Москва, Лубянка
– Есть ли какие-то количественные критерии в ваших прогнозах? – спросил меня офицер, сидевший с самого края справа.
– Есть, но они не доминируют, так точно, – улыбнулся я. – Скорее, речь идет о чутье. Скапливается по какой-то теме определённая совокупность фактов, и у меня появляется точка зрения на то, что может произойти дальше. И я ее и высказываю в своих выступлениях. А вот обосновать, как я пришёл именно к такому выводу, мне уже очень сложно. Мы не знаем точно, как именно наш мозг выдает такие вот решения. Сколько хирурги ни режут его на доли и не изучают его, это как-то не помогает понять процесс принятия решений у взрослого человека. А некоторые говорят и о том, что чтобы понять человека полностью, нужен сверхчеловек, во всем его превосходящий. Впрочем, время покажет, в чем я прав, а в чем ошибаюсь… На то они и прогнозы, чтобы проверялись временем.
– Знаете, у человека, услышавшего ваш доклад, может сложиться впечатление, что вы симпатизируете Израилю, а не арабским странам… – попытался меня поддеть офицер, сидевший рядом с тем, что задал первый вопрос.
– Я ни в коей мере не симпатизирую Израилю. Впрочем, как и большинству других стран, поскольку все мои симпатии на стороне моей родины, Советского Союза. Но я вынужден трезво освещать факты, так, как я их вижу. Глупо было бы делать такой доклад, опираясь на симпатии или антипатии. Так что на вопрос о симпатиях к Израилю скажу честно – эмоциям нет места в научном анализе. Если, конечно, это не те эмоции, которые демонстрируют политики, действия которых мы анализируем – в этом случае их, конечно, тоже необходимо учитывать.
Израиль силен, а арабы – нет. И к сожалению, современный мир устроен таким образом, что всё принадлежит сильному. Тот, кто слаб, может только жаловаться. Тот, у кого есть реальная сила, берёт всё, что он захочет. Правда, если он разумен, то берёт только то, что заведомо сможет удержать и не понесёт большого ущерба от захвата.
Так, если взять ту же операцию во Вьетнаме, то она была явно излишней для американцев. И я скажу вам, что на ближайшие годы выводы они сделают: будут атаковать только относительно небольшие государства, там, где невозможно проиграть в схватке с ними. Снова испытать такой же позор, как во Вьетнаме, в ближайшие лет десять-пятнадцать они абсолютно не будут готовы. Уж слишком дорого это обходится для американской казны во всех смыслах. А самое неприятное для американских политиков, что людские потери являются фактором на всех выборах и перевыборах в США. Если президент допускает большие жертвы среди американцев, у него очень резко падает престиж, как и у его партии соответственно, что влияет и на шансы удержать политическую власть. Так что американцы теперь будут стараться воевать чужими руками. Что в принципе и логично, поскольку вассалов у них огромное количество. И сколько будет потерь у их вассалов, им в принципе абсолютно безразлично.
Новый вопрос, теперь уже от офицера слева:
– И почему вы считаете, что арабские армии, в случае гипотетической атаки на Израиль, не смогут одержать победу?
– Да много всего говорит в пользу такого прогноза…
Первый момент. Евреев не так и давно немцы уже резали. И жестоко резали. Так что один урок они точно выучили – что непротивление злу не помогает, когда тебя хотят убить. Поэтому они свою территорию под Израиль у арабов и англичан буквально выгрызли, в том числе не гнушаясь и терроризмом. И победа им знатно голову вскружила, они в себя как воинов поверили.
