Фаворит-3. Русский флаг

Глава 17

Чтобы обрести врагов, не спешите объявлять войну, достаточно просто начать говорить то, что думаешь

Мартин Лютер Кинг

Петербург

20 октября 1734 года

Марта смотрела на садящегося в телегу Фрола и рыдала. Такого каскада эмоций девушка не испытывала еще никогда. Она ненавидела себя, она любила ЕГО, она ненавидела ЕГО. Кого? Того самого мужчину, которого выходила после ранения, с которым забылась обо всем и попрала своими принципами. Как теперь быть?

Почти месяц девушка сопротивлялась, сражалась с собственными чувствами, чтобы в один миг тщательно выстраиваемая оборона рухнула и она оказалась в жадных объятьях Фрола.

— Я жду войны, я хочу умереть достойно, я не могу знать, что ты, Марта, с другим. Но я не могу предать командира… — сказал в какой-то момент Фрол, мучавший себя и также выстраивающий оборону.

И тогда Марта… Сама… Она накинулась на солдата-гвардейца, стала целовать его. Потом бить. Пощечины одна за одной летели Фролу в лицо. Он стойко их принимал. Тем более, что как только сильная, пусть на вид и хрупкая, ручка Марты ударяла щеку мужчины, туда сразу же устремлялись женские губы.

Такая внутренняя борьба могла длиться долго, если бы только в один момент Фрол не взял девушку и не отнес ее к себе в комнату. На глазах у всех работников ресторана. Но этим двоим было все равно, они сопротивлялись не реакции общества, только лишь один человек мешал им соединиться. И он и она были признательны Норову, уважали его, потому и не могли… Но чувства разрушили и эту преграду.

Фрол нес Марту, они смотрели друг другу в глаза, заплаканные глаза девушки и решительные глаза мужчины. Он повинится перед командиром. А не простит капитан Норов… Грех это великий — думать самому себя жизни лишить. Но у солдата есть намного больше шансов умереть, особенно при желании и без того, чтобы ценить свою жизнь.

Цунами страсти захлестнули молодых людей, они забылись обо всем, чтобы… Поутру влюбленные проснулись и не могли смотреть друг другу в глаза. И Фрол ощущал себя предателем, и Марта поедала себя, уверившись, что то, что она сделала — это низко и так поступают лишь падшие женщины.

И теперь, после того, как каждый вечер Марта и Фрол были вместе, чтобы поутру ощущать «похмелье» от своей страсти, девушка провожала Фрола, будучи уверенной, что живым она его больше не увидит.

Колеса телеги мерно стучали по мощенной дороге, цокот конских копыт убаюкивал гвардейцев-измайловцев, сидящих верхом и вчера бурно прощавшихся со своими зазнобами, ну или с женами.

А Марта рыдала. Соревновалась с моросящим дождиком, кто больше увлажнит камни на мостовой. Пока Марта выигрывала, ее слез было больше, чем редких капель дождя.

В таком состоянии, не шевелясь, лишь слегка подрагивая плечами и всхлипывая, девушка простояла минут двадцать еще после того, как телега с солдатом-гвардейцем и с сопровождением из всадников, исчезла за поворотом направляясь на Московскую дорогу.

А после… Вдруг в голову влетела информация, которая ее моментально взбодрила.

— Мне же телят должны привести нынче же? Кто примет их и деньги уплотит? Не поспею, так в другой трактир повезут мясо! — причитая, приподнимая по бокам платье, Марта бежала в сторону ресторана.

И теперь уже не конские копыта цокали по мостовой, а туфельки хозяйки лучшего ресторана в Петербурге, причем, весьма не дешевые башмачки были не девушке.

И хотелось бы верить и Марте, и всем партнёрам этого заведения, что ресторан лучший не потому, что он единственный, всё остальное можно назвать либо трактиром, либо даже кабаком. Астория — лучшее разведение столицы Российской империи, потому что здесь лучше всего кормят, обхаживают гостей, создают уют.

— Где Миллер? — влетев на хозяйственный дворик ресторана и не застав там одного из поставщиков, как и тех бычков, которых должен был пригнать Миллер, строго спрашивала Марта.

Её помощник, рослый детина Савелий Кучнов, стоял, понурив головой. Опять не смог договориться к капризным поставщиком. Ну не получается у Савы так, как выходит торговаться у Марты.

