значит невозможно? — внутри начинало клокотать. Я не понимал, что творилось, но однозначно чувствовал, что ничего хорошего.
— Линн уехала.
— Что…как…Когда?!
— Сегодня утром она покинула мой дом.
— Она не могла уехать.
— Молодой человек, вы мне не верите? — удивилась Марра и, шагнув в сторону, сделала пригласительный жест, — можете пройти и проверить мой дом. Линн нет.
— Я не понимаю…
— У нее были дела в городе. Вчера она с ними закончила и уехала.
— Какие дела?
Я вдруг понял, что Линн ни разу и словом не обмолвилась о своих делах. Это я в основном говорил о службе и своих обязанностях, а она больше улыбалась и обтекаемо рассказывала о своей жизни. Мне было все равно даже если бы она пела глупые песни или читала вслух самую нудную книгу, а я бы все равно слушал с видом блаженного идиота.
— Этого я вам не могу сказать, — Марра развела руками, — Линн девочка взрослая. Я за ней не слежу.
— Ну хоть что-то она должна была сказать!
Хозяйка дома прохладно улыбнулась:
— Она оставила вам письмо.
Сунув руку в карман, она достала запечатанный серый конверт и протянула его мне.
Когда я его забирал в руках стояла дрожь. Что-то подсказывало, что там ничего приятного не будет. Мне даже показалось, что бумага была холодной на ощупь, словно кто-то положил внутрь кусок льда.
— А теперь простите, я жду гостей, — развела руками Марра, весьма прозрачно намекая, что мне пора выметаться за порог. — Хорошего вам дня.
Сжав письмо в кулаке, я покинул ее дом и только на улице распечатал конверт. Достал оттуда небольшой клочок бумаги, на котором острым мелким почерком было написано всего несколько слов.
Я жалею о том дне, когда ты появился в моей жизни.
Не ищи меня. Ты мне не нужен.
В груди сначала все стало ватным, потом заныло. Потом застучало. Стук перешел в дикий грохот и казалось, что еще немного и ребра не выдержат, сломаются.
Я согнулся, прижимая ладонь к ребрам, в попытке утихомирить зашедшееся в агонии сердце.
Что я сделал не так? Чем обидел ее?
Я хочу знать!
Надо вернуть в дом Марры! Узнать куда уехала Линн и отправиться следом. Вытрясти из нее всю правду.
Надо… но стоило сделать один шаг, как резкая боль прострелила с левой стороны. Настолько сильная, что в глазах потемнело. Меня повело.
Потом какой-то обрыв, затмение, и я уже стоял на коленях, цепляясь скрюченными пальцами за брусчатку и пытаясь сделать вдох.
Снова темнота.
Потом вспышка, от которой кровавые звезды перед глазами, временное прояснение.
Сквозь туман виднелись какие-то люди, суетящиеся возле меня. Что-то говорили, а я не слышал ни слова – голова разрывалась от дикого шума.
Кто-то пытался меня поднять, но тело не слушалось. Во рту привкус соли и горечи, по венам – жидкий смертельно ядовитый огонь. Я чувствовал, как мои прежние силы стремительной рекой утекали из меня, давился от боли.
Но хуже самой боли было понимание, что она не моя. Я ловил лишь слабые отголоски того, что творилось с моим драконом. Это была его агония, не моя.
— К лекарю, — прохрипел я за миг до того, как темнота обрушилась на меня, — во дворец, к Арону…
Пробуждение было нудным.
Не хотелось открывать глаза, не хотелось шевелиться. В теле – слабость, в голове –пустота, а в душу заглядывать не было никакого желания.
Не знаю сколько я проспал, но сон не принес отдыха. Я чувствовал себя настолько уставшим, словно только вернулся с недельного патруля.
— Милый, ты проснулся, — прошелестело над самым ухом.
Захотелось оскалиться и зарычать, потому что голос был не тот.
Я все-таки открыл глаза и тут же увидел Ханну, склонившуюся надо мной:
— Что ты здесь делаешь?
— Я твоя жена, Шейн! — тут же напомнила она, будто у меня была возможность об этом забыть, — Твоя Истинная! А ты спрашиваешь, что я здесь делаю? Как у тебя только язык поворачивается такое говорить?!
Я поморщился и, с трудом оторвав голову от подушки, сел:
— Не вопи. И так тошно.
Естественно она на послушала и продолжила разоряться:
— И почему о том, что мой муж болен, я узнала не от мужа, а от посторонних людей?