Дальше момент. Евреев американцы обучают воевать по стандартам НАТО. Дисциплина и сплоченность, четкие выверенные действия по учебнику. Каждый солдат усиливает других, выполняя в нужное время свои задачи. И они готовы так сражаться, целыми подразделениями. В двадцатом веке именно так и надо воевать, если рассчитываешь на победу. А вот арабы… Это кочевая нация. Боевая, но кочевая. Они сильны каждый по отдельности, когда с саблей на коне или верблюде на врага несутся. И эта психология у них веками формировалась. Так что ты сажаешь его в танк или истребитель, а он себя джигитом на коне воображает, что несется на врага. Первым врага саблей полоснуть, первым добычу с него снять. При серьезных потерях немедленно повернуть в тыл, и ждать удобного момента для следующей атаки, авось удастся врага неожиданно подловить, и без потерь убить и ограбить. Слаженность действий в совместной работе на фронте? Нет, не слышали! Военные успехи арабов закончились в девятнадцатом веке, когда появились пулеметы, против которых на коне с шашкой много не навоюешь. Когда у их противников появилась строжайшая дисциплина в армии, на которую наложились эффективные схемы военных действий. У арабов очень плохо с дисциплиной…
Ну и другие моменты в этнической психологии имеют значение. Едва у араба на войне что-то идет не так, у него первая мысль – предали! И значит, надо делать ноги, иначе умрешь. Там же у них столько в истории именно такого, когда в борьбе за власть свои же предавали на каждом шагу… Вполне привычное дело, за такие мысли и невозможно их осуждать даже. А у евреев, наоборот, настолько тесная этническая сплоченность, что такой мысли и близко не возникает. Они не верят, что один из них может своего предать. Тысячи лет евреи вели бизнес в очень сложных условиях, и тут же отлучали от нации тех, кто своих предавал. И все, если отлучен от своих – умрешь бедным в канаве. Такой солдат намного более стоек в бою, чем солдат, что уверен, что его командиры предадут при первой возможности и бросят умирать. Они, напротив, готовы умереть, лишь бы своих не подвести…
Следующий фактор тоже играет. За спиной у еврейских солдат будут их семьи и дома, которых надо защищать любой ценой. А арабы пойдут вперед атаковать ради возвращения земли, которую они считают захваченной Израилем и добычи, у них намного ниже цена вопроса… За что ты будешь сильнее сражаться – за свою семью, или за абстрактную идею контроля территории?
Ну и еще один момент… В США евреев живет больше, чем в Израиле. Они там очень сильны в политике. Значит, еврейский солдат будет полностью уверен, что надо лишь немного продержаться в войне с арабами, и американская армия обязательно поможет. Согласитесь, так легче проявлять стойкость.
Необходимо также учитывать тот уровень кооперации, который выработался у евреев за сотни лет погромов, депортаций, избиений, преследований. Во время проживания на территории Европы за эти века выжили те, кто умел взаимодействовать друг с другом и чутко держал ухо востро. Они собирали достаточно информации, чтобы понять, когда необходимо убегать, почувствовать, когда ситуация становится критической. Отшельники не выживали, они узнавали слишком поздно о грядущих проблемах, тогда, когда к их дому уже подходила разъярённая толпа, чтобы ограбить и убить.
И последний фактор. Наличие в Израиле ядерного оружия. О чем будет думать еврейский солдат? О том, что в случае критически серьезного прорыва арабов ядерное оружие непременно используют против наступающих частей арабских войск. И ты тоже, если начнешь отступать, под раздачу попадешь вместе с ними. Очень мотивирует сражаться как следует, чтобы не погибнуть вместе с арабами в ядерном взрыве…
– То есть, у вас тут сплошная психология… – скептически поджав губы, сказал офицер.
– Иногда именно психология и дает ответы на очень важные вопросы. – улыбнулся я ему. – Вот если бы Гитлер получше изучил психологические факторы, которые привели Наполеона к поражению в войне с Россией, то может и не полез бы на СССР.
– И какие, с вашей точки зрения, такого рода факторы не учел Гитлер, которые надо было учесть? – оживился офицер.
О как его задело! Видно, что тема для него не чужая…
– Первый фактор – не стоит думать, что, если ты собрал кучу народу со всей Европы, у тебя получится единая сильная армия. У Наполеона была вера, что всякие подобранные им итальянские, австрийские и польские авантюристы будут сражаться не хуже французов. А другого выхода как их приглашать, у него не было, французов не хватало, чтобы вторгаться на такую огромную империю, как Россия. Но нет, иностранцы не проявили никакой дисциплины, которой славились обожавшие Наполеона французские войска. Более того, занимаясь мародерством на глазах у французов, они морально разложили и самих французов. Постояв несколько недель в Москве, Наполеон потерял свою армию, став главарем шайки мародеров, каждый член которой мечтал поскорее убраться домой в Европу, чтобы там годами кутить, проматывая награбленное. Закономерно, что он проиграл русскую кампанию, а потом потерял и свою империю. Потом побег с Эльбы, несколько успешных битв, в которых были убиты или ранены опытные французские солдаты, а затем пришлось вместо ветеранов пацанов набирать со всей Франции. Много ты с пацанами навоюешь против матерых мужиков в армиях, что пришли его добивать?