Он почти всегда сопровождал Марту, если нужно было проводить с кем-то переговоры. Внушительный детина, в целом, способный малый, пусть и заставлял на себя оборачиваться и уважать только за вид, но, по сути, был неопытным, а, порой, даже слабохарактерным человеком.

— Ты упустил Миллера? Сава, ты понимаешь, что он сейчас продаст этих бычков Милле или Гансу, а ты потом объясняй нашим посетителям, почему в меню нет томлённых щёчек. Напомнить тебе, сколько именно приносит это блюдо дохода? — отчитывала своего заместителя Марта, при этом не особо злостно.

Хозяйка уже видела, что господин Миллер идёт к ней навстречу. Без бычков, но всё же, завидев Марту, немец, занимающийся поставками мяса в трактиры, решил поторговаться.

— Госпожа Марта! А я уже направил лучших бычков этой недели господину Гансу Шулле. Как жаль… Как жаль! — Миллер картинно взмахнул руками.

— Действительно… Как же мне жаль, что на следующую неделю, как и на два месяца вперёд я уже заключила контракт с другим поставщиком.Купец Колядов будет поставлять мне голштинских бычков. С ним же можно договориться и о поставке яиц и молока… Да обо всём. Так что… Не извольте беспокоиться за меня! — усмехнулась Марта и быстрым шагом направилась в ресторан.

Миллер посмотрел ей вслед, в очередной раз восхитился женской красотой, энергией, и характером девушки.

— Да стойте же, госпожа Марта. Давайте договариваться! — кричал вслед уходящей хозяйки ресторана поставщик.

— Снижаешь цену на десять долей от сотни на все поставки! — выкрикнула Марта, остановившись, но даже не обернувшись.

— Да не будет так! Это же грабеж! — выкрикнул Миллер, рассчитывая на то, что торги продолжатся.

Да он скинул бы цену и на двадцать процентов на все свои товары, если бы только Марта оказалась чуть более благосклонной. И рыжая бестия знала об этом. Но теперь у нее точно есть мужчина, который любит и любим.

— Бери телегу, езжай по всем деревням вокруг. Отправь людей к Колядову. Покупай за любые деньги телят! — приказывала Марта. — Я ещё Миллера уговорю сделать скидку. Дурак! Кому, кроме меня нужно так много телятины? У кого такая посадка гостей, как у меня? Приползет просить, когда телят не купят! — говорила Марта, направляясь в ресторан.

И было смешно наблюдать, как за хрупкой девушкой, подобострастно и гуськом, семенил огромный детина Савелий. Как за мамкой. Пора было готовиться к вечернему наплыву гостей.

А переживания Марты? Она ночью ещё в подушку попадает, а пока работать и улыбаться гостям.

Башкирские степи. Южнее Уфы

20 октября 1734 года

Батыр Алкаин уже намеревался направиться на зимнее стойбище. Нужно ещё подготовить юрты, выкопать землянки, соорудить навесы. И хорошо, когда это делается загодя, а не при покрытой снегом землёй.

Его небольшая орда в этот раз была готова к зиме, как никогда ранее. Отары овец увеличились, коз становится все больше. Так что молоко и сыр в роду будут.

Ещё в достаточной степени заготовлено сено, даже закуплен овёс, другие крупы и зерно. Если добавлять в сено эти закупленные у русских злаковые, то кони к весне не только не потеряют в силах, но могут стать ещё выносливее и мощнее.

При этом Алкаин потратил почти всё серебро, которое было у него, чтобы оградить орду от голода. Мало того, так еще и часть оружия продали. Оно сейчас поднялось в цене неимоверно.

В орде Алкаина было много кузнецов, которые производили отменное оружие. Кроме того, недавно были разбиты два русских отряда, из тех охотников, которые не хотят дожидаться непосредственно у него начало войны, а уже сейчас нападают на башкирские отряды. Так что продавал Алкаим в основном трофейное оружие.

Вот, и сейчас, здесь, рядом с Уфой, Алкаин выполнял не только взятые на себя обязательства по помощи одному очень странному русскому капитану гвардии, но и торговал. Совмещал одно важное дело с ещё более важным.

Башкиры отлично знали эти места, и у них были определённые договорённости, где можно было бы встретиться для торга, но так, чтобы вдали от русских патрулей.

Правда была опасность, что союзные русским башкиры могут понять, где собираются для торга и разговоров степняки. Но удрать небольшому отряду всегда получиться.