— Потому что они не умеют держать язык за зубами, — я обвел взглядом небольшую, строго обставленную комнату. Кажется, это одна из палат в императорском лазарете.
А где сам целитель? Мне надо с ним переговорить.
— А еще я хочу знать, почему тебя нашли посреди улицы, как какого-нибудь замшелого пьяницу?! Что вообще ты делал вечером в той части города?
Я хотел сказать, что это нее ее дело, но ограничился сухим:
— Неважно.
— Неважно? — ее глаза полыхнули праведным гневом, — Ты ведь был у той девки, да? У той потаскухи, которая посмела сунутся к женатому дракону?!
— Довольно.
Почему она меня так раздражала? Просто невыносимо. Ее голос – как писк комара в ночной тишине.
— Шейн, ты вообще со мной не считаешься! Я сидела с тобой четыре ночи, поила тебя этими вонючими настойками, — она указала на стол возле койки, заставленный пузырьками, — а стоило тебе проснуться, и ты…
Я резко обернулся:
— Сколько ты со мной просидела?
Мне, наверное, почудилось. Я не мог отключиться на такой срок. Такого не бывает!
— Четыре ночи, Шейн! Считая ту, когда тебя привезли сюда, а меня вырвали из дома!
— Я не помешал? — раздалось от двери.
Главный целитель стоял на пороге и хмуро наблюдал за нашей перепалкой.
— Арон! — Ханна бросилась к нему, явно ожидая поддержки, — хоть вы скажите ему, что он не прав!
Однако и тут ее ждало разочарование:
— Мне нужно переговорить с Шейном, наедине.
— Я его жена! Я имею право знать обо всем, что происходит с моим мужем. Вы не имеет права меня выгонять.
— Выйди, — приказал я.
— Но…
— Выйди, я сказал!
Ханна фыркнула и, сердито цокая каблуками, покинула палату.
— Не буду ходить вокруг да около, Айсхарт. Все плохо, — без долгих предысторий начал целитель, — твой дракон держится на волоске. Сам император приходил, пока ты был в отключке, и пытался своим зверем подцепить твоего. Заставить его подчиниться и выйти. Не вышло.
У драконов жесткая иерархия, и если мой не откликнулся на прямой приказ самого главного, то мои дела и правда плохи.
— Прогнозы?
— Нет прогнозов, — он прошелся по палате, зачем-то понюхал пустые пузырьки возле моей кровати, — Ждем Провидицу. Она прибывает завтра вечером.
Благодаря моему недугу четыре дня выпали из жизни, зато заветная встреча стала ближе. Но сейчас меня волновало другое:
— Я не смогу прийти. Мне надо уехать…
Арон тут же вскинулся:
— Ты в своем уме, Шейн? Какое уехать? Твой дракон на грани.
— Это важно. Мне нужно срочно найти девушку…
Найти Линн. Потребность увидеть ее была просто невыносимой. Я должен был догнать ее, разобраться в чем дело. Узнать, что случилось, почему она написала те строки и вернуть ее.
— Какие девушки? Ты о чем? Тебя привезли полудохлого, четверо суток откачивали, теперь на кону твоя дальнейшая жизнь, а ты о девушках? Серьезно?
— Серьезнее не бывает.
— Я даже слушать этого не хочу. Отдам распоряжение, чтобы стража тебя не выпускала из лазарета. А еще лучше сразу обращусь к императору, чтобы он приказал посадить тебя на цепь и не выпускать, пока мы не разберемся с этой проблемой.
— Я и так потерял четыре дня, пока был в отключке!
— Ты можешь потерять гораздо больше. Так что ничего страшного, потерпишь еще несколько дней, — целитель был непреклонен.
Он не понимал, не чувствовал того, что раздирало меня изнутри. Бессилие, ярость, тоска – все это сплелось в тугой узел вокруг сердца, опутало морозной паутиной, не отпускало.
Арон тем временем направился к выходу, но не дойдя трех шагов до двери остановился:
— Как только ты попал сюда, я отправил за твоей женой.
— Можно было обойтись и без этого…
— Так вот, — он обернулся и хмуро посмотрел на меня, — ее появление ничего не изменило.
— А чего ты ждал? — я развел руками, — Волшебного исцеления?
— Чего угодно, но не полного отсутствия реакции. С вашей истинность и правда что-то не так. Она есть, она настоящая, и в то же время не работает так как надо.
— Я говорил тебе об этом.
