Фаворит-3. Русский флаг

Глава 7

Башкирские земли.

22 августа 1734 года

Ах, Самара городок! Никакой вообще, стоит сказать. Милитаризированное поселение. Тут или солдаты с офицерами сновали, редко можно было увидеть кого-то не военного, и не связанного с армией человека.

Оно и понятно. Все же сразу два полка прямо сейчас формировались в городе. Все говорило о том, что власти настроены по отношению к башкирам серьезно. Из того, что я видел, поставив себя на место башкир, тоже стал волноваться. Как-будто бы готовился ударный кулак, направленный в Степь.

И это только в Самаре. Центром же Оренбургской экспедиции была Уфа. Там, наверное, уже могли быть и столкновения с башкирами, на секундочку, подданными государыни.

Я прибыл из Петербурга, где о том, что происходит тут ни сном, ни духом. Дороги перекрыты, всех проверяют и досматривают. Нужно было бы озаботиться, что за самовольство тут. Не гагаривщина ли… [автор имеет ввиду обвинения князя Гагарина, что тот хотел провозгласить себя правителем Сибири].

Почему я так думаю? Так видел, что происходило в 1990–1991 годах, когда разваливался Советский Союз. Почему-то увиденное сразу же стало ассоциироваться с теми процессами конца XX века. И если это так… Если найдутся чьи-то уши, торчащие из зловонной ямы беспредела вдали от глаз императрицы, то… Кадыки повырываю!

Но я могу ошибаться, ведь в иной реальности история с башкирами пусть и воняла спекшейся кровью и паленой плотью, но по итогу все, что там происходило было направлено на укрепление государства. Но сделано все было так… по принципу: «хотели как лучше, получилось, как всегда».

Восстания башкир были и при Елизавете, а потом Пугачев. Там так же они сыграли большую роль. Нужны ли России такие потрясения? А ещё пример для других степных народов, как факт их массовое сопротивление. Это высасывало колоссальные ресурсы. И Османскую империю не дожали может в том числе из-за бурления Степи.

Можно ли что-то сделать мирным путем? Пока не знаю. Нужно думать и искать то, на что согласятся башкиры, ну и то, что в этих соглашениях не будет препятствовать развитию Российской империи.

В Самаре пробыли всего два дня. Я даже ни у кого не отмечался, ни с кем не встречался. И до меня, казалось никому дела не было. Говорят, что когда кажется, креститься нужно. Кто-то же навёл на меня и на мой отряд башкир.

*. * *

Нападение не менее сотенного отряда степняков мы не проспали. Сработала система переходов. Дозор увидел выходящих из-за невысоких холмов башкир, когда те ещё только нас искали.

Так что споро был поставлен вагенбург, в который я отрядил, кроме обозников, ещё и два десятка казаков, что направлялись в Сакмарский городок для службы. Безлошадные, с одной фузеей на двоих, да ещё чуть ли не с пищалями, они вряд-ли могли бы сыграть решающую роль в предстоящем противостоянии. Только мешали бы. Ну а поддержать обозников могут.

— Вжух-вжух! — зловеще свистели стрелы, пущенные степняками.

— Рассредоточиться! — выкрикнул я.

Но все уже это сделали. Мы ранее отрабатывали этот маневр. Я же знал, на встречу к кому направляемся.

Пущены были не более полусотни стрел, что говорило о том, что отряд степняков не сплошь лучники. Оно и к лучшему. Пусть это и странно, но такой анахронизм в вооружении, как лук со стрелками, может причинить немалый урон. Но… если лучников куда как больше, но и если бы мы стояли толпой.

— Штуцеры, товсь! — командовал я.

Расчёт нападавших был весьма грамотным. Стрелы навесом наши противники могут пускать и за метров пятьсот, а вот мы отвечать прицельным огнём можем куда как с меньшего расстояния. По крайней мере, на это нападавшие сделали ставку, и тактика башкир должна была принести им успех.

Но… Я не раз говорил о том, какие недостатки имеет штуцер. Но то, что сейчас башкирам не дадут спокойно и расслабленно, будто бы на полигоне, пускать стрелы — это факт. Мы достаем их. И штуцеры куда как удобнее оружие, чем лук со стрелками.

— Бах-бах-бах! — начали работать штуцерники.