Алкаин спешил в условное место. Ему уже сообщили, что уважаемые в Уфе люди ищут именно этого башкирского старейшину. И у старшины проступили на лице признаки удивления, когда Алкаин увидел, кто его искал.

— Скажи, уважаемый Али, а почему ты вышел со мной на связь, а не достопочтенный Мустафа? У меня все договоры с твоим старшим братом, — после приличествующих при встрече слов и поклонов спрашивал Алкаин. — Почему твой человек так спешил, что загнал прекрасного жеребца? И даже молитва Всевышнего не помогла оживить прекрасное животное.

Алкаин и сам уже направлялся к Уфе, чтобы передать согласие на продажу части реки Миасса Искандеру Норову. Но передвигался не спеша, внимательно изучая, что происходит в степи. Ну и другую цель имел Алкаин, когда посещал все окружные земли башкир.

Это уже решено и сразу, как только спадёт снег, состоится курултай — собрание всех, или многих, старейшин башкир. И нужно будет принимать окончательное решение о начале войны, или же виниться, запрашивая начало переговоров.

Алкаин уверен, что с русскими можно помириться, что война принесёт ещё больший упадок башкир, и сам говорил многим батырам, чтобы они воздерживались от агрессии, и своих людей посылал их старшинам и к воинам разных родов и орд.

Между тем, Али, младший брат торговца Мустафы, главного торгового партнёра Алкаина, продолжал жаловаться:

— Это по твоему желанию, батыр Алкаин, мой брат по-особенному относится к капитану Искандеру Норову. Почему твой русский друг схватил моего брата и отправил его под стражу? — явно пытаясь сдерживаться, говорил Али.

Самому Алкаину было непонятно, почему Искандер Норов так себя ведёт. По крайней мере, башкирский старшина, только лишь попросил Мустафу, как своего друга, по возможности не задирать сильно цены, если только капитан Норов обратиться к нему с желанием купить какой-либо товар.

— Я узнаю, Али, что произошло. Ты можешь быть уверен, что если русский Искандер будет вести себя по отношению к твоему брату грубо, то он перестанет быть моим другом. Дружба с Мустафой для меня куда как важнее, чем с русским! — говорил Алкаин, при этом изрядно лукавя.

Конечно, дружить с бухарским купцом — это выгодно. Вот только если от русского гвардейского офицера будет помощь в урегулировании конфликта, то, конечно же, Норов более важный.

— Подожди меня, достопочтенный Али, я прикажу подготовить письмо Искандеру, — сказал Алкаин и махнул в сторону своего русского переводчика.

Башкиры не подходят близко к Уфе. Или делают это, но такими небольшими отрядами, по два-три десятка, чтобы не быть замеченными русскими разъездами. Сам Алкаин взял с собой полтора десятка воинов.

Вместе с тем, именно Уфа стала своего рода центром межнациональной торговли. Здесь, но четырьмя месяцами ранее, для всей своей орды закупался Алкаин. Он уже тогда понимал, что зима может быть очень суровой, а русские обязательно этим воспользуются и перестанут что-либо продавать башкирам.

Но, то и дело приходили разные башкирские батыры к Уфе, чтобы тут закупиться. А ещё среди русских находились и те, кто с удовольствием занимался контрабандой.

Однако, лучшим вариантом что-либо купить у русских оставались купцы из Бухары. И среди них Мустафа — наиболее важный.

— Вот, достопочтенный Али, та бумага, что должна помочь твоему брату выйти из ямы русских. Прошу лишь тебя не начинать кровную месть. Я почти уверен, что то, что случилось — это недоразумение, — сказал Алкаин, протягивая исписанный лист бумаги.

Уфа

22 октября 1734 года

Я сидел напротив бухарца и смотрел ему прямо в глаза. Сильный человек мне попался. Молчит, хоть бы вообще что-то сказал.

Или понимает, что я оказался в несколько затруднительном положении, в связи с тем, что удерживаю у себя видного торговца.

— Уважаемый Мустафа, ты ведь своим молчанием только больше меня дразнишь и вызываешь ещё больше подозрений. Если человеку есть сказать что-то в своё оправдание, он всегда это сделает, — сказал я, всё никак не принимая наиболее жёсткого решения.

То, что я взял под стражу Мустафу, оказалось своего рода ударом по всему городу. Оказывается Мустафа ещё немного выжидал время, чтобы продать в Уфе несколько немалых атар овец, своих коней, много ещё чего.

