Глава 19

У всех трудящихся два выходных в неделю. Мы, цари, работаем без выходных. Ненормированная у нас работа.

Из кинофильма «Иван Васильевич меняеет профессию»

Франция. Версаль

25 октября 1734 года

С Версалем не мог сравниться ни один из европейских дворцово-парковых комплексов в Европе. Это огромные пространства, люди, снующие туда-сюда, порой только в надежде увидеть короля или кого-то из его свиты. Это томные вздохи дам, которых осыпают поцелуями в многочисленных укромных местечках сада.

И даже сейчас, когда почти ничего зеленого в парке не осталось, когда становится все холоднее и холоднее, охи и вздохи то и дело доносились из разных кустарников. Не отморозили бы чего француженки-дворянки, как и любвеобильные французы!

Впрочем, об этом заботились в последнюю очередь. Ведь Версаль — это территория любви. А любовь — она, как это считается здесь и сейчас, не может быть под запретом. Это то место, где пустил свои корни галантный век. И откуда произрастает это зловонное древо безнравственности, прикрытое высокопарными словами и лозунгами.

Здесь еще нет Оленего парка, в том смысле, как он станет нарицательным. Нет молодых девочек, целью которых будет хотя бы разок возлечь с королем, для чего их и будут воспитывать. Но дух Оленьего парка уже витает в воздухе.

Версаль — это сплошные развлечения. И разве же можно тут решать государственные вопросы? А как без этого? Ведь Людовик XV именно эту резиденцию выдрал для своего проживания. И другого места принятия решений быть не может.

Тут уже рядом образовался городок, численностью в средневековый Париж, и как бы не больше. Все рядом, все люди, принимающие решения, или исполняющие волю государя поблизости. Но волю ли Людовика выполняют чиновники? Это так же не праздный вопрос.

Кардинал Андре Эркюль де Флери — этот волк в овечьей шкуре, этот зверь с лицом милого старика — смотрел на короля Франции с осуждением. Людовик XV не являл собой образец мудрого и рачительного монарха, который всемерно печётся о славе своего государства.

Хотя, как считал Флери, этот король ничем не хуже предыдущего. Наверняка не будет лучше-хуже следующего. Они все одинаково негосударственные правители, а лишь символы Франции. И это не проблема. Ведь, по мнению кардинала, короля делает свита.

И Флери в этой свите — первый. Кардинал был уверен, что он — такая фигура, которая должна по своему значению сравниваться только лишь с кардиналом Ришелье. Жило в душе у Андре Эркюля некоторое соперничество с образом Ришелье, который самим своим фактом возвышения мотивировал Флери к действиям. Вельможа считал, что у каждого французского правителя теперь должен быть свой «Решелье-Флери». Чтобы его величество не сильно утруждался мыслями о государственных делах.

Но бывают такие моменты, когда даже опасно самостоятельно принимать решения, иначе окажешься в виноватых и очень быстро слетишь с политического Олимпа. Сейчас происходили столь судьбоносные события, когда важно заручиться хотя бы вынужденным согласием короля. Нужно немного негатива за возможные неудачи скинуть на монарха. Что может навредить королю? Он незыблем? Он от Бога! Его образ выдержит и не такое!

— Что вы меня так пристально изучаете? Будто бы я какой-то провинившийся нерадивый ученик? — с явным нетерпением, показно демонстрируя нежелание говорить с кардиналом, спрашивал король Франции.

Людовик поерзал на кресле, проявляя мальчишеское нетерпение. У него же там дамы, игры в карты. Но… Дела государственные, их нужно решать, и король решил стойко принять это бремя. Но не больше получаса, иначе бремя станет невыносимым, не подъемным. Полчаса!

— Нет-нет, Ваше Величество, лучшего ученика сложно придумать. И вы уже давно вышли из этого образа. Я лишь ожидаю от вас всемудрейшего решения, — казалось, что добродушно улыбнулся Флери.