Я посмотрел в трофейную французскую зрительную трубу. Сделал это чтобы запомнить, кто на нас решился напасть, и чтобы оценить возможности башкирского отряда. Хотя я предполагал, что увижу рядом с собой некоторые лица степняков. Бежать от этого отряда я не собирался.

— Бах-бах! — продолжали отрабатывать штуцерники, передавая свои нарезные ружья за спину, для перезарядки.

В среднем мы смогли добиться перезарядки одного штуцера не более чем за полторы минуты. Порой умельцы укладываются всего в одну минуту. Дело в том, что все пули сейчас смазываются жиром. Может быть, не сильно это помогает, но всё-таки пуля лучше подбивается молотком и уходит в дуло.

Ну и то, что мы так много стреляем из штуцеров, постоянно тренируемся, тоже имеет своё значение. Все действия отточены до такого автоматизма, что заряжающий порой даже и не смотрит на то, какие манипуляции совершают его руки.

— Поручик Данилов, подпоручик Смолин, обходите со своими плутонгами башкир по флангам и прижимаете их к оврагу! — отдавал приказы я. — Штуцерникам продолжать стрелять! Прапорщику Саватееву готовить солдат к атаке.

Нужно не просто отбиться, важно ещё и узнать, что происходит. Как могут нападать на наш сравнительно большой отряд всего-то в пятидесяти верстах юго-восточнее Самары? Кто-то явно знал о моем приезде и посчитал, что за лучшее было бы проредить мой отряд, а при удаче, так и разбить. И кое-что могло у нападавших получиться, если бы все было неожиданным.

— Бах-бах-бах! — продолжали звучать выстрелы.

А вот стрелы всё реже и реже летели в нашу сторону. Между тем у нас уже были раненые. Однако не понять, чего своими действиями хотят добиться башкиры. Явно же мой отряд им не по зубам, и это было понятно ещё до самого столкновения.

Выждав ещё немного времени, пока два наших конных отряда стали заходить с флангов на столпившихся башкир, я отдал приказ:

— Каре!

Штуцерники мигом поднялись со своих лежанок, иные солдаты и офицеры буквально за две минуты сформировали небольшое каре численностью до шестидесяти бойцов.

— Вперёд! — прокричал я, когда конный отряд Данилова, состоящий из двадцати всадников вступил в бой с башкирами.

— Бах! Бах! Бах! — разряжали пистолеты конные под командованием Смолина и Данилова.

Это не была атака холодным оружием. Задача стояла лишь подойти к противнику, разрядить пистолеты и уйти на перезарядку. Главная же цель всего того, что сейчас происходило, — не дать уйти башкирам, «раскачать» их по флангам, пока каре подойдёт и завершит дело.

Получалось, что с одной стороны степняки были подпёрты к оврагу, перейти который означало потерять время и попасть под наш огонь. А так же, как я видел, он был достаточно крут и глубок, чтобы кавалерии было бы опасно туда спускаться.

С двух других сторон степняков подпирали гвардейские конные стрелки. Ну а по фронту шёл я, находясь по центру каре.

Степные воины явно растерялись. Возможно, сыграло свою роль то, что штуцерники в основном старались выбить тех башкир, которых принимали за командиров.

— Штуцерники! Влево на десять часов! — прокричал я, когда увидел, что башкиры всё-таки пошли в прорыв и выбрали своей целью небольшой отряд Данилова.

Теперь я понимал, что невозможно будет полностью разгромить отряд степных воинов. Но мне достаточно будет и десяти пленных, чтобы разобраться, что происходит на этих землях, почему беспрепятственно гуляют такие большие отряды, по сути, бандитов.

— Бах! Бах! Бах! — развязали свои нарезные ружья стрелки.

Они знали, куда нужно бить в такой ситуации. Пробовать попасть в самого всадника — это с большой долей вероятности промазать. А вот стрелять в сторону скопления врага и брать упреждение на тех, кто из башкир вырывается вперёд, — самое верное дело.

Я наблюдал в зрительную трубу, как несколько коней степняков начали заваливаться, создавая толчею и сложности для тех, кто скакал следом.

— Бах-бах-бах! — раздались выстрелы.

Это отряд Данилова разрядил вторые пистолеты.

Мне хотелось во всеуслышание выкрикнуть, что поручик Данилов получит взыскание. Задача была поставлена первоначально — разряжать оба пистолета, после разрывать дистанцию и уходить на перезарядку. Он же решил погеройствовать, подпустил к себе ближе башкир и второй раз выстрелил только сейчас.