— Да, но теперь я увидел это своими глазами. И я понятия не имею, что это за чертовщина, — он снова направился к выходу, — насчет того, чтобы оставить тебя под стражей – я не шутил. До встречи с Провидицей ты останешься здесь.
Спорить было бесполезно. Арон прав, а я не в том состоянии, чтобы с боем пробиваться на волю. Но как же ломило в груди от того, что не мог увидеть Линн прямо сейчас. Я в ней отчаянно нуждался.
Арон оказался упрямым и действительно обратился к императору, а тот в свою очередь велел выставить стражу у моей палаты.
Словно заключенный я мотался между кроватью и окном, изнывая от безделия и отчаяния. Линн уезжала, с каждой минутой становясь все дальше от меня, а я был вынужден сидеть взаперти и ждать очередных танцулек.
За пару часов до приема пожаловала Ханна с внушительным кожаным чемоданом:
— Я принесла во что тебе переодеться, — сказала она, недовольно поджав губы. Потом не выдержала и добавила, — забочусь о тебе, а ты меня не ценишь.
Подошла ближе и стала застегивать пуговицы на моей рубашке. Иногда ее холодные пальцы касались кожи на моей груди и отзывались неприятными мурашками.
Я почему-то в этот думал о змеях…
Нет, не так. Я думал о пиявках. Не наших мелких, которых полно в прудах и реках, а о тех, что встречались за Седьмым Перевалом и были размером с мужскую ладонь, а когда наедались становились похожими на раздутые кожаные мешки.
— О чем вы говорили с Ароном, когда я ушла?
— О том, что мне надо больше отдыхать.
— И все?
— И все.
— Тогда почему он меня выгнал? Мог сказать это и при мне…
Говорить правду я не собирался. Пришлось врать:
— Не хотел тебя расстраивать.
Она недовольно хмыкнула, но было видно, что такой ответ ее удовлетворил. Закончив с моими пуговицами, Ханна собралась уходить:
— Мне сейчас надо вернуться домой, помочь маме собраться. Мы с ней приедем к началу приема.
Черт, со всеми этими событиями я совсем забыл про Барнетту.
— Она опять у нас?
— Конечно! — с вызовом ответила Ханна, — или мне надо было выставить родную мать за порог? Я с тобой сидела сутками напролет, а она хотя бы за домом нашим присмотрела.
Почему-то от одной мысли, что в мое отсутствие она хозяйничает в моем доме, и сует нос в каждый закуток, хотелось ощетиниться и зарычать.
Снова эти свечи, наверное, везде понатыканы. Вонища эта странная непойми откуда прет. Аж передернуло.
— Я же просил…
— Вот в следующий раз не будешь шататься где ни попадя и не пойми с кем, а будешь дома – тогда и сможешь команды раздавать. А в этот раз в твое отсутствие я была хозяйкой и решала кто и где остановится.
Я скрипнул зубами и отвернулся. Интересно, у всех драконов зубы сводит, когда они со своими Истинными разговаривают? Или только у меня.
Взмахнув шелестящими юбками, Ханна ушла, а я остался в своей темнице с таким ощущением, как будто грязью мазнули.
Когда вырвусь отсюда и разберусь с Линн и ее причудами, прикажу слугам вычистить дом, начиная с подвала и заканчивая чердаком. А еще лучше старый сжечь, а новый построить где-нибудь вдалеке…
Оставшиеся часы я выдержал с великим трудом. Скучно было до жути, собственное бессилие угнетало. Потом пришел Арон и, как маленького мальчика, увел с собой.
— Спасибо, что хоть за руку не взял.
Словив мой недовольный взгляд, он невозмутимо ответил:
— Потребуется – возьму. А то ведь дури много, а с мозгами так себе.
— Спасибо, ты настоящий друг.
— Помни, что я тебе сказал. Сначала Провидица, потом все остальное.
— Она уже прибыла?
Он посмотрел на меня внимательно, долго и как-то непонятно, а потом спросил:
— Ты разве не чувствуешь ее?
Я не чувствовал ничего.
Правильно истолковав мой угрюмый взгляд, он сказал:
— Прибыла два часа назад. У них с императором разговор, а потом они оба выйдут к нам.
Когда мы пришли в главный зал, там уже было полно народа. Драконы со своими истинными и приближенные ко двору особы. Все одеты торжественно – мужчины в парадных кителях, дамы в своих самых лучших платьях. Кругом блеск золота и драгоценных камней, таже в глазах зарябило.