У Людовика XV, как сказали бы психологи будущего, были определённые психические проблемы. Например, несмотря на то, что он уже был взрослым мужчиной, у короля оставался «синдром ученика». Для него каждая встреча с кардиналом, по сути, управляющим Францией, — это своего рода зачёт или экзамен. Да, назвать это явление приятным для короля сложно.

И он всегда, еще до начала встречи, уже хотел сбежать, закрыться неотложными делами, или недомоганием. И поступал так часто. Но сегодня Флери был особенно настойчивым.

Да и сам кардинал Флери, наслаждаясь иллюзорным превосходством над королём, никак не мог выйти из образа учителя, который не преминет саркастически позабавиться над своим учеником. Вышел король из возраста ученика? Но никогда Флери не скажет, что Людовик перестал быть учеником. Игра слов — прием, который кардиналом был освоен идеально. Может потому он долгое время и оставался теневым правителем Франции.

— И какое решение вы от меня хотите? Война не достигла своего пика. Ни одна армия не проиграла настолько, чтобы не воевать, а разговаривать. Ну если только польская армия разгромлена московитами. Я и вовсе не вижу возможности для переговоров. Как вы вообще допустили то, что русские перехватили инициативу и сейчас уже заканчивают конференцию в Данциге? — говорил Людовик, то и дело посматривая на выход.

Там, за пределами этого, скорее, некого учебного класса, бурлила жизнь, полная развлечений и любви. Там пространство, где все любят Людовика, все угождают ему. А тут — этот кардинал Флери… Надменный учитель, который никак французского монарха не хочет оставить в покое.

Не сказать что французский король был особенно ветреным. Нет, и у него появлялись стремления управлять государством, и даже зачатки великого правителя. Вот чего не получилось привить наставникам французскому монарху, так это системного мышления и самоорганизации. Полчаса! Именно столько времени Людовик умел рационально думать, принимать взвешенные решения. Прошло пятнадцать минут с начала встречи. Половина монаршего потенциала расходовалась на пустые разговоры.

Слишком рано Людовик XV стал королём. Слишком рано перед ним начали лебезить, заискивать, льстить. Так что какими бы великими ни были наставники французского короля, они могли бы ещё дать ему знания, но не систему самоорганизации и работоспособность.

А сейчас это, по сути, и не нужно. Ведь если король захочет деятельно участвовать в государственных делах, то тогда зачем вообще нужен кардинал Флери? И кардинал намеренно выжидал время, понимая, что еще немного, и король согласится на любые решения Флери.

— Ваше Величество, продолжаем ли мы войну? — максимально упростил постановку вопроса для «своего ученика» кардинал.

— И с Россией тоже воевать? Но вы же сами мне говорили о том, что Франция просто не может самостоятельно вести войну с московитами. Расстояние там большое… снабжение… — он поводил тонкой рукой в воздухе, безуспешно пытаясь сосредоточиться, ведь оставалось всего-то минут семь работы, король уже устал. — Что-то ещё нам мешает воевать? А Швеция до сих пор не готова к реваншу за поражение в Северной войне.

Флери кивал на каждое слово короля, будто бы Людовик вещал сакральные истины, должные звучать в веках. И монарх продолжал:

— Так что ж вы предлагаете — воевать с Австрией? Да, с ними нужно воевать. Но московиты… Если они начнут действовать? Под Данцигом русские показали, что после царя Петра они вновь что-то умеют. Чего стоит их морские действия. А фрегат наш Бриллиант, потопленный русскими? А это воровство золота Польши? Такие операции совершаются только умельцами. Значит, эти умельцы у русских есть!

Людовик даже заинтересовался, подобрался и уже сам смотрел на кардинала, перестав прожигать взглядом дверь зала, словно решётку темницы. Оставалось четыре минуты внимания короля

— Россию нам нужно просто выключить из европейской политики. И всё для этого готово. Русские самостоятельно идут в ловушку. Османская империя пока им не по зубам, но война уже разразится по весне. Обе стороны готовятся. И турки готовы куда как лучше! — налив себе в стакан сладкой воды и более удобно расположившись в кресле, говорил кардинал.

