— Ну, хватит уже, дядь Миш! Ты ж по десятому кругу уже орать начал! — устало выдохнул я.
— И буду орать! И ты мне рот не затыкай! — вновь стал заводиться куратор, наливаясь красной краской. — Мы все с ног сбились, тебя разыскивая! А ты без спроса, без разрешения, без предупреждения взял да уехал неизвестно куда! И пропал! Пост в деревне доложил, что тебя тут нет! В московской квартире тебя нет! На работе, на киностудии тебя нет! В музыкальной студии тебя нет! Нигде тебя нет! И мы даже в Сочи успели позвонить, там всех на уши подняли!
— И что, там меня тоже нет? — не мог не подколоть я Кравцова.
— Естественно, нет! Ты, видите ли, по полям да лесам гуляешь! Это ни в какие рамки не лезет! — аж затрясся визави и, вложив в усталый голос всю доброжелательность, просипел: — Ну, скажи ты мне: зачем ты попёрся пешком? Почему не доехал до своей железнодорожной станции⁈
— А это непонятно?
— Нет!
— Вы уверены?
— Уверен! — махнул он рукой. — Объясни!
— Легко, — сказал я и проникновенным тоном, словно ребёнку, стал вешать лапшу на уши. — Вы, товарищ Кравцов, надеюсь, помните, что на мои детские плечи нагрузили неподъемный груз в виде кучи фильмов и сериалов.
— Ну, и…
— Ну и как всё это вы прикажите мне написать? Списать же ниоткуда я не могу. Это ж всё надо придумать?
— Ты же говорил, что у тебя всё придумано.
— Всё — да не всё. Такую махину сразу придумать едва ли можно, да ещё и в голове это всё держать⁈ Вы представляете, какое количество серий нужно уместить в память. Этого ни один мозг не выдержит, а электронную память в виде DDR 6 или даже DDR 7 я пока не смог в себя интегрировать!
Кравцов, явно ничего не поняв, согласно кивнул, а потом покачал головой.
— Ты чего мне тут рассказываешь сказки? Ты ж сам согласился на это. Сам решил из армии уйти. Служил бы себе и служил. А теперь чего плачешь-то?
— Да не плачу я. Просто объясняю суть вещей.
— Ишь ты, объяснитель какой выискался… Не то ты поясняешь. И вообще, не понимаю, причём всё то, что ты мне тут нагородил, если к истории твоего исчезновения это совершенно не относится.
— А вот и ошибочка. Как раз наоборот — это имеет прямое отношение, — не согласился я и, видя, что дядя Миша до сих пор не сообразил, куда я клоню, продолжил врать в рамках придуманного алиби. — Так вот, в связи с тем, что фильмов много, материала много, нужно было как следует подумать, каким образом всё это соединить воедино, дабы не получился полный шлак, а, наоборот, настоящие хиты. Необходимо было устаканить мысли в голове, так сказать, найти примирение с собой. А где это лучше всего сделать, как ни при одиночной прогулке по осеннему лесу в полном одиночестве? Я слышал, Пушкин, Толстой и Лермонтов любили прогуливаться перед сочинениями своих шедевров точно так. Ну и значит это… — Я многозначительно замолчал.
— Чего — это?
— Решил приобщиться к великому… то есть великим.
— Но охране-то ты сказать мог⁈ Мне на крайний случай позвонить и предупредить! — продолжил ругаться куратор.
— В одиночестве! — напомнил я, подняв палец. — В одиночестве, понимаете. — Потом хмыкнул и добавил: — Кстати, я маму предупредил, что уеду. Она в курсе поездки. Вы у неё спросили, где я?
— Спросили! — ехидно произнёс Кравцов, передразнив меня. — Она сказала, что ты в деревню уехал. Только вот проблема — до деревни-то ты не сразу добрался!
— Ну, как видите я уже тут. Так что теперь можно не беспокоиться.
Кравцов ещё побубнил с полчасика и, уточнив, когда я собираюсь уезжать обратно, буркнул, что пришлёт машину и отправился восвояси. Он уехал, а я, получив от бабушки шуточный тычок в плечо, пошёл к себе в комнату.