Вот только я видел, как несколько степных воинов смогли сходу врубиться в собирающихся отходить даниловских стрелков. Я чётко увидел в зрительную трубу, что у меня есть безвозвратные потери.

Пока этих двоих башкирских смельчаков сумели приголубить, они разменяли свои жизни, или скорее плен, на двоих моих солдат. И этих двух смертей можно было избежать, если бы Данилов действовал так, как я того требовал.

Между тем наше каре продвигалось вперёд и также уже сделало залп в сторону врага. Стреляли мы с метров ста пятидесяти, и пуля весьма вероятно должна была долетать, пусть рассеивание было сумасшедшим.

Вот только был действенным и психологический эффект, который мы создали. Прорваться башкирам не удалось. Они уже потеряли до половины своего отряда, некоторые попробовали сходу уйти через овраг, но там кони, как и люди, заваливались, скатывались вниз, порой ломая ноги. Лошади, падали и погребали под себя всадников.

— Бах! Бах! — когда каре немножко перестроилось, давая возможность ударить и тем солдатам, которые находились по бокам, зазвучали новые выстрелы.

Это была частично переработанная тактика косого строя и маневрирования на поле боя, так удачно используемая Фридрихом Прусским в иной реальности.

По нам уже никто не стрелял. Башкирских воинов охватила паника, и они, даже оставляя своих коней, спрыгивали и бежали по оврагу прочь, спасаясь.

— Живыми брать! — кричал я, замечая, что, часть оставшихся башкир, или кто они там по этносу, стали сдаваться.

Нам действительно оставалось лишь произвести один залп, чтобы уничтожить всех тех, кто ещё не был в овраге. И кто ещё не был ранен или убит.

Отряд Смолина моментально рванул в погоню, а отряд Данилова обогнул овраг и стал с другой его стороны. Получилось так, что степные воины бежали в панике по оврагу, а по обеим его склонам уже были гвардейцы. Они неспешно стреляли в людей сверху вниз, оставляя в живых лишь только тех, которые становились на колени. Чудовищная охота на людей. Но не мы это начали.

Всеми офицерами были выучены некоторые фразы, без которых невозможно воевать с башкирами. Так что приказать на башкирском языке сдаваться и стать на колени — это была одна из основных фраз, которые знал даже каждый солдат в моей роте. И теперь я повсеместно слышал именно эти слова.

Уже через час я пил кипячёную воду с лимоном, разместившись на небольшом покрывале, которое было разложено на пожухлой траве.

Передо мной стояли пятеро башкир, в которых удалось определить знатных воинов. Как стало понятно почти сразу после завершения этого, для степняков нелепого, боя — предводитель отряда был убит практически первым выстрелом из штуцера.

Ну туда ему и дорога. Ещё, может быть, пришлось бы возиться с ним, передавать Кириллову, начальнику Оренбургской экспедиции. А это всё морока. И вообще, я не собирался оставлять ни одного свидетеля того, что здесь произошло.

Сразу сходу ссориться с башкирами и становиться их кровным врагом мне не хотелось. Я действительно лелеял надежду, что смогу каким-нибудь образом остановить это бессмысленное противостояние между, присягнувшим на верность императрице, башкирами и сперва с Оренбургской экспедицией, а потом и со всей Российской империей.

Я знал, что уже в скором времени это противостояние выльется практически в войну, в которой башкиры будут видеть себе союзниками Османскую Империю, ненавидеть русских, убивать даже тех своих соплеменников, которые приняли православие. О таких, как я, знаю уже немало.

— Тот, кто мне всё расскажет, почему вы здесь и кто нанял, того я отпущу. Если вдруг, так окажется, что вы никто не знаете русского языка, то вы мне бесполезны. Всех убью. Знайте же, что во мне бурлит степная кровь. Так что за это нападение ваши селища будут мной уничтожены, а дети и женщины взяты в рабство, — говорил я, нагоняя ужаса как минимум на двоих из пяти башкир.

Ещё раз пристально всмотрелся в лица тех знатных воинов, которых мне привели для допроса. Понял, что и они меня слышут и разбирают смысл сказанного. Тем более что некоторые фразы я сказал на башкирском. По крайней мере, то, что касалось смерти здесь присутствующих, как и последующих смертей их родных и близких.