Мне стало душно. Особенно когда увидел, как ко мне сквозь толпу пробивалась Ханна, а следом – ее маменька. Обе сияли, как начищенные золотые пятаки и улыбались.
— Милый, — промурлыкала Ханна, взяв меня под локоть, — поздоровайся с мамой.
Я скупо кивнул и что-то буркнул сквозь стиснутые зубы.
— Добрый день, Шейн, — Барнетта расплылась в слащавой улыбке, — как твое здоровье? Ханна говорит, ты приболел?
Я бросил на жену предупреждающий взгляд, но она сделала вид, что не поняла.
— Уже все в порядке.
— У меня есть отличное снадобье. Как вернемся домой, я его тебе приготовлю.
— Пожалуй откажусь от столь заманчивого предложения, — сказал я и, видя, как вытянулось ее лицо, добавил, — Целитель запретил смешивать разные зелья.
Физиономия Барнетты тут же разгладилась:
— Глупости. Мое зелье с чем угодно можно мешать, — она ободряюще похлопала меня по руке, — непременно сделаю.
Меньше всего на свете мне хотелось принимать какие-то зелья от Барнетты. К счастью, в зал вошел церемониймейстер и торжественно объявил прибытие Императора и Провидицы.
Барнетта тут же потеряла ко мне интерес и встала на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть, что творилось в другом конце зала. Щеки ее полыхали каким-то нездоровым, нервным румянцем, и вообще она была не такая, как всегда. Сама не своя.
— Давай подойдем поближе, — предложила Ханна и потянула меня ближе к центру.
Я не сопротивлялся. Провидица бывала в столице раз в десять лет, проводя остальное время в Белой колыбели – монастыре, скрытом от посторонних глаз далеко в горах. И все было интересно взглянуть на нее поближе. Даже мне.
Так мы оказались в первом ряду.
Сначала мимо нас прошел Император в алом, как кровь мундире, с золотой перевязью. А следом она. Хрупкая. Тоненькая, как веточка. В простом серебристом платье, мягкими складками обнимающим бедра. На вид девчонка, хотя на самом деле ее возраст давно перевалил за сотню лет.
Легкой поступью она шла мимо драконов всех мастей и природ, улыбалась. Кивала, встречаясь взглядом с каждым из них.
А возле меня остановилась. Посмотрела пристально и спросила:
— Зачем ты привел к нам посторонних, Айсхарт?
Воздух будто стал густым и тяжелым.
Внимание всех присутствующих обратилось к нам, а я не мог ничего сказать, и под древним взглядом провидицы чувствовал себя словно жук на столовой тарелке.
Наконец, способность говорить вернулась:
— Это моя жена. Ханна.
При этих словах сама Ханна гордо выпятила грудь и чуть развернула руку, чтобы ее метка была всем хорошо видна.
Провидица кивнула, принимая мой ответ, но уходить не спешила. Вместо этого со спокойным интересом продолжала рассматривать нашу пару. Потом, мягко улыбнувшись спросила:
— Почему ты выбрал в жены именно эту девушку?
Я чуть было не ляпнул «а кто ж его знает», но в последний момент прикусил язык и степенно ответил:
— Потому что она моя Истинная.
— Вот именно, — возмущенно поддакнула Ханна. На ее щеках начал расползаться сердитый румянец.
— Ты уверен?
Этот вопрос болезненным уколом вонзился в самое сердце, опутал его ядовитыми щупальцами и сдавил.
Я перевел взгляд на Ханну, виснувшую на моем локте.
— Шейн! Ну скажи ей! — она капризно надула губы, но в ее глазах сочился страх.
Я чувствовал, как от напряжения гудела ее рука, как надрывно билось ее сердце, снова не попадая в унисон с моим.
Уверен ли я?
Нет. Я уже давно ни в чем не уверен.
Поэтому сказал единственно возможное в этой ситуации. Правду.
— Нас связывает метка истинности.
Провидица улыбнулась и раскрыла свою ладонь, я не раздумывал, протянул свою, но она покачала головой:
— Не ты, Шейн.
Она хотела посмотреть метку Ханны и терпеливо ждала. Сама Ханна задрожала еще сильнее:
— Что? Зачем еще это? — она оглянулась в поисках матери, но Барнетта была на другом конце зала и ничем не могла помочь своей дочери, — с моей меткой все в порядке!
— Я просто посмотрю.
Голос провидицы обволакивал, лишал воли. В нем не было ни угрозы, ни злости, ни ярости, только спокойствие. И от этого почему-то становилось не по себе.