Чтобы избежать возможной слежки и контроля, из квартиры я уходил сразу же, как только вернулся из МГУ. Точнее сказать, не уходил, а десантировался, выпрыгнув на улицу через балкон. Третий этаж был для меня вполне приемлемой высотой, а потому прыжок совершил без опасений. Другое дело, что лежащая в туристическом рюкзаке пишущая машинка (за которой я, собственно, и возвратился в квартиру), могла при приземлении выйти из строя, поэтому перед эвакуацией спустил её на верёвке и уже после этого прыгнул сам.
Как и ожидалось, прыжок прошёл успешно, и я, накинув ценный груз на плечи, помчался в рощу. Далее всё шло строго по плану. Метро, Казанский вокзал, электричка до Бронниц и бег через лес к заброшенной мельнице, где в тайнике лежали спрятанные мной девайсы из будущего.
Преодолевая мандраж, разобрал кирпичи в стенной кладке и, оглядев тайник, со вздохом облегчения отметил, что не все вещи прошли проверку временем. В прошлое своё посещение данного схрона по стечению обстоятельств мне пришлось разбить вдребезги один из артефактов. И теперь обломки планшета жалкой грудой лежали в углу ниши рядом со смартфоном, который своими габаритами заявлял, что отныне мне придётся работать на маленьком экране.
О том, чтобы переписывать сценарии, находясь здесь, сейчас речи не шло. Во-первых, у работающего устройства на это банально не хватит заряда, ведь работы мне предстояло много. А во-вторых, я не мог позволить себе пропасть на долгое время из поля зрения сотрудников КГБ, которые были приставлены ко мне. Одно дело, если я исчез на пару-тройку часов. И совершенно другое — пропасть на пару суток, а то и больше. Моё отсутствие на столь длительный промежуток времени объяснить будет практически невозможно, более того, нет сомнения, что любое моё объяснение сразу же попадёт под тщательную проверку и, в конце концов, её вряд ли выдержит. Меня тут же заподозрят в неладном. Да, они не будут знать, что конкретно происходит, но станут понимать, что какие-то процессы, связанные со мной, идут, а значит, усилят бдительность, и надзор за мной станет не только круглосуточен, но и предельно навязчив. Мне это было совершенно не нужно. Приставленная охрана и так меня раздражала, и ещё большего контроля я уж точно не хотел. Следовательно, переписывать сценарий я должен был дома. А значит, и смартфон мне нужно было взять с собой.
До деревни, в которой жил Федя Федин, добрался через час. Тот был дома и обрадовался моему визиту. Встреча с ним была необходима в первую очередь для алиби. Но, с другой стороны, и проверенный человек на киностудии мне был бы очень кстати.
— Ты шутишь? Правда, хочешь, чтобы я был твоим заместителем? — обалдев от предложения, произнёс он.
— Ну не то чтобы заместителем, а скорее помощником по всем вопросам, — чуть уменьшил я аппетиты деревенского парнишки. — Понимаешь ли, мне нужен такой помощник, который будет в точности делать то, что я скажу. И думаю, ты вполне можешь такую работу потянуть. Ты согласен? Или у тебя есть другие планы на жизнь?
Разумеется, он был полностью и всецело согласен. Обговорив с ним несколько деталей и сообщив, что в Москве он будет жить пока в съемной квартире («А там, глядишь, и кооперативную тебе купим»), а на работе я его жду через три дня, попрощался и с лёгким сердцем направился в свою деревню.
Счастье бабушки словами было не передать. Вытирая слёзы и обнимая меня, она говорила, что очень рада моему приезду и что я стал большим и возмужал. Она говорила, что очень меня любит и что очень скучала. Так мы и стояли у калитки, обнявшись и плача. Воспитавшая меня в прошлой жизни, делающая для меня всё, поставившая меня на ноги, когда умерла мама, она и сейчас была готова помочь мне во всём. Моя любимая бабушка…
Конечно же, она сразу накрыла на стол. Конечно же, сидя рядом со мной и слушая мой рассказ о пройденной службе, она вздыхала, постоянно спрашивая, не положить ли мне добавки. И, конечно же, нет-нет да поглаживая меня по голове и вытирая слёзы из глаз, она говорила, что очень гордится мной.
Ну а где-то через час после моего появления в бабушкином доме входная дверь распахнулась, и на пороге возник красный как рак Кравцов. После чего мне в течение следующего часа пришлось выслушать небольшую лекцию о пользе телефона, о больном сердце полковника и о моём мерзком, циничном и наглом эгоизме, граничащем с государственной изменой.