Ну и та же ошибка и у Гитлера. Он же понимал, что немцев ему не хватит, чтобы нас победить. Маловато их… Поэтому что сделал? Придумал идеологию арийской расы, чтобы народ в свою армию со всей Европы набрать! Мол, у меня в армии все равны, и немец, и швед, и француз – все истинные арийцы, рожденные повелевать миром. Пока были сплошные победы, эта идеология еще как-то работала, а вот когда советские войска остановили немцев и начали контратаковать, то идеология эта, шитая белыми нитками, быстро посыпалась. Немцы еще неплохо сражались с нами, мечтая разжиться русскими рабами после победы, а вот многие из вояк, набранных Гитлером со всей Европы, как те же румыны, или итальянцы, были отвратительными воинами. Наполеону не хватило французов для захвата такой огромной страны, как Россия, и он прогорел со своей «Великой армией» с кучей мародеров в ней, и у Гитлера способные воевать немцы закончились к 1944 году, пришлось пацанов в гитлерюгенд набирать. И все на этом с ним и закончилось, жаль, что в том же сорок четвертом пулю себе в лоб не пустил, собака…
А русская армия, в обеих войнах, что с Наполеоном, что с Гитлером, вначале долго раскачивалась, отступая и терпя поражение, а потом училась на своих ошибках, и давала прикурить агрессору. Ну есть что-то такое у нас, что в мирное время мы разгильдяи… Зато если нас сильно разозлить, то вот тогда все у нас очень хорошо получается. Это как в анекдоте…
– Каком анекдоте?
Я усмехнулся, и сказал:
– Детском, но весьма поучительном. Попадают русский, американец и француз на остров, где живет племя дикарей. Те говорят – мол, мы дикари, конечно, но последнее желание выполнить готовы, перед тем как вас съесть. Спрашивают у американца – какое у тебя последнее желание? Тот говорит – дайте выкурить сигару. Выкурил, зажарили и съели. Спрашивают у русского про последнее желание. Тот говорит – давайте я наклонюсь, а вы меня пните как следует. Удивились, но так и сделали. Русский после пинка рассвирепел, схватил какую-то дубину и поубивал всех дикарей. Развязывает француза. Тот ему – Иван! А что ты с самого начала так не сделал? Американец был бы жив! Тот ему смущенно – ну понимаешь, Жак, натура у меня такая – пока меня не пнешь…
Вроде и анекдот, а что-то в этом есть, согласитесь…
Офицеры удивленно переглянулись. Ну да, меня тут к председателю КГБ позвали, а я тут анекдоты травлю, как на рыбалке под водочку. Ничего-ничего, потерпите. Я же гражданский, имею право… И ничего особого от вашей структуры и не жду…
Еще десяток вопросов, на которые я отвечал в той же свободной и раскованной манере. А затем вопросы закончились.
– Спасибо, товарищ Ивлев, – сказал мне Андропов. – У меня тоже будет вопрос. Эта война арабских стран с Израилем, которую вы считаете неизбежной, как скоро она произойдет, как вы считаете?
– Достаточно скоро, Юрий Владимирович. Жажда реванша за унизительный проигрыш 1967 года у арабов нестерпима. Вспомним, как в Германии после проигрыша Первой мировой войны возникал и поддерживался реваншизм, который неизбежно вылился во Вторую мировую войну. Здесь все то же самое. Ну и арабы видят, что вскоре вовлеченность США во Вьетнаме закончится, в связи с полным проигрышем войны, и у американцев освободятся руки для полномасштабной помощи Израилю в регионе. Получается, что для них благоприятное окно возможностей, когда США будет затруднительно быстро прийти на помощь Израилю, скоро закроется. Значит, надо воевать сейчас или придется все откладывать до следующего благоприятного случая. Арабы люди горячие, терпение не самая сильная их сторона…
– Благодарю. Вы свободны, товарищ Ивлев. – сказал мне Андропов.
– Рад был пообщаться, товарищ председатель, – сказал я и направился к двери.
Эх, как приятно слышать от самого главы КГБ, что я свободен!
Румянцев, сидевший на стуле рядом с дверью, тут же подхватился и открыл передо мной дверь. Вышли с ним в коридор, Румянцев закрыл дверь за мной, но мы ещё молчали, пока не отошли метров на десять по коридору.