И все ждали Когда начнется эта распродажа. Ведь весной разразиться война, по крайней мере, так думают все те охочие люди, что прибыли в Уфу.

И поэтому торговля станет. Возможно, даже не на один год. Да и сам Мустафа о том говорил, что, если степь запылает, он не сможет привести в следующем году новый Караван. Так что мой поступок осудили. И сам Иван Кириллович Кириллов потребовал объяснений.

Как можно в свете такой обстановке пытать Мустафу? Это было бы несколько опрометчиво. Но, как говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж! И я готов и к такой жесткости. Это Восток, а он не прощает пустословия.

— Не там ты, Искандер, искать свой враг! — неожиданно всё же подал голос торговец. — И ты знать, что за мой добро к ты, ты платить понижение Мустафа.

— А тебе не показалось подозрительным, что ты торгуешь только со мной чаем?

Мустафа рассмеялся.

— Все в городе говорить, что ты, Искандер, великий воин. Многие смотреть, как ты бьёшь и как ты учишь воинов своих. Неужели ты так бояться своих врагов?

— Я не боюсь врагов явных, кто не трус и может встать напротив меня и сразиться. Я даже не боюсь врагов подлых, что могут подлость тайную сделать. Я лишь опасаюсь и защищаю себя, — сказал я и встретил непонимание.

В мой кабинет, куда я и повелел привести Мустафу для разговора, постучались.

— Входите! — выкрикнул я.

В помещение молча, почти строевым шагом вошел солдат и протянул мне свёрнутую свитком бумагу.

Развернув лист, я был удивлён тому ровному и аккуратному почерку, которым было написано послание. Подумалось, что даже в канцелярии её величества так аккуратно могут не писать, как тот, кто приложил руку к этому письму.

Я прочитал, поднял взгляд на торговца.

— Как могу я свою вину загладить? — спросил я у торговца. — Признаю, что ты не мог травить меня чаем.

Тот улыбнулся…

— Кабы я быть простым человек, то сказать, что не нужно ничего. Но Мустафа — торговец. Потому нужно… Мне нужно продать чай в Москва.

— То есть ты хочешь, чтобы я провел тебя или твоих людей прямо в Москву? Сейчас, перед зимой? — усмехнулся я.

— Да. Ты правильно думать, Искандер. Но могу я знать, что писать в письме и кто писать в твой письме? Почему ты перемениться к я? — спрашивал Мустафа.

— Разве же ты не догадываешься? Разве не знаешь ты Алкаина? — вопросом на вопрос отвечал я.

Сложно было сдерживаться и не начать открыто радоваться всем обстоятельствам, что были описаны в письме.

Меня прямо сейчас приглашали в Миасс, только лишь взяв с собой две тысячи рублей, чтобы расплатиться за покупку большой территории. Но большой или не очень зависело от того, насколько будет резвый и выносливый конь и умелый наездник.

Дело в том, что мне предлагалось купить за две тысячи рублей ту территорию, которую я или кто-нибудь из моих людей, сможет объехать в течение двух часов. Выходило, что одна тысяча рублей — это один час верхом на коне. То есть, нужно скакать вдоль реки два часа.

Что ж… Нужно подумать. На самом деле, это не так чтобы и очень много земли, если не просто нужны угодья для сельскохозяйственного поля, а золотоносная река. Мне нужно хотя бы километров сорок реки Миасс и ее притоков.

Понятно, что главное — зацепиться в том регионе, а потом каких пять-десять или сто километров можно просто лишь обследовать. А для того, чтобы прокормить людей, которые будут заниматься добычей золота, достаточно возделывать на первых порах сто десятин земли.

Так или иначе но большую часть продовольствия придётся закупать.

— Думать я, что теперь сказать. Это Алкаин меня просить с тобой торговать! Он молвить, что ты умный слова говорить, чтобы в степь пожар война не поджигать! — торговец демонстративно взялся за свою челюсть подёргал её в разные стороны. — Как после того с тобой дружба иметь? Твой человек ударить меня. Отдай мне голову того человека!

— Скорее я вырежу целую орду, чем стану своими людьми торговать. Я считаю, что это была шутка. А ты, уважаемый, не прибедняйся! Всё ты уже понял, всё ты уже решил. Так чего хочешь от меня? Чтобы мои люди сопроводили твой товар до Москвы?

— Так есть, — кивнул в знак согласия Мустафа. — Можно без голова твой человек. Проведи, если можешь, к Москве.