Я, особо не споря, сидел и слушал, понимая, что куратору просто необходимо выговориться. Однако во избежание возможного сердечного приступа докладчика я время от времени протягивал краснолицему ковшик с колодезной водой. Тот, пуча глаза, быстро выпивал его, резко благодарил и, набрав в лёгкие воздуха, продолжал обвинять меня во всех смертных и не смертных грехах. Ну а я согласно кивал головой, подходил к лавке, на которой стояло ведро с холодной колодезной водичкой, и вновь наполнял целый эмалированный ковш, дабы вскоре протянуть его не на шутку разошедшемуся оратору.
В конце концов, накричавшись и получив от меня вполне резонное объяснение, полковник уехал, а я остался работать. Дела по хозяйству, которые нужно будет выполнить для помощи бабушке, я решил оставить на потом. Сейчас мне необходимо было уединиться и хорошенько потрудиться.
«После глобальной катастрофы на Земле, вызванной безответственными действиями воинствующих держав, втянувших человечество в ядерное противостояние, остатки выживших спаслись на орбитальных станциях. Ресурсы на исходе, и Совет принимает решение проверить Землю: туда отправляют сотню подростков — нарушителей дисциплины и „трудных“ ребят».
Высадка открывает правду: планета частично восстановилась, но опасности не исчезли — радиация, разрушенные города и люди, сумевшие выжить без помощи космоса.
Подростки должны научиться жить на Земле, строить поселения, распределять обязанности, преодолевать внутренние конфликты и встречать внешние угрозы. Их испытания становятся проверкой на прочность: сумеют ли они проявить мужество, товарищество и верность общему делу?
Главная линия сезона: борьба юных героев за право вернуться на Землю и доказать, что человечество достойно второго шанса.
Таким образом, у нас получается не «постапокалиптический триллер», а, скорее, советская юношеская научно-фантастическая драма с элементами пионерского юмора и даже неким воспитательным уклоном.
— Так-с, с общей концепцией — понятно, теперь, давай-ка, Саша, подумаем насчёт сложностей в кинопроизводстве, — прошептал я и, взяв новый лист, стал накидывать эти самые сложности.
'Во-первых, массовые сцены. Сотня подростков — это не пять актёров, которых можно собрать на киностудии. Это десятки молодых исполнителей, которых ещё нужно найти, обучить, дисциплинировать, а потом держать в кадре, чтобы они выглядели настоящим коллективом, а не школьным хором, сбежавшим с репетиции.
Во-вторых, техника. В сериале должно быть ощущение будущего — космические станции, спускаемые аппараты, связь, приборы. А у нас 1978 год: кинооператор может всё снять красиво, но реквизит и декорации придётся мастерить с нуля. Одно дело — картонные панели и лампочки, другое — убедительно показать, что это орбитальный комплекс. Всё должно выглядеть не как поделка, а как место, где люди реально живут поколениями'.
Я мысленно прикидывал — понадобится не один павильон, а целый комплекс: лаборатория, центр управления, шлюзовой отсек, даже макет спускаемого аппарата, из которого «сотня» выйдет на Землю. Отдельно надо будет соорудить декорации лагеря на планете — грубые деревянные строения, кострище, самодельные укрытия. Без этого атмосферы не будет.
Конечно, к производству в обязательном порядке будет подключен новый компьютерный цех, но всё равно работы художникам, столярам, малярам и техникам будет уйма.
Но кроме технических проблем были и другие, и тоже существенные. И одна из них — сейчас осень, а скоро наступит зима. На съёмке в павильоне это существенно не повлияло бы, а вот натурные съёмки — это проблема. Особенно если сойти с ума и начать снимать данный сериал где-нибудь в непролазной тайге в Сибири. Следовательно, придётся ждать весны 1979 года и уже где-нибудь в апреле-мае начинать. Впрочем, при условии, что декорации будут построены в Москве, все эпизоды, что не на натуре, можно было начать снимать сразу же после написания сценария и постройки тех самых декораций.
Но павильон — это только часть дела. Главная проблема была именно что в натуре: как показать разрушенную, но постепенно оживающую Землю? Я думал над тремя вариантами.
Первый — Карелия. Там и леса, и скалы, и озёра. Местность сама по себе суровая и первобытная, есть места, почти лишённые цивилизации, что для сериала будет служить только плюсом. Там можно снять и мрачные эпизоды выживания, и красивые виды природы, которая будто борется за восстановление.