Рядом со мной стоял переводчик. Но я ему абсолютно не доверял. Мало того, у меня даже сложилось такое впечатление, что он некоторым образом завёл нас в эту засаду. Ведь он был не только переводчиком — он ещё и был нашим экскурсоводом по башкирским землям. По его совету пошли этим направлением.

Но с этим товарищем я решил поговорить позже. Всё-таки быть вообще без переводчика — это огромная проблема. Даже при понимании того, что проблема может быть в том, что именно переведёт мне этот старый башкир, который взял немалые деньги, чтобы оказаться у меня в отряде. Ну и чтобы рассказать о всех тех правилах, традициях, нравах и обычаях, которые сейчас формируют жизнь и мировоззрение башкир.

Понятно, что уже начался процесс бурления среди башкирских племен. Ведь слухи о том, что Оренбургская экспедиция готовится, распространялись уже даже не один год. Но они тоже делали проблему России, все никак не желая находить компромиссы. Или им никто не предлагал решений?

— Этих троих увести, этих двоих оставить! — приказал я, указывая на тех степняков, в ком читался страх.

Информация была занимательной…

*. *. *

Уфа

25 августа 1734 год

Василий Никитич Татищев с неприязнью смотрел на своего собеседника. Татищеву, этому самовлюблённому гордецу, до скрежета зубов были противны такие моменты, когда приходится подстраиваться, когда нет безусловного подчинения.

Татищеву не нравилось то, что во главе Оренбургской экспедиции был поставлен человек, который так и норовит проявить своеволие и выйти из-под контроля Василия Никитича. Вот и сейчас появляются на пустом месте какие-то проблемы.

Даже под напором уничижительных взглядов Татищева, привыкшего повелевать, большую часть своей жизни проживающего вдали от Петербурга и выстроившего практически собственное государство на юге Урала, Иван Кириллович Кириллов, начальник Оренбургской экспедиции, держал спину ровно и взгляд не отворачивал.

— Господин Кириллов, полностью ли вы понимаете, что без меня у вас не получится никакая экспедиция? В достаточной ли мере вы умеете быть благодарным за то, что я сделал для экспедиции и для вас лично? — с раздражением в голосе говорил Татищев.

— За то я вам благодарен, считая, что единое дело делаем. Вы же сами говорили, болеете за дела петровские, что иные уже и забыли о том, что хотел построить Пётр Великий. Так дайте же мне делать то, что я повинен! — раздражение Кириллова мало уступало такой же эмоции Татищева.

Не сказать, что Кириллов был самовлюблённым человеком или что преследовал какие-то дурные цели, связавшись с Татищевым, у которого далеко не лучшие намерения по отношению к башкирам. Просто Иван Кириллович был рабом науки.

И вот если кто-то или что-то мешало Кириллову заниматься его даже не любимым, а единственным делом, смыслом всего существования — то эту преграду он сметал всеми возможными способами. Если надо — руки утопить в крови, он это сделает, если не увидит иной возможности, как добиться научного результата и построить новый торговый путь. Если нужно будет уничтожить всех башкир — он это сделает, если они будут мешать ему заниматься наукой.

И в этом они были похожи с Татищевым, для которого примерно такое же значение имело производство. Василий Никитич соревновался с ненавистными им Демидовыми. И теперь только на юг нужно расширяться, чтобы построить ещё тридцать шесть заводов.

Так что споры между Кирилловым и Татищевым чаще были вызваны противостоянием сильных и непримиримых характеров. Вот только на бумаге у Ивана Кирилловича было много полномочий. А по факту Татищев имел больше власти. Даже армейское командование в Уфе кормилось с рук Татищева.

— Вы требуете с меня ненужной крови башкир. Для моего дела это будет преступлением. Как мне выйти к Аральскому морю, дабы там поставить порт, если вокруг будут воинственные башкиры? — отвечал Кириллов, прекрасно осознавая то, что он будет вынужден несколько всё-таки поступиться своим мнением.

Татищев взял и достал сорок тысяч рублей на организацию Оренбургской экспедиции. Сделал это так, будто для него такая сумма была сущей безделицей. Может так и было, конечно.

Однако, именно с помощью Василия Никитича Татищева были закуплены кони, телеги, огромное количество провианта, порох, свинец, дополнительный инструмент для строительства крепостиц.

Мало того, влияние Татищева в Уфе столь велико, что Кириллов даже поймал себя на мысли: если Василий Никитич Татищев решит отделиться от Российской империи, то его поддержит большинство дворян и вольных людей, которые живут в Уфе и его округе.