– Ну ты, парень, даёшь, – сказал восхищённо Румянцев. – Нервы у тебя, конечно, хоть в космос отправляй. Тебе что, правда всё равно, что перед тобой сам Андропов сидел? Ты как начал анекдот рассказывать, я чуть не помер из-за того, что ты творишь. Но председателю анекдот понравился, я заметил по его лицу…
– Почему всё равно? – спросил я удивлённо. – Естественно, я понимаю, что это очень важный человек, но меня ж сюда позвали не за красивые глаза, чтобы я ими растерянно хлопал, а как человека, чьё мнение интересно руководству комитета. Значит, моя задача предельно проста – сконцентрироваться на работе. Было бы непрофессионально с моей стороны трястись, мекать и бекать, отвечая на вопросы или делая доклад. Да и, честно говоря, насобачился я уже эти доклады делать. Более того, только в этой аудитории, в компании офицеров КГБ, я и могу немного расслабиться.
– Расслабиться? – удивился Румянцев. – Что-то я тебя совсем сейчас не понял.
– Не, ну ты сам подумай, вот выступаю я где-нибудь на каком-нибудь заводе или в магазине, и постоянно есть опасения, что какой-нибудь антигосударственник попадётся, который начнёт всякую муть лепить антисоветскую. Придется долго думать, как выкрутиться, чтобы не попасть вместе с ним в проблемы за компанию. И только здесь, в стенах Комитета государственной безопасности, я могу быть полностью уверен, что никто не попытается что-нибудь антигосударственное отчебучить. Логично, что это расслабляет…
Румянцев долго смеялся. Я понимал, что ничего такого особенно смешного я не сказал, просто у него так нервы проявляются. Боялся же, небось, что я что-нибудь там ляпну не то в присутствии Андропова. А потом ему, как куратору, влетит по полной программе.
Это правильно, – подумал я. – Значит, опытный человек, везде возможные подставы ищет. Далеко в любой организации пойдёт тот, кто так мыслит…
Но мне, конечно, было безумно интересно. Вот доклад, который я сделал практически на самом верху, в такой серьёзной организации, как Комитет государственной безопасности. И ведь скоро многое из того, что я в этом докладе сказал, сбудется. Какое это влияние окажет на судьбы Советского Союза? Начнёт ли мне больше доверять Андропов и советоваться в каких-то важных делах? Смогу ли я через Андропова предостеречь советское руководство от некоторых глупостей, которые потом окажутся фатальными? Но всё это покажет только будущее.
А пока что, конечно, я наконец смог расслабиться. Всё же эти дни доклад для Андропова висел над плечами. Не так чтобы очень сильно меня волновал – я битый жизнью циничный старик, но всё же, естественно, немного волновался. Главным образом, чтобы не сорвалось все по моей вине, мало ли заболею и голос потеряю, или в аварию попаду… Уж слишком привык я выполнять взятые на себя обязательства точно и в срок…
***
Москва, Московский государственный историко-архивный институт
Женя Брагина очень хотела пообщаться с Кариной на занятиях. Но первую пару та пропустила, так что ей пришлось этот разговор отложить. Но ближе к концу первой перемены Карина все же мышкой скользнула в аудиторию. Обрадованная Женя тут же коршуном метнулась к ней:
– Как ты могла так подло поступить? – сходу огорошила она Карину, даже не здороваясь. – Я тебя считала подругой, доверяла тебе, а ты оказалась лгуньей.
– О чем ты говоришь? – возмутилась Карина, растерявшись от неожиданности и разозлившись из-за того, что Брагина начала предъявлять ей претензии при всей группе.
– Я говорю о той клевете, которую ты придумала про Мишу и его девушку, – рявкнула Женька, даже не стараясь понизить голос. – Нам все рассказали ребята, которые с вами в поход ездили, так что даже не пытайся вывернуться.
– Не понимаю тебя, – возмущенно продолжила Карина гнуть свою линию. – Ты явно что-то не так поняла. Или тебе просто не всю правду сказали, и ты теперь, сделав поспешные выводы, меня оскорбляешь. Не очень это красиво с твоей стороны.
– Да ты совсем обнаглела. Совести у тебя нет, – воскликнула Женька…
– Что здесь происходит? – раздался вдруг строгий голос преподавателя от двери. – Занятие начинается. Все, кому нужно поругаться, могут продолжить это делать вне аудитории.
Студенты тут же разошлись по своим местам. Женька с Кариной, бросив друг на друга неприязненные взгляды, тоже тихонько шмыгнули за свои парты.
Едва дождавшись конца пары, Брагина снова рванула к Карине. Та двинулась к выходу из аудитории сразу, как прозвенел звонок, так что догнала ее Женя уже в коридоре.