Он отсчитывал время, когда решение будет быстро принято. И оно будет таковым, как того захочет Флери.

— Верните вы уже, наконец, моего тестя назад! Потребуется русским что-то отдать за Лещинского! Мария скоро мне глаза процарапает. Всё требует и требует, чтобы мы её отца вызволили из жуткого плена московитов, — настроение Людовика XV вновь переменилось. — Вы же не хотите семейного разрыва?

Вот только-только он заинтересовался внешней политикой, как вспомнил, что его собственная жена начинает интриговать против своего же мужа. Мария Лещинская, королева Франции, мать французского дофина, развернула целую нравственную кампанию. Мол, нельзя никому, даже королю, прелюбодействовать. Но все было нормальным, Мария принимала многочисленные измены монаршего мужа ровно, занимаясь детьми. А теперь строит из себя жертву, даже сочувствие вызывает у многих.

А разве же Людовик прелюбодействует? Что за вздор! Кель анри! Нет, он искренне любит! И пусть эта искренняя любовь будет длиться десять-тридцать минут, но она будет искренней, не замутнённой ничем, чистой, как слеза младенца. А разве любить — это безнравственно?

Но жена короля, Мария Лещинская, считала иначе и пыталась об этом говорить при дворе. Её не особо слушали, так, жалели. Вот только даже самый прекраснейший обед с великолепными блюдами, украшенными, словно это были сошедшие натюрморты с картины, способна испортить одна лишь назойливая муха. Вот примерно так и воспринимал Людовик XV свой брак, ведь жена то и дело портила ему настроение и великолепнейшее знакомство со многими блюдами… Девушками.

— Я жду от вас, кардинал, чётких ответов: когда во Францию вернётся мой тесть; почему ещё с Австрией не заключено соглашение по передаче нам Лотарингии; и когда, наконец, вы меня оставите в покое и начнёте работать? Разве для того я вам давал множество полномочий, чтобы вы меня дёргали по каждому пустяковому вопросу? — король Франции начинал нервничать, ведь оставалось всего две минуты его времени.

Но кардинал Флери был непреклонен. Он знал своего ученика настолько досконально, что мог ловить даже не тон, а полутона в разговоре с монархом. И сейчас король явно лишь отыгрывал роль разгневанного суверена. На самом деле он был даже весьма озабочен ситуацией в Европе.

Конференция в Данциге, которую сейчас уже заканчивают русские, — это прямой вызов Франции. Да, французский представитель, Шетарди, присутствует на этой конференции и даже старается добиться у Австрии отдачи ими Лотарингии.

Вот только русские то ли не учли немалое количество нюансов европейской политики, то ли вовсе посчитали, что проблемы на юге Европы для России неинтересны, поэтому их и не обязательно решать. Флери не стал бы недооценивать русского министра Остермана, прозорливого и хитрого политика. Значит, русские затеяли свою игру. И Россия становится той самой мухой, которая летает по европейскому столу и портит аппетит всем европейским монархиям.

— Ваше Величество, то решение, которое вы должны принять, заключается в необходимости продолжать диалог с Россией. Мы не можем заключить мир, хотя русские на этом настаивают, считая, что их конференция в Данциге обязана закончиться всеобщим миром. Но мы не можем и воевать с русскими. Это просто бессмысленно, потому как они в таком случае могут отложить свои дела и углубиться в дела европейские…

— Что? Что я должен решить? — Людовик уже явно запутался в словах Флери.

Все, время принятия адекватных решений королем иссякло и теперь только лишь эмоции решают судьбу Франции, ну или ум кардинала Флери.

— Чтобы урегулировать вопросы с Россией и вернуть Станислава Лещинского во Францию… нужно признать русскую императрицу равной себе и объявить Россию Империей, — выпалил кардинал Флери.