Вот и выходило, что когда месяц назад Иван Кириллович Кириллов прибыл в Уфу, стало ясно: у Кириллова нет никаких шансов не задружиться, а скорее — подчиниться Татищеву.

И всё равно Кириллов считал, что-то, чего хочет Татищев, не совсем подходит для решения задач, которые стоят перед Кирилловым. И сопротивлялся уже в угоду своему характеру.

— Ещё раз повторю… — сейчас уже издевательским тоном, внешне вежливым, говорил Татищев. — Мне нужна война с башкирами. И она уже начинается. С вами это произойдёт или же вы не будете в том участвовать — не столь важно. Но вы можете помочь мне ускорить сии дела. Вы же должны понимать, что если сейчас башкиры что-либо разрешат вам делать, строить, то уже завтра-послезавтра они начнут это разрушать, грабить на торговых путях… Неужели вы не видите, что решение проблемы с башкирами — только в том, чтобы полностью их покорить, гвоздём прибить к какому-то месту, чтобы они не кочевали, чтобы у них не было оружия, чтобы женщины не рождали сильных мужчин.

— Но я не смогу работать в условиях войны! — не хотел соглашаться Кириллов.

— Вот возьмите! — Татищев подошёл к буфету, взял лист бумаги и швырнул его на стол, прямо в руки к Кириллову.

— Позвольте! Я дворянин, и… — Кириллов было взбеленился от такого неуважительного поступка Татищева.

— Да бросьте вы! Ещё дуэль хотите устроить? Вот это лучше почитайте! — Татищев отмахнулся от Кириллова и пальцем указал на бумагу.

Иван Кириллович хотел вызвать на дуэль Татищева, но тут он вспомнил, что экспедиция Татищеву задолжала уже семь тысяч рублей. Мало того, всех охочих людей, казаков, которых можно собрать в Уфе и организовать из них отряды, способных хоть как-то противостоять башкирам, контролирует Татищев.

Это туда, севернее, начинается уже заводческая вотчина Демидовых. Хотя Татищев некоторое время умудрялся и их притеснять, прежде всего закабаляя крестьян на государственные заводы. А тут, на юге… Тут каждый сам себе хозяин, а жизнь порой ничего не стоит. Причём не только жизнь башкир, но и тех русских, что поперёк Татищева идут.

И можно подумать, что Василий Никитич был каким-то зверем в человеческом обличии. Но он именно так видел свою службу — и служил верно, самоотверженно. Пусть при этом не забывал брать взятки и не скрывать часть доходов от заводов. Но нужны же деньги, чтобы покупать всех вокруг людей.

— Да поймите же вы! Пока здесь так много башкир, пока они вооружены, у них сильные мужчины — нельзя ставить заводов, нельзя создавать губернию. А ваш проект торгового пути в Индию никогда не осуществится.

Кириллов понимал, что частично, но Татищев прав. А вот сейчас, когда Иван Кириллович внимательным образом стал читать ту бумагу, что швырнул Татищев на стол…

— Это список нападений на мирных людей за сколько лет? — спросил Кириллов.

— За последние месяца, как только немного потеплело и сошёл снег, — солгал Татищев.

На самом деле Василий Никитич показал статистику за последние два года. Но не это самая главная ложь, что сегодня прозвучала.

У Татищева есть сразу три отряда, собранных в основном из башкир православного вероисповедания. Даже в тайных делах, когда нужно делать грязную работу, Василий Никитич и близко к себе не подпускал башкир-мусульман.

Так вот, эти отряды нападают на те русские поселения, тех русских помещиков, на которых Татищев укажет своим наёмникам.

Василию Никитичу очень понравился подобный инструмент решения многих проблем. С одной стороны можно разжигать пожар войны, воспитывать и в башкирах ненависть к русским, и у русских — лютую ненависть к степнякам…

— Нужно ещё решить проблему… Бирон послал какого-то своего цепного пса сюда. Это капитан-измайловец Норов. Возможно, мы узнаем о том, что на этот отряд напали, но если он уйдет от погони… нужно эту сложность упразднить, — сказал Татищев.

И Кириллов впервые однозначно согласился со своим меценатом.

От автора:

Очнулся в смутное время. Вокруг татары, поляки и прочие немцы. Все говорят — царь не настоящий. А какой настоящий — знаю только я. Мне и разбираться!

https://author.today/reader/464355/4328843