Второй вариант — Белоруссия. Там много лесов и болотистые места. Всё это отлично подошло бы для показа разрушенной цивилизации и первых попыток подростков построить свой лагерь. К тому же белорусские пейзажи очень кинематографичны — сочетание густых сосновых лесов и открытых равнин создаёт эпический контраст.
Третий — Южный Урал. Там сочетание гор, широких долин и тайги. Можно снять сцены и «дикой природы», и руин, если использовать какие-нибудь старые заводские корпуса или шахты как фон. Пейзажи суровые, величественные — идеально для ощущения, что герои оказались в мире, полном опасностей.
Одним словом, ассортимент при выборе локаций был. Однако кроме вышеназванных существовали и ещё проблемы, например цензура. Да, формально мой сюжет о выживании человечества после катастрофы выглядел как фантастика с воспитательным уклоном, но кто знает, какие мелочи вызовут у проверяющих «идеологические сомнения»? Придётся работать аккуратней и при адаптации всё время думать, как обойти острые углы и при этом не потерять драму.
Вспомнив о той или иной идее, сразу же намечал пути её реализации, быстро конспектировал, после чего вновь обращался к смартфону и переписывал, переписывал и переписывал. Полностью уйдя в себя, я строчил строчку за строчкой, одновременно схематически делая наброски раскадровки для режиссерского сценария. Да-да, существует и такой. И этот самый режиссёрский сценарий по факту и есть главный документ, по которому будет сделан фильм. На нём изображается и расписывается не только аппаратура, на которую будет производиться съёмка, не только выписываются места съёмки тех или иных сцен, но и досконально, чуть ли не покадрово раскладывается, где и как будет установлена кинокамера, как она будет двигаться, если будет, и в каком ракурсе будет сниматься та или иная сцена.
Работы было невпроворот, и отвлекался я лишь тогда, когда бабушка стучала в закрытую дверь. Я открывал замок, получал порцию еды и питья, после чего говорил, что у меня всё хорошо, благодарил и, вновь заперев дверь, погружался в непролазные джунгли агонизирующей Земли будущего.
В ночь с субботы на воскресенье я понял, что не успеваю. Точнее сказать, с «сотней» я, в общем-то, разделаться вполне мог, но вот с другими фильмами — вряд ли. Когда забрезжил рассвет, я попросил бабушку сходить в дом, в котором есть телефон и, связавшись с мамой, попросить её передать мне на работу сообщение о том, что я появлюсь там только во вторник.
В воскресенье вечером последние строчки сценария сериала были закончены и я, схватив очередную стопку листов и засунув один из них в пишущую машинку, тут же принялся ваять сценарий «Т-2».
Я работал, ел, иногда выходил в санузел, чтобы умыться и привести себя в порядок, а затем, возвратившись, вновь работал и вновь ел.
Всем хорошо известно, что если долго мучиться, то что-нибудь получится. Получилось и у меня. Жидкий злой робот-убийца был повержен, а хороший робот-убийца, показав большой палец вверх, сгорел дотла в чане с расплавленным металлом. Все стали счастливы и рады, что остались живы, и теперь можно совершенно не переживать о будущем.
О том, что они сильно ошибаются, они, разумеется, узнают чуть позже — в третьей части картины, но пока на этом у них было всё. А вот у меня нет, ибо из запланированных проектов оставался ещё незаконченный сценарий третьего сезона сериала «Лост». Пришлось заканчивать. И, нужно сказать, данная работа выпила из меня все соки, потому что к её окончанию так устал, что чуть ли с ног не валился.
Поблагодарив бабушку за гостеприимство и пообещав, что приеду, как только смогу, и уже тогда предамся отдыху («скорее всего на каникулах это будет») и, забыв, что я давно не учусь, а работаю и никаких каникул у меня нет и быть не может, не обращая внимания на уговоры бабушки погостить ещё немного, отправился в Москву.
Но, разумеется, не сразу. Вначале у меня было совершенно необходимое дело.
Добравшись до старой мельницы и убрав смартфон в тайник, вновь бросил взгляд на то, что когда-то было планшетом. Осколки матрицы, половина корпуса, микросхемы, куски стекла. Казалось бы, мусор. Но я-то знал, что эти крошки полупроводниковых схем из 2019-го могут дать толчок развитию советской микроэлектроники лет на двадцать вперёд.
Постоял так с минуту в тишине, а потом задал себе один-единственный вопрос:
— А на хрена они тут без дела лежат?