– Мы не закончили разговор, – сказала она, догнав Карину.
– Это не разговор, а дурацкие нападки с твоей стороны, – огрызнулась та.
– Значит, продолжаешь на своей лжи настаивать, – угрожающе протянула Брагина. – Думаешь, у меня не получится тебя на чистую воду вывести? Я этого так не оставлю. Все узнают, какая ты подлая.
– Я не понимаю, с чего ты вдруг ополчилась на меня, – пожала плечами Карина. – Повторяю, ты явно все неправильно поняла. Все на самом деле было не так.
– Ну, раз ты так… Вообще-то ты забыла, что это легко проверить, – разъярилась Женька. – Сегодня же попрошу Костю сказать Мише, чтоб пришел к нам в институт, да привел с собой всех, кто тогда был с тобой в поездке. Соберем комсомольское собрание и послушаем там, что они скажут. И обещаю, когда всем станет ясно все про твое вранье, легко ты не отделаешься!
Карина аж запнулась, когда услышала это. Она давно общалась с Брагиной и понимала, что той хватит и энергии и упрямства реализовать угрозу. А становиться посмешищем для всего института совсем не хотелось. Ей же потом жизни не дадут. При любом удобном случае будут вспоминать эту историю и судачить по углам.
– Зачем тебе это нужно? – сказала Карина уже гораздо менее холодным тоном. – Мы и так с Мишей расстались. Думаешь, мне это приятно? Понятно, что были ссоры и обиды. Ну, повздорили немного. Зачем из этого спектакль устраивать?
– Затем, что ты оговорила нормального парня, – ответила Женька. – Я считала тебя хорошим человеком, своей подругой, познакомила вас с Мишей, а теперь мне стыдно друзьям в глаза смотреть из-за того, как ты себя повела.
– Извини, что расстроила тебя, – сделала виноватый вид Карина. – Мне просто было очень обидно и неприятно. Миша бросил меня и сразу себе другую нашел, прямо в походе, в котором мы вместе были. Интересно, а об этом тебе рассказали? И как ты думаешь, я себя после такого чувствовала? А я тебе скажу, как. Я чувствовала себя оскорбленной и оплеванной. Они даже отказались меня до автобуса подвезти, когда я сказала, что уезжаю и не буду терпеть это все. Мне пришлось малознакомого парня из другой компании просить меня отвезти. Так друзья поступают по-твоему? Что я должна была делать?
– Ну уж точно не говорить про людей гадости, – парировала Брагина, которую слезная речь Карины нисколько не разжалобила. Веры у нее к ее словам теперь не было. Но сама она теперь тоже сбавила напор, поняв, что однокурсница идет на попятную. – Можно было рассказать все, как есть, а не выдумывать оскорбительные небылицы.
– Чего ты хочешь от меня? – спросила Карина, поняв, что сочувствия не получит, но и увидев, что воинственный пыл Женька явно поумерила, чего Карина на самом деле и добивалась.
– Чтобы ты извинилась перед Мишей и его новой девушкой, – строго сказала Брагина. – Как бы ты ни была обижена, клеветать на других людей нельзя, это не по-товарищески.
– Хорошо, – кивнула Карина. – Я найду их и извинюсь.
– Ну уж нет, – покачала Женька головой. – После всего произошедшего доверия тебе больше нет. Я хочу, чтобы ты извинилась перед ними в моем присутствии.
– Что за чушь! – возмутилась Карина. – Это наше личное дело, тебе не кажется?
– Оно было вашим личным, пока ты не начала гадости о Мише его друзьям рассказывать, – парировала Брагина. – Так что теперь это наше общее дело.
– И как это сделать? – спросила Карина. очень разозленная таким поворотом, но старательно пряча эмоции.
– Мы пригласим Мишу с Наташей к нам в выходные. Вот придешь туда и извинишься, – тут же нашла Женька выход. – Только так. Или же я соберу комсомольское собрание. Выбирай.
– Хорошо. Я приду, – покорно кивнула Карина головой, не найдя другого выхода. А то эта оглашенная точно побежит к комсоргу, с нее станется…
Женька Брагина удовлетворенно кивнула и пошла в аудиторию, а Карина начала судорожно размышлять, что ей теперь делать. От одной мысли о том, чтобы извиняться перед Кузнецовым и этой его калининской пассией у нее зубы сводило и кулаки сжимались. Это точно был не вариант. Что же теперь делать? – в замешательстве думала она, стоя в коридоре.
***