В зале стояла абсолютная тишина. Ни шороха, ни вздоха, только тихий свист ветра за окном.
— Да пожалуйста, — фыркнула Ханна, небрежно протягивая руку.
Провидица взяла ее за запястье и бледным, хрупким пальцем, едва касаясь кожи, обвела узор метки.
— Красивая
— Конечно! — не без гордости ответила моя жена.
— Настоящая, — сказала провидица подтверждая то, что я слышал уже сотни раз и от гадалок, и от ведьм, и от целителей. Ото всех, к кому я обращался со своими сомнениями.
У меня снова сдавило в груди. В этот раз от внезапного разочарования. Кажется, я рассчитывал совсем на другой ответ.
— Естественно настоящая, — самодовольно улыбнулась Ханна, а потом и вовсе рассмеялась, — не тушью же я ее сама себе рисовала!
Ее смех прозвучал неуместно в напряженной тишине. Натянуто и неестественно. Словно скрип несмазанной детали.
Чуть склонив голову на бок, провидица наблюдала за ее весельем, а потом так же спокойно и мягко сказала:
— Красивая. Настоящая. И она не твоя.
Смех оборвался. Ханна возмущенно вспыхнула:
— Да как не моя-то?! Вот! — подняла руку, — Вот! На моей руке. Значит, моя! Шейн, скажи ей!
Ее голос звенел от гнева и ярости. И сама она походила на злую, шипящую кошку.
— Шейн! Что ты стоишь, как истукан? Муж ты, в конце концов, или нет? Почему я должна выслушивать такое?
— Чья это метка? — хрипло спросил я.
— Шейн!
Мне было плевать на возмущение Ханны, я смотрел только на провидицу и внутри расползалась ледяная бездна.
— Это ты мне скажи, Айсхарт. Чья она?
Я не знал, что ответить. Казалось, ответ витал где-то рядом, крутился на кончике языка, но я не мог его ухватить.
— Ты не помнишь? Верно?
— Шейн, пойдем отсюда. Я не собираюсь больше это выслушивать, — Ханна потянула меня прочь, но я даже не шелохнулся, тонул в глазах Провидицы. Не понимал.
А она наблюдала за мной. Ждала. Но я так и не смог ничего сказать, впервые осознав, что внутри меня давно жила пустота. Будто кто-то забрал важный кусок жизни, насыпав вместо него дешевой мишуры.
Тогда провидица снова заговорила:
— Ты знаешь, сколько уровней у метки истинности?
Я покачал головой.
— Их пять. Рисунок на коже – как кольцо на пальце. Внешний атрибут. Это раз, — она загнула первый палец, — способность чувствовать ту о кого метка, ее существование, присутствие. Это два. Третий уровень – возможность зачать ребенка-дракона. Четвертый – сплетение сил. Пятая – связь трех сердец. Истинной, мужчины и дракона. Мало кто понимает эти очевидные вещи. Мало кто интересуется ими, воспринимая как должное.
Я снова посмотрел на свою жену. Теперь Ханна побелела как полотно, только на щеках некрасивыми мазками алел злой румянец.
— Оказывается, — немного удивленно продолжила Провидица, — первые два уровня можно украсть.
— Да что за глупости! — Не выдержала Ханна, — ничего я не крала.
— У тебя для этого нет ни сил, ни способностей, — согласилась Провидица, едва заметно пожав хрупкими плечами, — А вот ведьма, которая стоит за твоей спиной, могла.
— Какая ведьма? — проблеяла жена не своим голосом.
— Та, которая прямо сейчас пытается ко мне присосаться. Зачем воровать? — улыбка все так же светилась на ее губах, но глаза из светлых и солнечных стали черными, как бездна, — я с радостью поделюсь сама.
Я почувствовал удар силы. Даже отшатнулся на шаг, не сумев удержаться на месте.
А где-то возле выхода раздался истошный вопль.
На полу, окруженная недоумевающими гостями, в судорогах билась Барнетта. Ее тело то выгибалось дугой, то скрючивалось неестественных позах. Изо рта шла пена. А в широко распахнутых глазах плескалось неверие.
Ханнина рука на моем локте одеревенела. Я с трудом отцепил от себя ее скрюченные пальцы и подошел туда, где народ стоял полукругом возле колотящейся об пол Барнетты.
— Не трогать! — в этот раз голос провидицы был властным. Словно звон стального клинка он взметнулся над праздничным залом, ударился о сверкающую люстру под потолком и прогремел набатом в ушах.