— Тогда у меня иное предложение к тебе, достопочтенный Мустафа. Я могу договориться с Кирилловым или будь с кем ещё другим, чтобы твой товар пропускали в Москву. Но я должен иметь с этого долю! — сказал я.

— Сперва твои люди бить я. То есть унижение моё! А нынче ты, как и не быть ничего меж нами дурного, долю хотеть? А ты вложить серебро в дело? Искандер, ты же мудрый воин, вот и думай! Не вложить деньга ты, не быть… Мне нужны деньги, — разразился тирадой Мустафа.

— Среди твоих людей есть люди христианской веры? Которому ты бы доверил дело и деньги? — с задумчивым видом спросил я.

Мои мысли пошли вскачь, как выпущенный на волю резвый жеребец. Это же просто удача какая-то: Мустафа имеет выход на индийские и китайские товары. Уверен, что он сам у кого-то покупает. Но это неважно.

Важнее сейчас то, что запрос на чай или кофе и в России, и в Европе просто колоссальный. То что можно купить в Уфе за дорого, можно продать в Питере за неприлично сильно дорого.

— Искандер… А со мной уже говорить Кириллов. Он хотеть знать про Индия. Но я ему отказать. Мне нет что сказать. Он прибыть сеять в эти места зёрна войны. Начнется война, Мустафа сюда не приедет, Мустафа поедет в Грузию или в Османскую империю. Потому я быть думать. Я уйти за товар, деньга давай! Без деньга, не быть соглашаться…

То есть я должен был, чтобы войти в долю с Мустафой, дать денег на покупку товаров? Опасно. Но… А почему бы и нет.И начался торг. На фоне того, что в этих краях нынче крайне мало людей, с которыми можно вообще хоть о чём-то поговорить, кроме как по службе, даже такие интересные баталии в торговле, которые мы устроили с Мустафой — своего рода развлечение.

— Приходи завтра, достопочтенный Мустафа, я дам тебе восемьсот рублей на закупку чая. И, как мы с тобой и договаривались, я проведу тебя через все заслоны и русские мытни, — подводил я итоги почти что часового спора с торговцем [мытня-таможня. До середины XVIII века внутри империи было множество таможен].

Все складывалось хорошо и я ложился спать с весёлым настроением. Уже завтра поутру обрадую Кондратия Лапу тем, что он может отправляться в дорогу и что в тех местах он будет моим полномочным представителем, о чём я обязательно оформлю соответственную бумагу, да ещё и завизирую ее у Кириллова.

Ну и нужно сделать копию купчей грамоты, чтобы застолбить за собой те места. Потом, конечно, придётся землю передавать государству. Но пока наиболее значительные золотые жилы попробуем начать разбирать сами.

Замаячило ещё одно очень важное дело — торговля эксклюзивными восточными товарами, которые мог бы обеспечить Мустафа. Да, это дело не государственного масштаба.

Как раз-таки Иван Кириллович Кириллов и занимается всем, чтобы иметь возможность торговать с Индией. Вот его дело — государственное.

Хотя Кириллов заблуждается. И в современном мире я не вижу возможности преодолеть горные перевалы и попасть в Индию через Афганистан. Это можно ещё сделать через Иран, хотя придётся идти через пустыни и опять же и горы, и долины преодолевать.

Но через Гималаи проходить? Или через разрозненные племена на территории Афганистана? Однако, Кириллова не переубедить. Он верит, что поступает правильно.

И, возможно, он в чем-то прав, потому как Мустафа всё же и торгует индийскими товарами. Значит, они сюда приходят, может быть, даже и через иранский путь. Но подумаю об этом завтра.

Я закрыл глаза и моментально очутился в царстве Морфея. Я так хотел видеть хотя бы во сне Анну… Я так хотел в том же сне сдернуть ночную рубаху с Елизаветы Петровны… Марта… Хотя к рыжей бестии я уже относился, скорее, как к своему бизнес-партнёру. А совершать куинтус с партнёром… Это как-то неправильно. Хотел сна красивого, яркого, чтобы разбавить серые будни.

— Горим! Горим! — закричали за дверью.

Я открыл глаза вдохнул… И моментально закружилась голова. Наверное, уже не оставалось воздуха, только угарный дым стелился в моем кабинете. Записи… Деньги… На первом месте мои записи… Их нужно спасти!

Я попробовал приподняться, но вновь закружилась голова и меня повело в сторону…