— Что⁈ Да как смеете вы! Чтобы русская толстуха была равной мне? А какая-то захолустная Московия могла сравниваться с моим королевством? Вы в своём ли уме, кардинал⁈ — Людовик прямо-таки взбесился. — Я не признал Прагматическую санкцию, о чём очень просили австрийцы. Я воюю с ними в том числе из-за этой санкции! А теперь о чём же разговор? [Прагматическая санкция — это документ, подписанный императором Священной Римской империи, позволяющий становиться императрицами лицам женского пола. Санкция была одновременно и поводом, и причиной ряда европейских конфликтов.]

Он поджал губы и изогнул бровь. Кардинал лишь на мгновение опустил веки, но не изменил ни позы, ни выражения лица.

— Ваше Величество, вы абсолютно правы. И будущий наш посол в России уже получил необходимые указания, как поступать в этой варварской стране. Мы там всё изменим абсолютно в нашу сторону. Есть силы, которые нужно лишь побудить к действиям. Московия вновь уйдет в свои леса [французы всерьез думали, что с приходом Елизаветы Петровны в России наступит реакция и преобразования сойдут на «нет»].

Король Франции задумался. В целом он понял, что кардинал хотел до него донести. Франции нужно в обязательном порядке вернуть Станислава Лещинского. Франции нужно в обязательном порядке усыпить бдительность России, чтобы все русские войска, которые до сих пор стоят в Речи Посполитой, не пошли дальше, а, напротив, были отведены в Россию. Таким образом, участием в Данцигской конференции, на севере Европы французы обеспечивают себе тишину, ведь основные события будут происходить на юге.

— Мне не нравится, что мы должны столь многое уступить русским лишь только для того, чтобы моё благословенное королевство имело возможность в следующем году сражаться за север Италии… — король Франции резко поднял руку в направлении кардинала, который хотел что-то возразить своему монарху. — У меня не так много времени, чтобы в дальнейшем вести с вами многочасовые разговоры. Вы предлагаете мне унизиться? Сделайте так, чтобы это унижение стало нашей самой крупной победой! Я буду ждать от вас таких московитов, которые больше будут почитать меня как истинного европейского монарха, чем собственных императриц. Надо… Так и будет! Поставьте мою несостоявшуюся невесту во главе этого варварского государства! На этом всё! [Елизавету Петровну предполагалось выдать замуж за Людовика XV, но не срослось.]

Французский монарх стал осматриваться по сторонам. Ему очень захотелось на горшок. А носителя горшка не было. Более того, в этом кабинете, где происходил разговор между королём и реальным правителем Франции, кардиналом Флери, вовсе не имелось такой вазы.

Так что когда король вышел за пределы кабинета, можно было гадать — его ли это были повеления, или он поскорее согласился уже на всё, что только предлагает кардинал. Ведь время принятия адекватных решений королем уже иссякло. И решения принимал Флери.

Это в будущем историки будут гадать, искать причинно-следственные связи, почему произошло то или иное событие. А возможно, просто в это время человек, который принимает судьбоносные решения, хотел в туалет. И было порою так невтерпёж, что он принимал скоропалительные решения, отказаться от которых впоследствии уже было невозможно.

Мы все — всего лишь люди… Со своими потребностями, со своими странностями…

Уже через пару минут, когда французский король сидел за ширмою на горшке, окружённый тремя графами и одним герцогом, пытавшимися в момент справления королевской нужды продвинуть какие-то свои личные дела, Людовик XV подумал…

А не вызовет ли бурю негодования в той же самой Австрии факт принятия французским королём правомерности правления Анны Иоанновны — как женщины? Ведь тогда выходит прецедент: российскую императрицу король Франции признаёт, а Прагматическую санкцию — нет.

Но тут к ширме, когда слуги уже приготовились омывать некоторые места французского монарха, чуть сбоку подошла очередная очаровательная особа, и монаршее внимание переключилось. И французский король вновь стал ощущать то чувство, которое называл искренней любовью.

— Горшок короля! — громогласно кричали на весь Версаль слуги, пронося вазу через толпы придворных.

А король, позволяя завязывать ему панталоны, беседовал о возвышенном с новой фавориткой. На день, или на два, но эта девица скрасит серые будни государя. Ведь управлять королевством так сложно!

Загрузка...