Я смотрел на перекошенное лицо матери моей жены и не мог поверить. Ведьма? Но я ничего не чувствовал!
— У нас ведь соглашение с ведьмами, — подал голос один из советников, — Мы его только заключили, а они уже нарушили?
— Это вряд ли. Слишком безрассудно даже для них.
Никто ничего не понимал. Я так и вовсе чувствовал себя щепкой, которую выбросили в океан, и она беспомощно болталась по волнам, то скрываясь вод водной толщью, то выныривая на поверхность.
— Позвать ко мне Верховную Ведьму, — приказал Император, — немедленно.
Провидица тем временем подошла к Барнетте, остановилась рядом и, чуть прищурившись, наблюдала за ее мучениями. Та тянула к ней скрюченный руки, пытаясь ухватить за светлый подол, но струящаяся ткань неуловимо скользила сквозь пальцы.
— От тебя пахнет кровью, — сказала Провидица, — уберите ее.
Тьма схлынула с ее глаз. В тот же миг Барнетту перестало выкручивать, и она невнятной грудой повалилась на пол. Громко хрипя, хватая ртом воздух, она пыталась куда-то уползти, но двое стражников бесцеремонно подхватили ее под руки и потащили из зала.
— Ее дочь тоже под стражу, — Провидица едва заметно кивнула в сторону Ханны и тут же еще один стражник бросился исполнять приказ.
— Не тронь меня! Вы не имеете права! — голосила Ханна в полнейшей тишине.
Гости обескураженно наблюдали за происходящим. Это потом, когда все разбредутся по кулуарам, начнутся яростные обсуждения, а пока никто не знал, что говорить. Да и лишними были любые слова.
— Шейн! Что ты молчишь?! – Ханна бросилась ко мне, но не сделала и пары шагов, как ее схватил стражник, заломив руки за спину, — скажи им! Я твоя жена.
Я наблюдал за тем, как ее уводили и не испытывал ничего. Ни стыда, ни раскаяния, ни желания помочь.
Внутри гудело от новостей и только одна мысль клокотала на задворках. Я знал, знал…
— Завтра мы займемся ими, а пока пусть сидят в темнице, — неожиданно робко улыбнулась Провидица.
Но я больше не обманывался насчет ее хрупкого образа. За нежной, тонкой, как веточка девушкой, скрывалась невообразимая сила.
— Айсхарт, идем, — Арон схватил меня под руку и потащил из зала, — сегодня тебе здесь не место.
Я снова оказался в лазарете.
В это раз целитель был сосредоточен, серьезен, как никогда прежде.
— Я понятия не имею, что все это значит. И как это возможно, — он уже скинул праздничный мундир и закатал рукава белоснежной рубахи, — я сам лично видел вашу связь. У меня и мысли не было о том, что она могла быть…краденой. Чертовщина какая-то.
Какое мягкое определение. Чертовщина… По-моему, это был кромешный ад.
— Но зато понятно, что с твоим драконом. Его цепями приковали не к той. Не к подходящей, не способной его принять. Вместо той связи, которая должна возвысить дракона, между вами была черная дыра, наоборот высасывающая его силу. Если бы я понял это раньше…
Передо мной появилась вереница зелий.
— Они не исправят ситуацию полностью, но помогут выжечь ту черную ложную паутину, которая в тебя проросла.
— Выжечь?
— Да, Айсхарт. Выжечь. Готовься к тому, что будет больно.
Я уже привык к боли, поэтому равнодушно пожал плечами, взял ближайшую склянку и, выдернув пробку, осушил ее одним глотком. Поморщился:
— На вкус, как ослиная моча, но терпимо.
— Не радуйся раньше времени.
Не обманул.
Спустя десять секунд я уже корчился на полу от дикой боли. Казалось, все внутренности объяты пламенем. Оно разъедало изнутри, пульсировало в венах, слепило глаза. Слезы катились градом, а сердце через удар сбивалось с ритма.
Только стало отпускать, как Арон поднес к моим губам следующий пузырек. Я отвернулся, не желая открывать рот, но целитель оказался на редкость сильным и упрямым:
— Надо, Шейн. Надо! — влил в меня настойку и зажал рот рукой, — глотай!
Я проглотил, и тут же вдоль всего тела прошлись невидимые когти. Я был цел, но казалось, что шкура лохмотьями слезала с тела.
А на столе стояло еще с десяток полных склянок…